Крутову вспомнился сон с человеческими руками, торчащими из разрытого кургана, и настроение его упало.
– Пойдем, – подошел он к увлеченной видеосъемкой, раскрасневшейся Елизавете, не отрывающейся от видоискателя камеры. – Скоро станет совсем жарко, а мы еще не добрались до места.
Девушка с видимым сожалением закончила съемку, сменила кассету, и они углубились в чащобный елово-сосновый лес, который Осип называл раменьем. Однако до дубовой рощи добраться им не удалось.
Сначала путь преградила асфальтовая лента дороги, о которой говорил Осип, что она будто бы ведет аж до Минско-Московской трассы. Выйдя на дорогу, Егор и Лиза посмотрели в одну сторону, в другую, потом друг на друга, и Крутов покачал головой.
– Чудеса в решете, да и только. Кому понадобилось класть асфальт по нашим болотам?
– Здесь недалеко начинается запретная зона, – задумчиво проговорила девушка. – Какая-то воинская часть стоит. – Она помолчала, теряя жизнерадостность. – Я слышала краем уха, что якобы это не то экспериментальный военный полигон, не то военная лаборатория.
– От кого слышала? – подозрительно прищурился Крутов.
– От деда моего, – отрезала девушка и, видя, что он готов обидеться, с неохотой добавила: – От Георгия слышала…
– А он откуда знает?
– У него очень широкий круг знакомств. – Лиза вдруг рассердилась. – Что ты меня пытаешь? Я передаю только то, что слышала.
– Дядька мне говорил, что к брату твоего мужа раз в месяц компания приезжает на крутых машинах, поразвлечься, попариться в баньке. Не отсюда ли?
– Ну что тебе до этого?.. – Елизавета замолчала, прикусив губу, потом прямо посмотрела на флегматически рассеянное лицо Егора, призналась: – Знаешь, я об этом не думала. Может быть, ты прав. Но что из этого следует?
– Да ничего особенного. Я просто размышляю вслух. Но чует мое сердце, странные дела тут у вас делаются. Ну, потопали дальше?
Они сошли с узкой асфальтовой ленты со следами протекторов (ездили на каких-то тяжелых машинах), углубились в лес, но через двести метров уперлись в забор из колючей проволоки высотой метров в пять. Он был двухрядным и добротным, сделанным надолго и прочно. Вместо столбов использовались стволы деревьев, вершины которых были спилены. И вдоль забора с той стороны Крутов увидел протоптанную тропинку, что говорило о наличии живой охраны зоны.
– Похоже, белых грибов нам сегодня не видать, – глубокомысленно сказал Крутов. – Но контора здесь устроилась серьезная, если судить по дороге и колючке. Сними-ка эту изгородь на пленку.
– Зачем?
– Пригодится когда-нибудь.
Елизавета послушно подняла видеокамеру, и в тот же момент слева, метрах в двадцати, раздался чей-то голос:
– Эй, телеоператоры, а ну прекращайте съемку!
По ту сторону изгороди зашевелились кусты акации, за деревьями замелькали тени, и на свободное от кустов пространство вышли двое угрюмого вида мужчин в пятнистых комбинезонах и беретах, с автоматами через плечо.
– Здесь снимать запрещено, – продолжал один из них, лобастый, темноволосый, с глубоко посаженными прозрачно-серыми глазами и морщинистым лицом. – Поворачивайте и валите отсюда подобру-поздорову.
– Кем запрещено? – полюбопытствовал Крутов, сразу оценив профессиональную подготовленность охранения: один прикрывал второго, а оба двигались по-особому гибко и свободно.
– Не твоего ума дело. Сказано – поворачивай, значит поворачивай.
Второй, что шел сзади, худой и горбоносый, со впалыми щеками дистрофика, но жилистый и сильный, коснулся спины напарника и кивнул на нож в руке Крутова, который тот не успел спрятать. Они о чем-то заговорили, понизив голос, в то время как Егор и Елизавета, переглянувшись, начали отступление. Тогда морщинистолицый окликнул Крутова:
– Эй, малый, а ну подойди ближе.
– Зачем? – оглянулся Егор.
– Кидай сюда свой ножик.
– Иди, не останавливайся, – одними губами бросил Крутов девушке, сам же приостановился на секунду.
– А больше ты ничего не хочешь, лягушка пятнистая?
– Двигай сюда, я сказал! – Часовой заученным движением снял «калашников» с плеча, поднял ствол и спустил скобу предохранителя. – Не то уложу на месте!
– Какой ты храбрый, – хмыкнул Крутов, подбрасывая бетдаггер с особой подкруткой, поймал нож и одним точным безошибочным движением воткнул его в чехол на поясе. – Может, посоревнуемся, кто окажется быстрей, ты или я?
Парни переглянулись, и в то же мгновение Крутов взял темп и исчез в кустах, догоняя ушедшую вперед Елизавету. Наверное, он произвел впечатление на сторожей за колючей проволокой, а может быть, они только пугали грибников, во всяком случае, стрелять вслед молодой паре они не стали.
– Зря ты их дразнил, – сказала девушка, когда они снова выбрались на асфальтовую дорогу. – Таким, как они, ничего не стоит убить человека.
– Здрасьте, – поклонился Крутов, – с какой это стати я должен был отдать им нож? И с какой это стати они открыли бы огонь по мирным гражданам? Партизанские войны в этих краях кончились еще в сорок четвертом году.
– В сорок третьем.
– Тем более. Кстати, куда ты так спешишь? Во-первых, мы не завтракали, во-вторых, не набрали боровичков. Я знаю еще одно место неподалеку, завернем туда…
Елизавета замедлила шаг, но не остановилась, лицо ее стало хмурым и озабоченным.
– У меня дурное предчувствие… – Она передернула плечами. – И оно меня никогда не подводило. Что-то случилось в деревне. Пошли домой.
– Ну вот еще! Что там может случиться?
– Я тебя прошу.
Егор подумал, молча догнал ее и ускорил шаг.
В Ковали они вошли в половине одиннадцатого, сразу увидев столб дыма посреди села: дымилась куча угля и золы, оставшаяся от коммерческой палатки. По деревне ходили потерянные жители, многие из них, в основном женщины, собрались возле гришанковской хаты, у которой были выбиты стекла. Во дворе дома стоял «уазик» «Скорой помощи», на земле лежал человек в окровавленной рубашке, а над ним склонились двое мужчин в белых халатах.
– Что случилось? – спросил Крутов у женщин возле соседнего дома, ища глазами своих, потом увидел на улице четкие следы колес и понял, что в деревне побывала банда на мотоциклах. С плачем к нему кинулась тетка Ксения, за ней подошла сестра Лида.
Через минуту он узнал, что Осипа и Аксинью подстрелили подонки, ворвавшиеся в село, и что обоих уже увезла машина реанимации. Пострадали и коммерсанты: одного из них, смуглолицего Гафура, ранили в грудь и в ногу, второму – старшему из продавцов, проломили голову; именно он и лежал в палисаднике у дома. Бориса, брата мужа Елизаветы, в момент нападения в деревне не было, прибыл он буквально за минуту до возвращения Крутова и Лизы из леса и на их появление лишь бешено сверкнул глазами. Подходить к ним не стал.
– Когда они уехали? – спросил Егор, прижимая к себе плачущих женщин, вдруг понимая, что его план мирного отдыха на природе рушится на глазах.
– Еще девяти не было, – опомнилась сестра Лида, вытирая слезы.
– Я пойду к своим? – тихо проговорила Елизавета.
– Иди, – кивнул Крутов, добавил торопливо: – Расспроси там, что они видели. Сколько их было?
– Человек двадцать, – еле выговорила бабка Ксения.
– Семь или восемь, – покачала головой Лида. – Все такие черные, страшные… на таких огромных мотоциклах… полезли по домам, стали отбирать деньги, еду… Дед Осип шуганул одного, а дружки полезли в драку. Он за ружье, они за автоматы…
– А бабу Аксинью как подстрелили?
– Ее не подстрелили, сильно побили. Она вступилась за деда… один ударил ее ногой, потом прикладом…
Крутов стиснул зубы. В голову шибануло волной ненависти, в глазах поплыл кровавый туман. Усилием воли он задавил ненависть, голова стала чистой и холодной. Не обращая внимания на причитания и вопросы бестолково суетящихся женщин, он быстрым шагом направился к дому и сразу же обнаружил, что колеса его «Рено» пробиты. Догонять бандитов было не на чем. Присев на корточки, Егор потрогал спущенные шины, выругался сквозь зубы и вдруг услышал шаги. Стремительно обернулся.
На него из-за свежесобранного стога сена смотрел светловолосый молодой человек, в котором он не сразу узнал нового знакомого, Панкрата Воробьева.
Жуковский район
ВОРОБЬЕВК обеду подразделение милиции и следователь Жуковской районной прокуратуры уехали, и деревня опустела. Женщины еще продолжали судачить о случившемся, но всех ждали дела, некормленая и недоеная скотина требовала забот, и сельчане разбрелись по домам, садам и огородам. Ковали снова превратились в идиллически мирную деревеньку конца двадцатого века, еще не исчезнувшую с лица земли, но уже постепенно приходящую в упадок по причине старения. Средний возраст ее жителей уже давно перевалил за пятьдесят лет.
После того как все следственные процедуры закончились, Крутов уехал на мотоцикле родственника в больницу навестить своих пострадавших дядю и тетю, и Панкрат остался один в его доме. Он ждал известий от своих разведчиков, помчавшихся вдогон за бандитами. В принципе он мог быть доволен своей прозорливостью, позволившей ему определить предполагаемый район удара банды и примчаться к месту происшествия буквально через час после нападения на деревню. Но столь открытое и наглое нападение заставляло задуматься, и Панкрат час просидел на веранде дома Крутова, размышляя над случившимся, пока не пришел к выводу: банда имела не только аналитиков, просчитывающих объекты операций, но и какую-то серьезную «крышу», позволявшую ей не слишком беспокоиться о возможных последствиях своих действий. Самыми же надежными «крышами» в данной ситуации следовало считать две конторы: милицию и армию. А поскольку милиция в последнее время, по данным разведчиков Воробьева, сама понесла потери в результате контактов с бандитами, предполагать ее участие в деятельности банды было трудно, хотя этот вариант и не исключался, и Панкрат переключил свое внимание на военные объекты района и области. В непосредственной близости от Ковалей располагалось три таких объекта плюс охраняемый склад ГСМ, разведчики отправились по адресам, и теперь надо было лишь ждать результатов разведки, сдерживая Крутова, который рвался преследовать банду и воздать каждому по справедливости.
После того как все следственные процедуры закончились, Крутов уехал на мотоцикле родственника в больницу навестить своих пострадавших дядю и тетю, и Панкрат остался один в его доме. Он ждал известий от своих разведчиков, помчавшихся вдогон за бандитами. В принципе он мог быть доволен своей прозорливостью, позволившей ему определить предполагаемый район удара банды и примчаться к месту происшествия буквально через час после нападения на деревню. Но столь открытое и наглое нападение заставляло задуматься, и Панкрат час просидел на веранде дома Крутова, размышляя над случившимся, пока не пришел к выводу: банда имела не только аналитиков, просчитывающих объекты операций, но и какую-то серьезную «крышу», позволявшую ей не слишком беспокоиться о возможных последствиях своих действий. Самыми же надежными «крышами» в данной ситуации следовало считать две конторы: милицию и армию. А поскольку милиция в последнее время, по данным разведчиков Воробьева, сама понесла потери в результате контактов с бандитами, предполагать ее участие в деятельности банды было трудно, хотя этот вариант и не исключался, и Панкрат переключил свое внимание на военные объекты района и области. В непосредственной близости от Ковалей располагалось три таких объекта плюс охраняемый склад ГСМ, разведчики отправились по адресам, и теперь надо было лишь ждать результатов разведки, сдерживая Крутова, который рвался преследовать банду и воздать каждому по справедливости.
В час дня из больницы вернулся хозяин, с виду сдержанно спокойный, хладнокровный и целеустремленный. Панкрат с удовольствием оглядел его ладную, сильную, мускулистую, хотя и не слишком накачанную фигуру, худощавое, узкое, замкнутое лицо с крутым лбом и умными, все понимающими, карими, с желтым блеском глазами, способными становиться теплыми либо ледяными, в зависимости от чувств. Этот тридцатипятилетний ас из спецгруппы ФСБ, вынужденный уйти в отставку из-за какой-то несогласованности и безответственности командиров, знал и умел многое и был отличным кандидатом в команду «Час», но Панкрат не хотел торопить события и удочку в этом направлении пока не закидывал. Всему свое время, подумал он, в том числе и время собирать камни. Поинтересовался, имея в виду больницу:
– Ну, что там?
– Дядя потерял много крови, но выживет. Уже в сознании и пытается веселить больных и медсестер. У тети разорвана подвздошная сумка и сломано ребро, бил ее специалист, но в общем ничего страшного. Врачи там неплохие, поднимут на ноги.
– В Жуковке?
– Их отвезли в Фошню, тут рядом, в трех километрах. Год назад американцы построили в Фошне реабилитационный центр, вся губерния лечиться ездит. Узнал что-нибудь?
– Терпение, мой друг, терпение, разведка дело не быстрое, сам знаешь. К вечеру, я думаю, кое-что знать будем. С милицией больше не общался?
Крутов постоял возле веранды, поглядывая на дом соседей, потом с видимым усилием пошел к себе. Сказал на ходу:
– Разговаривал с дежурным в Фошне. Послал он меня…
– Ясно. Значит, ничего у них нет. Может, чаю попьем?
– Сейчас обедать будем. – Крутов появился через минуту, переодетый в джинсы и такую же рубашку с короткими рукавами. – К нам никто не заходил?
– Кого ты имеешь в виду? – прищурился Панкрат. – Соседка приходила, тебя спрашивала. Симпатичная молодая аборигенка, очень сексуальная.
Крутов на словах «очень сексуальная» сдвинул брови, и Панкрат с усмешкой поднял руки вверх.
– Понял, понял, это она… губа у тебя не дура, Егор… э-э, как там тебя по батюшке? Лукич? Вкус у тебя почти безупречен, Егор Лукич.
– Она замужем.
– Ну, это делу не помеха… шучу, шучу, вижу, что у тебя серьезные намерения. Сходи к ней, успокой.
Крутов загремел чугунками и тарелками у печки, налил щей, нарезал хлеба, и вскоре они обедали на веранде, где было не жарко и свежо, несмотря на жару снаружи.
– Гаишника встретил… – проговорил Крутов как бы между делом, – на мотоцикле.
– Ну и что? – насторожился Воробьев.
– ГАИ у нас только в Жуковке, в села заезжает редко, а тем более – гоняет по лесным дорогам на роскошном «Харлее» с кучей прибамбасов.
– Та-ак. – Воробьев отставил тарелку. – Ты думаешь?..
– Ничего не думаю. Он ехал из Петуховки и свернул на проселочную дорогу, которая скорее всего выходит за речкой на новую асфальтовую трассу.
– Понятно. – Панкрат достал рацию, щелкнул кнопкой. – Второй, я Первый, как слышишь? Прием.
– Хорошо слышу, Первый, – почти сразу же ответила рация. – Готов к докладу.
– Погоди с докладом. Прочеши-ка район Петуховки и лес севернее реки Добрушки на предмет выявления постов ГАИ. Как понял?
– Понял нормально, Первый, выполняю.
– Сразу после рейда ко мне.
Панкрат выключил рацию, снова принялся за еду.
– Подождем. ГАИ – тоже интересный вариант для создания «крыши». Кстати, знаешь, кто был первым на Руси гаишником? Соловей-разбойник. Он нес дозор на перекрестке дорог, свистел и грабил проезжающих.
Крутов на шутку не прореагировал, только поморщился.
– Еще что-нибудь заметил?
Крутов покачал головой, думая о своем.
– Никак не возьму в толк, почему они действуют так нагло. И почему в качестве объекта для нападения выбрали Ковали, маленькую деревушку с единственным коммерческим ларьком. Всего-то и взяли – ящик водки, консервы да пару тысяч деревянных…
– Все дело в «крыше», Егор. Есть у меня кое-какие версии на этот счет, сейчас они проверяются. Не гони лошадей, подождем. Вспомни китайскую стратагему номер шестнадцать: если хочешь схватить, прежде дай отойти.
Крутов промолчал, с видом флегматика доедая щи. В свое время он изучал китайские стратагемы – тридцать шесть китайских секретов успеха в воинских делах, поэтому знал точное значение стратагемы номер шестнадцать, но говорить об этом не стал. А Панкрат вдруг ощутил, насколько напряжен его новый приятель. Подумалось: если бы не я, парень уже разыскивал бы бандитов сам.
– Как ты думаешь, как у них поставлен дележ добычи?
– Что? – не сразу понял вопрос Егор. – Львиная доля небось идет вожаку. Зачем тебе это знать?
– Да просто любопытно, – хмыкнул Панкрат. – Знаешь, как у русских казаков делилась военная добыча? Лишь одна десятая шла царю, то есть главному «вожаку», такая же доля отходила храму, еще одна десятая самим казакам и семь десятых – вдовам и сиротам.
Крутов непонимающе уставился на Воробьева.
– Ты к чему клонишь?
– Просто анализирую. У бандитов, конечно, расклад иной. Да перестань ты копаться в себе самом, возьмем мы этих лихоимцев, возьмем.
– Я не сомневаюсь. – Егор собрал посуду и через минуту вышел из дома. – Я сейчас.
Панкрат посмотрел, как он заходит к соседям, и понимающе усмехнулся. Если бы у него был такой раздражитель под боком, как соседская дочь, он тоже вряд ли усидел бы дома и остался спокоен, как скала.
Крутов вернулся через полчаса, а вслед за ним приехал на джипе Барков, координирующий действия разведчиков. Панкрат познакомил их, и все трое уединились не на веранде, а в спальне Егора, будто это гарантировало их от прослушивания.
– Они нигде не засветились, – сообщил бывший подполковник, с любопытством приглядываясь к хозяину дома. – То есть ни в одном селе их не видели!
– И о чем это говорит? – отеческим тоном осведомился Воробьев.
– О том, что у них где-то здесь недалеко база.
– Предположения, версии?
– Воинская часть. Некоторые следы мы все же обнаружили. Километрах в пяти от деревни проходит хорошая асфальтовая дорога, Родик понюхал ее и определил, что по ней недавно проехала группа мотоциклистов. А деваться им, кроме как на территорию воинской части, некуда. Я оставил там ребят, они понаблюдают за солдатиками и доложат, если обнаружат интересующие нас объекты.
– А если нет?
– Тогда остается другой вариант: болота. Но для их прочесывания у нас нет никаких средств. В первую очередь нужен вертолет, во вторую собаки.
– Погодите, – вмешался внимательный Крутов. – О какой воинской части речь? Тут их как минимум три. На одну я сегодня напоролся с… со спутником, когда ходил по грибы, расположена километров в пяти на север.
– Эта на западе. Судя по всему, там стоит радиотехнический батальон.
Крутов повернул голову к Панкрату, отрицательно качнул головой.
– Вряд ли банда прячется на территории батальона… если только он не липовый.
– Не липовый вроде, все чин по чину: локатор, куча антенн, КПП, охрана.
– Тогда их там нет. Настоящая армия не потерпит криминальной связи с байкерами. Поищите следы в зоне на севере. Оч-чень странная территория. Охраняется, как государственная граница, но при этом часовые не носят знаков отличия на форме.
Панкрат и Барков переглянулись.
– Да оставил я там двоих, оставил, – пожал плечами зам Воробьева. – На всякий случай. Но все же считаю… – он не договорил, запищала рация. – Слушаю, Второй.