Боль понемногу отступает, и появляется легкая грусть, в которой смешались слезы и радость от вновь обретенной близости. Они идут вниз по тропинке, очень крутой и не подходящей для туфель Линды, хоть и на низких каблучках.
Алессандро крепко держит ее за руку с инстинктивным желанием защищать и дать ей все то, чего не дал раньше. Линду слегка покачивает, и он хочет быть ей опорой. Они входят в первую пещеру. Кажется, будто это чрево земли. Там, наверху – мягкий свет заката, а здесь все осталось таким же, как и прежде. Те же звуки, запахи, а внизу – их каменное ложе. Алессандро прижимает к сердцу ее руку, и Линда, словно отзеркаливая, повторяет его движения. Биение сердец и прозрачные флюиды создают между ними невидимую вибрацию.
Все становится на место: прошлое, настоящее и будущее. Внезапно каждая деталь огромной мозаики находит свою ячейку, и Линда видит чудесную картину целиком. Даже смерть дяди обретает на этом полотне новое звучание, и ее душу наполняет спокойствие.
– Кажется, что мы никогда отсюда не уходили, – говорит Линда. – И не осознавая этого, были связаны навечно.
Она говорит чистую правду. И пусть на другом конце света ее ждет человек, который поклялся ей в вечной любви и верности.
Глаза у Линды снова блестят, но не от боли, а от безграничного счастья.
– Ты живешь мной, а я – тобой. Но ты понял это раньше, чем твоя Линда. До нее дошло это только сейчас, – она делает паузу. – Прости меня, если сможешь.
– Мне не за что тебя прощать. В тот вечер в Париже я вел себя, как дурак.
– Нет, ты должен простить меня за то, что я не поняла тебя раньше, не захотела поверить, что твои чувства ко мне были искренними… – отвечает Линда, и ее слова идут из самого сердца.
– Прежде, чем найти верный путь, люди часто ошибаются. Я просто дал тебе свободу. Как и ты всегда давала ее мне.
– Да… – она приближается к его лицу, понимая все так ясно, как никогда прежде. – Но сейчас, Але, прошу тебя: я не хочу, чтобы ты меня отпускал. Хочу быть с тобой рядом, ты мне нужен.
И ее губы нежно касаются его губ, их дыхание смешивается, становится нетерпеливым.
Линда и Алессандро теперь гораздо больше, чем друзья. А если и друзья, то в самом высшем смысле этого слова. Он пристально смотрит ей в глаза, будто хочет убедиться, что все это правда. На этот раз он не хочет ее терять.
И вот, наконец, он погружает свой влажный, горящий язык в ее рот. Линда обхватывает Алессандро за шею. Они страстно целуются. Это похоже на борьбу. Они одни в их потаенном месте, в недрах земли.
– Ты моя, Линда. А я – твой, – шепчет он ей на ухо. – Так было всегда, и мы ничего не можем с этим поделать.
– Ты мой, а я – твоя, – повторяет Линда. – Это – единственная правда.
Алессандро приподнимает ее и, держа за ягодицы, мягко усаживает на камень. Он хочет ее. Линда нужна ему прямо сейчас, ждать невозможно, будто это последнее желание приговоренного к смерти.
И, не спрашивая ее согласия, Алессандро расстегивает ее красную блузку, аккуратно, но быстро, будто боясь опоздать. Он жадно лижет ее грудь и шею, проводя языком по влажной, ароматной коже.
Линда чувствует, как ее тело, сломленное страданиями, оживает, и по нему разливается волна живительной энергии. Кровь бежит по венам, наполняя чистым желанием каждую клеточку. Там, где была пустота, любовь пробуждает новую жизнь. Сейчас она чувствует себя так, как никогда не чувствовала себя с Томмазо: чистой, прозрачной, настоящей. Самой собой.
В памяти на мгновение возникают его ледяные глаза. Своим взглядом он мог подчинить ее себе, но Линда не уверена, что он действительно любил ее, поэтому сейчас смотрит совсем в другие глаза. Жадно целуя Алессандро, она стягивает с него футболку, расстегивает ремень и джинсы. Она жаждет его так же безудержно. Алессандро снимает с нее мягкие брюки, которые падают на землю, а потом и трусики.
Он начинает ласкать ее языком и пальцами, ему не терпится наполнить ее своей живительной энергией. Алессандро крепко обнимает ее, Линда закрывает глаза и закусывает губу, чувствуя его твердый и горячий член. Внезапно Але берет его в руки, высвобождая из трусов, и сжимает почти с яростью. Линда наконец позволяет ему войти в себя. Решительно и напористо. Они дают волю естественной свирепой энергии, звериному, первобытному сексу. Кажется, что это сон, безумный полет в параллельный мир. Линда и Але повинуются ритму музыки, которая идет из самого сердца. Она всегда сопровождала их, наполняя жилы кровью. Их тела проникают друг в друга и сливаются в одно, пронизанное блаженством и теплом. Невидимая река, которая смещает их внутреннюю ось симметрии, раздвигает границы души, наполняя ее новой сущностью: солью, смешивающейся с медом. Линда позволяет ему проникнуть все глубже и наконец полностью чувствует его в себе. Она хочет, чтобы он был в ней, полный и твердый. Теперь она не отпустит его, когда почувствовала, что значит оказаться во власти того, кто отдается тебе целиком и полностью. Сейчас в Линде соединились все черты, начиная с детских пор, когда она была девочкой, беспечной и непокорной, до того, как стала зрелой и страстной женщиной. Она сосредоточена на Алессандро, будто он ее единственно возможный исход. Он тот самый мальчик, к которому много лет назад она сгорала от желания, впервые познав секс и, может быть, любовь. Его стройное, гибкое тело, все еще хранящее свежий и успокаивающий запах, как в детстве, пленяет ее. В то же время Алессандро тот незнакомец в маске, зрелый и крепкий, который взял ее той ночью в Париже и покорил своим натиском и чувственностью. О нем Линда грезила столько ночей. Алессандро такой разный, и теперь она хочет любить его, как никогда.
Алессандро на мгновение замирает внутри нее, потом резко выходит и кончает ей на грудь, подобно извержению вулкана, который взрывается, подарив ей наивысшее блаженство, которое она когда-либо испытывала.
Так, обнаженные, они лежат, обнявшись, во тьме пещеры, в которую пробиваются лишь редкие проблески света, будто желая поглотить каждую частичку тела друг друга. Неожиданно Алессандро дует ей в шею, в ту точку, которая известна только ему. Линда сворачивается, как ежик. Потом, словно проснувшись от короткого сна, смотрит на него своими зелеными глазами, улыбается и нежно гладит по подбородку.
– Я вечно, как ходячая катастрофа. Ты простишь меня? Я слишком долго не понимала.
– Что? – спрашивает Алессандро.
– Что люблю тебя, – Линду охватывает дрожь. Сейчас она уверена в своих словах, как никогда, и про себя повторяет: «Еще не поздно, никогда не поздно, если это настоящая любовь».
– А теперь ты в этом уверена?
– Да. Я совершила все ошибки на свете, но теперь я точно знаю: я всегда тебя любила, только не понимала этого.
– Ты не представляешь, как я ждал, когда ты скажешь мне эти слова.
Алессандро прислоняется лбом к ее лбу и закрывает глаза. Он наслаждается этим моментом, как путник, который, пройдя огромную пустыню, наконец нашел свой оазис.
– Все эти годы, пока я странствовал по свету, ты была моей путеводной звездой. Но теперь, когда ты в моих объятиях, я не могу позволить тебе уйти, не хочу больше терять тебя. Потому что ты та звезда, к которой я хочу всегда возвращаться.
Алессандро открывает глаза и смотрит на нее с нежностью.
– Повтори еще раз, пожалуйста, – просит он.
– Я люблю тебя, – говорит Линда, переполненная эмоциями.
– Я тоже люблю тебя, – отвечает Алессандро. – И всегда буду с тобой, если ты этого захочешь.
Уже почти пять утра, когда Линда открывает глаза. Тусклый свет пробивается сквозь щели жалюзи, темнота уступила место мягкому полумраку. Она потихоньку высвобождается из объятий Алессандро и садится, свесив ноги с кровати. В этой постели она никогда не спала, хотя хорошо ее знает.
И теперь этот дом, где Линда всегда бывала как его подруга, кажется ей совсем другим, и она с удивлением рассматривает его. Она выбирается из-под одеяла в одних трусиках и бюстгальтере и делает на цыпочках несколько шагов по комнате.
Память возвращает ее в детство: они часто проводили время вместе и делили друг с другом маленькие радости и большие тревоги этого непокорного возраста. Линда оглядывает комнату и замечает, что некоторые вещи остались такими, как прежде: например, странный абажур в виде карты мира, который Алессандро выпросил у родителей. Или портреты Брюса Чатвина с рюкзаком за плечами и Роберта Капа с фотоаппаратом «Роллейфлекс» – двух его кумиров, путешественников-революционеров. На полу тут и там коробки с книгами, CD и DVD-дисками, кассетами со старыми фильмами, тетради, записные книжки, записки, стереонаушники, пленки, негативы, объективы, линзы для фотоаппаратов, ключи от домов, которые больше ему не принадлежат, вышедшие из оборота монеты дальних стран, брошюрки, которым неизвестно сколько лет, и даже тарелки со стаканами: все признаки того, что здесь живет странник, побывавший в самых немыслимых уголках мира.
Рядом с письменным столом – две чудесных статуи Будды из камня: Линда узнает их – она отлично помнит тот день, когда Але вернулся с Тибета с этим бесценным грузом. И глядя на них, она замечает старый бумажный пакет. На нем – наклейка с надписью «Линда», написанной неповторимым почерком Алессандро с наклоном вправо.
Сгорая от любопытства, она открывает пакет, стараясь как можно тише расстегнуть металлический замок. Увидев, что внутри, ее сердце забилось сильнее. Линда не верит глазам: там бесконечное множество ее фотографий, на которых запечатлена целая жизнь, снимки, которые он делал с самого начала их знакомства. Она не может их сосчитать – может, их тысяча, может, больше. Не в силах устоять, Линда начинает их перебирать.
Вот она на экскурсии в Греции, в джинсовой куртке и с рюкзаком Invicta за плечами, среди развалин Парфенона, вид у нее сосредоточенный. Страсть к архитектуре уже тогда была в ней – это видно по ее оживленному взгляду. На другом изображении она – на переднем плане, взгляд ускользает от объектива, прячась за копной волос. Линда не помнит этого момента, но мгновенно ощущает эмоции, запечатленные на фотографии.
Линда начинает судорожно перебирать другие фотографии: вот она самозабвенно танцует у костра, одиноко сидит на ступеньках церкви, внимательно изучает карту какого-то города, машет рукой кому-то, стоящему вдалеке…
Алессандро с точностью запечатлел, какой была Линда на каждом этапе ее жизни, свою подругу, которую всегда любил. И эти фотографии вызывают в ней противоречивые чувства. Может, потому, что после потери дяди она как бы заново обрела Алессандро и ощущает перемены в жизни, Линда разглядывает фотографии и дрожит от счастья, понимая, что все эти годы он тайком запечатлевал ее образ и бережно хранил снимки. Это еще доказательство, если, конечно, нужно что-то доказывать, что Але всегда был рядом, даже когда Линда этого не замечала.
В этот момент Алессандро открывает глаза, инстинктивно заслоняясь рукой, чтобы укрыться от солнечных лучей, пробивающихся в окно. Он садится, видит Линду, разглядывающую фотографии, и улыбается.
– Много их, правда? – говорит он, проводя рукой по взъерошенным волосам.
Линда поворачивается и смотрит на него с выражением одновременно удивления и детского счастья.
– Они прекрасны… у меня нет слов, Але. Когда ты начал их снимать? И какой надо быть слепой, чтобы этого не замечать?
– Сразу же, как только у меня появился фотоаппарат, – с готовностью отвечает Алессандро. – Я сразу понял, что ты отличный объект для съемки.
– Я? – Линда поражена.
– Да, ты, – подтверждает Алессандро. – Ты такая переменчивая, ускользающая, такая несовершенная.
Он прищуривается, глядя на нее, будто подбирая точное определение.
– В общем, живая.
– О боже, Але.
Линда качает головой, ее захлестывает буря эмоций, в которых она пытается разобраться.
– Некоторые моменты я помню, но все остальное – полнейшая пустота… То есть ты где-то прятался, а я ничего не замечала! Невероятно…
– Порой мне даже не нужно было прятаться. Твое внимание было приковано к другому объекту… – подмигивает он с улыбкой. – Ну и, скажем так, я, и правда, всегда умел скрываться. А вот из тебя шпиона бы не вышло, – и Алессандро искренне смеется.
– Ой, мамочки! Ты только посмотри – ну и лицо! – она берет из вороха одну фотографию, потом вытаскивает следующую. – А эта? Здесь я совершенно подавлена, будто мне сообщили самое страшное известие!
Внезапно Линда оставляет свое занятие.
– Но почему ты ничего мне не говорил? Почему никогда их не показывал? – спрашивает она.
Алессандро снимает хлопковую майку, как делает всегда, когда просыпается в теплой постели, и кладет ее рядом. Подбирается к Линде и целует ее в макушку.
– Может быть, потому что раньше ты бы этого не поняла. Я и сам не знал, зачем это делаю, и стеснялся. Может быть, смотреть на тебя со стороны мне было легче, чем встретиться с глазу на глаз и сказать о том, что я чувствовал.
Он умолкает и гладит ее по плечу, перебирая вместе с ней фотографии. В полумраке комнаты его янтарная кожа слегка блестит, и Алессандро кажется Линде каким-то волшебным созданием, и ей хочется наслаждаться каждым мгновением его почти мистического присутствия.
– Знаешь, Линда, я всегда думал, что в тебе самое прекрасное? Ты настоящая и не боишься демонстрировать свой взгляд на вещи… – продолжает он, проглядывая фотографии. – Я сразу влюбился в эту твою черту. Именно это сделало тебя уникальной для меня.
Алессандро умолкает и пристально смотрит ей в глаза.
– На каждом из этих снимков запечатлена твоя эмоция – такая, как есть, настоящая, без ретуши. Там, где ты, ретушь не нужна.
– Спасибо, Але, они прекрасны, – говорит Линда, пораженная увиденным. Глаза у нее блестят, внути разливается приятное тепло.
– Прекрати, Линда! Это ты прекрасна! Во всех своих проявлениях. Потому что я люблю каждый твой взгляд, и я украл их, чтобы увезти с собой.
Алессандро встает, потягивается и снова плюхается на кровать.
– Иди сюда, – говорит он, хлопая рядом с собой. – Еще слишком рано.
– Сейчас приду, – отвечает Линда голосом, наполненным эмоциями. – Только схожу на минутку на кухню, попить.
– Ладно, только недолго. Я скучаю. Хочу, чтобы ты была здесь, рядом со мной, – просит Алессандро.
– Куда же я денусь? – отвечает Линда с легкой улыбкой и на цыпочках выходит из комнаты.
Она входит на кухню. Открывает холодильник, берет стеклянную бутылку с закручивающейся крышкой и делает большой глоток. Чувствует, как по горлу течет вода, освежающая и вкусная, какой она ее помнит: местные жители всегда гордились водой из источника Вилл-Альта. Линда ставит бутылку в холодильник, потом подходит к высоким окнам с видом на холмы и, прижавшись лбом к стеклу, смотрит. Солнце уже поднимается над горизонтом, понемногу озаряя виноградники и оливковые рощи. Мало-помалу контуры предметов становятся все четче, выбираясь на свет.
Линда открывает окно: легкий бриз наполняет дом, и по ее спине пробегают мурашки. Она берет со стула кофту Алессандро и надевает ее, наслаждаясь его запахом.
Некоторое время Линда стоит, слушая шум ветра, очарованная цветами своей земли. Через два часа самолет до Лиссабона, но она уже знает, что не полетит туда. Теперь она поняла, надо было ошибиться тысячу раз, чтобы осознать, что ее место – здесь, среди этих холмов, рядом с единственным мужчиной, которого она по-настоящему любит.
Год спустя
Линда вставляет полку в боковую нишу письменного стола, точно попадая выступами в четыре паза на панели из ореха. Она обходится без гвоздей и винтиков, лишь кое-где, там, где это действительно нужно, использует немного натурального клея, как учил дядя Джорджо. Иногда ей кажется, что он ходит по комнате в своих потрепанных сандалиях и пестрой клетчатой рубашке. А иногда она будто слышит его бормотание или веселый смех, как всегда, когда он работал.
Лаборатория – самый лучший подарок, который дядя мог ей сделать: она повторяет это каждый день, входя сюда. Если бы не Джорджо, ее талант художника так бы и остался погребенным под слоями страха и сомнений. Дядя дал ей уверенность, что она сможет подняться к вершине мастерства. Работая в его лаборатории, Линда вновь обрела себя и всякий раз придумывает все новые и новые формы изделий. Необработанное дерево в ее руках принимает конкретные очертания, и это дарит ей огромное удовлетворение от творчества. Недавно она наняла молодого ученика, Габриэле, но когда это возможно, предпочитает работать в одиночку. Линда открыла множество премудростей, которые можно постичь только на практике. Теперь она может твердо сказать, что всегда хотела создавать эксклюзивные вещи, а не интерьер, и каждый день снова и снова в этом убеждается. И не понимает, почему не поняла этого раньше.
Она закрывает нишу стола, довольная результатом: все идеально стыкуется, каждая деталь на своем месте. Потом смотрит на настенные часы. Пять с четвертью.
«Скоро придет Алессандро, – думает она, – пора домой».
Линда снимает грязный рабочий комбинезон и вешает на крючок. На ней джинсы и застиранная футболка. Она кладет ключи от Дуэтто в карман и уходит, прощаясь с Фаусто, который готовит ужин на кухне.
Вот уже почти десять месяцев они с Алессандро живут в Голубом доме. Но это нельзя назвать совместной жизнью в классическом смысле этого слова, потому что он постоянно в разъездах, его карьера фоторепортера стремительно развивается. Они счастливы. Ее не печалит, что он иногда уезжает далеко от дома: ведь для них расстаться не значит потерять друг друга из виду. Линда любит его таким, какой он есть, с душой вольного странника, и всегда ждет его здесь, в Голубом доме, потому что точно знает, что именно сюда, к ней, он каждый раз возвращается. И каждый раз при встрече они испытывают сильнейшие чувства.