— Как прикажете, моя фея. В восемь я буду у вас!
Маника снова принялась печатать, совершенно забыв об ошибке. Берци сидел за своим столом и тихонько возился с бумагами. Ровно в двенадцать девушка спохватилась:
— Ой, Берци, чуть не забыла! Звонила ваша жена.
— Бывшая жена, — поправил ее Берци. — Во сколько?
— Ровно в восемь.
— И вы об этом только что вспомнили?
Почувствовав в его голосе упрек, Маника тут же парировала:
— Если бы вы не опоздали, сами могли бы с ней поговорить.
— Ну хорошо, хорошо, — уступил Берци. — Что ей от меня надо?
— Как всегда, денег.
— Но ведь она каждый месяц получает алименты, — вздохнул Берци.
— Она сказала, что еще не все выплачено за телевизор, купленный в кредит.
— Да, это правда. Я совсем забыл.
— Но раз вы развелись, — не могла промолчать Маника, — какое отношение вы имеете к этому телевизору?
— Из-за детей. Мы купили его до того, как я переехал. В рассрочку на восемь месяцев.
— А сколько еще осталось?
— Два месяца. — Берци не сказал, что считает неуместными ее вопросы. Маника решила, что она уже вправе их задавать.
— Ну да, конечно, из-за детей, — согласилась она.
Через несколько минут Берци спросил:
— И что вы ей сказали, моя фея?
— А! Сказала, что вы в командировке и что вчера тоже были в командировке, пусть позвонит на следующей неделе.
— Вы самая умная девушка на свете! Спасибо. Мне было бы неприятно, если б вы сказали, что я опять опаздываю.
— А почему неприятно?
— Ну какое ей до этого дело?
— Ну да, конечно, какое ей дело, — снова согласилась девушка. Манике казалось, что ей теперь до всего есть дело. Прежде всего надо во что бы то ни стало отделаться от этой женщины. Недели не проходит, чтобы она его не беспокоила: то по телефону, то сама явится. А уж до чего страшна! Худая как щепка, волосы совершенно бесцветные, а увядшую кожу не скроешь никакой косметикой! К тому же грубая, крикливая… В общем, неприятная особа! Ладно, придется что-нибудь придумать, чтобы она отстала. А так, видно, эти отношения никогда не кончатся, то одно, то другое, вечно у нее какие-то претензии: две недели назад — кредит за холодильник, до этого — ломбардные квитанции, а теперь — телевизор… Маника поправила прическу.
Рабочий день кончился.
— Вы задержитесь? — спросила она склонившегося над бумагами Берци.
— Я должен отработать свое опоздание.
— Совсем не обязательно!
— А если узнают?..
— Вахтер записал?
Берци взглянул на нее и весело рассмеялся.
— Сегодня мне повезло. Следом за мной в проходную вошел директор, и дядюшка Дёнци кинулся ему навстречу.
— Значит, об этом знаю только я. Но я никому не скажу.
— Спасибо. Тогда я тоже иду. Можно мне вас проводить?
— Нет-нет! На проходной меня ждет мама. Мы вместе идем в магазин. Увидимся вечером, хорошо? В восемь.
— Хорошо, моя фея.
Через несколько минут Берци убрал бумаги и запер их в стол. Надо было торопиться, чтобы успеть сделать все, что он наметил на сегодняшний день.
2
Поставив сумки с продуктами, Лилла принялась искать ключ. Нашла она его быстро, ключ лежал в боковом кармане сумочки. Осторожно повернув его в замке, она бесшумно открыла дверь. В квартире было тихо. Значит, дети еще спят. Она облегченно вздохнула и посмотрела на часы, висевшие на стене: двадцать минут девятого. Она рассчитывала, что вернется раньше. Надо поторапливаться.
Настроение у нее было плохое. В последнее время у нее нередко случались приступы дурного настроения. Но сегодня было хуже, чем всегда.
Хорошо, что она наконец дома. Лилла заглянула в комнату: шторы так и задернуты со вчерашнего вечера, дети мирно спят, вчера они легли поздно, она разрешила им посмотреть телефильм, а потом еще показывала диафильмы. У нее так редко хватает терпения с ними заниматься. Особенно в последнее время.
Она раздвинула шторы, в комнату хлынул солнечный свет.
— Подъем, сони, подъем! Ну, вставайте же! Если быстро оденетесь, пойдете на пляж с тетей Бертой.
Старший сын сел на кровати.
— Мама, а ты пойдешь с нами? Пойдем! — заныл он.
Лилла покачала головой.
— Завтра. Сегодня мне некогда. Может, если успею, я к вам потом приду. Ну, одевайтесь!
Она пошла на кухню, собираясь разобрать сумки, но передумала, вышла в коридор и позвонила в соседнюю квартиру.
— Ну что? — Берта Микич высунула голову из-за двери. — Вернулась?
— Уже давно.
— Дети встали?
— Еще нет. Я их только что разбудила. Раньше не могла, рука не поднималась. Они так сладко спали. Помнишь, вчера поздно легли. Приходи скорее, сейчас они будут готовы.
— Сейчас приду.
Лилла вернулась и, вынув из одной сумки пучок моркови, беспомощно огляделась, не зная, куда ее девать. В кухне царил страшный беспорядок: в мойке целая гора посуды, в углу куча грязного белья, полное мусорное ведро, холодильник открыт. Лилла с досадой хлопнула дверцей холодильника. На столе — остатки вчерашнего ужина, диапроектор, разбросанные коробочки с диафильмами и книжки. На стульях — детские вещи и скомканные полотенца.
— Полный разгром, — проворчала она и опустилась на единственный свободный стул.
Из комнаты слышался визг детей.
— До чего же я устала, — она провела рукой по лбу.
В кухню вошла Берта.
— Ну как дела?
— Как видишь. — Лилла беспомощно развела руками. — Все вверх дном.
— Ничего, бывало и хуже, — успокоила ее Берта. — Уберешься. Как дети?
— Посмотри, что они там делают.
— Зачем ты держишь эту морковь?
Лилла с удивлением взглянула на пучок моркови, который держала в руке, и положила его на пол.
— Сама не знаю.
— Ма-ма-а-а! — Младший сын, Берталан, выбежал из комнаты. — Шимон меня бьет! — Мальчик был совершенно голый. Лилла взяла его на руки и поцеловала. Мальчик визжал от радости. — Пойдем с нами! Мама, пойдем с нами!
Лилла опустила ребенка на пол, глаза ее наполнились слезами.
— Не могу, — сказала она. — У меня много дел.
— Быстрее, дети, одеваться! — Берта поймала мальчика и надела на него штанишки и майку. — Обувайся сам!
На часах было без четверти девять, когда дети вместе с Бертой Микич ушли.
Лилла пошла в ванную, чтобы привести себя в порядок. Утром она так торопилась, что даже не успела причесаться, только повязала голову косынкой, но, дойдя до угла, сняла, затолкала ее в сумочку и кое-как пригладила волосы руками. На ней было домашнее платье, синее в мелкий горошек, и бежевые босоножки со стоптанными каблуками. Перед уходом она положила в кошелек тысячефоринтовую бумажку, которую, к счастью, не пришлось разменивать. Ей повезло, она везде успела: частник пекарь как раз начал торговать, и она была в очереди первой; на рынке был большой выбор, она быстро все купила, а в мясном ее тут же заметил Лаци: «Чем могу служить?» Она купила полкило печенки. Лаци не прочь за ней поухаживать. А ведь она сказала ему, что у нее двое детей. Он считает ее красивой, хотя уж что-что, а красивой ее не назовешь! Она прекрасно это знала. Но не очень огорчалась. Вернее, не всегда. Когда она уходила с рынка, обе сумки были уже полны и оттягивали руки. Правда, она этого не замечала, так как привыкла два раза в неделю отовариваться на рынке. За молоком и за хлебом ей частенько случалось туда заскакивать, и только дважды в неделю приходилось таскать домой тяжелые сумки.
Лилла внимательно посмотрела на себя в зеркало.
«Да, не скажешь, что красива, — констатировала она. Наклонившись к зеркалу, она потрогала пальцем складки кожи под глазами. — И еще эти мешки! Берци считает, что после хорошей пластической операции от них и следа не останется. Но Микич говорит, что потом они снова появятся. Что бы мне надеть? Не вечно же ходить замарашкой!» Она остановила свой выбор на зеленой юбке, новой белой кофте и новых белых босоножках на шпильках. Затем высыпала на кровать содержимое сумочки. Записную книжку, ручку и маникюрные ножницы она отложила — это ей не понадобится. Остальное сложила в плетеную хозяйственную сумку. «На обратном пути можно будет походить по центральным магазинам», — подумала она и положила в кошелек еще две тысячи форинтов.
Лилла специально ехала на трамвае, чтобы не появиться слишком рано.
— Добрый день! — сухо поздоровалась Лилла с вышедшей ей навстречу хозяйкой дома, толстой Штефлер.
— Что вам угодно? — подозрительно спросила толстуха, тут же узнав молодую женщину, и не открыла калитку.
— Мне очень нужно поговорить с Берци.
— Обратитесь к нему на работу, — неприязненно сказала хозяйка.
— Я уже обращалась. Мне сказали, что его нет в Будапеште, он в командировке.
— И чего же вы хотите?
— Я уже обращалась. Мне сказали, что его нет в Будапеште, он в командировке.
— И чего же вы хотите?
— Я подумала, может, он плохо себя чувствует и остался дома. А на работе считают, что он в командировке. Можег быть, вы мне откроете? — сказала Лилла уже громче.
— Нет, — отрезала Штефлер.
— Тогда позовите его, пожалуйста, сюда.
— Я же говорю, его нет дома.
— А я думаю, что он дома! — крикнула Дилла.
— Послушайте… гм… милочка…
— Вы прекрасно знаете, что моя фамилия Керекеш!
— Если я говорю, что его нет, значит, нет. Я не привыкла врать.
— А когда он ушел из дома?
— Как обычно, — Штефлер повернулась, собираясь уйти.
— Тогда, будьте добры, — уже тише сказала Дилла, — передайте ему, пожалуйста…
— Это можно. — Хозяйка остановилась. — Что именно?
— Что мне нужно срочно с ним поговорить по очень важному делу. Пусть он сегодня же ко мне зайдет. Вы ему скажете?
— Да, — коротко ответила хозяйка.
— Только обязательно! — Дилла подождала, пока Штефлер войдет в дом, но и тогда не сдвинулась с места. Она заглядывала через забор, стараясь увидеть окно Берци. Если бы он был дома, он бы услышал ее голос и обязательно вышел. Значит, его действительно нет. Ну ладно, это известие может подождать до вечера. Берци обязательно придет, если узнает, что она заходила, И, конечно, он не в командировке.
Ну что ж, значит, до вечера.
На Центральном кольце она вышла из трамвая. Не торопясь прошлась по проспекту Ракоци и, свернув вправо, оказалась в самом центре города, где было полным-полно народу, гуляющего по улочкам и переулкам, предназначенным только для пешеходов. По дороге она купила газету и два иллюстрированных журнала. В одной из витрин Лилла принялась разглядывать свое отражение, затем — платья на манекенах. Наконец, поколебавшись, она вошла в магазин и купила себе летний костюм за три тысячи четыреста форинтов, истратив все деньги, которые взяла с собой. С довольным видом, размахивая свертком, она зашла в кафе выпить чашечку кофе.
Ее плохое настроение рассеялось. Она забыла о беспорядке в квартире, грязной посуде, о предстоящей уборке. Лилла думала о будущем, о том прекрасном будущем, которое ее ждет. Берци ее любит. Она его тоже. А то, что они в разводе… Ну что ж, ведь Берци тогда был в тюрьме, и она решила, что лучше с ним развестись. Из-за детей.
Когда все случившееся забудется, ничто не помешает им быть счастливыми. Конечно, когда все забудется, и никто не будет попрекать Берци ни тюрьмой, ни растратой казенных денег… Они уедут куда-нибудь далеко, в провинцию, где их никто не знает, купят машину, по выходным будут ездить на прогулки, а летом вместе с детьми, конечно, поедут отдыхать к морю. И постепенно все уйдет в прошлое…
К ее столику подошла официантка.
— Прикажете еще что-нибудь? — спросила она, вежливо давая понять, что пора освободить столик. Официантка была очень хорошенькая молодая девушка с безупречной фигурой, золотистыми волосами и зелеными глазами. Длинные ногти были накрашены ярко-красным лаком.
— Нет, спасибо, — сказала Лилла, и к ней вернулось плохое настроение. Она расплатилась и направилась было домой, но передумала и пошла в кино.
3
Пробило двенадцать, когда Пооч и Кепеш вошли в свой кабинет. Сивош сидел за столом капитана, перед ним лежали блокнот и ручка. В блокноте не было никаких записей.
— Ничего? — спросил капитан.
— Ничего, — ответил Сивош. — Я могу идти?
— Нет. Останьтесь. Мы сейчас пойдем в картотеку.
В картотеке их встретил приветливый молодой человек.
— Вот, товарищ капитан, взгляните, что мы для вас подыскали. У нас зарегистрировано тридцать семь человек по имени Геза Халас. В настоящее время двадцать шесть из них находятся на свободе. Кто из них вам нужен?
— Ему около тридцати лет.
— Одну минуту. — Молодой человек, державший в руках подобранные фотографии, принялся рассматривать каждую в отдельности. — Эту можно отложить, эту тоже и эту… Так… остается восемнадцать.
— Он шатен.
— Тогда отложим эту и эту. Шестнадцать.
— Покажите-ка!
Пооч положил фотографии в ряд.
— Так-так, — пробормотал он, — который же из них? Все здесь?
— Все.
Капитан недовольно покачал головой.
— Ведь мы даже не знаем, была ли у него судимость. Будем искать по-другому. Надо сделать фоторобот. А эти фотографии пусть будут под рукой, кто знает, вдруг понадобятся.
— Вас понял.
В кабинете их с нетерпением ждал Петерди.
— Вот адрес дома отдыха, где была Жофия Бакони.
— Как вы узнали?
— По регистрационным книгам. Она приехала туда на этой неделе, в четверг.
— А сегодня суббота. — На лбу Пооча снова появились глубокие морщины. — Знаете, о чем я сейчас подумал? Ее жених — ведь это он, по словам Сэп, достал ей путевку, — он специально отправил ее туда, чтобы она ему не мешала. То есть в момент убийства Евы Борошш Жофии в Будапеште не было, и она не знала, что случилось с ее подругой, и не могла заподозрить, что с ней тоже… Но ее-то почему? И почему Халас привез ее обратно в Будапешт? Зачем ему ото понадобилось? Ведь в другом месте он мог это сделать с гораздо меньшим риском…
— Возможно, из-за драгоценностей, — предположил Кепеш.
— Возможно. Вероятно, не хотел рисковать, взламывать дверь.
— Но, может быть, у него был ключ от квартиры невесты?
— Все равно гораздо безопаснее было бы войти вместе. Имея уже одно убийство, он не мог рисковать и лезть в чужую квартиру. Если же их увидят вдвоем, никто ничего не заподозрит. А случись что-нибудь непредвиденное, что помешало бы ему забрать у Жофии драгоценности, он бы их просто оставил. Удовлетворился бы тем, что взял в пятницу. Петерди, вам удалось выяснить его приметы у жильцов дома?
— Нет, не удалось. Этот парень очень старался никому не попадаться на глаза.
— Так. Кто нам может дать наиболее точное описание его внешности? Домработница Хинча, Луиза, утверждает, что видела его, и не раз. Кепеш, это ваша задача. Кроме того, его знает доктор Хинч. К нему поеду я. Да, еще Йожеф Ловаш. Петерди, это поручается вам. — Капитан взглянул на листок бумаги, где был записан адрес дома отдыха. — Сначала мы с лейтенантом Кепешем съездим туда. Господин Сивош, вы свободны. Петерди, вы тоже можете идти. Который час? Половина второго. На два тридцать закажите машину. Кепеш, у нас еще есть час времени… Давайте немного подумаем.
Когда они с Кепешем остались одни, Пооч придвинул к себе блокнот.
— Итак, мы имеем дело с двумя убийствами. И в обоих случаях жертвы — красивые молодые женщины. Первая версия: корысть. Вторая — ревность. Третья — месть. Начнем с первой: из квартиры Евы Борошш пропадают большие ценности. Можно предположить, что Жофия Бакони участвовала в ограблении, то есть была сообщницей Гезы Халаса. Часть похищенных драгоценностей Халас, видимо, спрятал у своей невесты. Я предполагаю, что поначалу он не намеревался убивать Жофию. Но потом, когда он потребовал у нее драгоценности, она воспротивилась, и тогда он ее ударил. Затем, испугавшись последствий, повесил свою сообщницу. Мертвые не говорят.
— А при чем тут дом отдыха?
— Убийство — я имею в виду убийство Евы Борошш — он, вероятно, собирался совершить один и поэтому удалил Жофию. Кроме того, возможно, он с ее помощью хотел обеспечить себе алиби. А в доме отдыха это сделать нетрудно. Всегда можно сказать: был там-то и там-то. Не видели? Он как раз купался. Кто это помнит? А сомнительное алиби все же лучше, чем никакое.
— Да, это так.
— Посмотрим вторую версию — ревность.
— Женщины убили друг дружку? — недоверчиво усмехнулся Кепеш. — А может, тут замешана еще одна? Или преступник — какой-нибудь маньяк?
— Вы хотите сказать, что убийца — сексуальный маньяк? Это исключено. Ни в том, ни в другом случае не найдено никаких следов, подтверждающих это предположение. Наш врач сразу же поставил бы нас в известность.
— Да, пока мы не найдем этого Гезу Халаса… — Кепеш запнулся. — А почему именно его? Разве кто-нибудь другой не мог этого сделать?
— Кто же, по-вашему?
— Ну, кто-нибудь из знакомых Евы, например, Ловаш или доктор Хинч, или еще кто-нибудь.
— Доктор Хинч… Что ж, он ведет себя довольно странно. Кстати, у него нет алиби. Так, ну а другой?..
— Ловаш? Нужно проверить его показания. Он уверяет, что в день убийства, в пять часов вечера, находился в кондитерской «Фиалка». Если это подтвердится, его можно исключить.
— У Ловаша только один мотив преступления — завещание, и находится оно якобы в квартире его невесты.
— Мы его там не нашли.
Пооч внезапно поднялся.
— Едем! У нас есть еще полчаса. Давайте еще раз проверим эту квартиру. Если Ловаш сказал правду и завещание действительно существует, я готов поверить, что убийца не он.