Храп коневолков напоминал рычание. Сатри и Ладри поматывали головами, примериваясь к весу налобников. Оба коневолка были закованы в боевую броню, с их шлемов грозно торчали заостренные рога. Арга сидел на Сатри. Он тоже облачился в полные латы, и только шлем снял и держал у бедра.
Под ударами свинцовых ядер цанийский щит вспыхивал голубым. Над позициями артиллеристов стояло яркое золотое зарево. Флажки и штандарты весенних домов сияли как драгоценности — синий Даян, жемчужный Фраян, зелёный Ториян. Багряное пламя Риянов сливалось с жёлтыми огнями Дома Луян, множество малых домов блистало в округе — оранжевый, лиловый, вишнёвый… Луна струила с небес чистую белизну.
Фрага во главе штурмового отряда уже выдвинулся вперёд. Арга нашёл взглядом Сариту: она стояла на возвышении позади пушек, и её драконья чешуя сверкала так ярко, что жгучие лучи прорезали и свет, и сумрак. Обернувшись, он различил во мгле огоньки на мачтах кораблей Зентара.
Истекал последний час.
Мимо тащились по кочкам подводы с бадьями молока. Молоком обливались воины перед атакой на позиции магов; его нельзя было хранить — скисая, молоко теряло две трети своей защитной силы. Арга двинул Сатри следом за телегами. Коневолк пошёл неспешным шагом. Отряды второй волны, десятки и сотни одоспешенных бойцов медленно трогались с места. Арга не оборачивался, но ощущал их присутствие — как часть себя, как исполинские конечности, тяжёлые и медлительные, но способные нанести смертельный удар. И словно могучие кости в этих конечностях были воины дома Ториян.
Вдали у реки что–то оглушительно грохотнуло — будто гром грянул у самой земли. Сатри от неожиданности остановился.
— Что это?
— Пороховую пушку разорвало, — отозвалась Тинкай.
Воздавая должное её упрямству и отчаянной храбрости, Арга поставил дом Вильян по правую руку от себя. Вильяны повиновались без слов. Он видел, как светятся от гордости их лица.
— У нас есть пороховые пушки? — удивился он.
Тинкай хохотнула.
— Верней сказать — у наёмников были пороховые пушки.
— В жизни не встречал таких бесполезных людей… Хей, Гата!
Ториян Гата приблизился. Его гнедой жеребец был огромен, как коневолк, и тоже нёс рогатый шлем.
— Строй растянулся, — сказал Арга. Ему не понадобилось отдавать приказ: Гата кивнул и тотчас поскакал в сторону, оттесняя всадников.
Далеко впереди двинулся с места и поднялся выше штандарт Даянов.
Мимолётно Арга удивился собственному спокойствию. Даже ноющее нетерпение, обычное для последних минут перед ударом, не слишком его тревожило. Фрага снова вёл весенних, как вёл их почти сто лет. Воля Фраги объединяла их. И каждый из них верил Фраге более, чем себе.
Пушечная пальба стала чаще. Ядра били с шести сторон, касались щита в разное время, и перламутровая голубизна уже не переливалась по сфере — дрожала, мерцала и спазматически дёргалась. Стены и башни Цании стали почти невидимыми за ней. Казалось, на берегу Милефрай лежит гигантский мыльный пузырь, и некий великан изо всех сил пытается сдуть его с места.
От земли в небо ударила молния.
— Наша Сарита! — воскликнул кто–то. — Хей, Драконье Око!
— Первый сигнал, — сказал Арга вполголоса, сам себе.
Обстрел вдруг прекратился — полностью, на всех направлениях. Пала мгновенная тишина и ударила по ушам резче раскатов канонады. В океане магического света было видно, как последние из штурмового отряда опрокидывают на себя и коней чаны молока. Арга снова оглянулся на Сариту. Драконье Око стояла, раскинув руки. Армейская коллегия собралась вокруг неё. От магов поднималось облако сияния настолько пронзительного, что слепли глаза. Арга прикрылся ладонью.
Взметнулась молния второго сигнала.
Арга начал в уме обратный отсчёт. Он знал, что артиллеристы других позиций не полагаются на внутреннее чувство времени, у них были какие–то идеально точные часы, тоже созданные колдовством… Люди Сариты и Лакенай знали своё дело. Арга ошибся на долю мгновения.
Шесть свинцовых кулаков вбились в щит и сила ста магов следовала за ними.
В глазах померкло.
Арга резко втянул воздух. Яркость и резкость света ошеломляли. Но артиллеристы не уступали магам в мастерстве. Второй удар последовал за первым как новое биение сердца. Он отдался эхом — дробным, дрожащим.
Третий залп.
…эти звуки ни с чем нельзя было спутать.
Стена обвалилась.
— Фадарай! — вскричал Арга, едва зрение вернулось к нему.
Победные вопли раздавались вокруг.
Цанийский щит распался на фрагменты. Иные из них держались, другие медленно оседали. Третьи исчезли вовсе.
Парами, в строгом порядке в чёрный пролом входили воины штурмового отряда.
Арга отметил, что стена рухнула не полностью и коневолкам приходится прыгать почти на высоту человеческого роста. Он снова одобрил своё решение. Даже лучшая лошадь, как у Гаты, в броне и под латником остановилась бы перед таким препятствием… Но пора было двигаться.
— Вперёд!
Сатри и Ладри взяли с места в карьер.
Сотни копыт глухо загрохотали позади них. Разрыв между воинами первой и второй волны исчез почти сразу. Коневолков Арги обогнал Алиян Дара на Лирайме, потом его брат Рега на волкобыле Инье. Сатри гневно завопил и попытался скакать ещё быстрее, но это было не в его силах. Алияны успели ворваться в пролом прежде, чем щит сомкнулся — и более никто из второй волны не успел. Сатри врезался в щит плечом и чудом удержался на ногах; не иначе другое чудо позволило Арге усидеть в седле. Жеребец Гаты влетел Сатри в зад. Оглушённый коневолк даже не лягнул его.
Тяжело дыша, Арга озирался по сторонам.
Свалка и сумятица окружали его, но это уже не имело значения. Штурмовой отряд вошёл в город. Даян Фрага вошёл в город. Цания обречена. Оставалось только дождаться, когда щит падёт снова.
«Алияны», — подумал Арга и улыбнулся. Лирайм и Инья — родичи, как и их всадники — во время подготовки показали себя скверно. Непревзойдённые скакуны, они рвались вперёд и не соблюдали порядка. Однако стоило с умом выбрать им место, и всё обернулось к лучшему.
Мало–помалу строй восстанавливался. Вскоре Арга уже смог отъехать от щита. Ладри протолкался между встревоженными лошадьми и презрительно фыркнул на Сатри. «Нечего, нечего», — с усмешкой бросил ему Арга. В темноте, как бродячие огни, двигались подсвеченные флажки командиров. Арга нашёл пологое возвышение и остановился на нём. Отряды расходились в «ложе дракона» — древнее, времён Крадона боевое построение с двумя «крыльями» и усиленным «телом». Освинцованные доспехи людей и коней поблёскивали, как чешуя. Грозный дракон припадал к земле под стенами Цании, готовясь к новой атаке.
«Сколько ждать?» — думал Арга. Любой сейчас задавался этим вопросом. Все взгляды были устремлены на щит и пролом в стене за ним — такой близкий и такой недосягаемый. Время растягивалось до бесконечности…
Ближайшая башня высилась в паре сотен шагов. «Много ли там стражи? — думал Арга. — Есть ли она вообще, если цанийцы так твёрдо верили в силу Коллегии?» Гата и Тинкай подъехали к нему, за ними следовали Орнай из Ноэянов, Вильян Мала, Рияны Эльса и Теруса.
— Я послал человека к Сарите, — сказал Теруса. — Драконье Око наверняка видит, чем сейчас заняты цанийские маги.
— Хорошо, — кивнул Арга и, не сдержавшись, прибавил: — Жаль, что у нас нет десятка Сарит.
Тинкай фыркнула.
— Ещё десяток таких дурных нравом? Земля бы проламывалась под ними.
А Орнай крикнула:
— Смотрите!
Ладри поднялся на дыбы и пронзительно взвизгнул.
Сторожевую башню окутывало пламя. Казалось, горели не только деревянные ставни и козырьки окон, но и сами камни. Арга встал в стременах, вытянул шею. Что–то падало из окон башни, и нельзя было различить, что: доски? Мебель? Человеческие тела? Донёсся отдалённый рокот. Башню насквозь пробило несколько молний.
Пламя опало.
Магический щит засветился перламутром, по нему скатилась алая волна — и свет угас.
Арга вытянул из ножен меч и воздел к небу. Голос его разнёсся над полем брани:
— Люди Весны! Во имя Фадарай, бейтесь!
И дракон поднялся.
Лишившись одной из опор, Цанийская Коллегия всё же не уронила щит. Но он утратил прочность и стал проницаемым. Арга видел, как воины протискиваются сквозь него. С отчаянными усилиями, оскальзываясь и падая, словно навстречу урагану они шли — и один за другим преодолевали преграду. Многим пришлось спешиться и тащить лошадей под уздцы. Если бы городская стража успела выслать к пролому отряд стрелков, наступление захлебнулось бы. Но стража запаздывала.
Аргу вновь охватило беспокойство.
Стену начали разбирать, чтобы расширить проход и опустить его ниже. Вскоре первая обычная лошадь неловко проковыляла по камням и скрылась внутри. Арга отметил минуту, когда пройти сквозь щит стало легче — ещё одна башня опустела, второй отряд исполнил своё задание…
Арга надел шлем и тронул Сатри с места.
— Теруса, Гата, Тинкай! С отрядами за мной. Мы идём к Башне Коллегии!
Тинкай оглушительно завопила. И сердце Арги отозвалось, начало биться чаще: его безумный план привёл весенних к победе! Скоро падут остальные башни, скоро всё войско пойдёт на приступ, щит истает и город будет взят. Месяцы ожидания позади.
Проходя сквозь щит, Сатри даже не замедлил бега. Арга ощутил сильный удар по лицу, откачнулся назад, но тотчас восстановил равновесие — и вовремя, потому что коневолк набирал скорость, готовясь к прыжку.
…Сарита была права. На городских улицах стояло душное зловоние. Сатри оскользнулся на чём–то и недовольно фыркнул. Арга огляделся, восстанавливая в памяти карту города, пока воины собирались вокруг него. Было темно. Дома казались покинутыми. Но с нескольких сторон издалека уже доносился шум схваток. Стражники всё–таки подоспели и не собирались сдаваться легко. Арга усмехнулся. Острием меча он указал в узкий проулок.
И тогда он увидел.
Сначала он увидел и узнал мышастую волкобылу. Тия шагала, глядя себе под ноги, так осторожно, будто под её копытами был лёд.
Потом Арга узнал всадницу, Сиян Мирай. На ней не было шлема, рыжие волосы слиплись от крови. Лицо Мирай было неподвижно, а глаза широко распахнуты, словно в глубоком изумлении.
Потом он увидел тело — безжизненное тело, перекинутое через седло перед Мирай. Он узнал доспехи и различил цвета Даянов на обрывке плаща. Узнал перевязь и ножны меча. Узнал гриву седых волос и даже меховую оторочку перчаток.
Но никак не мог узнать человека.
Тия остановилась. Мирай сидела на ней неподвижно. Арга видел её, видел людей вокруг, коневолков и лошадей, но странное дело — вместе с тем он был здесь один.
Один в мёртвом городе. Один на мёртвой земле.
Лёд сковал его. Ужас сжёг его дотла.
Время шло. Бесценные мгновения истекали. Один за другим бойцы входили в пролом, видели всё — и останавливались, потрясённые.
«Очнись!» — безмолвно завопил чей–то голос, его собственный голос внутри темницы неверия и отчаяния. «Очнись и приказывай, Арга! Нужно идти вперёд!» И он попытался. Он прохрипел что–то. Его никто не услышал. Люди стояли в оцепенении. А волкобыла Тия вновь двинулась с места, она шагала, шагала к пролому и никто не протягивал руку к её поводу, чтобы остановить! Арга ударил Сатри, тяжёлым усилием выдвинул его вперёд, он словно тащил коневолка на себе, вынуждая двигаться. Он должен был остановить Тию, остановить Мирай, скрыть от взглядов их страшную ношу. Он должен был подхватить штандарт отца и повести весенних. Две башни уже пали, победа была на расстоянии вытянутой руки…
Арга не дотянулся.
Будь под ним обычная лошадь, она бы просто повиновалась всаднику. Но Арга сидел на коневолке. Так же, как и люди вокруг, Сатри понимал, что случилось, и так же окаменел от горя.
Тия прошла сквозь ряды всадников и показалась в проломе. Яркий магический свет озарил её. По рядам наступавших прокатился глухой, леденящий кровь вопль. Звериный вой, горестный и сокрушённый.
Даян Фрага пал.
Справа и слева вспыхнули отсветы боевых заклинаний. Раскатился оглушительный свист. В переулках Цании звенели мечи. Доносились кличи цанийской стражи, топот копыт и ржание коневолков, раненых или разъярённых. Осаждённые перешли в контратаку. Коллегия бросила в бой все силы. Арга глянул назад, в брешь.
Щит поднимался снова.
Тогда Арга набрал в грудь воздуха и, срывая голос, закричал:
— Трубить отступление!
* * *
На высоком ложе из вязанок хвороста, укрытых чистым полотном, покоился Фрага. Серый шатёр оберегал его от непогоды. Наутро после неудачного штурма зарядил дождь и продолжался до сих пор. Осень вступала в свои права.
Три дня по обычаю тело Фраги пробудет в шатре, чтобы люди простились с вождём, а потом хворост подожгут… Тот, кто был побеждён единственный раз, уйдёт в сады Фадарай, чтобы вечно радоваться рядом с нею. Он погиб во славу её, исполняя её волю. Светлая богиня Весны встретит его у врат и обнимет его как сына.
Дождь усилился. В шатре начало капать. Арга бездумно поднял взгляд, высматривая прореху. Ночь приближалась к самому тёмному часу. В погребальном шатре отца Арга был один. В свете четырёх обрядовых свеч он приблизился к ложу, стараясь не наступать на прощальные листки, но их было слишком много, и несколько он всё же запачкал. Со вздохом Арга наклонился и прибрал листки, как сумел. Часть из них были безликими, с молитвами и пожеланиями, какие могли бы написать любому. Но люди любили Фрагу. За сто лет он многим стал близок и успел сотворить много добра. На листках мелькали запоздавшие признания, сетования, стихи, слова искреннего горя и надежды. «Только Риммнай не написала ничего», — подумал Арга.
Когда Фрагу принесли в лагерь, Риммнай долго не могла поверить, что он мёртв. Всё пыталась разбудить его, растолкать, дозваться. Когда она поняла, что муж не очнётся, из её груди вырвался страшный крик, она упала без чувств и с тех пор словно лишилась разума. Она не ела, не спала и ни с кем не говорила. Лакенай навещала её и сказала, что лучше пока оставить её одну.
Погребальный шатёр поставили в низине. В костёр сложили часть тех вязанок хвороста, из которых строили стену для упражнений… Цания не увидит, как уйдёт Фрага.
Арга смотрел на лицо названого отца. Оно было спокойным и безмятежным.
Арга опустил голову и прикрыл глаза.
…Многие успели вырваться. Многие не успели. Их зарубили на глазах у товарищей, отделённых лишь бледной, почти невидимой преградой магического щита. Каждый из них дорого отдал свою жизнь, но все они погибли, и цанийцы торжествовали, глумясь над трупами. Лучшие из весенних пали там. Там пал Фрага… «Это моя вина, — подумал Арга. — Я был слаб. Я не справился».
Он слишком полагался на мудрость и силу Фраги — и позволил ему погибнуть. Штандарт перешёл к нему. Судьба похода в его руках. И что ему делать теперь? Тяжек выбор! Хорошо рассуждать и выдвигать предложения, зная, что решение принимает другой. Тот, кто всегда прав. Тот, кто непобедим…
«Фрага был слугой Церкви, — подумал Арга, — и пленником собственной славы. Я унаследовал его долги. Но, кроме того, я заложник мести и полководческого штандарта. Нешироко моё поле!»
Сквозь шум дождя он различил шаги и обернулся.
Под своды шатра вошёл Эрлиак.
Он отбросил мокрый капюшон и кратко поприветствовал Аргу. Эрлиак был в траурных одеждах, глухих и тяжёлых. Разноцветные волосы стягивала на затылке серая лента. Татуировки на лице и висках в сумраке выглядели пятнами, словно на морде хищной кошки. Становилось видно, что он старше, чем кажется большую часть времени.
— Надеешься услышать от него ещё один совет, Арга?
Арга бросил на священника хмурый взгляд. Но Эрлиак был строг, внимателен и печален. Таким он не вызывал у Арги неприязни.
— Фрага умолк, — ответил Арга.
Эрлиак склонил голову.
— Тебе простят то, что ты не смог совладать с войском и воодушевить людей, только что потерявших Фрагу, — внезапно сказал он. — Единожды простят. Но вся слабость, которую весенние готовы были простить тебе, иссякла с этим. Больше тебе не дозволено ни одной ошибки.
— Я знаю.
— Что ты намерен делать?
Арга вдохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Фрага не принимал решений, не выслушав прежде своих советников.
— Это не так, — губы Эрлиака чуть изогнулись. — Он всегда видел путь. Он лишь давал поправку, если узнавал что–то новое.
— Я — не он. Сейчас не лучшее время напоминать об этом.
Эрлиак кивнул.
— Тогда советник вождя умолкнет и заговорит священник. Что ты чувствуешь, Арга?
Арга помолчал.
Он не хотел раскрывать душу Эрлиаку. С тех пор как ушёл Фрага, на свете остался только один человек, которому Арга мог всецело довериться. Но и Лакенай сейчас было нелегко. Глава армейской коллегии, глава дома Фраян, она несла на своих плечах достаточно тяжёлый груз, и Арга не мог просить её стать ещё и его личной исповедницей. А кроме того… минута была особая. Даян Фрага пользовался безусловной поддержкой, но Ториян Арге требовались союзники.
«Он нужен мне», — признал Арга. Никто не мог сравниться с Эрлиаком в деле воодушевления. Сейчас, когда весенние подавлены, когда боевой дух истаял и решимость держится на волоске — Эрлиак нужен ему.
И он ответил.
— Гнев, — сказал он. — Горе.
— Гнев прежде всего?
— Я воин.
— Причина не только в этом, — Эрлиак вздохнул. — Арга, если ты не хочешь говорить со мной, я могу попросить другого священника. Или Лакенай.
Эрлиак видел его насквозь. Арга досадливо повёл плечами. «Нет, — подумал он. — Я не буду тяготить её своими жалобами».
— Это гнев на самого себя, — сознался он. — Ещё до того, как мы начали готовиться к штурму, Фрага передал мне право приказывать.