Женщина уставилась в пол.
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я здесь как твой друг, – сказал Итан.
– Я в это не верю.
– Почему?
– Потому что не имею права на ошибку.
– Расскажи мне, что произошло. Я могу тебе помочь.
– А мне нужна твоя помощь?
– В худшем варианте развития событий – да.
– Что находится по другую сторону забора?
– Не спрашивай меня об этом.
– Мне нужно знать.
– Что случилось с Алиссой?
– Не знаю.
– Ты ее убила?
– Скажи сам – я убийца?
– Я больше тебя не знаю. – Кейт встала. – Ты не представляешь, как это меня обижает.
– Ты убила ее?
– Нет.
Итан схватил фонарик и встал.
– Расскажи, во что ты влипла.
– До свидания, Итан.
– Мне нужно это знать.
– Тебе? Или тем людям, которые держат тебя на поводке?
– Они убьют тебя, Кейт. Тебя и Гарольда. Они сделают так, что вы исчезнете.
– Я понимаю, что рискую.
– И?..
– И я живу своей жизнью, сама решаю, как поступить. Если мои решения приведут меня на эту дорогу, так тому и быть.
– Я просто хочу тебе помочь.
– На чьей ты стороне, Итан? На самом деле?
– Пока не знаю.
Она улыбнулась.
– Первые честные слова, которые я от тебя услышала. Спасибо за это.
Она взяла его за руку. Пальцы ее были ледяными, но форма руки – знакомой. В последний раз Итан держал ее за руку две тысячи лет тому назад на пляже в Северной Калифорнии.
– Ты боишься, – сказала Кейт.
Ее лицо было в нескольких дюймах от его лица. Ее пристальное внимание – как инфракрасная лампа.
– А разве все мы не боимся?
– Я прожила тут девять лет. Я не знаю, где я. И почему. Иногда я думаю, что все мы мертвы, но в тихие, темные часы ночи понимаю, что это не так.
– Что ты делаешь, когда покидаешь свой дом по ночам?
– Что находится за оградой?
– Я могу защитить тебя, Кейт, но ты должна…
– Мне не нужна твоя защита.
Она отворила дверь, шагнула в ночь.
Пять шагов из мавзолея – и она остановилась, повернулась и уставилась на Итана.
– В последний раз я видела Алиссу живой две ночи тому назад.
– Где ты видела ее в последний раз?
– Мы разошлись в разные стороны на Главной улице. Мы не убивали ее, Итан.
– Но она была с тобой в ночь своей гибели.
– Да.
– Где?
Она покачала головой.
– Куда ты ходишь ночью, Кейт? И почему?
– Что находится за оградой?
Итан не ответил, и она улыбнулась.
– Так я и думала.
– Ты его любишь?
– Прошу прощения?
– Своего мужа. Ты любишь его? Это по-настоящему?
Улыбка исчезла.
– Увидимся позже, шериф.
* * *Он шел домой, не зная.
Не зная, лгала ли ему Кейт.
Не зная, была ли она по другую сторону ограды.
Не зная, убила ли она Алиссу.
Ни черта не зная.
На их взаимоотношения она влияла точно так же. Ему доводилось провести с нею день, когда один миг воспринимался как блаженство, а другой – как нечто противоположное, так что он уже не знал, где стои́т. Приходилось пересматривать все заново. Итан никогда не понимал, сознательно ли Кейт с ним играет, или это его собственный промах – то, что он позволил этой женщине проникнуть так глубоко и причудливо в его душу.
Едва войдя в переднюю дверь, Итан стащил сапоги и прокрался по деревянному полу к лестнице. В доме было холодно, половицы потрескивали и прогибались под весом его шагов.
Наверху он прошел по коридору к спальне сына.
Дверь была открыта.
Он двинулся к кровати.
В комнате было не теплее семи градусов. Бен спал, зарывшись под пять одеял, но Итан чуть плотнее стянул их вокруг шеи сына и прикоснулся тыльной стороной руки к шее мальчика.
Мягкая и теплая.
В любой день могли прибыть грузовики с дровами. Говорили, что город сжигает много сосен, чтобы согреваться зимой, – каждый дом получал по шесть кордов[24] дров. У Пилчера была маленькая армия тех, кто ежедневно совершал вылазки за ограду под защитой вооруженных до зубов людей. Этот отряд пилил деревья и заготавливал дрова для всего города.
Итан направился в свою спальню.
Сняв штаны и рубашку, он оставил их кучкой лежать в дверях.
Пол был ледяным.
Он поспешил к кровати.
Забравшись под одеяла, повернулся на бок и притянул к себе Терезу.
Она излучала тепло.
Он поцеловал ее в шею сзади.
Сон казался чем-то несбыточным. В последнее время почти невозможно было выключить шум в глубине своего сознания.
Итан закрыл глаза.
Может, сон все-таки придет.
– Итан.
– Привет, детка, – прошептал он.
Тереза перевернулась, оказавшись лицом к нему. Ее дыхание на его лице было знакомым, ласковым теплом.
– Убери свои ноги с моих. Они ледяные.
– Прости. Я тебя разбудил? – спросил он.
– Когда ушел. Куда ты ходил?
– На работу.
– Повидаться с ней?
– Я не могу…
– Итан.
– Что?
– Куда?
– Это неважно, Тереза. Это действительно не…
– Я так не могу, это не может дольше продолжаться.
– Что продолжаться? Ты о нас?
– Об этом городе. И о нас в нем. О тебе. О ней. О твоей работе.
Тереза подалась ближе, прижала губы к его уху, прошептала:
– Могу я продолжать говорить вот так, или нас услышат?
Он поколебался.
– Я все равно это сделаю, Итан.
– Тогда просто не двигайся.
– Что?
– Лежи совершенно неподвижно.
– Почему?
– Может, просто сделаешь это? Особенно не двигай левой ногой.
Они лежали тихо.
Итан чувствовал, как бьется сердце жены напротив его груди.
Мысленно он сосчитал до пятнадцати и прошептал:
– Говори не громче, чем я сейчас.
– Я раньше думала, что если бы только смогла быть снова с тобой, если бы только ты был с нами, я сумела бы это сделать. Купиться на ложь.
– И?
– Я не могу.
– У тебя нет выбора, Тереза. Ты знаешь, какой опасности подвергаешь нашу семью только тем, что ведешь подобные разговоры?
Ее губы плотнее прижались к его уху.
Озноб рванулся вниз по его спине.
– Я хочу отсюда уйти. С меня довольно, Итан. Мне плевать, что может с нами статься. Я просто хочу уйти отсюда.
– Тебе плевать, что станется с нашим сыном? – прошептал Итан.
– Это не жизнь. Мне все равно, если мы все умрем.
– Хорошо. Потому что так и случится.
– Ты это гарантируешь?
– На сто процентов.
– Потому что знаешь.
– Да.
– Что там, снаружи, Итан?
– Мы не можем об этом говорить.
– Я твоя жена.
Они крепко прижимались друг к другу. Ее ноги были холодными и гладкими, а жар, исходящий от нее, сводил с ума. Итану хотелось потрясти ее. Хотелось ее трахнуть.
– Почему, черт возьми, у тебя начинает вставать?
– Не знаю.
– Что там, за оградой, Итан?
– На самом деле ты не хочешь этого знать.
А потом ее рука оказалась на его члене.
– Ты думаешь о ней?
– Нет.
– Поклянись мне.
– Клянусь.
Она отодвинулась, скользнула вниз под одеяла и взяла его в рот. Привела его к самому краю. Потом приподнялась и стащила с себя ночную рубашку. Села на него; дыхание ее туманилось. Наклонилась и поцеловала его. Ее соски на холоде были твердыми, касаясь его груди.
Тереза перевернулась на спину, увлекла с собой Итана и ввела его внутрь.
Она была такой громкой и звучала так красиво…
Когда начала кончать, она притянула голову Итана вниз – ее губы у его уха, его губы у ее уха, – застонала и проговорила:
– Расскажи мне.
– Что?
Он не мог дышать.
– Расскажи… Ооогосподиитан… Где мы на самом деле.
Итан прижался лицом к ее уху.
– Остались только мы, детка.
Они кончали вместе, громко и жестко, так же синхронно, как всегда.
– Это последний город на земле.
Тереза кричала: «Дададаогосподинеостанавливайся!» Достаточно громко, чтобы укрыть его слова.
– И нас окружают монстры.
* * *Они лежали, перепутавшись руками и ногами, потные, совершенно неподвижные.
Итан шептал ей на ухо.
Он рассказал ей все.
Когда они живут. Где они живут. О Пилчере. Об аберах.
Потом он лежал, подперев голову согнутой в локте рукой, гладя ее лицо.
Тереза смотрела в потолок.
Она была тут пять лет, чертовски дольше, чем он, но то было состояние лимбо. Когда не знаешь ничего наверняка. Теперь она знала. Может, она подозревала это и раньше, но теперь вся неопределенность была выжжена: кроме Итана и Бена, она никогда больше не увидит никого из тех, кого любила в прошлой жизни. Все они были мертвы уже два тысячелетия. И если она когда-то цеплялась за надежду покинуть Заплутавшие Сосны, Итан только что уничтожил эту надежду. Ее пребывание здесь было бессрочным приговором.
Она была приговорена к пожизненному заключению.
Итан гадал, какие чувства преобладали в Терезе, полагая, что в ее голове бултыхается целый коктейль: гнев, отчаяние, горе, страх.
При проникающем в окно свете неблизкого уличного фонаря он увидел, как на глаза ее наворачиваются слезы.
И почувствовал, как ее рука в его руке начала дрожать.
Глава 13
Водонапорная башня,
парк Волонтеров, Сиэтл, 2013
Хасслер приблизился ко входу в водонапорную башню, и из тени возле двери появилась женщина.
– Вы опоздали, – сказала она.
– На пять минут. Расслабься. Он там?
– Да.
Она была не старше двадцати. Тонкая, но сильная, безумно роскошная, но с мертвыми глазами. Интересного громилу выбрал себе Пилчер. От нее явно веяло уверенностью того, кто может за себя постоять.
Она стояла между дверью и Хасслером, преграждая ему путь.
– Не возражаешь? – спросил он.
Мгновение казалось, что женщина может и возразить, но, наконец, она шагнула в сторону. Проходя мимо, Хасслер сказал:
– Не впускай туда никого.
– Спасибо, что говорите, как мне делать мою работу, агент.
Металл лязгнул под туфлями с загнутыми носками.
Хасслер потащился вверх по лестнице.
Наблюдательная площадка была скудно освещена, толстые заслонки прикрывали арочные окна в круглой кирпичной стене, чтобы никто не проник внутрь. И ограда от пола до потолка защищала семидесятипятифутовую шахту открытой спиральной лестницы.
Дэвид Пилчер, в длинном черном пальто и шляпе-котелке, сидел на скамье на дальнем конце площадки.
Хасслер обошел его и уселся рядом.
Мгновение раздавался лишь звук дождя, барабанящего по крыше над ними.
Потом Пилчер оглядел его с чуть заметной улыбкой.
– Агент Хасслер.
– Дэвид.
За окном очертания Сиэтла смахивали на неоновое размытое пятно сквозь низкий облачный слой.
Пилчер сунул руку в карман пальто и вытащил плоский конверт.
Положил его на колени Хасслеру.
Тот осторожно открыл конверт, заглянул внутрь, пролистал большим пальцем стодолларовые купюры.
– Сдается мне, тридцать тысяч, – сказал он, выпустив конверт.
– У вас есть новости? – спросил Пилчер.
– Прошло пятнадцать месяцев со времени исчезновения агента Бёрка и смерти агента Сталлингса. И никаких зацепок. Никаких новых улик. Не поймите меня неправильно. Я не говорю, что кто-то в министерстве финансов забудет, что один наш агент убит и трое пропали без вести в Заплутавших Соснах, Айдахо. Но без новой информации они просто ходят по собственным следам и сами это знают. Два дня тому назад внутреннее расследование по поводу исчезновения моих агентов официально перестало быть приоритетным.
– И что, по мнению ваших людей, произошло?
– Их теории?
– Да.
– Они мечутся туда-сюда, но никогда и близко не подходят к цели. Сегодня у них «служба надежды» Итана Бёрка.
– Что такое служба надежды?
– Гадом буду, если знаю.
– Вы уезжали?
– Уезжал на заключительную пьянку в доме Терезы.
– Я собираюсь нанести ей визит после того, как мы тут закончим дела.
– Неужто?
– Пора.
– Тереза и Бен?
– У меня есть теория, что, если я смогу по возможности удержать семьи вместе, переход на другую сторону будет легче.
Хасслер встал.
Подошел к окну.
Уставился сквозь стекло на оранжерею, освещенную праздничными огнями.
Он слышал шум городского движения и живую музыку на Капитолийском холме, но здесь, на вершине водонапорной башни, чувствовал себя отрезанным от всего мира.
– Вы подумали о том, о чем мы с вами разговаривали в прошлый раз? – спросил Хасслер.
– Да. А вы?
– Я только об этом и думаю. – Он повернулся и уставился на Пилчера. – На что это будет похоже?
– Что именно?
– Заплутавшие Сосны. Когда возвращаешься из того, что вы называете…
– Приостановленной жизнедеятельностью… – Лицо Пилчера потемнело. – Вы уже знаете о моем проекте слишком много, чтобы я чувствовал себя уютно.
– Если бы я хотел свалить вас, Дэвид, я мог бы сделать это несколько месяцев назад.
– Если бы я желал вашей смерти, агент Хасслер, – вашей и всех тех, кого вы любите, – ничто в мире не помешало бы мне это устроить. Даже из тюрьмы. Даже из могилы.
– Итак, между нами установилось взаимное доверие, – сказал Хасслер.
– Возможно. Или, по крайней мере, мы позаботились о взаимном уничтожении.
– По мне, это одно и то же.
Ледяные капли мелкого дождя задували в окно. Хасслер чувствовал, как они покрывают шею сзади неприятным холодком.
– Итак, возвращаясь к моему вопросу, Дэвид. На что это будет похоже, когда вы все очнетесь?
– Сперва – работа. Много, много работы. Город придется отстраивать заново. На это уйдет время. Потом?.. Не знаю. Мы говорим о двух тысячах лет спустя. Башня, на которой мы сейчас стоим, превратится в руины. Эти городские очертания исчезнут. Все люди в этом городе, их дети и внуки и правнуки превратятся в ничто. Даже их кости.
Хасслер вцепился в оконное ограждение.
– Я хочу участвовать.
– Гарантий нет, Адам.
– Я понимаю.
– Это – Колумб в поисках Восточных Индий. Человек, летящий на Луну. Миллион вещей могут пойти наперекосяк – и мы никогда не проснемся. Может ударить астероид. Случиться землетрясение. Мы можем очнуться в ядовитой атмосфере или во враждебном мире, которого никогда даже не воображали.
– Вы и вправду думаете, что это случится?
– Понятия не имею, с чем мы столкнемся по пробуждении. В голове у меня лишь образ идеального маленького городка, где человечество получит шанс начать все заново. Только это и движет мною.
– Итак, вы позволите мне присоединиться?
– У меня уже полный штат. Какие навыки вы можете предложить?
– Интеллект. Способность лидерствовать. Умение выживать. Я был связистом в «Дельте»[25], прежде чем присоединился к секретной службе, но уверен, что вы это уже знаете.
Пилчер только улыбнулся и сказал:
– Что ж, думаю, вы приняты.
– Я хочу попросить об одном одолжении, и если вы на это согласитесь, можете взять обратно свой конверт.
– Каком?
– Итан Бёрк никогда не проснется.
– Почему?
– Я хочу быть там с Терезой.
– Тереза Бёрк…
– Верно.
– Жена Итана.
– Да.
– Вы влюблены в нее? – спросил Пилчер.
– Вообще-то да.
– И она влюблена в вас?
– Пока нет. Она никогда не переставала любить его.
Хасслер почувствовал, как в животе его взыграла язва. Это зеленое пламя ревности.
– Он изменяет ей со своей бывшей напарницей, Кейт Хьюсон, а она все равно принимает его обратно. Все еще любит его. Вы когда-нибудь встречались с Терезой Бёрк?
– Нет, но скоро встречусь.
– Он ее не заслуживает.
– А вы заслуживаете?
– Я бы любил эту женщину так, как ее следует любить. Она будет счастливей со мной в Заплутавших Соснах, чем когда-либо была в целой жизни.
У Хасслера перехватило дыхание оттого, что он сказал эти слова, озвучил их вслух. Он никогда ни с кем этим не делился.
Пилчер засмеялся и встал.
– Итак, в конечном итоге все это только ради того, чтобы заполучить девушку?
– Нет, это…
– Шучу. Я позабочусь, чтобы это произошло.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Когда мы ляжем под наркоз? – спросил Хасслер.
– Это называется деанимация. Моя суперструктура достроена. Осталось лишь заполнить склад и набрать несколько последних рекрутов. Мне шестьдесят четыре года, и моложе я не становлюсь, а на другой стороне будет ожидать куча дел.
– Итак…
– У нас в Заплутавших Соснах в канун Нового года состоится вечеринка. Я, моя семья и сто двадцать членов моей команды собираются выпить лучшее шампанское, какое можно купить за деньги, а после уснуть на пару тысяч лет. Добро пожаловать, можете к нам присоединиться.
– Две недели?
– Две недели.
– И что подумают люди – куда вы денетесь?
– Я сделал приготовления. С моей последней публичной лекции прошло семь лет. Я стал затворником. Думаю, пятьдесят шансов на пятьдесят, что «Ассошиэйтед пресс» вообще опубликует дату моей кончины. А что насчет вас? Продумали, как уйдете?
– Я обналичил свой 401 (k)[26], опустошил свои банковские счета и оставил запутанный след к кое-какому теневому поставщику фальшивых паспортов. Это-то как раз нетрудно.
– А что трудно?
Хасслер оглянулся на окно, за которым высились окутанные туманом холмы Королевы Анны – в тех местах жила Тереза Бёрк.
– Знать, что мне предстоит ждать две тысячи лет, чтобы быть с женщиной моих грез.
Часть III
Глава 14
Тобиас лежал плашмя на животе в качающейся траве, едва дыша.
В пятистах ярдах отсюда из чащи широкохвойных сосен появился абер. Он вышел на поле и не особенно торопясь, вприпрыжку двинулся в сторону Тобиаса.
Блин!
Тобиас только что покинул лес на другом конце поля, и пяти минут не прошло.