Эван Хантер День рождения
Он еще хорошенько не прочухался, когда нилот, или стюард, или кто-то другой что-то объявил по радио. Его голова повернулась набок, и он посмотрел через правое плечо в иллюминатор. Далеко внизу, на земле, виднелись пятнышки огней. Пока он раздумывал над объявлением, по проходу между креслами к нему подошла блондинка-стюардесса и, остановившись, улыбнулась.
— Пристегнитесь, пожалуйста, сэр.
— С удовольствием. — Он улыбнулся ей в ответ и начал искать предохранительные ремни. Поднявшись в кресле, выдернул их из-под себя, а потом долго и неумело возился с ними, пытаясь пристегнуться, в то время как блондинка, улыбаясь, терпеливо ждала в проходе.
— Вам помочь, сэр? — спросила она.
— Сделайте милость.
Стюардесса, немного наклонившись через пустое боковое место и держа равновесие, с улыбкой подхватила оба ремня и стала застегивать их. В это мгновение он легонько, дурачась, провел правой рукой снизу вверх по внутренней стороне ее ноги. Девушка не вздрогнула, не вскрикнула, даже бровью не повела. С улыбкой на губах она закончила застегивать ремни, выпрямилась и проговорила:
— Вот и все, сэр.
«Ну и выдержка!» — промелькнуло у него в голове, а потом он с удивлением подумал, не произошло ли случайно короткого замыкания между мозгом и рукой, из-за которого команда, отданная мозгом, не была выполнена. Во всяком случае, ничего не случилось, и удивительное спокойствие девушки, ее умение оставаться, вопреки опасности, по-матерински степенной и рассудительной не вызвали восторга. «Господи, неужели я пьян? — подумал он. — И как только можно было так надраться?» Он знал наверняка, что все авиакомпании мира строго придерживаются правила: никому из пассажиров не подавать больше двух порций виски. Однако догадывался, что выпил невероятно много спиртного еще задолго до посадки в самолет, хотя теперь и не помнил сколько, особенно с того момента, когда все, казалось, пошло вращаться, а красные, зеленые и белые огни запрыгали в самые окна. «О Боже, сейчас мы разобьемся!» — мелькнула мысль. Потом он с облегчением понял, что самолет просто делал вираж на подлете к аэропорту — возможно, к Нью-Йорку, хотя и не был уверен, видел ли он когда-нибудь, подлетая к городу, такие огни, разбросанные островками на много миль вокруг. Но какой замечательный ландшафт внизу! Интересно бы знать, где, черт возьми, они летят?
Невозмутимая блондинка-стюардесса открыла двустворчатую дверцу между салонами и быстро пошла вперед, чтобы сесть на свое место и пристегнуться.
— Мисс! — позвал он ее, когда девушка остановилась, и заметил, что она не хочет подходить к нему слишком близко. — Мисс, где мы летим? Мы сейчас сядем, да?
— Простите, что вы сказали?
— Куда мы прибываем?
— В Лос-Анджелес, — ответила стюардесса.
— О, прекрасно. Никогда не был в Лос-Анджелесе. — Он немного помолчал, потом улыбнулся. — Мисс…
— Вам что-то нужно? Я должна занять свое место.
— Я знаю. Хотел только у вас спросить… Я залез рукою вам под юбку?
— Да.
— Вот только что?
— Да.
— Благодарю.
— Это все?
— Да, спасибо.
Стюардесса усмехнулась.
— Все в порядке, — сказала она и пошла по проходу дальше. Потом остановилась, возвратилась и, наклонившись к нему, прошептала: — У вас холодные руки.
— Благодарю, — повторил он и, прижавшись лбом к иллюминатору, стал наблюдать, как приближаются огни. Теперь он видел внизу автомашины, сияние неоновых реклам, мигание светофоров, железную дорогу Лайонела, которую отец когда-то купил ему на Рождество, игрушечные домики с ленточками дыма. Казалось, достаточно лишь протянуть, как Всевышний, руку, и достанешь до игрушечных автомобилей или киноафиши с Роландом Янгом, над чьей головой опустился исполинский Божий перст. И вдруг — скорость, ощущение умопомрачительной скорости, когда и земля, и размытые очертания строений в аэропорту неистово проносятся мимо… Завибрировали, коснувшись бетона, колеса, и он подумал, что все закончилось.
— Мы приземлились в международном аэропорту Лос-Анджелеса, — сообщил чей-то голос.
Он наверняка знал, что на этот раз говорил не пилот, если только они не посадили за штурвалы реактивных самолетов женщин.
— Сейчас 18 часов 45 минут по местному времени, температура воздуха — 80 градусов.[1] Пассажиров просим оставаться на своих местах, пока самолет подрулит к аэровокзалу и остановятся двигатели. Нам было очень приятно вас обслуживать, и мы бы хотели вскоре увидеть вас в нашем самолете снова. Благодарим вас и счастливого Рождества!
— Спасибо. Счастливого Рождества и вам, — громко произнес он, быстро отстегнул ремни, поднялся и взял с вешалки над головой пальто.
Из динамика долетело мягкое предостережение стюардессы:
— Леди и джентльмены, прошу оставаться на местах до полной остановки самолета. Благодарю за внимание.
— Спасибо, — снова проговорил он. — Но вы забыли пожелать нам счастливого Рождества. — И не стал садиться, думая, что самолет, хотя двигатели все еще работали, уже наверняка остановился. Он как раз надевал пальто, когда к нему подошла блондинка-стюардесса.
— Сэр, вам не трудно будет посидеть, пока самолет подрулит к зданию аэровокзала и остановится?
— Разумеется, нет, — ответил он, но не сел.
— Сэр, мы были бы вам весьма благодарны…
— Вы — самая спокойная девушка, какую я видел в своей жизни, — заметил он.
— Благодарю вас, но…
— Вы шведка?
— Нет, сэр, я…
— В нашей конторе есть одна девушка из Швеции. Она такая же спокойная. А сегодня во время рождественской вечеринки она прыгнула из окна.
— Что-что она сделала? — переспросила стюардесса. — Выпрыгнула из окна?
— Нет. Конечно, нет! Она прыгнула. Прыгнула. С подоконника.
— А-а, — вздохнула стюардесса.
— Как вас зовут?
— Мисс Редли.
— Это звучит совсем не по-шведски. А меня зовут Артур. Однако все меня называют Дон.
— Вы врач?
— Нет, я режиссер, но все называют меня Дон. Как, вы сказали, вас зовут?
— Мисс Редли. Айрис Редли.
— Послушайте, это довольно странная фамилия для девушки из Швеции.
— А почему они называют вас Дон? — поинтересовалась стюардесса.
— Потому что я ношу очки.
— Ну что ж, Дон, желаю вам хорошо провести время в Лос-Анджелесе.
— Попробую. До сих пор я никогда тут не был.
— Это хороший город.
— Я уверен, что город чудесный. В нем так много прекрасных огней.
— Вы знаете, где тут багажное отделение? — участливо спросила стюардесса.
Они уже шли к выходу. Ему показалось, что пальто его вдруг стало тяжелым.
— Нет, — ответил он. — А где тут багажное отделение?
— У вас есть квитанции?
— Нет.
— О Боже, неужели вы их потеряли?
— Нет. У меня, собственно, нет багажа. Я путешествую без него. Ну что ж… — Он повернулся к выходу и перевел взгляд на здание аэровокзала. — Лос-Анджелес… — Он протянул руку. — До свидания, мисс Редли! Счастливого вам Рождества!
— Счастливого Рождества! — ответила она.
Артур пошел по лестнице вниз. Уже тогда он знал, что все сделал правильно. Воздух был нежный, ласкал ему щеки, целовал лицо, шевелил волосы. Он снял пальто. Да, он все сделал правильно, вероятно, правильно, хотя трудно даже представить себе, что можно сделать не так после того, как столько выпито, и после того, как в темном кабинете Маклиша он поцеловал Труди.
Трудно было даже представить себе, что можно принять ошибочное решение после чествования старого мистера Бенджамина, главы их фирмы, после того, как он, Артур, выскочил из кабинета с девушками-бухгалтершами, какие бы они там ни были… Ее рука, такая теплая и влажная, в его кармане, свежий воздух, где-то слышится церковный перезвон, девы из Армии спасения трубят в рожки и стучат в барабаны… Как прекрасен город на Рождество, какой Нью-Йорк, как может быть что-то не так, все просто обязано быть в полном порядке! Они уговорили водителя такси, который уже закончил работу, подбросить их к аэропорту Кеннеди. Водитель очень хотел домой («В этом проклятом городе такое сумасшедшее уличное движение!»), но он сунул ему в руку деньги еще до того, как они открыли дверцы, и вдруг на улицах исчезли машины, вдруг все стало так, как на святочный вечер, и церковные колокола разносили радость по всему миру…
Международный аэропорт Кеннеди расположен на Лонг-Айленде, и надо помнить, что его лучше не стоит больше называть Айдлуайлд, ибо это сразу же указывает на то, что тебе уже сорок один год, а это очень плохо, когда тебе должно исполниться сорок два.
Труди было девятнадцать, на ней была коротенькая замшевая юбочка и полосатые чулки, и он целовал ее в кабинете Маклиша. Она сказала: «Но это же неприлично, мистер Питт!» Но он продолжал ее целовать, и она отвечала на его поцелуи. Девушки из бухгалтерии, Артур и Бенджамин успели на самолет задолго до вылета: таксист, получивший пять долларов чаевых, хотел выразить свой рождественский восторг.
Им крайне необходимо было погрузить багаж Бенджамина в самолет на Чикаго, в противном случае озеро Мичиган высохло бы. Они прихватили со стойки в аэропорту табличку с надписью «Мистер Шульц» и подарили ее старому Бенджамину на память. Самолет на Чикаго взлетел, ревя реактивными двигателями. Артур и девочки-бухгалтерши стояли на смотровой площадке и смотрели, как самолет стремительно, почти вертикально, взлетел в небо и скрылся за облаками. Артур обнимал девушек. Они все были навеселе, и, когда самолет исчез из виду, девушки вздохнули.
— Завтра у меня день рождения, — сказал он, обратившись к рыжей.
— Поздравляю, — ответила она.
— Слушайте, есть идея, — сказал Артур. — Давайте махнем в Чикаго!
— Почему бы и нет? — подхватила рыжая.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Роуз.
— Роуз, давай втроем — ты, я и Филис — махнем в Чикаго и увидим мистера Бенджамина. Как ты на это смотришь?
— Хорошо, почему бы и нет? — согласилась Роуз. — Но сперва надо выпить по рюмке.
— Слушай, ох и удивится же он! — захохотала Филис.
— Договорились. Значит, летим, — сказал Артур, хотя уже тогда знал, что в Чикаго они не полетят. Он знал уже тогда, что они выпьют по рюмке, а потом девушки начнут рассуждать и вспомнят, что сегодня сочельник и им надо ехать домой, к своим родным и любимым, к тому же Бенджамин их совсем не ждал, и никто далее не знал, где он живет и сколько времени лететь в Чикаго, и всплывет еще много всяких рациональных глупостей, с какими сталкиваются люди, когда им предлагают что-то волнующее и рискованное. Он знал, что девушки откажутся, и даже не удивился, когда они попросили поймать для них такси.
«Ну что ж, завтра у меня день рождения, — рассуждал Артур, стоя перед аэровокзалом и провожая глазами такси с девушками. — Поздравляю тебя с днем рождения, старина Дон. Но время уже ехать домой, к семье, к своим родным и любимым. Пора домой. Никто уже не хочет никуда ехать… Вот уж дурацкая компания!» Он посмотрел на часы, но не разглядел, который час показывали золотые стрелки на циферблате, поскольку уже вечерело и в воздухе разливался тот необыкновенный зимний свет, который делает белое еще белее, а золото незаметно сливается с ним, к тому же он был слегка в подпитии. Поэтому Артур возвратился в аэровокзал, чтобы: посмотреть на большие часы над стойкой. Было без двадцати минут четыре, и он подумал: «Черт, все возвращаются по своим домам, к веселому Рождеству, и никто уже не хочет никуда ехать. Боже мой, вот хлопоты!» Потом он услышал сообщение о каком-то рейсе и подошел к стойке.
— Извините, начальник, на какой рейс вы только что объявили посадку?
— На Лос-Анджелес, в четыре часа, — ответил «начальник», хотя Артур знал, что мужчина за стойкой совсем не начальник, просто ему хотелось сказать мужчине что-то приятное.
— Я никогда не был в Лос-Анджелесе, — проговорил Артур.
— Неужели? — учтиво переспросил «начальник».
— Не был. Сколько это стоит?
— Сколько стоит что?
— Билет до Лос-Анджелеса. Это город ангелов. Вы про это знаете?
— Ну, разумеется, а как же. В первом классе, сэр?
— Конечно, в первом классе.
— Билет до Лос-Анджелеса в оба конца в первом классе стоит триста двадцать один восемьдесят плюс сбор.
— А сбор высокий?
— Шестнадцать ноль девять, сэр.
— Вполне прилично. Вы принимаете чеки?
— Пожалуйста.
— На рейс, о котором вы только что сообщили. У меня есть удостоверение личности, если это вас беспокоит.
— Нет, сэр, просто… Я даже не знаю, сэр, есть ли места на этот рейс. На Рождество у нас всегда много…
— Мне не нужна отдельная кабина, только место.
— Что ж, мне надо…
— Да, пожалуйста. Вы сказали, самолет отлетает в четыре, не так ли?
— Вы серьезно, сэр? Вы в самом деле хотите, чтоб я…
— Разумеется, серьезно. Я говорю в самом деле серьезно. Никакой черт уже никуда не едет!
Он знал, что не доведет это дело до конца, он только подшучивал над «начальником». В конце концов черт с ними, завтра у него день рождения! Он знал, что не сделает этого, ибо накануне Рождества он, Артур Питт, по прозвищу Дон, просто не способен улететь куда-то из дому. А что скажет ка это Дженни? У Дженни будет сердечный приступ, вот что скажет Дженни. Кроме того, к Дженни или кому-то другому это не имеет никакого отношения. Это касается только старины Дона Питта, который знает, что никогда на такое не пойдет, как не пошел тогда, в Буффало, когда мужчина в вестибюле спросил его, не желает ли он провести ночь с королевой варьете. А была ли ока в самом деле королевой варьете? Может, просто выдумка? По крайней мере он тогда на это не пошел, не пойдет и теперь. Но нет же ничего непорядочного в том, что он немного пошутил с этим любезным мужчиной, который только что положил трубку и подбадривающе поднял на него глаза, как всегда делает персонал авиакомпаний.
— Ну что ж, вам повезло, сэр, — сказал служащий. — В первом классе несколько человек отказались от билетов.
«Я же в самом деле лишь пошутил», — подумал Артур.
Что-то шевельнулось у него внутри. Он знал, что это было спиртное — сегодня так-таки перебрал; спиртное, поцелуи Труди в кабинете Маклиша, его рука под коротенькой замшевой юбочкой, полосатые чулки… Потом шальная поездка в аэропорт с девушками из бухгалтерии, стремительное исчезновение за облаками самолета с Бенджамином и внезапное, отчаянное ощущение того, что день рождения заканчивается, даже не начавшись. Он понимал, что это было все вместе, однако не догадывался, что появилось и еще нечто, и не сдерживал больше растущего волнения, поддразнивая себя: «Вперед, надо действовать, ну же, почему ты этого не делаешь?» Достаточно засунуть руку в карман и, хлопнув чековой книжкой по стойке, выписать этот проклятый чек… Ему всегда хотелось делать только так. «Начальник» ждал, а волнение у Артура все возрастало, оно начиналось в паху, за что он возлагал вину на Труди в кабинете Маклиша, потом поднялось выше, к груди, подкатилось к горлу и внезапно перешло в пальцы, которые решительно потянулись к карману, чтоб хлопнуть по стойке чековой книжкой. «Тебе нравится этот „роллс-ройс“, парень? Он твой».
«Начальник» ждал.
— Хорошо. — Артур полез рукой в карман и решительно бросил чековую книжку на стойку.
— Куда поедем, приятель?
— В хороший отель, — ответил Артур.
— В Лос-Анджелесе их множество. Вы хотите в городе, в Беверли-Хиллз или в каком-нибудь другом районе?
— В Беверли-Хиллз. Почему бы и нет?
— Едем. — Водитель нажал на газ.
— А почему у вас так много забегаловок, где продают бутерброды с горячими сосисками?
— Да мы все время едим бутерброды с горячими сосисками, — усмехнулся водитель.
— А каков он, отель «Беверли-Хиллз»? — поинтересовался Артур. — Наверное, из этих новых, современных, да?
— Конечно.
— Тогда отвезите меня лучше назад в аэропорт, — попросил Артур.
— Что?
— В международный аэропорт Лос-Анджелеса, где теперь 6 часов 45 минут по местному времени, а температура воздуха 80 градусов.
— Что?
— Вы думаете, я сумасшедший или похож на него? Ехать в Лос-Анджелес накануне Рождества, когда семья ждет меня дома…
— Вы не сумасшедший, мистер, — произнес водитель. — Вы пьяный.
— Еще бы. Я только пошутил. Так какого же черта я делаю в Лос-Анджелесе?
— Не знаю, мистер. Иногда я и сам себя спрашиваю: какого черта я делаю в Лос-Анджелесе?
— Однако я не хочу ехать в «Беверли-Хиллз», — тихо проговорил Артур.
— Хорошо, куда же вы хотите ехать?
— Не знаю.
— Может, отвезти вас в «Хилтон», сэр? — вздохнул водитель.
— В какой «Хилтон»?
— В отель «Беверли-Хилтон».
— «Беверли-Хилтон»… Даю голову на отсечение, он в Беверли-Хиллз, не так ли?
— Совершенно верно.
— Что ж, это разумно, — заметил Артур. — Все вы тут, безусловно, очень умные.
— Это потому, что мы едим так много бутербродов с горячими сосисками, — ответил водитель.
Выйдя из душа, Артур почувствовал, что восстановил силы и протрезвел. В ванной висело по крайней мере восемь зеркал, однако он не мог увидеть себя ни в одном, поскольку перед душем снял очки. Кроме того, ванная была наполнена паром от горячей воды. Безусловно, это был хороший отель со множеством зеркал и горячей водой, которая накануне Рождества отрезвляет заблудшие души.
«Надо позвонить Дженни», — подумал Артур.
Он надел очки и взял часы. Часы показывали нью-йоркское время — сойдя с самолета, Артур не перевел стрелки. В Нью-Йорке — а точнее, в Уайт-Плейнзе, где в белом деревянном ломике на Робин-Гуд-лейн живет Дженни, он сам, и Майкл, и Пели… одним словом, четверо маленьких Питтов, — теперь одиннадцать часов вечера, до Рождества остался один час, и Дженни, наверное, неистовствует. Раздетый, он застегнул на руке часы и вышел из ванной. Потом увидел на ночном столике у кровати телефон цвета слоновой кости, поколебался, звонить или нет, и решил, что должен все-таки непременно позвонить.