– У меня шовный материал кончился, – устало говорю я охранникам, вытирая с лица кровавый пот.
Он мой, а вот кровь, слава всемирному равновесию, пока чужая.
– Тащите еще. Да и шприцов прихватите.
– Да где ж мы возьмем? – озадаченно спрашивает один из двух охранников, которые робко толкутся на выходе из крохотной операционной.
Это наголо бритый парень с фигурой культуриста под тесно натянутым грязным форменным камуфляжем. В обычное время за малейшее пятнышко на одежде квадратный полковник послал бы его толчок драить. Но в сегодняшнем дурдоме трудно оставаться опрятным. Да и Виталий Петрович кричит теперь исключительно по причинам, далеким от воинской дисциплины.
У бодибилдера лицо обиженного младенца, розовые диатезные щеки в грязных потеках. Судя по кличке, которой парня здесь величают – Малыш, – коллеги тоже срисовали эту характерную особенность его образа.
– Не знаю. – Я равнодушно пожимаю плечами. – Только у меня уже все кончилось, сами видите.
Большой таз рядом со столом действительно уже полон доверху грязными шприцами, кровавым тряпьем и прочими атрибутами полевого госпиталя.
Спокойно, Ипполит, спокойно. Мне обязательно нужно спуститься вниз, да так, чтобы до лифта меня сопровождал один человек, а в комнате охраны за подвалом никто не следил. Для успешного осуществления данной идеи надо, чтобы инициатива исходила не от меня. Не дай бог заподозрят и лифт отключат. А если накроется запасной генератор, то никому отсюда вообще не выбраться. Думай, Малыш, думай.
Малыш думает, но не в ту сторону, какую мне надо. Он исчезает из помещения и минут через десять приносит моток крепкой капроновой нити. Такой обувь прошивают.
– Пойдет?
«Решение не верное», – телепатирую я ему, на словах же просто объясняю:
– Нет. Слишком толстая и нестерильная.
Хотя, по правде говоря, для полевых условий решение Малыша абсолютно верное. Какая тут на фиг стерильность! Но на людей, привыкших к современной медицине, слово «стерильность» действует почти магически.
– Да ладно! Водкой польем, и все дела, – неуверенно вступает в разговор второй охранник, худой жилистый тип.
По сравнению с Малышом он кажется тощим, но будь они соперниками на ринге, я бы крепко подумал, на кого ставить. У худого парня острое треугольное лицо с горбатым кавказским носом, набитые костяшки пальцев и легкость движений хорошо тренированного человека. В профиль, да с перьями в волосах будет вылитый индеец.
На операционном столе тяжело дышит еще один боец. У него полностью содран скальп и почти оторвана левая рука.
– Ну, если не боитесь заражения крови…
Знакомая с детства страшилка про такую вот беду работает практически на уровне подсознания.
– Кто это его так?
– Медведь, – машинально отвечает худой парень, думая над решением поставленной задачи. – А у вас там внизу тоже вроде кабинет есть? Может, оттуда принести?
– Какой там кабинет! Все у меня в номере хранится. Давно уже обещают полноценную операционную, да так и кормят завтраками, – сетую я.
Так хирург участковой больницы жалуется на нерадивого и вороватого главврача.
У каждого нормального человека почти наверняка вызовет сочувствие дельный работник, страдающий от дебила-начальника. Житейский тон срабатывает успокаивающе. Сейчас главное – не заострять внимание охраны на том, что я все-таки больше узник, нежели врач. Поэтому слово «номер» предпочтительней «камеры».
– Есть там пара мотков хирургического шелка в стерильных пробирках.
– Тогда пошли быстрей, пока электроэнергия не вырубилась. – Худой парень машет рукой и выходит в предбанник.
– А ты пока промой ему скальп как следует. Обильно, – обращаюсь я к Малышу тоном «остаешься за старшего». – Тогда вполне возможно, что и приживется. Туалет раны по Усольцевой называется. – Я бросаю зажим с окровавленной иглой в лоток, сдираю перчатки и иду на выход, вытирая ладони о грудь своего костюма.
Про эту Усольцеву я слышал давным-давно на цикле военно-полевой хирургии. Наша преподша по прозвищу Кастрюля носилась с этой методой как с писаной торбой. Ничего другого она, похоже, не знала. Мол, запомните этот метод. Пригодится! Вот он и понадобился – мозги запудрить.
Научные термины действуют на умы далеких от медицины людей гипнотически. Малыш осторожно берет скальп и бережно промывает его под струей воды в раковине. По уму, конечно, надо бы стерильным физраствором, но здесь не до того. Все идет к тому, что и воду скоро можно будет получить только, растопив снег с улицы. Без генератора вода из скважин в трубы не польется.
Веселое времечко настало в Колизее. Я попытаюсь дополнительно усложнить охране условия задачи. Тепла нет, света скоро не станет, воды тоже. Плюс сотня головорезов, поднятых в буквальном смысле из-под земли. Ночь живых мертвецов в пиратской версии.
А что? Мы и в самом деле живые мертвецы. Нас давно списали по всем статьям и книгам учета. Шанса вернуться в подлунный мир больше не представится, поэтому надо действовать максимально эффективно.
В бильярдной все покрыто робким налетом инея. Народ кучкуется возле масляных обогревателей, протягивает руки к ребристым радиаторам. Пар от дыхания скапливается в общий легкий туман. Процентов восемьдесят – бабы из обслуги. Охраны почти не видно. То ли завалы разбирают, то ли мало осталось их после обрушения казармы.
– Кнут, вы куда? – окрикивает нас старый знакомый Петросян.
Простое русское лицо а-ля Василий Теркин заострилось на скулах, кожа стала серовато-бледной.
Интересно, Кнут – это имя или кличка? Может, он немец?
– Там Серегу Огольца медведь задрал. Пошли вот с доктором за новым инструментом и нитками для швов.
– Какой медведь?
– Разбирали зоопарк, расколупали завал, а внутри медведь. Он Серого сразу цапнул за вихор и скальп снял. Малыш этого гребаного топтыгина пристрелил, а толку!..
– Надо сказать ребятам, чтобы пока зоопарк не трогали. Там еще тигры есть. Ну, давайте скорей!
Да уж, тигры здесь имеются. Кому это знать, как не мне. А кроме того, еще львы, леопарды, страусы и крокодилы. Но реально выжить зимой в Саянах могут, пожалуй, лишь тигры, если они амурские, да медведи.
Пока все складывается почти идеально. «Почти» – потому что я предпочел бы в конвоиры Петросяна. Кнут вызывает некоторые опасения как соперник. Ладно, ввяжемся в драку, а там посмотрим.
За окном уже темнеет. В комнате слежения, судя по ситуации, сейчас никого нет.
– Давай быстрей! – говорит Кнут и нажимает кнопку лифта.
Кабина медленно ползет в теплый полумрак нижнего яруса. Только сейчас я понимаю, как сильно замерз. Меня начинает бить дрожь, и зуб не попадает на зуб. Может, это нервное?
Я бегу по коридору. В номере у меня действительно есть две пробирки с шелком, но предварительно надо предупредить Краба. Леха уже полностью готов к труду и обороне. Слегка путаные вводные, излагаемые мною, он понимает с полпинка.
План таков: поднимаемся вдвоем наверх, благо следить за коридорами сейчас некому. Затем нейтрализуем Кнута. Потом один из нас возвращается вниз и открывает все камеры, какие успеет.
Я заскакиваю к себе и беру, что необходимо. Прощай, моя гладиаторская келья. Больше я тебя не увижу. Будь это в рыцарском романе, мне всенепременно следовало бы положить за пазуху портрет прекрасной дамы, но фотки Багиры у меня нет. Она и так навеки в моем сердце. Глядишь, и свидимся на воле.
Мы молча несемся к лифту. Невысокий Краб старается держаться вплотную за моей широкой спиной, чтобы, в случае чего, не заметил охранник на мониторах. Хитрость так себе, тем более что Леха иногда пребольно наступает мне на пятки, но это лучше, чем ничего.
Кабина медленно ползет наверх. К свету, морозу и, вероятно, вертухайской пуле. Однако мы рады любому варианту. Все лучше, чем гнить заживо под землей или лежать по частям в желудке крокодила.
Часть вторая Побег из Колизея
Створки двери автоматически разъезжаются в стороны, и я поднимаю навстречу взгляду Кнута пробирку. Вот, мол, взял. Основная цель этого жеста – на долю секунды отвлечь внимание конвоира.
Краб старается максимально съежиться за моей фигурой и дышит мне между лопаток. Мы осторожно выходим из лифта, напоминая дуэт танцоров, изображающий индийского бога Шиву. В нашем ДК я однажды видел такой номер. На сцене сперва вроде один человек, уже потом из-за него показываются руки напарника.
Кнут стоит недалеко, и кобура у него застегнута. Он наверняка хороший рукопашник. Но классный боец и профессиональный охранник – не одно и то же.
К тому же мастера единоборств часто с некоторым невниманием относятся к огнестрельному оружию. Они предпочитают смертельные удары, отработанные до уровня рефлексов. Если надо мгновенно принять решение, то идея схватиться за рукоятку пистолета придет ему в голову последней.
– Вот, принес! – Я дублирую жест голосом и приближаюсь еще на один шаг.
Леха вырывается из-за моей спины и стремительно нападает на конвоира. Я быстро прячу пробирку в карман и почти одновременно атакую слева. Против двух таких торпед, оттачивавших свою реакцию в подземельях Колизея, у охранника вроде бы нет никаких шансов.
Но Кнут удивляет нас. Он слегка приседает, делает чуть ли не двойной оборот вокруг себя, прямо как в фигурном катании. Посредством этого пируэта наш противник обходит Леху справа и сзади, а также ускользает из зоны моей досягаемости. На последнем витке вращения нога Кнута выстреливает в затылок Краба.
Но Леха тоже крутится и покидает опасную зону на какую-то долю секунды раньше. Этим он тоже достигает двойного результата: открывает мне линию для атаки и нападает сам. Краб вращается вслед за охранником и подсекает ему опорную ногу.
Все это происходит очень быстро, но Кнут успевает перенести вес тела на другую ступню. Не хватает ему совсем чуть-чуть. Инерция его длинных конечностей несколько больше, чем у коротких ног Краба. Леха носком кроссовки цепляет голенище форменного берца.
Это ничего не значило бы при драке один на один, но нас двое. Доли секунды, потраченной Кнутом для сохранения равновесия, оказывается достаточно для того, чтобы я дотянулся и взял на прием его левую кисть. У не столь шустрого бойца она почти наверняка была бы мгновенно сломана в запястье, а сам он лежал бы на полу и корчился от болевого шока.
Охранник же как пружинный делает сальто в прыжке на месте и выдергивает кисть из залома. Но тут он теряет динамику и попадает под полновесную плюху Краба. Уже в падении его добиваю я. На пол опускается стопроцентный труп.
Однако ждать милостей от природы не стоит. Краб легким движением огромных ладоней сворачивает охраннику шею. Хруст позвонков не оставляет уже никаких сомнений в летальном исходе нашей встречи.
– Ох, и шустрый же был хохол! – констатирует Леха, изымая у новопреставленного раба Божия пистолет Макарова, запасную обойму к нему, складной нож и бумажник.
– Почему хохол?
– Похоже, боевым гопаком занимался. Есть у них такая национальная патриотическая забава. Теперь давай вниз и веди к лифтам первых двенадцать парней.
– Одиннадцать. Плюс я сам. Потом оставим им ключ, пусть другую партию освобождают.
– Резонно. Начинай с армейцев.
Лезть снова под землю мне жутко не хочется. Кажется, что в следующую же секунду встанет генератор, и я навсегда застряну в этом подвале. Поэтому я бегу очень быстро и открываю ближайшие камеры без разбора.
Лехе легко говорить, мол, начинай с армейцев. Почти у всех них комнаты дальше по коридору. А тут физически ощущаешь, как последние крупицы отведенного времени проваливаются в дыру старых песочных часов, отмеряющих срок моего везения.
Я кричу всем сидельцам одно и то же:
– Одевайтесь теплее и бегите к лифтам.
Последнему в очереди, густо татуированному хозяину одиннадцатой камеры вручаю электронный ключ, пластиковую карту с чипом и командую:
– Открывай братву, выдвигайтесь к лифту!
Татуированный умник лишних вопросов не задает и бежит дальше по коридору.
Если кто-нибудь сейчас бросит взгляд на монитор, расположенный в комнате охраны, то вся эта суета мгновенно привлечет его внимание. Краб же долго оборонять лифтовый холл наверху не сможет. Там спрятаться негде – голые стены. А караулить у выхода в коридор и расстреливать потенциального противника на подходе тоже не получится. Лифт некому поднять будет.
Одна кабина уже полна, во вторую я влетаю предпоследним и жму единственную кнопку, сигнализирующую наверх, что пора поднимать. Поехали! Теперь бы только не застрять. Лампочки горят неровно, и электромотор подъемника работает с перебоями. А может, мне так кажется с перепугу? Подниматься не очень долго, примерно на высоту пятого этажа.
В кабине густо пахнет мужским потом и горелой изоляцией. Никого из соседей я раньше не видел, наверное, все новенькие. Кто какой масти, непонятно. Татуировки скрыты под одеждой. Двое чернявые, то ли кавказцы, то ли молдаване. Остальные вполне славянского типа. Все вопросительно смотрят на меня, оценивают мой костюм, заляпанный кровью.
– Побег, – объясняю я коротко. – Охрана наверху пока прохлопала. Там мой товарищ сейчас подход к лифтам держит. Рассредоточиваемся по помещениям и гасим всех, кто попадется.
– Оружие есть? – спрашивает густым баритоном мощный рыжий верзила, неуловимо похожий на героя боевиков Дольфа Лунгрена и писателя Булгакова одновременно.
Его локоть больно уперся мне между пупком и солнечным сплетением. Для шестерых крепких парней кабинка явно маловата.
– Пока только «макар». – Я тычу пальцем в потолок, обозначая местоположение помянутого пистолета. – Но наверху недавно лавина сошла, большую часть охраны подавила. Так что шансы и с пустыми руками довольно велики.
Когда же наконец-то мы окажемся на верхнем уровне?
«Три минуты – это много или нет? Как порой длинна дорога в туалет». Строки из давней студенческой песенки четко описывают текущую ситуацию. Да уж, иногда три минуты кажутся эпохой.
Двери разъезжаются. Все с облегчением вываливают на оперативный простор. Лично я больше под землю не полезу. Разве что после смерти.
Краб тоже извелся. Он постоянно косит глазом в сторону коридора. Ему очень хочется действовать.
– Гек, веди! Только ты план помещений знаешь.
– Да я не все знаю. Центральный комплекс по площади почти как маленький город. Тут у них хренова туча всего, включая зимний сад, бассейн и кинозал. Охрана сейчас на завалах, откапывает выживших. Но где конкретно – не знаю. Трое или четверо охранников находятся в лазарете возле бани. Туда дорогу показать смогу. Оружие – пистолеты.
– Сейчас мы устроим им завалы! – с нервным смешком комментирует один из чернявых типов.
В холле становится тесно. Прибыла и вторая кабинка. Эти парни загрузились в нее первыми, но не сразу догадались нажать сигнальную кнопку, потребовать подъема.
Некий длинный тип, недолго думая, раздевает труп Кнута до нижнего белья и наряжается в форменный серый камуфляж. Размерчик как раз его. Быстро соображают эти лиходеи.
Гладиаторы переглядываются, запоминают друг друга. Еще бы, ведь раньше они не виделись, так как сидели по разным камерам. В Колизее встреча возможна лишь на время боя, после которого знакомство уже не имеет никакого смысла.
– Пометочки бы нам какие-то, – соображает Краб. – А то перебьем друг друга к бениной маме. Сейчас еще до сотни бойцов снизу поднимутся.
– Есть нож? Пусть каждый отрежет себе правый рукав до локтя. Особенно это касается вон того длинного, который в вертухая переоделся, – выдает идею мой рыжий сосед по лифту.
Мысль вполне здравая. Леха тут же выдает товарищам по несчастью складной ножик, конфискованный у Кнута. Возле дверей появляется охапка отрезанных рукавов. Хотя, может, проще было бы их закатать, но сейчас все желают радикальных действий. Чтобы – раз! – и вопросы сняты.
Мы вываливаем в коридор. У лифта остается один гладиатор с ножом и подробными инструкциями.
Первыми движутся Краб и длинный тип, переодетый в охранника. Я иду за ними и короткими командами направляю всю пехоту к банному комплексу. Пару раз в боковых переходах, вероятно, ведущих в другие корпуса, мелькают небольшие группы людей из числа персонала, но они не обращают на нас никакого внимания.
Сейчас тут время такое – все бегут, торопятся. Температура в помещениях уже ощутимо упала. Мы бежим в облачках пара, как стадо паровозов, через анфилады уютных холлов с мягкими диванами и зелеными насаждениями. Всей этой ботанике уже пришел кирдык от мороза, вступающего в силу.
Скоро такой же кирдык придет и охране. Или нам, если не повезет.
– Я с ним – тебя как? Жгут? – со Жгутом захожу первым! – инструктирует Краб. – Пусть думают, что мы свои. Как выстрелю, сразу забегайте и гасите всех, кто окажет сопротивление.
– Нет, первым надо идти мне, – корректирую я приказ неформального лидера.
Леха Краб явно не стратег, хотя и машется хорошо.
– Меня же ждут с нитками. Следом Жгут. Издали он за Кнута сойдет на первые две минуты. Я завалю охранника в кабинете. А ты, Леха, сразу после этого мочи от входа всех из «макарки». Думаю, в такой толпе не промажешь.
Морпех соглашается со сценарием, предложенным мною, и мы входим в бильярдную. Здесь гораздо теплей от включенных обогревателей, благо окон в зале нет. Раненые собрались кучками у масляных радиаторов и напоминают первобытное племя, сидящее у костров.
Все десять столов загромождены телами умирающих людей. На диванах вдоль стен лежат еще человек пять. Почти все они одеты в серые куртки охраны. Сидят тетки и пара мужиков в спецовках. Такая пропорция понятна. Судя по разговорам, сильнее всех пострадала именно казарма. Нас это обстоятельство устраивает полностью.