Сельская Венгрия - Песков Василий Михайлович 3 стр.


К характеру жизни в селе Сабади присматривается вся Венгрия.

* * *

Во время поездки представился еще случай мимоходом заглянуть в Эбэш к Яношу Портере. Встретились мы друзьями. За кофе, бросая в чашечку сахар, Янош сказал:

— Восьми лет узнал вкус сахара. Рассказать, как?

В здешнем степном районе осенью 1944 года гремели танковые бои. Село Яноша оказалось как раз в полосе столкновения.

— Немцы спешно угнали скот. Но держались тут крепко. Нас пугали: «Русские вам покажут». Бой мы слышали, сидя в укрытии. А потом стихло. И вдруг дверь открылась — на пороге стоял офицер. Лицо закопчено, рука перевязана. Меня, стоявшего с краю, офицер потрепал по вихрам и сказал: «Идите все по домам». Меня офицер задержал. Достал из сумки что-то белое и положил мне в ладонь. Увидев растерянность, показал: в рот, в рот! Так я впервые в жизни попробовал сахар.

У Яноша две дочери, Агнеш и Рита. Учатся в университете и в гимназии. Неплохо знают русский язык, помогают нам в разговоре с отцом. Историю с сахаром они знают давно, с самого детства. А теперь понимают и символический ее смысл.

— Все, что было — голодное детство, бедность, хождение в институт босиком, — дочери знают по моим рассказам. Им трудно поверить, что все это было, так изменилась жизнь. Мой долг, наш долг — объяснить молодым истоки всех перемен.

Проводив дочерей, на крылечко, где мы сидим, Янош выносит из дома шкатулку и молча ее открывает. Я вижу три заржавевших патрона, ремень с позеленевшей пряжкой, пуговицы, алюминиевую ложку, почерневший значок с надписью «Гвардия»…

— Недавно сносили в селе постройку, и возле стены бульдозер поддел… Тут шли бои. Могу представить, как это было: бежал человек и скошен был пулей или осколком.

Привалило… Эти железки помогли опознать: советский солдат. Я как узнал — сразу же прибежал… Прах хранится вон там, в уголке сада, — сколотил деревянную урну, бережно прикопал. Теперь обдумываю, как лучше захоронить. Кладбища в Эбэше нет — хороним своих в Дебрецене, на городском кладбище. Но для этой могилы местечко найдем обязательно. Обязательно!

До сельсовета, где ожидала машина, с Яношем мы прошлись по селу пешком. У Дома культуры я обратил внимание на доску из мрамора в обрамлении аккуратных веночков.

— О чем-то память?

— Тут написано: «Слава Советской Армии — освободительнице».

В первый же год, когда Янош стал председателем, была установлена эта доска.

На этом месте я сделал снимок на память. На фотографии — Янош Портере, сельский человек, в судьбе которого отразилась судьба нынешней Венгрии.

Что может кооператив

Зеркало состояния сельского хозяйства — городской магазин. В этом смысле любой продовольственный магазин в Будапеште дает немалую пищу для размышлений. Слово «изобилие» наиболее точно выражает то, что ты видишь. Есть все, что только может растить земля и что искусно выращено, собрано, по-хозяйски переработано, любовно упаковано, расфасовано, вежливо продается. Восемнадцать сортов колбасы, сорок два сорта сыра. Фрукты, овощи — как будто они только сегодня с ветки и с грядки. Разумеется, никаких очередей. Никто не покупает продукты впрок, потому что завтра он может купить их свежими и в нужном количестве. Осторожно спрашиваю у венгерских друзей: были когда-нибудь очереди? Да, отвечают, в пятидесятых годах надо было рано вставать, чтобы купить хлеба и мяса. Это были, насколько помнится, годы коллективизации Венгрии? Да. То были годы «второй» разумной кооперации. И что же? Да вот результаты перед глазами…

Большая часть земли в Венгрии сегодня принадлежит кооперативам (семьдесят процентов) и госхозам (около двадцати пяти процентов). Остальное — приусадебные участки крестьян, рабочих, интеллигенции, земли единоличников. Изобилие продовольствия — результат умелого, эффективного хозяйствования на земле. Впечатляющи темпы развития производства. И понятен интерес во всем мире к венгерскому опыту.

* * *

Не хлебом единым жив человек, однако все радости жизни идут во след хлебу. Венгерские продовольственные магазины я, признаюсь, рассматривал как музеи. А громадный Музей сельского хозяйства в Будапеште был как бы их продолжением. Поездив немало по миру, впервые я видел музей, в коем прослежено все — от истоков хозяйствования людей на земле до эволюции венгров-кочевников, ставших едва ли не лучшими в Европе полеводами, садоводами, животноводами, огородниками. Современная агрокультура тут рождалась не по счету «раз-два», у нее глубокие корни. Достаточно сказать, что первая в Европе Высшая сельскохозяйственная школа была открыта в 1797 году тут, в Венгрии. Трудолюбие венгра-земледельца, его страсть «копаться в земле» обращают на себя внимание каждого посетившего эту страну. Экспозицию музея в Будапеште венчает выставка рисунков деревенских детей: косят сено, стригут барашка, режут свинью, пасут гусей, собирают яблоки, доят корову, чинят на поле красный комбайн. Это не воспоминание о лете городских ребятишек, это жизнь, в которой сельские дети принимают участие с самых первых шагов. Она для них дорога и естественна. «Плавать учатся в детстве», — сказал мой спутник, имея в виду не ярко-синюю воду сельского пруда, изображенного на одном из рисунков, а океан жизни. Так в Венгрии было всегда. Однако в каждом доме тут знают хрестоматийный стих о том, как голодный мальчик просит у матери хлеба. «Хлебушек уже спит», — говорили сынишке вечером. «Хлебушек еще не проснулся…» — слышал он утром. Венгрия была страной богатых земельных магнатов и бедняков, едва сводивших концы с концами.

После освобождения от фашизма и провозглашения республики стал вопрос о социальной справедливости и создании высокотоварного сельского производства — несмотря на высокую агрокультуру, треть необходимого хлеба традиционно Венгрия покупала за рубежом. Опередив события, скажем: сегодня Венгрия половину своего урожая пшеницы продает за рубеж. И это только один показатель революции в сельском хозяйстве. Путь к успеху легким тут не был. Помнят в селах поражения и ошибки. Их поучительную сущность видно сегодня с холма успехов особенно явственно.

Коллективизация (кооперация) повсюду в странах Восточной Европы проходила не безболезненно. Не избежала шаблонов, прямолинейностей, грубого принуждения, перегибов и Венгрия. Крестьянин кооперативу вначале не очень верил. А те, кто его убеждал, и сами хорошо не представляли, чего хотели. В селе Эбэш, вспоминая то время, председатель кооператива мне рассказал:

— Пришли агитировать старика молодые ребята. «Ну что ты упрямишься, дед! Вон, видишь, у соседа пшеница. Так вот, в кооперативе она будет намного выше!» Старик вежливо кашлянул: «Господа, я не хочу вас обидеть, но у соседа не пшеница — камыш!» Эту байку уверенный в хозяйстве своем председатель кооператива рассказывал весело, как говорят о детской болезни, перенесенной здоровым и крепким теперь организмом. Между тем положение в то далекое теперь уже время было куда как нелегким.

Коллективизация 1949–1950 годов не решила, а лишь усложнила проблемы села. Середняки и зажиточные крестьяне не хотели расставаться с землей. Бедняки же, не имевшие земли ранее, толком хозяйствовать на ней не умели. Драматические события 1956 года усугубили дело. Молодые кооперативы в тот год либо ослабли до крайности, либо вовсе распались.

С большим уважением думаешь о людях, которые в тех тяжелых условиях нашли в себе мужество и решимость сказать: все-таки в кооперации единственно верный путь для: Венгрии! И все начать было надо сначала. Причем в условиях, когда соседи — Югославия, Польша — отступили, столкнувшись с трудностями коллективных хозяйств, когда тяжелым был груз недавних ошибок, когда молодежь покидала села и двигалась в города.

Вторая волна кооперации относится к 1957–1961 годам. Она дает пример мудрой, осмотрительной и вместе с тем целеустремленной работы. Единоличному хозяйству было открыто выражено недоверие как неспособному к высокотоварному производству. Но вступать в кооперативы не принуждался никто. Только добровольно! Никого не торопили, не побуждали налогами. Вносишь долю земли — получать будешь не только за труд, но и за пай земли. Таким образом, кооперировалась не только почти безземельная беднота, но и опытные, искушенные в пользовании землей люди. Их не «выкорчевывали», с ними нашли общий язык, и, таким образом, кооперативы, объединяя людей и землю, объединили и опыт хозяйствования на земле. На первых порах «зажиточным», правда, не разрешалось занимать командные должности, но эта мера оказалась излишней — талант хозяйствования начал работать на коллектив. Важным психологическим условием был гарантированный уставом свободный выход из кооператива с получением компенсации за землю. Это право действует и поныне.

— Значит, все без сучка и задоринки…

— Да нет, конечно, были и сложности, и трудности. Не просто было хорошему хозяину отвести корову на общий двор. Над стойлом вырезал свое имя, украдкой подкладывал лишний клок сена. Узором по фартуку вышивали женщины цифры земельной площади, «принесенной» в кооператив. Сейчас, вспоминая все это, люди смеются. И случись по какой-нибудь чрезвычайной причине исключить семью из хозяйства — несчастье! Будут слезы и просьбы оставить.

Эту краткую справку об истории кооперирования я составил, беседуя со множеством разных людей. И ее важно знать. Верный тон, взятый в нужное время, стал залогом успехов дальнейших.

* * *

Село Эбэш — близ города Дебрецена. Кооператив в селе называется «Вереш чиллаг» («Красная звезда»). Его председателя Шандора Сыча мы застали в хорошем расположении духа. «Как не радоваться! Целую ночь — дождь. Я проснулся, высунул в форточку руку — золото, золото падает с неба! Теперь уже можно уверенно прикидывать урожай». (Засуха в Венгрии — частая гостья, дождь — всегда урожай.)

Шандору — сорок два. Председательствует с 1982 года. Путь к этой должности во всех кооперативах одинаков. Это не привезенный откуда-то и назначенный человек. Это работник, выросший в кооперативе, прошедший много ступеней хозяйства, показавший, что может стоять на капитанском мостике. Выборы председателя — дело серьезное, обязательно с тайным голосованием. Ошибок в выборе, как правило, не бывает: необходимы две трети голосов «за».

— Главная ваша забота? Шандор теребит пальцем ус:

— Недавно по телевидению в Венгрии этот вопрос задали семнадцати председателям. Один сказал: «Сбыт продукции». А шестнадцать ответили: «Люди с их проблемами и заботами». Я с этим согласен. Главное — люди! Во всех звеньях хозяйства подобраны специалисты, мы им доверяем и строго с них спрашиваем. Я же обязан знать, как и чем живут, чем дышат члены кооператива. Одному человеку надо пойти навстречу, помочь, у другого, видишь, ослабли гайки, надо их подтянуть. Машины, удобрения, сроки сева, уборки — важное дело. Но главное все-таки — человек, он во всем — ключевое звено… Еще я обязан, как говорят теперь, генерировать идеи, думать, чем выгодно, чем невыгодно заниматься хозяйству. Я обязан быть в курсе государственной и международной конъюнктуры, должен уметь считать…

В беседе с Шандором Сычом мы уточнили кое-какие моменты общевенгерской статистики. Цифры стоят внимания. По производству птицы на душу населения Венгрия занимает первое место в мире. Средние годовые удои молока с 1243 литров в 1950 году выросли до 4400 литров и продолжают расти. Было время, Венгрия покупала мороженое мясо в Аргентине, сейчас в год на душу населения она производит около ста шестидесяти килограммов мяса (в Европе больше производит лишь Дания), почти половина произведенного мяса идет на экспорт. Основа всего сельскохозяйственного производства — хлеб. Восемь — двенадцать центнеров пшеницы с гектара собирала единоличная Венгрия. Кооперативная собирает в среднем пятьдесят. (Рекордный средний урожай по отдельным хозяйствам — семьдесят семь центнеров пшеницы, сто два — кукурузы.) Практически производство всех продуктов за двадцать лет увеличилось почти в три раза. Таких темпов не знало ни одно государство в мире. За рубеж Венгрия продает тысячу разных наименований продуктов — от пшеницы, мяса и битой птицы до гусиной печенки, зайчатины, замороженных фруктов, шампиньонов, птичьего пуха и однодневных цыплят. Венгрия кормит себя и примерно треть всей продукции, выращенной на земле, продает. Говоря статистическим языком, каждый третий гектар работает на экспорт.

Хозяйство «Вереш чиллаг» преимущественно зерновое — хорошие земли, выгоднее всего использовать их под пшеницу. Единоличник, дед Шандора Сыча Шандор Сыч (первого сына в Венгрии обычно называют именем деда), получал тут четырнадцать — пятнадцать центнеров пшеницы с гектара. Это было выше среднего урожая в целом по государству. Внук, руководящий кооперативным хозяйством, получает с трех с половиной тысяч гектаров урожай, тоже превышающий средний, — шестьдесят центнеров с гектара пшеницы и девяносто пять — кукурузы. (Рекорд — семьдесят центнеров среднего урожая пшеницы с гектара — держит Голландия.) Задорный Шандор говорит: «В союзе с богом — он поставляет дожди — цифра «семьдесят» для хозяйства вполне достижимая».

Каким же образом получаются столь высокие урожаи? Ну, как уже было сказано, первое — земли. Шандор бывал в Советском Союзе. Считает: по природным условиям с его хозяйством могут равняться только хозяйства Молдавии и Кубани. Но ведь та же земля была у деда Шандора, и дожди тогда «поставлялись» так же, как и сегодня. Шандор твердо говорит: кооператив! «Вторая волна коллективизации была успешной потому, что крестьяне увидели громадное преимущество машинной техники на полях. Машины в тот критический момент венгерским кооперативам послал Советский Союз. И это было решающим — хозяйства сразу же стали на ноги. Ну и следующий шаг — индустриальный метод на поле». Шандор подробно рассказал, что это значит. «Во-первых, семена. Самые лучшие, какие только существуют в мире, — суперэлитные, гибридные. Для каждого поля — свой сорт. На засушливых землях — ваша пшеница, «мироновская-808», на других полях — наши венгерские, французские, итальянские сорта. Удобрения… Кладем на гектар под пшеницу триста пятьдесят килограммов. Считаем: мало. Но удобрения — самое дорогое звено в производстве зерна. И пока что ноги протягиваем по одежке. Задача главная: ни в коем случае не огульно вносить удобрения! Вот посмотрите — на стенке пестрая карта почв. Мы точно знаем, на какое поле с учетом конкретного сорта пшеницы какие удобрения и сколько надо вносить — ни больше ни меньше. Ну и, конечно, никакой халтуры в обработке земли — точное соблюдение сроков и технологии. Хозяйство у нас небольшое, сеем быстро и убираем тоже в несколько дней. Отвечает за все агроном. Только он! Я не вмешиваюсь. И кому бы то ни было со стороны не позволяю вмешиваться. Во время поездок в Советский Союз я ко всему присматривался: вот это полезно перенять, а это — избави боже. Знаете, что меня более всего удивило? Приезжает на поле «уполномоченный» и дает указание агроному. Абсурд! Получается, дело решает человек, пусть даже очень неглупый, но всего один раз появившийся на этом поле. Агроном же обязан на поле жить, он каждым нервом должен чувствовать, чем поле дышит… Как видите, никаких особых секретов, объясняющих трехкратное увеличение урожая, не существует. Все просто и сложно, как сама жизнь». Шандор Сыч предложил проехаться по хозяйству. — У нас все под рукой. К укрупнению кооперативов мы в Венгрии не стремимся. Жизнь показала: эффективнее управляются небольшие и средних размеров хозяйства.

За три часа мы с председателем осмотрели поля. Кроме пшеницы тут сеют люцерну, горох, кукурузу, сахарную свеклу. На маленьком выгоне у ручья — кошара, полторы тысячи овец.

— Пять человек всего управляются с овцами круглогодично… Свиноферма — наиболее сложное производство хозяйства. Сугубо индустриальный метод, фабрика мяса. На откорме пять тысяч голов.

Маленькое путешествие в кооперативе закончилось на машинном дворе. Сорок грузовых и разных специальных автомобилей, тридцать три трактора, семь комбайнов. Все было пыльное от работы, но по различию марок походило на ярмарку. «Покупаем все самое лучшее и надежное». Рядом с трактором «Беларусь» стоял американский «Джон Дир». Председатель очень его хвалил (предложил даже слазить в кабину) — «дорогой, но надежный».

— И главное — запчасти. На этой неделе одна из деталей вышла из строя. Через четыре часа запасная часть была уже тут, на месте, а через шесть часов трактор уже работал.

Хорошо отозвался Шандор о «Беларуси» — «трудяга трактор».

— Но вот стоит, посмотрите, как ему сиротливо. Три месяца не можем дождаться запасных сальников. Скажите, ну почему?!

За чашкой чая мы с Шандором попрощались.

— Я хотел бы рассказать вам еще о важном современном этапе развития кооперативов, — сказал председатель. — Без этого невозможно было бы иметь все, о чем говорили. Но… — Шандор постучал по часам. — Вы услышите это и в любом другом месте.

* * *

Процессы, происходящие в хозяйстве республики, все мои собеседники приравнивали по значению к национализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Отправная точка этих процессов — 1968 год, реформа управления экономикой. Принцип реформы сформулирован в трех словах: сознательность, ответственность, заинтересованность.

— Что же дала реформа селу?

— Если говорить образно, развязала кооперативам руки, — так говорит человек уже немолодой, занимавший до реформы ответственный пост в партии, а ныне председатель кооператива «Золотое поле» Ласло Гестеши. — Как было раньше? Кооперативу спускали директиву, когда начинать сев, когда убирать. Предписывалось, сколько кооператив должен посеять пшеницы, сколько свеклы, льна, петрушки, подсолнуха, табака, сколько иметь коров, свиней и так далее. Я намеренно чуть упрощаю. Но механизм управления сельским хозяйством был именно таким. Что происходило на практике? Кооператив, которому выгоднее всего было бы, например, сажать картошку и на ней специализироваться, выращивал пшеницу, лен. В другом месте пшеница, и только пшеница, была самой доходной культурой, а хозяйству спускались планы по табаку, по картошке. Это вот наше хозяйство было малорентабельным потому, что ему ежегодно спускался громадный план выращивать помидоры. И по одной только причине: рядом построен был консервный завод. Помидоры для хозяйства были непривычной, «чужой» культурой — земли неподходящие, рабочих рук для сбора продукции не хватало… Вот так и жили. Приезжали в хозяйства уполномоченные. Я сам не единожды выступал в этой роли. Видел нелепость, бесхозяйственность такой практики. Реформа все изменила.

Назад Дальше