– Есть догадки?
– Пока нет. Поживем – увидим. Но я считаю, что за всем этим стоит не только игра. Кому по силам реквизировать целую больницу, пусть и заброшенную, и обновить нехилую ее часть, чтобы тут можно было жить? Вода, электричество, оснащение… Все это стоит кучу бабок. Признай, что деньги сейчас так просто не добудешь. Не исключено, что речь идет о новой концепции реалити-шоу и они продадут права в сорок стран. Или десяток мультимиллионеров наблюдают за нами и делают ставки?
Илан как бы невзначай бросил взгляд на камеру, сел и попытался завести разговор с Жигаксом, но очкарик только скрестил руки на груди, а рта не раскрыл.
– Меня он тоже проигнорировал, – бросил Моки и завернул кран. – Видно, предыдущий опыт общения с себе подобными был неприятным.
Булл вытащил из кармана сигарету и понюхал ее.
– Слава богу, несколько штук еще осталось! Кто из вас знает, почему закрыли эту больничку?
Ему ответил голос от двери:
– Нехватка денег, разумеется. Да еще, это место пришлось бы вычистить от и до, чтобы вновь содержать здесь людей.
Мысль высказал парень, с которым Илан столкнулся в душе: Фредерик Ябловски. Одет он был в белые брюки, водолазку и длинный белый халат. Ябловски подошел к Моки и сунул ему под нос сероватый комочек.
– Крокидолит[17]. В сороковые годы его широко использовали в строительстве из-за огнеупорных и противогнилостных свойств. Худшая дрянь на свете, в этом здании она повсюду. Возможно, асбестовая пыль уже проникла в твои легкие, угнездилась там и через несколько лет вскормит чудные раковые клетки, которые сожрут тебя изнутри.
Моки резко оттолкнул руку Ябловски:
– А ну-ка убери от меня эту мерзость!
Фред улыбнулся, выбросил комочек в ведро, огляделся, заметил кофеварку и спросил:
– Сваришь кофе покрепче? Он мне очень даже понадобится.
– Это вряд ли. Здесь нет ни еды, ни питья. Придется ждать начала игры, чтобы прояснить загадку.
Жигакс отлепился от стены и переместился к другой, напротив холодильников. Он безостановочно грыз ногти, как кролик морковку.
– Почему на вас белый докторский халат?
У Ябловски было худое лицо с заостренными чертами и спортивная фигура. Темные волосы он зачесал назад.
– В моем шкафу полно таких халатов. Меня вышибли с медицинского, наверное, это намек.
Он опустил руку в правый карман, нащупал какой-то предмет и сел.
– Не знаю, почему вы одеты иначе. Может, одни будут играть врачей, другие – психов. По правде говоря, моя роль мне нравится больше.
Илан попытался скрыть тревогу. Врачи, пациенты, психиатрическая клиника. Одежда – иерархический признак. Значит, он попадет в одну команду с Моки и Жигаксом, если игроков разобьют на группы. Вряд ли он найдет взаимопонимание с этими типами.
В коридоре раздался жуткий грохот. Илан поставил чашку на стол и выбежал из кухни. Другие последовали за ним. Звуки доносились из-за закрытой двери одной из комнат.
– Можете меня выпустить?
В этот самый момент из своей комнаты вышла Хлоэ в белом халате. Последовал молчаливый обмен взглядами. Хлоэ встала рядом с Иланом:
– Ты в порядке?
– Как посмотреть… Нашла записку под подушкой?
Девушка кивнула.
– Что думаешь насчет наших… нарядов? – спросил Илан.
– Хотят, чтобы мы прониклись атмосферой.
– Отвратительная идея. Мы окажемся в разных командах.
Фредерик Ябловски решил проявить инициативу и с ухмылкой спросил человека за дверью:
– У вас проблема?
– Где этот чертов ключ?
Ябловски оглянулся на Хлоэ и Илана:
– Так-так-так, оказывается, пациент и врач знакомы? С кем имею удовольствие?
– Хлоэ Сандерс. У нас Иланом тандем.
– Не знал, что «Паранойя» допускает спевшихся кандидатов, – хмыкнул Фредерик. – Вообще-то, так легче мошенничать. Ладно… Ну что, вернемся на кухню и спокойно поболтаем о пустяках, пока не начались боевые действия, а этот пусть себе вопит?
К двери подошел Моки.
– Ключ наверняка в кармане или за подкладкой одной из курток, висящих в вашем шкафу, – сказал он.
– Спасибо, – откликнулся голос.
Стоявший за спиной Моки Ябловски сжал ему плечо:
– Не стоило этого делать. Говорю как друг, в первый и последний раз. Не забывай – у нас соревнование.
– И что с того? По-твоему, честно соревноваться нельзя?
– Когда на кону триста тысяч евро, никакой честной игры быть не может. Семь участников лучше, чем восемь. Понял намек?
Дверь наконец открылась, и на пороге появился мужчина лет тридцати – голый по пояс красавчик, этакий белокурый сёрфер с волосатой грудью и конским хвостиком.
– Лучше поздно, чем никогда… – Он ухмыльнулся. – Кто из вас добрый самаритянин?
Моки поднял руку:
– Я.
– Спасибо, сэкономил мне время.
Блондин нацелил указательный палец на Ябловски:
– А ты – говнюк.
Он накинул на плечи полотенце и направился к душевой. Под мышкой у него был зажат комплект «пациентского прикида».
– Как тебя зовут? – в спину ему спросила Хлоэ.
– Рей Лепренс. Могу дать визитку, если хочешь.
У Рея Лепренса была улыбка звезды, и он не стеснялся ходить в трусах перед незнакомыми людьми.
Щелкнул замок, и все обернулись. В глубине коридора появилась Наоми Фе. Она закрыла дверь и опустила ключ в карман белого халата.
– А вот и маленькая мерзкая гадина, – прошептала Хлоэ на ухо Илану. – В облике докторши. Кто бы сомневался…
Наоми ограничилась коротким обезличенным «привет», бросила равнодушный взгляд на пару и повернулась к Ябловски:
– Тут чем-нибудь кормят?
– О, здесь очень миленькая столовка, таверна для шизофреников, подают психа в решетке и мюсли с валиумом, больше ничего. Так что поесть не удастся, – пошутил Ябловски и достал что-то из кармана. – Зато у меня есть вот это. У вас, девушки, такое тоже имеется, судя по вашим белым халатам?
Хлоэ и Наоми кивнули и синхронным движением предъявили аудитории шприцы, наполненные прозрачной жидкостью.
26
Четыре кандидата в белых врачебных халатах.
Трое – в одежде пациентов. Один, Моки, в собственной, цивильной – он наотрез отказался облачаться в униформу.
И четыре шприца, лежащих в ряд на кухонном столе.
Четвертый «врач», Максим Филоза, последним из игроков вышел из своей комнаты и присоединился к группе.
Все восемь участников собрались вместе, голодные, не спавшие ночь, с выражением тревоги на лицах.
Хлоэ сняла пластиковый колпачок с иглы и выдавила на стол крошечную каплю. Принюхалась и высказала несколько предположений: седативы, антипсихотики, нейролептики, анестетики. В любом случае нечто убойное. Шприц был стеклянный, а не пластиковый, такими пользовались лет десять-двадцать назад.
Венсан Жигакс, игрок в квадратных очках, нервно теребил в руках карты Таро.
– Это может быть и яд. Ко мне даже близко никто не подойдет с иглой. Ни-кто…
– Предлагаю немедленно выбросить все в помойку, – сказал Моки. – Вы «вооружены», мы нет, так не пойдет.
Наоми Фе забрала свой шприц и сунула его в карман халата. Ябловски немедленно последовал ее примеру.
– Еще как пойдет, – бросила брюнетка с пирсингом. – Я со своим не расстанусь, пока не решу, может он мне пригодиться или нет.
– Пригодиться? Зачем, по-твоему, нужен шприц, начиненный каким-то дерьмом? Сделать с ним можно одно: воткнуть в задницу пациенту!
Эту тираду произнес «пациент» Рей Лепренс, лишенный комплексов блондинчик-сёрфер, сидевший по-турецки на столе… Илан ненавидел подобных кретинов, снобов с модными очками на макушке, цедящих слова «через губу».
Вокруг проблемы шприцев разгорелся спор на повышенных тонах.
– Давайте все успокоимся, – примирительным тоном сказал Филоза. – Все мы добрались сюда в состоянии стресса, все провели жуткую ночь, все излишне подозрительны – чтобы не сказать раздражены. Ничего удивительного в этом нет: дурацкая одежда, записки под подушкой, пустые холодильники – элемент дополнительного давления, как и это жуткое место.
Моки откинул назад дреды:
– И не говори, братан. Сейчас явится Джек Николсон с топором и порубит нас на куски. В коридорах холод собачий. Если я не поем, через два часа хлопнусь в обморок.
– Уверен, все разрешится в девять часов, когда мы встретимся в холле с Гадесом. А пока предлагаю познакомиться. Я Максим Филоза, мне скоро исполнится тридцать. Работаю в квартале Дефанс, специалист по обеспечению безопасности компьютерных сетей. После возвращения отсюда, скорее всего, буду уволен. К счастью, есть триста тысяч евро, лебеди – и я их заполучу. – Филоза улыбнулся и достал из кармана свои четыре карты Таро. – Я обнаружил в комнате этих четырех рыцарей. Ничего удивительного: им наверняка известно, что я увлекаюсь шахматами, решаю логические задачи и… люблю теологию.
– Бог и прочая дребедень? – поинтересовался Моки.
– Бог и прочая дребедень? – поинтересовался Моки.
– Именно так. Я спец по разгадыванию загадок. Кстати, кто-нибудь разбирается в Таро?
Ответа не последовало. Филоза кивнул сёрферу, и тот показал свои карты – тройки.
– Меня зовут Рей Лепренс, тридцать четыре года. Три – количество тачек, которые я куплю, если выиграю. Одна – для выгула собак, другая – для баб, третья – чтобы ездить на работу. Я уже пятнадцать лет торгую охранными системами, но сейчас бизнес накрылся из-за кризиса. Десять лет я провел в Штатах, жил недалеко от Лос-Анджелеса, потом приехал во Францию. На «Паранойю» меня навел один паренек, я проверял охранную систему в его доме. Он аутист с гениальными мозгами и наверняка стал бы одним из игроков, если бы не юный возраст вкупе с болезнью.
– Понятно, – произнес Ябловски. – Он работает, а ты снимаешь сливки. Рей – это от Реймонда? А очки зачем носишь на макушке? Ладно, я Фред, двадцать семь лет. Обеззараживаю места вроде этого, проверяю на асбест. И играю – в покер и во все игры, приносящие…
– А что со мной? Почему мне достались именно эти карты?
Жигакс подошел к столу и выложил перед остальными четыре одинаковые карты рубашкой вниз. Скелеты с косами – «Смерть» – Безымянные арканы[18].
Моки суетливым движением потер щеки:
– Впечатляет, но волноваться не стоит.
– Неужели?
– Теперь мы хотя бы знаем, кому адресовано правило номер два.
Никто не рассмеялся каламбуру, а Жигакс наградил шутника злобным взглядом и попросил других кандидатов показать карты. У Фе были пятерки, у Хлоэ – семерки… Не так мрачно, как скелеты. Жигакс аккуратно убрал арканы в карман и вернулся в угол, прижав ко рту сжатые кулаки.
Разговор продолжился. Илан наблюдал за лицами и жестами «коллег». Карту сокровищ, составленную отцом, и почту кто-то украл. Как там сказал Гадес? Один из конкурентов вполне мог проникнуть в ваш дом, чтобы выбить из соревнования…
Моки и Жигакс? Нет, маловероятно. Хлоэ вне подозрений. А другие? Фе, Ябловски, Филоза, Лепренс…
Некоторые рассказали, как оказались в клинике. Обвинение в киднеппинге, авария рядом с домом, где живет семейка психов, олицетворенный кошмар… Анекдоты и предположения, высказываемые насчет игры, вроде бы разряжали атмосферу, но это была только видимость. Илан пребывал в тоске и страхе – из-за всего случившегося и того, что предстояло пережить. А еще и еды нет…
В коридоре раздался протяжный душераздирающий вой, заполнивший пространство, словно могучая волна холода. По телу Илана пробежала дрожь. Звук был везде и нигде. Он манил их, как пение сирен, пленивших Одиссея.
Первой поднялась Наоми Фе.
– Помяни черта… Думаю, нас ждет Виржиль Гадес.
27
– Мы ждем уже полчаса. По-моему, Гадес не придет.
Восемь кандидатов бродили по просторному холлу. Судя по карте – ее держал Ябловски, – помещение находилось в «голове» летучей мыши. К административной части, правому и левому крылу вели длинные коридоры, общая площадь больницы составляла около пятисот квадратных метров.
Илан никак не мог согреться. Он не верил в историю о машине с соляркой, застрявшей невесть где из-за снегопада. Гадес такой предусмотрительный, так почему не распорядился заранее залить топливо в баки?
Заброшенность пропитала серой пеленой горечи каждый уголок бывшего дома скорби. Все было никаким – темным, безжизненным, а хлопья снега, как бабочки, налетавшие на овальный витраж, расположенный на высоте семи метров от пола, усиливали смятение игроков. Все ужасно замерзли, хотя ни секунды не стояли на месте.
– Мы не можем торчать тут до бесконечности, – раздраженно бросил Максим Филоза. – Под потолком установлены камеры, и Гадес наблюдает за нами, ждет, как мы будем реагировать. Игра должна была стартовать в 9:00, сейчас 9:35, значит, мы уже в деле.
– Ну да, и веселимся, как тюлени на отмели, – подхватил Моки. – Мой организм нуждается в калориях, что, если никакой жратвы и правда нет? Если я правильно понял, ближайший город находится километрах в двадцати-тридцати отсюда, а погода шепчет…
Жигакс попытался открыть массивную входную дверь, но она оказалась запертой. Выходящие наружу окошки были забраны надежно прикрученными к стене решетками.
– С Гадесом что-то случилось, я уверен. Точно вам говорю.
Жигакс повторил эту фразу раз пять или шесть, но никто не откликнулся. Илан бросил взгляд на окна, но прутья решеток были такими частыми, что разглядеть он сумел только фасады домов напротив. Непогода не собиралась сдаваться, ветер гулял между зданиями, сдувая с крыш облака белоснежной пыли. На снегу не было ни одного следа, и Илан подумал о встреченном накануне лже- или настоящем арестанте: вернулись полицейские или сумели добраться до места? Где Гадес и другие организаторы? Кто запустил сирену?
Из левого крыла вприпрыжку вернулась Фе с планом в руке.
– С Гадесом наверняка все в порядке. – Она посмотрела на Жигакса. – Деньги все еще за стеклом. Никто не сбежал, оставив нас на произвол судьбы. Игра еще не началась, а паранойя тут как тут. Панику сеем, Жигакс?
Очкарик безостановочно мотался вдоль стен, совсем как заключенный по двору на прогулке, то замедляя, то ускоряя шаг…
– Предлагаю разделиться, – продолжила брюнетка. – Составим три группы и пойдем в разные коридоры. Там легко потеряться, как в лабиринте, поэтому помните о правиле «левой руки». Если кто-то что-нибудь найдет, кричите, и мы соберемся вместе, договорились?
Она махнула рукой Ябловски и Максиму Филозе:
– Вперед, в левое крыло.
Сёрфер-блондинчик надел очки и начал изучать карту.
– Я выбираю административную часть. Кто со мной?
Хлоэ и Илан направились к правому крылу, и Жигакс молча присоединился к ним. Моки пожал тяжелыми плечами.
– Ну, выбора у меня нет. Ты – Лепренс, так? Напоминает название печенья.
Все рассредоточились. Илан, Хлоэ и Жигакс вернулись в крыло, из которого пришли, миновали душевые, кухню, свои комнаты и пошли вглубь коридора с шахматным черно-белым полом.
– Ты один ничего не рассказал о себе, – сказала Хлоэ, обращаясь к Жигаксу. – Назвал имя, фамилию, мы узнали о твоем двоюродном дедушке, но не о том, как ты оказался здесь. Давай колись, какое испытание тебе устроили? Как относишься к игре?
Жигакс шагал, обходя упавшие с потолка куски заплесневевшей штукатурки и держа руки скрещенными на груди, словно боялся случайно дотронуться до стены.
– Да идите вы…
Он ускорил шаг.
– Ну просто миляга, – пробормотала Хлоэ. – Похоже, у него проблемы с общением.
– И это еще слабо сказано, – откликнулся Илан.
Некоторые двери были открыты, другие заперты на ключ, комнаты, все одинакового размера, находились в плачевном состоянии.
– Меня беспокоит отсутствие еды, – сказал Илан. – Что будет, если… представь, что Гадес смылся и оставил нас без ничего. Он вполне на такое способен.
– Глупости. Фе права, это было бы нелогично. Неужели ты думаешь, что Гадес мог сбежать, оставив деньги в заброшенной психушке? Ничего непоправимого не случилось, отсюда можно выбраться, несмотря на решетки и засовы. Выйдем, доберемся до ближайшего города и…
– Ты забыла о собаках, «патрулирующих периметр», и о снежной буре. Стена вокруг комплекса метров пять или шесть в высоту, как в тюрьме. А купюры – все триста тысяч евро – могут быть фальшивыми.
Они повернули и увидели перед собой длиннющий коридор, находившийся по другую сторону запертой решетки.
– Без ключа мы дальше не пройдем, – констатировала Хлоэ. – Нужно вернуться и обследовать другие ответвления.
Илан взглянул на план.
– Схема далеко не полная, этой части здания на ней вообще нет. Ладно, будем танцевать от печки и пойдем вот сюда. – Он ткнул пальцем в слово «Процедурная». – Это недалеко.
Они так и поступили и очень скоро попали в совсем другую обстановку. Стены были выложены белым кафелем, забранные решетками лампочки горели тускло, потолок нависал над головой. Первая комната, куда они смогли попасть, оказалась кабинетом дантиста. В центре стояло большое кресло с ремнями и отсосами для слюны. Некоторые инструменты все еще лежали на привычных местах.
– Как странно, – произнес Илан. – Оборудование совсем новое. И вполне современное.
– Ты прав, – откликнулась Хлоэ. – И обрати внимание – никакой пыли. Они все вычистили перед нашим прибытием.
– Время как будто остановилось – в мгновение ока. Куда подевались пациенты и персонал? Почему не вывезли оборудование? Оно недешевое.
Хлоэ не ответила. Она рыскала по всем комнатам, и глаза у нее горели, как у подростка при виде кучи сладостей.
– Здесь был настоящий город. Подология[19], радиология… А там…
Она попыталась открыть дверь с табличкой «Электрошоковая».
– Закрыто. А жаль.
– Не жаль, а слава богу! Не хочу знать, что здесь происходило. Электрошок все еще применяют?