195
В Ветхом Завете Господь не раз открывает будущее язычникам: заключенному в тюрьму египтянину (Быт., 40—41), простым солдатам из армии мадианитян и амаликитян (Суд., 7: 13—15), царю Навуходоносору (Дан., 2: 4). Правда, правильное толкование этим сновидениям все равно дают лишь Его избранники — Иосиф, Гедеон, Даниил.
196
В том числе и в стилистике, отличающейся от собственно летописных новелл несвойственной им художественной образностью. В частности, интересны наблюдения А.С. Демина над выкопанной по приказу Ольги «ямой великой и глубокой», которой неизвестный автор сказания придал черты очень глубокого и отвесного обрыва, едва ли не пропасти. Киевляне, принеся «древлян» в ладье на княжий двор, «вринуша е [их] в яму и с лодьею». Здесь характерно именно это «вринуша» вместо обычного «ввергнути», благодаря чему действие приобретает оттенок бросания с большой высоты (так и об идоле Перуна сказано, что его «вринуша в Днепр» с высокого обрыва). Разговаривая с находящимися в «яме» послами, Ольга «приникши» к краю «ямы» — не нагнулась, а именно приникла, словно к краю опасного обрыва. Заключительная фраза этого фрагмента дорисовывает образ ямы-пропасти: Ольга повелела засыпать послов живыми, «и посыпаша я [их]», то есть, по мысли сказителя, исполнители стояли высоко на верху над «древлянами» (Демин А.С. О некоторых особенностях архаического литературного творчества (постановка вопроса на материале Повести временных лет) // Культура славян и Русь. М., 1998. С. 206—207).
197
Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. I—VII. М., 1846—1854. Т. I. С. 179; Шлецер А.Л. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке. Сличенные, переведенные и объясненные А.Л. Шлецером. Ч. 1—3. СПб., 1809—1819. II. С. 765.
198
Цит. по: Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. Возникновение и образование Русского государства (862—1462). Изд. 2-е, испр. Т. 1. СПб., 1999. С. 392.
199
Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия. С. 196—198.
200
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996. С. 298.
201
Якушкин П.И. Путевые письма // Якушкин П.И. Сочинения. М., 1986. С. 113—114.
202
Цит. по: Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. С. 392.
203
«Геллеспонтиками» Саксон называет союзные рутенам/русам племена — поморских и восточных славян и, возможно, балтов. По представлениям средневековых писателей XI—XII вв., Мраморное море (Геллеспонт) начиналось сразу за Восточной Прибалтикой и Русью.
204
См.: Как крестьянин спас Чечжу // Корейские сказки. М., 1956.
205
Иванов Вс. Мы. Харбин, 1926. С. 85.
206
Соловьев С.М. Сочинения. С. 147.
207
Так, Владимир «залеже» жену убитого им Ярополка. Язычник Редедя, предлагая Мстиславу поединок, ставит условие: «Да аще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою». И христианин Мстислав соглашается: «тако буди». В 1085 г. князь Владимир Всеволодович выгнал из Владимира-Волынского князя Ярополка Изяславича, «а матерь Ярополчю и жену его и дружину приведе к Киеву, и имение его взем».
208
См.: Анпен Р.С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М., 1984. С. 246.
209
Сидя в ладье, как равный с равным, разговаривал с императором Иоанном Цимисхием князь Святослав. У индейцев Северной Америки передача и принятие приглашения на потлач (праздничный пир) «сопровождались плясками и песнями обеих сторон. Приехавших приглашать иногда в лодке вносили в дом вождя, их угощали и одаривали» (Аверкиева Ю.П. Разложение родовой общины и формирование раннеклассовых отношений в обществе индейцев северо-западного побережья Северной Америки. М., 1961. С. 180).
210
См.: Лихачев Д.С. Комментарии // Повесть временных лет. Ч. 2. М.; Л., 1950. С. 297.
211
Гребенщиков В. «Деньница предь солнцемъ» (Вещая Ольга) // Записки русской академической группы в США. Т. XXI. Нью-Йорк, 1988. С. 62.
212
Творогов О.В. Комментарий к кн. Повесть временных лет. Петрозаводск, 1991. С. 178.
213
Фроянов И.Я. Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995. С. 73.
214
Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 325.
215
Перед началом битвы на Каталаунских полях Аттила, как передает Иордан, сказал своим воинам: «Я бросаю дротик в неприятеля. Если кто-нибудь может остаться спокойным в то время, когда бьется Аттила, тот уже погиб».
216
Так, в 1153 г., во время похода князя Изяслава на Галич, бояре молодого Ярослава Владимировича Осмомысла «реша князю своему: „ты князь один еси у нас, и что ся тебе створить [и если что с тобой случится], то нам что деяти? Пойди ты к городу, а мы сами бьемся с Изяславом, и кто [из] нас будет жив, а прибегнеть к тобе, и тогда затворимся с тобою в граде"; и сотвори тако князь их».
217
См.: Мифы народов мира. Т. 2. М, 1992. С. 346 и след.
218
Распределение «древлянской» дани между Киевом и Вышгородом — нерешаемая загадка для историков. С.М. Соловьев спрашивал: «Для чего вместо лиц — места? Почему не князю Святославу, а княгине Ольге?» — и отвечал так: «Естественно употребить имя стольного города вместо имени князя, ибо князья меняются, столицы же остаются... Но в разбираемом месте показывается отношение не постоянное, а временное, условленное личностью Ольги, и, несмотря на то, дань шла в Вышгород, хотя известно, что Ольга жила в Киеве... следовательно, должно предположить, что казна Ольги хранилась в Вышгороде» (Соловьев С.М. Сочинения. С. 300. Примеч. 209). И.Я. Фроянов объяснил упоминание Киева и Вышгорода тем, что общины этих городов приняли участие в подавлении «древлянского» восстания (см.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI—X вв.). СПб., 1996). А.Л. Никитин заподозрил здесь перенесение летописцем в прошлое исторических реалий начала XII в., так как «„Ольжиным" (то есть принадлежащим не Ольге, а Олегу Святославичу) Вышгород был в 10-х гг. XII в. будучи получен им (Олегом Святославичем. — С. Ц.) в 1113 г., по-видимому, за отказ в пользу Владимира Мономаха от Киева, на который Олег имел преимущественное право по старшинству» (Никитин A.Л. Основания русской истории. С. 38—39). В любом случае долевой принцип раздела дани (две трети — Киеву, одна треть — Вышгороду) остается неясным.
219
См., напр.: Рыбаков E.A. Мир истории. С. 102.
220
Милиарисий — мелкая серебряная монета, одна тысячная золотого фунта. 12 милиарисиев составляли одну номисму (солид).
221
По расчетам Г.Г. Литаврина, их было пятеро. Ход мыслей исследователя таков. Судя по второму приему, сумма раздач составляла целое число номисм. Поэтому исследователь предположил, что и в первом случае общая сумма «даров» должна быть кратной 12, так как в номисме было 12 милиарисиев. Без «людей Святослава» русам роздано 1775 милиарисиев. Ближайшие кратные суммы равняются 1800 или I860 милиарисиям. Тогда на долю «людей Святослава» приходится либо 25, либо 85 милиарисиев. Поскольку каждый из них получил 5 монет, то всего их было либо 5, либо 17 человек. Число 5 выглядит правдоподобнее, поскольку глава посольства, княгиня Ольга, имела при себе 8 «людей» (см.: Литаврин Г.Г. Состав посольства княгини Ольги в Константинополе и «дары» императора // Византийские очерки. М., 1982. С. 73).
222
См.: Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 67.
223
См.: Фризе Хр.Ф. История польской церкви. С. 43—44.
224
См.: Татищев В.Н. Собрание сочинений: В 8 т. Т. I. С. 111.
225
По-видимому, в это время Святослав продолжал княжить в том самом Немогарде, в котором, по свидетельству Константина Багрянородного, он «сидел» при жизни Игоря: «[Да будет известно], что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы [лодки-однодеревки] являются одни из Немогарда, в котором сидел [сидит] Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из крепости Милиниски [Смоленска], из Телиуцы [Телича], Чернигоги [Чернигова] и из Вусеграда [Вышгорода]». Где находился Немогард? Общераспространенная интерпретация этого топонима как Новгорода на Волхове на самом деле не выдерживает критики. Из дальнейшего текста бесспорно явствует, что все перечисленные Константином города «внешней Росии» находятся в бассейне Днепра: «Итак, все они [моноксилы] спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава [Киеве]...»; и далее Константин еще раз уточняет, что славяне «вводят [моноксилы] в находящиеся по соседству водоемы», которые «впадают в реку Днепр». В развитие «еретической» мысли В.А. Пархоменко, полагавшего, что Немогард следует искать южнее Ильменского озера (см.: Пархоменко В.А. У истоков русской государственности. С. 34. Примеч. 8), считаю возможным обсудить два варианта его предположительной локализации. Если придерживаться мнения, что Немогард означает «Новгород» (прочного лингвистического обоснования у этой гипотезы нет), то это может быть Новгород-Северский, имеющий культурные отложения середины X в. (см.: Древняя Русь. Город, замок, село. С. 59). В таком случае выходит, что, перечисляя «русские» города, Константин очень точно описывает границы «внешней Росии»: Новгород-Северский (восток), Смоленск (север), Телич (запад) и затем упоминает два города на территории собственно Русской земли (в узком значении): Чернигов и Вышгород. Если же считать, что Константин все-таки передал звучание топонима Немогард с минимальным фонетическим искажением, то им может оказаться некий населенный пункт в бассейне верхнего Немана — «город на Немане» («Немонгард»). В древнерусских источниках Неман часто писался как «Немон», а форма «гард» вместо «град» характерна именно для севернославянских диалектов (например, в названии прибалтийского Старгарда, в Польской земле).
226
В то же время какие-либо скандинавские аналогии исключены — в Скандинавии женщины могли играть заметную политическую роль, но от престолонаследия устранялись (см.: Щепкин Е.Н. Порядок престолонаследия у древних норвежских конунгов // Сб. статей, посвященных В.О. Ключевскому. Ч. 1. М., 1909. С. 211).
227
Цит. по: Соловьев С.М. Сочинения. С. 318. Примеч. 379.
228
Хотя наделение славянских «праматерей» незаурядным умом — вполне трафаретная черта их идеального портрета. Так, средневековый чешский историк Косьма Пражский пишет о легендарной Любуше, что она была «лучшая между женщинами, предусмотрительная в совете... в решении государственных дел ни с кем не сравнимая...». Между прочим ей приписывается основание городов Любушина и Праги — «города славою до звезд превозносящегося», подобно тому как Ольга слывет в русских преданиях основательницей Пскова.
229
И.Я. Фроянов попытался спасти историческую достоверность этого летописного фрагмента при помощи сообщений аль-Гарнати и аль-Марвази о меновой торговле у югры. Будучи «народом диким, обитающим в чащах, не имеющим сношений с людьми, боящимся зла от них», это финноугорское племя выработало своеобразные правила торговли: чужеземные купцы оставляли свои товары под священным деревом и уходили; спустя некоторое время они возвращались и находили рядом вещи, принесенные югрой для обмена. Если купцов устраивала ценность предлагаемых вещей, они забирали их. По мысли Фроянова, погосты поначалу имели сакральное, а не хозяйственное значение — это были специально отведенные места для встреч местных финноугорских племен с чужеземцами. Ольга якобы превратила их в места сбора дани, куда приезжали сборщики и приносило дань местное население. Таким образом, опираясь на существовавшие традиции финноугорских племен, она обозначила сакрально защищенные места сбора дани, что соответствовало прежде всего интересам местного населения, чувствовавшего потребность в сакральной защите при встречах с чужаками (см.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 427). Это остроумное построение, однако, внутренне противоречиво. Во времена Нестора под погостами, скорее всего, уже понимали не места сбора дани, а волостные центры (в язык средневековых черемис слово погост («пагиах») вошло именно в значении «волость»). Затем, сомнительно, чтобы финноугорское население искало и находило «сакральную защиту» на погостах — учреждениях исконно славянских. К тому же в окрестностях Меты и Луги жили другие угрофинские народности — весь (вепсы) и водь (см.: Пименов В.В. Вепсы: Очерки этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1969. С. 18—52), которые, возможно, не были такими ксенофобами, как югра. Во всяком случае, ни древнерусские, ни скандинавские средневековые источники не отмечают у финноугорских племен Восточной Прибалтики и Северо-Западной Руси обычаев, подобных вышеописанным.
230
Кроме того, есть все основания считать, что фраза «устави по Мьсте погосты и дани и по Лузе оброки и дани» является плодом некоего недоразумения, возникшего в процессе переписки и редактирования Повести временных лет. В Новгородской I летописи младшего извода гидроним «Луза» совсем отсутствует, а в Архангелогородской летописи вместо «по Мьсте» стоит: «помоста и погоста», и, например, Эверс отдавал предпочтение именно этому варианту, полагая «в высочайшей степени невероятным, чтобы великая княгиня предприняла означенные учреждения по Луге, так далеко на севере» (цит. по: Соловьев СМ. Сочинения. С. 301. Примеч. 212). А.Л. Никитин указывает на другую возможность искажения текста: «Скорее всего, отождествить «Дерева» с Деревской пятиной «краеведу» помогло выражение „по мьсте", то есть „совершив месть", что было воспринято в качестве указания на гидроним „Мету", подвигнув на создание всего фрагмента», а «уже сложившаяся к началу XII в. легенда о происхождении Ольги из Плескова северного, а не Дунайского, позволила домыслить остальное» (Никитин А.Л. Основания русской истории. С. 39, 213).
231
Из множества примеров выбираю один: «...страна была разделена на несколько районов, каждый из которых находился под властью наместника князя или местного органа по сбору налогов. Такой местный орган стал известен как погост. Иными словами, дань, собираемая с автономных племен, была заменена одинаковыми налогами, выплачиваемыми всем населением. В ходе реализации этой реформы большинство местных князей лишились своей власти, а автономия племен была сильно урезана. Это привело к централизации финансовой администрации...» и т. д. (Вернадский Г.В. Киевская Русь. С. 48).
232
Цит. по: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 396.
233
См.: Карамзин Н.М. История государства Российского. 5-е изд. СПб. 1842. Кн. I. Т. 1. Примеч. 377. Стб. 104—105.
234
Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян. С. 432.
235
В Никоновской летописи появляется еще и некое Ольгино село в «Будутиной веси», которое, кажется, есть не что иное, как Выбутская весь — легендарная родина Ольги в Псковской земле.
236
Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI— XIII вв. М, 1955. С. 31.
237
Хазанов A.M. Социальная история скифов: Основные проблемы развития древних кочевников евразийских степей. М., 1975. С. 144.
238
Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. М, 1989. Т. I. С. 279.
239
См.: Макарий, митрополит. История христианства в России. СПб., 1897. Т. I. С. 228.
240
См.: Голубева Л.Л. Киевский некрополь // Материалы и исследования по археологии СССР. 1951. № 11. С. 111.
241
Город Русия — географическая загадка средневекового Крыма. По словам арабских писателей, он располагался при устье Русской реки. У арабского географа XII в. Идриси Русская река впадает в Черное море между Сольдадией (Сугдеей/Судаком?) и Матархой (Тмутороканью). Таким образом, ее устье оказывается тождественным Керченскому проливу, а под самой Русской рекой подразумевается, очевидно, Дон. Современные Идриси генуэзские картографы повторяют его заблуждение: на их картах город Руссия (Rossi, Rosso) находится возле Дона, именуемого Русской рекой (fiume Rosso). Та же географическая ошибка свойственна и византийским авторам. Так, писатель IX в. Феофан считал Керченский пролив устьем Дона. Более или менее точное местоположение города Русия указывает один Идриси — километрах в двадцати западнее Матархи. Но за отсутствием корректирующих сведений других источников этот ориентир нисколько не проясняет дела.
242
Г.В. Вернадский, в связи с вопросом о положении христианства на Руси в середине X в., коротко замечает, что «у Святого Еллия имеется... ссылка на русскую Церковь» (Вернадский Г.В. Киевская Русь. С. 48). Но в святцах упоминается единственный святой с таким именем — преподобный Еллий (его память отмечается Церковью 14 июля), живший в IV или V в. Очевидное недоразумение лишает сообщение Вернадского всякой достоверности.
243
Б.Я. Рамм писал, что при Константине Багрянородном «Русская митрополия» занимала 60-е место в списке церковных кафедр Константинопольского патриархата (см. Рамм Б.Я. Папство и Русь. С. 28). Однако свой источник исследователь не назвал. У других авторов, затрагивавших эту тему, подобных сведений мне обнаружить не удалось, в связи с чем считаю сообщение Рамма ошибочным.
Протоиерей А.В. Горский объяснял отсутствие «Русской митрополии» в списке Константина случайным пропуском или ошибкой. В подтверждение своего мнения он привел документ более позднего времени — список 65 митрополий Константинопольского патриархата, составленный в 1144 г. византийским архимандритом Нилом Доскопатром по просьбе сицилийского короля Роджера. «Русская митрополия» в этом перечне не значится, но есть приписка о том, что митрополита на Русь поставляет константинопольский патриарх (Горский А.В. О митрополии русской в конце IX в. // Прибавление к изданию творений святых отцов. М., 1850. Ч. I. С. 142). На это можно возразить, что, во-первых, Константин такой пометки все же не сделал; а между тем о «Русской митрополии» он безусловно знал, поскольку сам же, в другом своем сочинении (о жизни императора Василия I Македонянина, его деда), привел рассказ, впрочем окутанный легендарным флером, о посылке на Русь в конце IX в. греческого архиепископа. Следовательно, исключение «Русской митрополии» из списка церковных кафедр в книге «О церемониях» вряд ли объясняется забывчивостью императора. Во-вторых, отдельные недомолвки относительно юридического статуса Русской Церкви в XI—XII вв., как в данном примере, восполняются многочисленными известиями на этот счет других источников того времени, которые позволяют восстановить истинное положение вещей, тогда как ни один памятник X в. даже косвенно не упоминает «Русской митрополии» и ее взаимоотношений с Константинополем. Примечательно еще и следующее обстоятельство. Византийский канонист середины XII в. Феодор Вальсамон сообщает, что в его время подведомственные Константинопольскому патриархату «варварские» епархии были распределены между тремя диоцезами (крупными административными округами): Азиатским, Понтийским и Фракийским, — и Русская Церковь принадлежала к Фракийскому диоцезу, а не к Понтийскому, как можно было бы ожидать исходя из наших знаний о «Русской митрополии» второй половины IX в. (см.: Кулаковский Ю.Л. Избранные труды по истории аланов и Сарматии / Состав., вступ. ст., коммент., карта С.М. Перевалова. СПб., 2000. С. 180— 181). По всей видимости, это значит, что для Руси, крещенной князем Владимиром, потребовалось новое организационное оформление ее отношений с Константинопольской патриархией, в результате чего Русская Церковь была включена во Фракийский диоцез (или переподчинена ему). Тогда умолчание Константина Багрянородного о «Русской митрополии» следует рассматривать как знак того, что в первой половине X в. христианская община Киева полностью порвала с церковной зависимостью от Царьграда.