— Нет, разумеется.
Борода поднялся к себе и вернулся с большой лупой. Он протянул Юлию Борисовичу одну бумажку.
— Вот взгляните, это знаменитый американский доллар, который имеет хождение во всем мире, даже в самых отдаленных уголках, а это, — он протянул вторую бумажку, — канадский. Разницу заметили?
— Заметил.
— Так запомните хорошенько, иначе вам могут подсунуть канадский вместо американского.
— Скажите, — Юлий Борисович замялся, — что будет, если… Ну, если я попадусь?
— Зачем говорить такие неприятные слова! Если, на худой конец, чекисты проследят, что абсолютно исключается, вам следует избавиться от чемодана, и больше ничего. Без вещественного доказательства ни один суд не может осудить вас. Слава богу, мы живем в цивилизованном обществе, где соблюдаются законы!
Юлий Борисович взял чемодан, попрощался со стариком и уехал домой.
По дороге он размышлял о том, что в чемодане у него десять тысяч рублей, на худой конец, легко можно их присвоить, объявив, как учил сам Борода, что вынужден был избавиться от чемодана. Можно же в оправдание выдумать какую-нибудь правдоподобную версию и выйти сухим из воды.
«Львов побоку. Взять да поехать с деньгами домой и не подвергать себя риску. Не заявит же Борода в милицию о пропаже». Подумав так, Юлий Борисович даже заерзал на жестком сиденье электрички, потом решительно отверг такой вариант, не потому, что боялся мести Бороды и компании, хотя и это приходилось брать в расчет, а из соображений, что при помощи того же Бороды и его приятелей ловкими комбинациями можно сколотить значительно больше денег и тогда подумать более основательно о перспективах. Так решил он и по дороге домой заехал на Киевский вокзал и купил билет до Львова в купированном вагоне.
9
В бессонные ночи Власов обдумывал широкие планы действия. Из хаоса реального и фантастического постепенно выкристаллизовалось одно: он отправляется в Госкомитет торговли, добивается приема у председателя или его первого заместителя, показывает альбом с образцами новых тканей, демонстрирует готовые изделия из них. Поначалу сделает вид, что ему ничего не надо, — пришел, мол, так, показать образцы новых тканей, которые начал вырабатывать Московский камвольный комбинат. Пусть полюбуются. Спросят: много ли вырабатывается таких тканей, а он скромно ответит, что выработано порядочно. Можно бы и еще больше, но отпускать торгующим организациям не можем из-за отсутствия утвержденных цен. Уже более трех месяцев тянется волокита, а конца не видно…
Выслушав все это, председатель, или его заместитель, возмутится, воскликнет: «Что за чертовщина! Когда же придет конец такому бюрократизму, — люди выработали ходкие ткани, подходящие к сезону, но отгружать не могут из-за отсутствия цен. Так и мода пройдет на них, уменьшится спрос… Немедленно утвердить цены!..»
Примерно в таких радужных красках рисовались Власову возможные решения мучающих его вопросов. Но так было по ночам. Днем становилось совершенно очевидно, что ночные видения никакого отношения к реальному положению вещей не имеют.
На следующий день после осмотра готовых изделий Власов позвонил секретарю райкома Сизову, втайне надеясь, что получит дельный совет.
Так и случилось.
— Удивляюсь вам, Алексей Федорович, — сказал Сизов. — Такой серьезный человек и вдруг занялись строительством воздушных замков. Пройдет неделя, если не больше, прежде чем вы добьетесь приема у председателя комитета. И еще вопрос: добьетесь ли вообще? Да и захотят ли они принять срочные меры по такому, по их масштабам, пустяковому поводу? Подумаешь, дело какое, какому-то комбинату задержали утверждение цен!..
— Что же делать, что же делать? — чуть не закричал в телефонную трубку Власов.
— Нельзя ли мне взглянуть на эти готовые изделия? — спросил Сизов.
— Пожалуйста! Скажите, когда удобно, и я привезу их к вам в райком.
— Зачем в райком? Я сам к вам приеду.
— Когда?
— Да хоть сейчас. Вы не заняты?
— Нет. Я вас жду! — поторопился с ответом Власов.
Приехав на комбинат, Сизов придирчиво рассматривал костюмы, хвалил их, потом спросил:
— А цены?
— Какие цены? — удивился Власов.
— Этих со вкусом сшитых костюмов. Сколько заплатит, скажем, модница с кондитерской фабрики «Рот Фронт» за это элегантное пальто или инженер радиозавода за костюм?
— Не скажу. Знаю стоимость метра каждого образца, а вот сколько будет стоить пальто или костюм… — Власов развел руками. — До этого мы не додумались, — признался он.
— Но ведь люди не ткани ваши будут носить… Дайте задание срочно выяснить и ждите моего звонка. Я посоветуюсь с секретарями городского комитета партии и скажу вам результат.
Не прошло и двух часов, как позвонил Сизов и сообщил, что секретари горкома согласились посмотреть новые ткани комбината и готовые изделия из них. Власову нужно срочно связаться по телефону с управляющим делами горкома, договориться с ним и, не теряя времени, заняться организацией выставки новых тканей в зале заседаний бюро.
— Учтите, помещение там небольшое. В вашем распоряжении полтора дня, успеете? — спросил Сизов.
— Надо успеть! — Власов был взволнован. Он знал, что Сизов человек слова, но такой оперативности не ожидал даже от него.
Человек ровный в обращении, доброжелательный к людям, Сизов не скрывал от себя, что питает особую симпатию к директору камвольного комбината Власову. Ему был по душе этот широкий, увлекающийся человек. Даже когда поиски заводили Власова в сторону от практических нужд, Сизов понимал, что беспокойный директор руководствовался благородным стремлением сделать как можно лучше. Такова уж натура этого человека. И, оглядываясь назад, Сизов не жалел, что в свое время, в трудную для Власова минуту, вступился за него и добился восстановления его на работе. А ведь тогда нелегко было отстаивать работника, проявившего слишком большую самостоятельность. В те годы думали так: сегодня самостоятельность в мелочах, завтра начнется в крупном, будет игнорировать авторитеты, перестанет ждать команду свыше, а этого допускать нельзя. Чтобы отстоять Власова, Сизову пришлось действовать отнюдь не как секретарю райкома. Сизов знал, что властолюбивый секретарь городского комитета был в натянутых отношениях с тогдашним министром текстильной промышленности. Докладывая первому секретарю о снятии Власова с работы, Сизов точно представлял себе, на какой струне следует сыграть, и сыграл отлично.
— Дело в конечном итоге не во Власове, — добавил он как бы между прочим, — правда, Власов знающий инженер и отличный организатор, комбинат под его руководством работал хорошо, но дело сейчас не в этом. Очень обидно, что этот зазнавшийся министр не считается с мнением партийных организаций. Допустим, райком партии, на территории которого находится комбинат, ему не указ, а вот с городским комитетом он обязан был, прежде чем подписывать приказ, хотя бы формально согласовать вопрос о снятии с работы крупного директора.
— Почему формально? — Первый секретарь нахмурил брови.
— По той простой причине, что самонадеянный министр мог аргументировать свой отказ считаться с мнением Московской партийной организации тем, что, мол, комбинат союзного подчинения, а его директор — номенклатура ЦК и к городу отношения не имеет.
— Это мы еще посмотрим, имеет отношение или нет!
Первый секретарь поднял трубку правительственного телефонного аппарата — «вертушки», позвонил кому-то и сказал:
— Директор Московского камвольного комбината Власов работал очень хорошо и, по нашим сведениям, никаких глупостей не натворил, израсходовал несколько сот тысяч рублей не по той статье и пустил их на реконструкцию цеха. Подумаешь грех какой! Мы протестуем против его снятия, тем более что министр не захотел считаться с нами и предварительно не согласовал вопрос… И вообще пора призвать таких не в меру ретивых министров к порядку.
Через три дня после этого разговора приказ о снятии Власова был отменен и Алексея Федоровича восстановили в должности директора.
Воспоминания о тех минувших днях Сизову были противны, ему ведь пришлось сыграть тогда неблаговидную роль царедворца-интригана. Но другого выхода он не знал, недаром ведь говорится, что иногда цель оправдывает средства. Но и сейчас Сизов не жалел, что пошел на это, не ошибся во Власове. За минувшие годы Власов сделал много полезного. Коллектив комбината во главе со своим неуживчивым директором показал образцы трудового подвига, без больших затрат удвоил выпуск продукции, а если говорить правду, то по существу был создан второй комбинат.
Власов сейчас тоже поднимает чрезвычайной важности вопрос — об ассортименте и качестве выпускаемой комбинатом продукции. Впрочем, это касается не только камвольного комбината, но и всей промышленности в целом, — конечно, в первую очередь промышленности, выпускающей ширпотреб.
Власов сейчас тоже поднимает чрезвычайной важности вопрос — об ассортименте и качестве выпускаемой комбинатом продукции. Впрочем, это касается не только камвольного комбината, но и всей промышленности в целом, — конечно, в первую очередь промышленности, выпускающей ширпотреб.
Разумеется, вопрос этот очень сложный, однако решать его надо, иначе будет поздно.
Почему бы не поддержать новую инициативу Власова? Трудно! Слов нет, очень трудно, но разве райком партии существует только для того, чтобы решать текущие дела? Почему не поднимать и большие, выходящие за рамки района, вопросы?
Не откладывая в долгий ящик, он завтра же поговорит с секретарями горкома. Если нужно, и в ЦК пойдет. Святая обязанность низовых организаций вовремя подсказать, обратить внимание верхов на назревшие вопросы. В этом и заключается смысл помощи Центральному Комитету.
А в том, что вопросы, поднимаемые Власовым, именно таковы, сомневаться не приходится…
Работа по устройству выставки закипела. Полетов поехал в горком уточнить размеры зала и прикинуть, можно ли разместить там хотя бы восемь стендов. Шустрицкий получил задание совместно с работниками ателье составить калькуляцию готовых изделий с учетом прибыли как для комбината, так и для швейников, установить, хотя бы приблизительно, цены на них. Художница Валентина Федоровна получила указание отобрать образцы для выставки. «Только из тех, что имеются в наличии на складе. А то мы все мастера блеснуть на выставках», — было сказано Власовым.
Остаток времени прошел в невероятной суете, но к сроку успели. На стендах висели новые ткани, на них были таблички с указанием состава волокон, себестоимости и примерной продажной цены.
В день осмотра, рано утром, Власов, Полетов, Валентина Федоровна, Шустрицкий и манекенщица Таня поехали на Старую площадь в горком партии. Поднялись на пятый этаж и, войдя в зал заседаний бюро, удивились: кроме образцов комбината, были выставлены еще трикотажные изделия, сукно и драпы.
— Значит, предстоит осмотр не только наших тканей, — заметил Власов своим спутникам с тревогой в голосе, не зная, к лучшему это или нет.
Ровно в одиннадцать часов открылись боковые двери, и в зал заседаний вошли руководители городского комитета партии во главе с первым секретарем. С ними были также представители совнархоза, Московского Совета, заместитель председателя Госкомитета по торговле республики, начальники текстильного и трикотажного управлений.
Пригласили в зал и руководителей предприятий, продукция которых была выставлена.
Позже всех пришел ответственный работник Госплана Союза. Он скромно сел в стороне.
Всем было ясно: в городском комитете придают серьезное значение совещанию, иначе не оторвали бы от дела столько людей.
Когда председательствующий, первый секретарь горкома, предоставил слово Власову, тот, хотя и подготовился к выступлению, очень волновался.
— Причин нашей плохой работы немало, и определить их, а тем более устранить сразу, невозможно, — сказал он. — Но все же на некоторых из причин, наиболее, на мой взгляд, важных, я остановлюсь. Основная и главная причина заключается в той мелочной опеке, которой мы окружены. Государство доверило нам на миллионы материальных ценностей, и в то же время мы лишены элементарных прав использовать их целесообразно. За нас постоянно кто-то думает, преподносит готовые рецепты, как нам работать…
Горячо, убедительно говорил он о том, что подлинного хозрасчета нет, — забыли о рубле, о денежном нашем знаке. Никто не интересуется, сколько предприятие дает прибыли по отношению к основным средствам: такой графы нет в отчетности. Прибылью интересуются только работники финорганов, а как и из чего она образуется, финансисты тоже не знают и знать не хотят. Преданы забвению и вопросы банковского кредита. Почему, например, вместо капитальных вложений из государственного бюджета банку не открывать кредит предприятиям на расширение производства? Кредит, обусловленный определенным сроком и, разумеется, с минимальным процентом. Почему не оставляют предприятию некоторую сумму из плановых и сверхплановых прибылей? На эти деньги можно было бы расширять производство, строить жилье и культурно-бытовые учреждения, поощрять людей…
— Разве сейчас нет у вас фонда? — спросил секретарь горкома, ведающий промышленностью.
— Есть, — ответил Власов. — Но, во-первых, он невелик, а главное — этот фонд только формально наш, — он тоже разложен по полочкам, сколько куда. — Он посмотрел на Сизова и, поймав его одобряющий взгляд, продолжал: — Почему не ограничиться выделением фондов зарплаты по категориям трудящихся? Зачем регистрировать каждую единицу в финорганах? При таком положении зарплата работнику определяется навсегда, независимо от того, как он работает. И, наконец, почему не утверждать цены на новую продукцию оперативно, ну, скажем, в течение десяти дней, и создать такие условия, чтобы предприятия были заинтересованы в выработке новой продукции? Вот мы по собственной инициативе начали выпускать новые ткани, которые вам покажем сегодня. Начали и погорели…
— Каким образом? — спросил кто-то из президиума.
— Потому погорели, что вот уже более трех месяцев обиваем пороги различных учреждений и организаций, но добиться утверждения цен не можем. Всем нравятся наши новые ткани, все хвалят их, но цену не утверждают!
— В чем дело, почему так получается? — Первый секретарь обратился к представителю Моссовета.
— Длинна история, — уклончиво отозвался тот. — Когда-то была дана команда не торопиться с утверждением цен на новую продукцию… Эта мера хотя и устарела и сегодня приносит только вред, но до сих пор никто команды не отменил…
— Интересно, — спросил первый секретарь, — чем руководствовались деятели, давшие такую странную, если не сказать больше, команду?
— Видите ли, после утверждения предприятиям плана по рентабельности и накоплениям некоторые руководители ловчили: начинали выпускать новую продукцию, калькулируя ее с большим резервом…
— Ну и что же? Люди старались, думали, организовали выпуск новой продукции и получали больше прибыли. В чем тут порок? Я не понимаю, — перебил представителя Моссовета первый секретарь.
Представитель Моссовета пожал плечами и ничего не ответил. Тогда секретарь обратился к присутствующим:
— Может быть, вы понимаете, в чем тут дело, товарищи?
— Чтобы директора фабрик особенно не мудрили! — ответил после небольшой паузы начальник текстильного управления горсовнархоза Боков.
В зале засмеялись.
— Вернее всего, рублем мало интересовались! — вмешался Власов. — А еще из-за боязни. Проявит хозяйственник инициативу, выпустит товар без указки сверху, пройдет безнаказанно, — глядишь, вообразит себя самостоятельным и начнет…
— Ну да, по логике как бы чего не вышло! — сказал первый секретарь.
— Мне осталось сказать еще несколько слов, — продолжал Власов. — Не имея цены на новую продукцию, мы затоварились…
— Нельзя было выпускать продукцию до получения цен! — подал реплику Боков.
— Вот видите, мой начальник уже сердится!.. Я вам говорил, Николай Иванович, — зная, что цены не скоро получим, мы хотели поставить вас и других перед свершившимся фактом. Банк закрыл наш текущий счет, мы не можем платить поставщикам. Мы немало потеряли на производительности труда и оборудования, потому что новый товар более трудоемкий. Комбинат с трудом выполнил план по валовке, потому что новый товар дешевле. В результате — третий месяц не получаем прогрессивку и комбинат не участвует в социалистическом соревновании. А теперь разрешите показать наши новые ткани и готовые изделия из них. Если они вам понравятся, то помогите установить цены, иначе комбинат остановится!
Присутствующие толпились у стендов, где Валентина Федоровна давала характеристику каждому образцу. По лицам было видно, что новые ткани нравятся всем.
— Честно говоря, — сказал второй секретарь горкома, — каждый из нас с удовольствием сшил бы себе костюм из этих тканей! Молодцы, хорошо поработали, — красиво и дешево!
Власов предложил посмотреть готовые изделия. По его знаку в зал вошла Таня в новом костюме. Она была молода, красива, светлый костюм сидел на ней особенно изящно. Потом она продемонстрировала пальто. Ей аплодировали. Впрочем, неизвестно было, чему аплодировали, — то ли молодости и красоте девушки, то ли пальто из новой ткани…
Мужской костюм продемонстрировал Сергей Полетов. Накануне Власов долго и проникновенно убеждал упрямого секретаря парторганизации, что это никак не уронит его достоинства.
При появлении Сергея первый секретарь горкома громко, чтобы слышали все, сказал:
— Хорошо, когда руководитель партийной организации принимает непосредственное участие в хозяйственных делах своего предприятия!