– Сам знаешь, я не могу ничего тебе сказать, – ответил Илан.
Моки поднял глаза к камере, посмотрел в зеркало и перевел взгляд на собеседника:
– Лебедь с отломанным клювом для тебя и шиш с маслом для меня. Смысл задания я тебе не раскрою, но могу сказать, что ищу музыкальную комнату, которой нет на плане. Уже час брожу по лабиринту. Не заметил табличку или другой указатель?
– Нет, извини. Театр видел – в параллельном коридоре, возможно, твоя музыкальная комната тоже где-то там.
– Ладно, попробую найти.
Моки шагнул к двери, и Илан после секундного колебания окликнул его:
– Подожди… Можешь задержаться на минутку?
Булл-20 вернулся, толкнув створку ладонью, и спросил Илана, сидевшего на корточках рядом со стулом и осматривавшего кожаные подлокотники:
– Имеешь представление, как эта штуковина работала?
– А ты что, хочешь сделать тосты?
– Просто любопытно.
Моки посмотрел на часы, подошел ближе и потрогал один из железных браслетов.
– Металл – проводник, значит ток проходит здесь. – Он с трудом опустился на колени и начал разглядывать пол под стулом. – Тебе, кстати, известно, когда впервые опробовали электрический стул?
– Знал когда-то. Кажется, в конце девятнадцатого века.
– В тысяча восемьсот девяностом, на заключенном по фамилии Кемлер. Повешение считали слишком жестоким способом умерщвления, вот и решили придумать что-то новенькое. Теперь усаживают человека на стульчик и поджаривают ему мозги. Гуманисты хреновы…
Моки не удалось сдвинуть стул – ножки были прочно прикручены к полу.
– Из головы не идет история о «незваном госте»… ну, о чужаке. По-моему, Рею Лепренсу нечего здесь делать. Он похож на туриста.
– Внешность обманчива. Ты на себя посмотри.
Моки осклабился:
– А вдруг он и правда украл данные у парнишки-аутиста и проник в «Паранойю» благодаря его открытиям? Наш Рей не похож на искателя сокровищ и любителя загадок, так что сам вряд ли бы сюда добрался. Типы вроде Гадеса на раз вычислили бы шарлатана.
– Может, ему улыбнулась удача или он «сделал» на дистанции другого игрока, кто знает.
– Увидим.
Моки кивнул на розетку под зеркалом:
– Никакого провода, он не подключен.
– Может, кабели протянуты под полом и идут через ножки?
Моки тяжело поднялся, и Илан услышал, как захрустели его коленные чашечки.
– Я в этом не разбираюсь. Судя по следам ногтей на подлокотниках, использовали пыточную машину часто. Лечили людей при помощи этой мерзости. Причиняли боль и терзали мозги.
– Наверное, процедуры действовали и на память…
– Еще как действовали! В шестидесятых ЦРУ использовало такие методики для «промывания мозгов», так называемого mind control – управления сознанием.
– Расскажи поподробней.
Моки бросил взгляд на дверь, на камеру и сказал:
– Как-нибудь потом.
Он достал из кармана сигарету и зажигалку.
– Последняя затяжка осужденного на смерть. Не возражаешь, если я подымлю, прежде чем пойду дальше? Треклятая музыкальная комната не обозначена на плане. Не уверен, что она вообще существует.
Илан указал рукой на стул:
– Садись и кури на здоровье.
Моки криво ухмыльнулся:
– Какой ты милый… Я, конечно, мазохист, но не до такой же степени. А вдруг он в «рабочем состоянии» и поджарит мне мозги, в точности исполнив правило № 2 нашего великолепного приключения? Да вы осаду сможете выдержать, питаясь моей тушей. Сам садись.
– Ну уж нет, спасибо. Я против смертной казни.
Гаэль затянулся, выдохнул дым через нос и уставился на Илана с хитрым прищуром:
– А я настаиваю. Ну пожалуйста. Покажи, чего стоишь, что не боишься этого стула. В конце концов, ты ведь у нас «пациент», а любой пациент хоть раз в жизни должен испытать этот агрегат.
– Нет, не имею желания.
Илан решил отойти в сторону, но Моки преградил ему путь:
– Будет лучше, если ты сделаешь это по доброй воле. Давай.
В голове Илана прозвучал сигнал тревоги. Взгляд Моки изменился, стал жестким. Он схватил его за плечи и толкнул на сиденье. Илан попытался вскочить, и ему показалось, что на него навалились тридцать восемь тонн груза. Моки придавил руки Илана к подлокотникам и застегнул браслеты.
– Не дергайся, покалечишься.
– Отпусти!
Моки прижал лодыжки Илана к креслу и мгновенно защелкнул на них стальные обручи, так что нельзя было не только вырваться, но даже шевельнуться.
– Ты что, совсем сдурел, кретин? Отпусти меня сейчас же!
Моки распрямился, выдохнул дым, посмотрел на Илана, не зная, на что решиться, что сказать, выбросил окурок, раздавил его каблуком и сказал сожалеющим тоном:
– Вот дерьмо… Я этого не хотел, ты сам напросился. Какого черта ты тут забыл? Не мог… ну, не знаю… побыть в другом месте? – Он поднял глаза на соперника, сжимавшего кулаки в бессильной злобе. – Прости, мужик, я не виноват. Не нужна мне была никакая музыкальная комната, так просто ляпнул. Это… Это они. Хотят натравить нас друг на друга.
– Не поступай так со мной, Гаэль. С игрой что-то нечисто. Мы оба это знаем. Освободи меня, ну пожалуйста!
Моки зажал уши ладонями и заметался по комнате.
– Прекрати! Все будет в порядке. Пусть лебедь останется при тебе, я не жульничаю, хотя другие наверняка поступили бы иначе. Через час-другой выберешься, не робей. Дотянешься до кнопок и разблокируешь браслеты.
– Как, черт тебя дери?
– Как-нибудь. А если не сумеешь, в 19:00 они сами раскроются. Наверное… Наверняка. Это просто игра, не забыл? Я тебе зла не желаю. Понимаешь?
Моки отступал спиной к двери, не переставая извиняться, а Илан продолжал умолять.
Моки вышел, закрыл за собой дверь, щелкнул замок.
В комнате, где стены поглощали даже эхо криков, наступила полная тишина.
34
Это была не игра.
Илан находился в закрытой на ключ комнате, был привязан к стулу и ничего не мог сделать. Он жутко замерз. Ноги и плечи затекли, в затылке угнездилась боль. Он так долго кричал, что сорвал голос.
Взглянуть на часы не представлялось никакой возможности – мешали рукава куртки и свитера, но он был уверен, что прошло не меньше двух-трех часов и скоро раздастся сигнал отбоя.
Он проведет свою первую ночь без воды и еды, в звукоизолированном помещении с желтыми стенами. Хлоэ, конечно, заметит его исчезновение, но что она сможет сделать? Весь свет в клинике погаснет, кандидаты будут сидеть по комнатам, как крысы. Хлоэ в лучшем случае появится утром – если Моки признается, что запер его здесь. Признается? Вряд ли. Выглядит этот тип как большой безобидный медвежонок, но на самом деле он опасный соперник.
Илан взглянул на глазок камеры. Повернул голову к зеркалу. Наверное, Гадес стоит по ту сторону за пюпитром, наблюдает за ним, как за ярмарочным уродцем, и делает заметки.
– Да что вам нужно, в конце-то концов?! – прошептал он, уронил подбородок на грудь и закрыл глаза.
Правило № 1. Что бы ни произошло, что бы вам ни пришлось пережить, это не реальность. Это игра.
Плевать на принцип, у него скоро лопнет мочевой пузырь, через час или два придется писать под себя. Может, они этого и ждут? Хотят посмотреть, как «подопытный» обделается?
Правило № 2. Один из вас умрет.
Фраза все громче звучала в мозгу Илана. Умрет он. Банда извращенцев будет наблюдать, как он медленно подыхает, не зря же здание нашпиговали камерами. Возможно, некие богатенькие вуайеристы с замашками садистов выложили немало денег, чтобы насладиться жестокой смертью в прямом эфире. Или это новый вид реалити-шоу, трешевый экстрим?
Нужно признать очевидное: было безумием отправляться в это жуткое место в горах, никого не предупредив. Почему он не почувствовал опасность, как дал заманить себя в ловушку?
Правило № 3. Ваши друзья – ваши враги. Сумеете отличить одних от других?
Чужак или чужаки… Что, если чужак – Моки? Может, именно он правая рука Гадеса, палач?
У Илана совсем не осталось сил. Сколько времени человек может выдержать в таком положении? Их изведут – всех, одного за другим, и тела никогда не найдут.
Илан открыл глаза. Комната вращалась, как во сне, дверь колыхалась, все плыло. Его организму не хватает сахара, калорий, сейчас случится приступ гипогликемии.
Через какое-то время Илан поднял голову, разлепил тяжелые веки, заметил, что дверная ручка поворачивается, и судорожно вцепился в подлокотники.
– Я здесь! – крикнул он. – Я – Илан Дедиссет, кандидат номер восемь, меня заперли! Откройте, умоляю!
Ответа не последовало. Илан начал что было сил раскачиваться взад и вперед, кожаное сиденье заскрипело. Он не сошел с ума, ему не померещилось: кто-то пытался войти, ему сейчас помогут.
Медленно тянутся минуты… глазные яблоки движутся под веками… он впадает в дремоту… просыпается с мерзким вкусом во рту.
Внезапно из ниоткуда возникает голос: он нигде и везде. Илан втягивает голову в плечи, ждет боли и судорог в затекшем теле.
Внезапно из ниоткуда возникает голос: он нигде и везде. Илан втягивает голову в плечи, ждет боли и судорог в затекшем теле.
– Цель этого теста – показать, что индивидуум проявляет лучшую способность запоминания, если знает, что каждая его ошибка повлечет за собой наказание. Тот же рефлекс вырабатывается у непослушного ребенка, которого родители наказывают за нарушение дисциплины. Точно так же человек запоминает опыт ожога.
Илан отчетливо разбирал слова, произносимые низким механическим голосом – не мужским и не женским, монотонным, лишенным эмоций. Что, если на сей раз он звучит не у него в голове? Вдруг он реален? Он обвел глазами стену в поисках микрофонов, но ничего не заметил.
– Какой тест? – спросил он усталым голосом. – Кто со мной говорит? Это ты, Моки? Мерзкий ублюдок…
– Мы выяснили, как наказание влияет на память.
Илан дернулся.
Если бы он только мог заткнуть уши ладонями и понять, реален голос или нет.
– Я прочту вам серию из двадцати пар слов. Существительных с прилагательными. Потом стану называть прилагательное, а вы будете говорить, к какому существительному оно относится. И так десять раз. Будьте точны. Каждая ошибка повлечет за собой наказание.
– Наказание? Правила игры предусматривают физическую неприкосновенность кандидатов! Вы меня привязали, заперли здесь. Плевать мне на ваш тест, я хочу выйти!
Илан осознал, что произнес это вслух. Теперь он не сомневался, что имеет дело с реальным человеком.
Он метнул разъяренный взгляд на камеру и попытался успокоиться. О нем не забыли, возможно, после этого гребаного тестирования все наладится. Его отпустят, и он покинет проклятую клинику, наплевав на непогоду.
Да, на снегопад, но не на собак…
– Начинайте, диктуйте ваш чертов список.
– Итак, вот пары слов, – продолжил голос. – У вас будет минута на запоминание. Соберитесь и слушайте внимательно. Собака, свирепая. Количество, любопытное. Разум, больной. Свет, белый. Труп, холодный. Загадка, сложная. Ветер, порывистый. Крест, черный. Озеро, голубое. Яма, грязная. Цвет, темный. Граница, зыбкая. Страта, глубокая. Отец, тайный. Круг, цветной. Мозг, бодрствующий. Сокровище, зарытое. Кожа, содранная. Душа, воспаряющая. Присутствие, отсутствующее.
Голос умолк. Илан попробовал уложить услышанное в одном из уголков мозга, слова звучали в голове, затихая, буквы таяли, он попытался представить себе слова, как на экране. Яма, граница, крест… Крест, черный. Как те, что приносили к двери квартиры Хлоэ. Совпадение? Скорее всего. Еще одно совпадение. Очень странно, слишком странно…
– Минута истекла. Начинаем. Первое слово: голубое.
Илан встрепенулся. Выброс адреналина в кровь придал ему сил, он снова попытался достать до кнопок, открывающих браслеты, но не сумел.
– Озеро, – ответил он.
Ассоциация пришла в голову внезапно, и он подумал, что испытание может оказаться не таким уж и сложным.
– Верно. Следующее слово: темный.
– Разум.
– Неверно.
Он и сам знал, что ответил слишком быстро, и тут же во всем теле возникло странное ощущение покалывания. Оно было мгновенным и шло снизу. От «жаровни».
– Что за гадкие шутки, прекратите немедленно!
– Цветной.
– Я сказал – прекратите, вам ясно?
– Повторяю: цветной.
– Да пошел ты…
Илан скривился, пальцы скрючились. На сей раз ощущение было неприятным, как будто колонна муравьев устроила забег внутри его тела.
– Думайте, прежде чем произнести ответ вслух, пожалуйста. Следующее слово: зарытое.
– Сокровище. Это вам подходит?
– Верно. Следующее слово: тайный.
– Отец! – выкрикнул Илан.
Ассоциация снова возникла мгновенно и оказалась правильной. Во что с ним играют? Чего от него ждут? К чему эти намеки на черные кресты Хлоэ, тайны отца, слова «загадка» и «сокровище», явно имеющие отношение к зашифрованной карте?
– Верно. Следующее слово: холодный.
Илан задумался. Яма, грязная. Кожа, содранная. Присутствие, отсутствующее. Напряжение росло, слова метались в голове, как маленькие бумажные шарики из…
– Ветер. Ветер холодный.
Илан ошибся – и поплатился. Получив удар током, он закричал от боли и наконец-то понял, что мерзавцы развлекаются, пропуская через тело жертвы – его тело! – электричество. С каждой следующей ошибкой экзекуторы добавляли ампер.
– Прекрати, Моки! Прекрати немедленно, или клянусь, что…
– Постарайтесь больше не ошибаться, договорились?
– Кто со мной говорит? Это вы, Гадес? Кто-то из кандидатов? Фе? Жигакс? Послушайте, у меня проблемы с памятью, я не могу выполнить ваш тест. Это больше не игра. Кем бы вы ни были, остановитесь. Скоро семь, так ведь? Дождитесь утра. И освободите меня.
– Следующее слово: глубокий.
– Не знаю, будьте вы прокляты! Цвет?
Пауза. Илан расслышал, как невидимка откашливается.
– Неверно.
Последовал удар током. Сильный и крайне болезненный. Илан издал протяжный вопль, выгнул спину и скрючил пальцы, а когда боль отступила, начал яростно вырываться. Кто его пытает? Ябловски? Лепренс? Ради денег они на все способны.
– Восьмое слово: сложная.
Илан мучительно сощурился. Он помнил слово, оно билось в мозгу, неуловимое и непроизносимое. Граница, страта, присутствие…
– Какой род? – переспросил он.
– «Сложная»… Я жду ответа.
Илана осенило.
– Душа. Я уверен – душа!
Его била дрожь. Ничего не случилось, и он криво улыбнулся.
Треск. Разряд. Жестокий как молния. Илан не закричал, даже челюсти расцепить не сумел.
– Неверно. Нужное слово – загадка.
Илан поднял голову. По куртке ползла капля слюны. Голос стал бесплотным, звучал как будто через вату.
– Осталось два слова. Два, вы меня слышите? Не ошибитесь. Прилагательное «свирепая». Назовите существительное. Не торопитесь.
Думать Илан не мог. Он вслушивался в голос, вроде бы желавший ему успеха. Голос одного из кандидатов… Голос психа, маньяка, обожающего баловаться с электричеством. Такой пойдет до конца. Ради денег.
– Животное, – пролепетал он.
– Собака! Верное слово – собака!
– Нет… Прошу вас…
Лампа затрещала и погасла. Илан забился как в падучей, а когда ток отключили, не смог даже головы поднять, как будто все его мышцы превратились в тряпки. Перед мысленным взором возник образ отца, сидящего на краю кровати и читающего Библию: он тихонько переворачивает страницы, свет ночника падает на его лицо.
Илан едва расслышал десятое слово: «бодрствующий» – пробормотал что-то нечленораздельное, и его скелет взорвался, разлетелся на тысячи мелких кусочков.
Перед тем как телесная оболочка отказалась служить ему, а сознание погасло, мозг заработал в полную силу.
35
У Илана подкашивались ноги, он привалился к стене, чтобы не упасть.
Один из шедших впереди мужчин, высокий тип с сутуловатой спиной, обернулся и подошел к нему. У него было странное лицо с широко расставленными глазами и толстыми губами.
– Хотите выйти на воздух?
– Нет, спасибо, со мной все будет в порядке.
Неоновая лампа на потолке не горит, коридор сужается каждые пять метров и напоминает раструбное соединение. Илану кажется, что он попал в утробу чудовищного зверя. На нем черная рубашка и брюки того же цвета, обут он почему-то в тяжелые туристские ботинки. Рука, которой он упирается в стену, кажется мертвенно-бледной. Он прижимает ее другой ладонью, чтобы унять дрожь.
Он не может уйти: сближающиеся то и дело стены действуют как мускулы пищеварительного тракта рептилии, вынуждая его двигаться вперед.
Сопровождающие уже миновали какую-то дверь, двое из них – полицейские, третий – патологоанатом в голубой униформе. Каждое движение дается Илану с трудом, он борется с собой, делает глубокий вдох и морщится от отвращения. Здесь у смерти есть не только лицо, но и запах, она воняет искалеченной плотью и кишечными газами. Илану кажется, что эта вонь пропитала его легкие, навечно въелась в кожу.
Он открывает одну дверь, проходит через тамбур, толкает другую, шагает через порог и видит на противоположной стене большие круглые часы. Они показывают 4:10, но самое странное заключается в том, что секундная стрелка крутится в обратную сторону, а минутная движется как положено.
Время искривилось.
В глубине комнаты стоит стеллаж размером два метра в высоту и три или четыре – в ширину, разделенный на ячейки с дверцами, в каждой лежит покойник. Шестьдесят мертвецов в обезличенных гробах ждут, когда ими займутся. Мужчины, женщины, молодые, старые… Обстоятельства смерти каждого объявлены подозрительными и нуждаются в проверке.