– Хиргец, – хрипло произнес Кетгут, глядя, как растерянно посматривают на свои расколдованные доспехи и оружие воины обоих отрядов.
И тут из-за поворота величественно вышла Темная Наста в окружении целого эскадрона ящеров и арраунов.
Если бесполый, как и все аррауны, Фирн предпочитал мужское начало, то Наста – женское. Они были полными противоположностями…
Светлокожий, высокий глава Атреев и миниатюрная, чернокожая предводительница Чадаев.
Свет и тьма.
Жизнь и смерть.
Разум и чувство.
– Что ты хочешь доказать? – громко крикнула Наста. И ее крик метнулся звонкой стрелой над притихшим плато.
– Еще не время для этой войны! – ответил Фирн, снимая шлем.
Наста тоже обнажила черно-лиловую голову.
– Время, мятежный арраун! Время! И ты прекрасно понимаешь это!
– Ты обезумела. Остановись, и я прощу тебя.
Двух великих воинов разделяло не меньше полусотни метров и пропасть убеждений, но Кетгут вдруг понял, что они гораздо ближе друг к другу, чем хотят показаться остальным. Между ними пылала ненависть, для которой не существовало преград. Та чудовищная, бескомпромиссная ненависть, которую может породить лишь единственное чувство во всей вселенной. Любовь… Убитая чем-то, растоптанная, брошенная в глубокую бездну забвения любовь.
– Прощение – удел слабых, – обронила наконец Наста. – Уведи своих воинов.
– Нет… Наста.
– Глупый разговор, – пожала плечами предводительница роя Чадай. – Армада Альянса уже на подступах к территориям беспомощного и отупевшего в празднестве Велланского Союза, на защиту которого ты встал, предав нас.
– Я не предатель. Я… – Фирн осекся. Он отбросил шлем, и тот с глухим стуком упал в песок. Арраун обнажил клинки и договорил: – Я – смерть.
Кетгут вздрогнул от этих слов. Ничего более жуткого он не слышал ни до этого, ни потом.
Краткий миг стазиса, и рывок. Фирн и Наста бросились навстречу друг другу.
А вслед за ними – и все остальные…
Схватка была сумбурной и кровавой. С обеих сторон сражались искусные воины, поэтому длилась она не долго. Пожалуй, минуты три-четыре. Но Кетгуту эти растекшиеся во времени минуты показались гнетущей вечностью…
Столкновение несущихся на полном скаку Фирна и Насты было похоже на спираль двух торнадо, превратившихся на долю секунды в одно целое и вновь разлетевшихся в стороны. Их клинки дробно звякнули, высекая искры из обыкновенного, лишенного магических свойств металла. «Воронки» заржали, вставая на дыбы и грозя опрокинуть всадников наземь.
Ящеры, аррауны, сиды, цверги, люди, оборотни, тэнки остервенело бросились в бой, будто пьянящее исступление полководцев вспыхнуло одновременно в сердцах остальных, передаваясь незримыми токами сквозь сухой воздух, бездушный песок, одежду и плоть.
На плато схлестнулись великие воины Союза и Альянса, рубя друг друга на мелкие куски и отправляя в небытие.
Визг, стоны, рык, душераздирающий предсмертный смех, хруст ломаемых черепов!
Руки, ноги, головы, шерсть, потроха!
Липкая кровь, острые клыки, обломанные когти!
Кетгут с ужасом увидел, как десятки Улик разом падают на красный песок рядом с мертвыми телами.
Богатый урожай для мастера смерти, ничего не скажешь…
Впрочем он теперь скорее – могильщик, как метко подметил Фирн.
Кетгут пригнулся, пропуская коварный удар одного из ящеров, который стремительно прорубился сквозь ряды сидов, потеряв при этом, кажется, всего одну конечность. Едва Кетгут успел выпрямиться, чтобы держать противника в поле зрения, как тот дыхнул на него огнем, чуть не спалив лицо. Струя пламени прошла в полуметре от шлема, но висок, щека и шея почувствовали, как мгновенно нагрелась сталь.
– Сдохни, человечий выродок! – прорычал ящер, снова набрасываясь на Кетгута и мощным ударом сшибая его с «воронка».
Доспехи Нордна спасли тело от ранения, но тычок оказался таким сильным, что грудная часть кирасы прогнулась под острием широкого лезвия. К тому же, при падении Кетгут шарахнулся спиной и башкой о камни, потерял ориентацию и чуть было не ушел в зыбучий песок.
Он отполз на твердую поверхность, поднялся на ноги, встряхнул головой, обернулся…
И вовремя!
Ящер несся на него, совершая замах с однозначным намерением обезглавить.
Кетгут прыгнул в сторону, уходя от страшного удара и попутно подхватывая свой Лепесток Инея из пыли. Вскочил и вскинул клинок.
Ящер развернул кряжистого скакуна и приготовился к новой атаке. В это время на помощь к Кетгуту подоспел один из уцелевших тэнки. Мотнув клювом в сторону – мол, не мешай, профан, – он крутанул увесистый цеп и замер в оборонительной стойке.
Кетгуту казалось, что огромный ящер снесет щуплого тэнки вместе с его неказистым на вид скакуном, но грубая сила оказалась неспособна противостоять хитрости. Вместо того чтобы ждать, когда ящер приблизится на расстояние удара, тэнки метко метнул цеп. Тот попал точно в широкую чешуйчатую шею и обмотался вокруг нее, лишая противника кислорода. Ящер схватился за звенья лапой, пытаясь скинуть железяку, и слетел со скакуна. Тэнку бесстрашно подскочил к поверженному врагу и цинично всадил тому в глазную щель шлема кинжал по самую рукоять.
Брызнула кровь, и ящер, единожды дернувшись, обмяк. Рядом с ним тут же появилось видимое лишь Кетгуту пятно Улики.
– Мерзкие пресмыкающиеся, – фыркнул тэнки, деловито разматывая свой цеп и стряхивая с него темные капли. – Клевать их надо, пока не заклюешь.
Сражение шло на убыль. Практически все воины были повержены, а выжившие с ожесточением добивали друг друга.
В центре плато вновь и вновь сходились Млечный Фирн и Темная Наста. Они уже соскочили с раненых «воронков» и теперь обменивались ударами, стоя на ногах. Каждый следующий взмах мог стать роковым для одного из них. Наста уступала Фирну в мощи удара, зато была более ловкой и верткой. Неоднократно она изворачивалась и доставала аррауна кончиками клинков, нанося ему одну рану за другой. С поразительной точностью разя в стыки лат… Порезы и уколы были не смертельны, но кровоточили и отнимали силы. Фирн уже пару раз спотыкался и падал на одно колено.
Они сражались без шлемов. До первой серьезной ошибки. Насмерть…
Кетгут увидел, как двое верных Насте арраунов приближаются со спины к Фирну, вращая мечи. Мелькающие лезвия сливались в ужасающие круги, бликующие на солнце.
– Фирн! Сзади! – завопил Кетгут, уже понимая, что произойдет дальше.
Арраун повернулся и пошел навстречу бывшим соплеменникам, неподвижно держа клинки в четырех жилистых руках.
В этот миг он был воистину страшен.
Подпустив противников метра на три, Фирн сделал сумасшедший, с точки зрения фехтовального искусства, выпад, атакуя сразу обоих. Его оружие достигло цели и поразило арраунов в незащищенные шеи, но… ценой двух отсеченных конечностей…
Дико взвыв, Фирн метнулся в сторону, предугадывая выпад Насты со спины, и развернулся, тяжело дыша и глядя, как кровь хлещет из культей. Оставшиеся два клинка он держал высоко над головой, готовый в любое мгновение обрушить их на голову бывшей возлюбленной.
Кетгут знал, что любовь между однополыми арраунами была редкостью. Но если уж случалось такое – чувство вспыхивало всепоглощающее, незнакомое по силе никаким существам других рас.
Оно и погубило обоих…
В последний раз сошлись Фирн и Наста.
Обменялись ударами.
Темная лишилась головы, и тело ее отлетело в сторону, как тряпичная кукла.
Млечный замертво упал на самом краю зыбучего песка.
Два великих воина, две навеки потерянные друг для друга души. И не имело значения, что направило их необузданную страсть в жуткое русло мести – важно было лишь то, что каждый нашел свой выход из сложившейся ситуации. Или зев этого мрачного выхода был общий?..
Кетгут с минуту смотрел на тела, прежде чем осознал: он остался один на поле битвы.
Могильщик.
* * *Улики он собрал в течение получаса. Некоторые оказалось непросто найти в месиве, оставшемся после сражения.
Сложив все призрачные пятна в большой мешок, Кетгут остановился и собрался с мыслями. В голове шумело, глаза застилал грязный пот – солнце уже вовсю палило над Дюнами Забвения. Окружающий мир казался не до конца реальным, словно кто-то пытался выдернуть Кетгута из кошмара, но это никак не удавалось.
Чего-то не хватало.
Нужно было сконцентрироваться и довести дело до конца. Заказы надо выполнять скрупулезно. Кетгут решил для себя: если удастся выбраться живым и получить обещанные деньги, он завяжет с ремеслом наемника. Навсегда.
– Думай, думай, – вслух велел он самому себе, оглядывая ужасающий пейзаж. – Что-то не так…
Фирн!
Мысль так неожиданно ворвалась в мозг, что Кетгут даже вздрогнул.
– Возле него не было Улики! Хиргец!
Кетгут бросился к месту последней схватки, волоча за собой тяжелый мешок. Ноги заплетались от усталости, спутанные волосы прилипли ко лбу противными сосульками, во рту чувствовался мерзкий привкус соли и пыли, тело изнывало от духоты. В броне было дико жарко под знойно палящим солнцем, но снимать ее Кетгут не рискнул. Мало ли…
Арраун так и лежал на грани зыбучего песка и твердой почвы.
Его бежевая кожа на лице стала почти белой от потери крови. Уродливые раны виднелись на щеке, лбу, шее. Из двух отрубленных рук все еще сочились темные капли. Но он был жив! Грудная пластина доспехов едва заметно двигалась в такт слабеющему дыханию.
– Фирн! – закричал Кетгут, бросая я мешок и подходя ближе. – Млечный Фирн, ты слышишь меня?
Арраун открыл глаза и посмотрел на него неожиданно ясным взглядом. Будто никуда они и не уходили из кабинки трактира, в которой встретились меньше суток назад. Вот, сейчас заглянет учтивый официант и принесет теплого сока…
– Она погибла? – еле двигая рудиментарными губами, прошептал Фирн.
Кетгут медленно кивнул.
– Покажи мне Улику…
– Ты же не увидишь ее. Зачем?
– Теперь, пожалуй, увижу. Покажи.
Подтянув мешок, Кетгут вывалил содержимое на каменную тропу.
– Я не знаю… не знаю, какая из них.
Арраун всмотрелся в рассыпанные в метре от него призрачные пятна. Так, словно он и вправду мог видеть их.
А через минуту он с неимоверным усилием протянул одну из уцелевших рук в сторону Улики, которая откатилась чуть в сторону от остальных. Кетгут напрягся.
– Вот она, – тихо сказал Фирн. – Не потеряй.
– Ты… видишь?
– Лишь единственную.
Кетгут обескуражено помолчал. Потом решился предложить.
– Я могу отнести… ее… и твою… к колодцу.
Фирн улыбнулся.
– Нет, старина. Ни в коем случае. Присядь, я объясню тебе.
Кетгут послушно сел, громыхнув броней. Благо форма и вес Доспехов Нордна позволяли подниматься на ноги без помощи посторонних, и ему не грозило потом корячиться, словно жуку, перевернутому на спину.
– Видишь этот песок… – Фирн взял в перчатку горсть мельчайших кварцевых камешков и просыпал их сквозь пальцы. – Раскаленный песок пустыни. Каждое существо с самого рождения сидит на нем, обжигая задницу. Сидит, даже не подозревая, что кроме его пылающей шероховатости есть что-то еще. Это песок одиночества, любезный Кетгут. Мы барахтаемся в его волнах, причиняющих боль и страдания.
Кетгут невольно посмотрел на Дюны Забвения, возвышающиеся со всех сторон красноватыми холмами. Солнце все сильнее нагревало их.
Фирн проследил за его взглядом и улыбнулся:
– Горячего песка очень много вокруг нас. Мы привыкаем к его бесконечности, учимся не замечать боль и жжение… Но приходит время, и некоторые из нас находят оазис. Случайно или нет – это не важно. В каждой пустыне есть оазисы… Просто кому-то везет, и он натыкается на островок блаженства, а кто-то вечно бродит среди дюн…
У Фирна уже не осталось сил даже на то, чтобы говорить. Кетгуту приходилось вслушиваться в гаснущий шепот и читать по бледным губам, дабы понимать смысл произносимых умирающим аррауном слов.
– Бродить до конца своих дней между безжизненных дюн – страшно. Но самое ужасное, мастер смерти – это не пр… кхгм… – Млечный Фирн закашлялся, густо сплюнул кровью. – Самое ужасное – найти оазис. Познать благодать прохладной воды, спасительную тень деревьев, вдохнуть запах цветов… А потом вновь очутиться на раскаленном песке. Вот это по-настоящему жутко. Ведь ты уже знаешь, каково это… быть счастливым…
Кетгут вдруг поймал себя на том, что до белизны в костяшках сжал кулаки.
– Ты еще не видел этого оазиса, мастер смерти. Ты пока ищешь его среди негостеприимных дюн… Позволь… я дам тебе один совет… Когда найдешь, не уходи оттуда.
Кетгут машинально кивнул.
Сквозь белесое нечеловеческое лицо Фирна он видел кладбище улик. Но это были не те улики, которые он скрывал после очередного выполненного заказа. Это были совсем другие призрачные пятна…
Улики не обретенных друзей и подруг.
Полупрозрачные доказательства так и не рожденного счастья.
– Между прочим, – еле слышно произнес Фирн, закрывая глаза, – я понял твою шутку про латы из нержавейки. Человеческий юмор злой. Потому, что возникает из-за одиночества. Люди – самая одинокая из всех рас.
– Знаю, – ответил Кетгут, снимая с Фирна перчатку и сжимая его слишком холодную для жаркой пустыни ладонь в своей.
– Я не хочу больше никогда садиться голой задницей в этот раскаленный песок… Возьми и похорони ее рядом с Настой…
Кетгут не сразу понял, о чем говорит Млечный Фирн.
Лишь когда в его руке материализовалось пятно Улики, он молча кивнул.
Заказы нужно выполнять. До конца.
Где-то далеко за пологими верхушками Дюн Забвения передовые отряды Альянса по инерции штурмовали форпосты Союза. Но теперь это не играло никакой роли…
Войны была предотвращена.
А причиной тому послужила месть. Самая страшная месть. Та, которую иногда может породить лишь истинная любовь.
Потерянная навсегда…
Кетгут взял из разжавшейся ладони аррауна Улику и осторожно прикрыл пальцами его бледные веки.
– Спи спокойно, Фирн. Надеюсь, ты бы понял этот… исконно человеческий жест.
Солнце нещадно жарило над головой. Кетгут поднялся и принялся собирать Улики в мешок. Через несколько минут он утрамбовал призрачные пятна ботинком и прилежно завязал тесемку, чтобы не просыпать драгоценный груз.
Он не бросил в общую кучу лишь две Улики.
Два эфемерных кругляшка, оставшихся от тех разлюбивших друг друга существ, чья ненависть спасла миллионы жизней.
– Что ж. Бывает и так, – вздохнул Кетгут, прежде чем отправиться в обратный путь. – Из почетного мастера смерти – в обыкновенные могильщики.
Пройдя десяток метров, он подобрал свой шлем, улыбнулся и добавил:
– Ну и пусть. Зато бронька мне реально козырная досталась.
Добро пожаловать на блог Сергея Палия в Живом Журнале spali.livejournal.com, а также на странички Вконтакте vk.com/spali и Фейсбуке facebook.com/leglasik.