— Решение принято, — бесстрастно произнес корабельный мастер. — Не вижу смысла дальше пререкаться. Лучше давайте обсудим план действий.
Умберто согласно кивнул, а Эсме сидела неподвижно, переводя взгляд с крылана на Крейна. Понимала ли она, чем могла закончиться их ссора?..
— Пла-ан действий… — протянул Крейн. — Что ж, слушайте.
…Они преследовали «Утреннюю звезду» два месяца. Если бы не остановка в Ламаре, от которой все равно никакого толку не было, фрегату Звездочета не удалось бы опередить их так сильно, но Джа-Джинни радовался. Он сразу почувствовал, что странная история с картой может привести к неприятностям, и все же понадеялся, что долгая погоня вымотает Крейна, успокоит его.
Получилось наоборот.
С каждым днем магус делался все мрачнее. Бард из Яшмового дворца сказал бы, что в глазах капитана разгорался огонь решимости, но Джа-Джинни предпочитал называть это одержимостью. Крейн все больше проникался идеей отнять карту у Звездочета и разыскать то, что на ней обозначено, а когда на магуса находило, ему никто не мог перечить: хотя лишь четыре человека в команде доподлинно знали, к какому клану принадлежит Крейн и что может сделать с ослушником в пылу гнева, остальным хватало и простой интуиции. К тому же после появления на борту «Невесты ветра» целительницы матросы возликовали и готовы были следовать за капитаном в огонь и воду, не догадываясь, что именно это, возможно, им и предстоит.
Когда они потеряли след, Крейн и вовсе перестал разговаривать, а только ходил по палубе; матросы старались убраться с его дороги поскорее. Вскоре после того, как на горизонте показалась Благодатная бухта, капитан заговорил впервые за три дня: «Зайдем в Лейстес. Надо почистить дно… да и отдохнем немного…» Джа-Джинни успокоился, но каково же было его удивление, когда в гавани их встретила «Утренняя звезда»!
Фрегат Звездочета выглядел ужасающе: от парусов на бизань-мачте остались одни лохмотья, почти все крючья по правому борту были сломаны или вырваны… а еще у «Звезды» была оторвана часть кормовой надстройки. Джа-Джинни показалось, что это была как раз та часть, где располагалась каюта капитана. Ненадолго все, кто увидел это жуткое зрелище, лишились дара речи, и даже «Невеста» закрыла глаза. Кристобаль первым нарушил тишину, обратившись к Эсме: «Смотри, это работа кракена».
Целительница едва не упала без чувств.
А Кристобаль повеселел и воспрянул духом…
— …вы сами убедились в том, что «Утренняя звезда» не останавливалась надолго ни в одном из портов, — сказал Кристобаль. — Что бы сделал я на месте Звездочета, окажись в моих руках такая карта? Она ценная, поэтому ее никому нельзя доверить. Она старая и непонятная, поэтому ее придется расшифровывать, сравнивать с другими картами. Думаю, он изначально собирался привезти ее сюда, поскольку другого безопасного места не существует… сами видели, что случилось с его каютой. Не думаю, что карта погибла… — Он на мгновение помрачнел. — Не могу даже допустить подобной мысли. Звездочет скорее даст отрубить себе правую руку, чем позволит какому-то паршивому кракену отнять такое сокровище. Так или иначе, «Утренняя звезда» в Лейстесе. А ведь здесь у Звездочета дом и, как говорят, большая библиотека…
— Только не говори, что ты собрался проникнуть туда и похозяйничать в его кабинете… — с иронией начал Джа-Джинни и осекся. Крейн смотрел на него улыбаясь. — Кристобаль?..
— Именно это я и собираюсь сделать, — тихо проговорил магус. — Правда, пока не знаю, каким образом. Есть идея получше?
Крылан онемел от возмущения. Вместо него ответил Эрдан:
— Пока что и впрямь не видно других путей. Он одинок — ни жены, ни любовницы. Даже зверей не держит, если не считать Змееныша. Не подступишься… — Корабельный мастер поморщился. — Кристобаль, я прошу тебя об одном — не торопись. «Утренняя звезда» простоит в доках не меньше месяца. Тебе хватит времени на раздумья.
Умберто закивал, соглашаясь.
Магус ничего не ответил.
«Вот мы сидим, как бывало раньше не раз, — вдруг подумал крылан. — И задумка Кристобаля не намного безумнее, чем достославное путешествие на юг. Он не стал бы тем, кто он есть, если бы боялся каждой тени. Отчего же мне кажется, что скоро произойдет большое несчастье?» Предчувствие беды сделалось необычайно сильным — ему еще не бывало так неуютно в этой таверне, где их всегда принимали с радостью.
Джа-Джинни огляделся и увидел, что девушка с гитарой, устроившаяся у очага, не сводит с него глаз.
Когда они вошли в зал некоторое время назад, она уже сидела там. В таверне не было постоянного музыканта, и люди давно привыкли, что заезжие барды поют сезон-другой, а потом исчезают в неизвестном направлении. Кто-то из них оставил после себя приятные воспоминания и хорошие песни, кого-то вспоминали со смехом; некоторые даже возвращались, но эту девушку Джа-Джинни здесь раньше не встречал. Она перебирала струны гитары с отсутствующим видом, наигрывая мелодию известной песенки о легкомысленной невесте моряка, которая, не дождавшись возвращения своего суженого, закрутила интрижку с мерром и стала одной из очарованных морем. Музыкантша выглядела молодо, не старше Эсме; ее длинные темно-рыжие волосы были заплетены во множество косичек, в которых то и дело проглядывали ленты, монетки, кольца и даже маленькие колокольчики. Но самой примечательной деталью ее внешности оказалось нечто другое: Джа-Джинни сразу заметил, что гитару незнакомка держит неудобно, как-то странно ссутулившись, и лишь потом понял — она горбата.
За разговором крылан совершенно позабыл о девушке, лишь краем уха прислушиваясь к мелодиям, разносившимся по залу, но теперь встретил ее взгляд и почему-то растерялся. Незнакомка смотрела так, словно они раньше виделись и теперь он должен во что бы то ни стало ее узнать. Крылан не любил такие взгляды — как, впрочем, и любые другие. А смотрели на него часто — с интересом, искоса, думая, что он не замечает; нередко смотрели боязливо, потому что о его похождениях пятилетней давности не слышал, кажется, только глухой. Он все это видел и тянулся к оружию, в который раз забывая, что не вооружен.
«Может быть, она встречала меня… раньше? Нет, ей не больше двадцати лет. Она тогда еще не родилась. Все-таки это странно…»
Музыкантша улыбнулась и слегка наклонила голову, окончательно смутив крылана, — а потом откинула со лба длинную челку и запела впервые за вечер.
У нее оказался приятный, чуть хрипловатый голос.
Ее пальцы ласково трогали струны, мягкая лиричная мелодия ненавязчиво вплеталась в шум таверны. Мотив не был знаком крылану, но слова показались ему странными. Барды пели разные песни, но это…
По загривку Джа-Джинни пробежал холодок. Крылан перевел взгляд на капитана и успел заметить, как капитан прячет под стол правую руку — от пальцев к запястью бежали голубоватые искорки. Лицо Крейна оставалось отрешенно-задумчивым, но Джа-Джинни понял: магус весь превратился в слух.
Эсме и Умберто растерянно переглядывались — они чувствовали, что происходит что-то странное. Эрдан оставался бесстрастным, хотя он, как и Джа-Джинни, знал о Кристобале все и должен был заметить.
«Что еще ты нам споешь?» И она спела.
— Как мило! — хмыкнул Крейн. — Дождался! Глупых сказок обо мне насочиняли предостаточно, а теперь вот песни поют. Эй! — Он привстал и махнул рукой, приглашая девушку с гитарой подойти.
Она с наигранным удивлением подняла брови и беззвучно спросила: «Я?!»
Магус кивнул.
Вдобавок к горбу на спине, музыкантша еще и прихрамывала. На ее лице застыло учтивое выражение, но взгляд был настороженным.
— Я пришла, — сказала она негромко. — Вам не понравилась песня?
— Напротив! — Крейн улыбнулся, хотя в его взгляде веселья было маловато. — Мне она понравилась настолько, что даже захотелось узнать — кто ее сочинил?
Пальцы горбуньи дрогнули, и гитарные струны жалобно тренькнули.
— Я.
— Я.
— Это интересно… — магус старался говорить спокойно. — Но скажи мне, о чем твоя песня? Она не похожа на баллады или веселые песенки, которые обычно поют в тавернах.
Мимолетная улыбка тронула узкие губы.
— Я не пою обычные песенки.
— Но что-то подсказало тебе… эти образы? Или, может быть, кто-то? — ровным голосом спросил Крейн.
Крылан отчетливо почувствовал, что капитан теряет последние крохи терпения. Горбунья с тяжелым вздохом произнесла:
— Да, вы тот самый… он предупреждал, что так будет…
«Тот самый?»
Лицо магуса сделалось озадаченным.
— Два дня назад я пела, как всегда, а потом вышла ненадолго на улицу, — начала рассказывать девушка. — И тут ко мне подошел… некто. Я не разглядела его лица — было очень темно, — да к тому же он кутался в плащ с капюшоном. Этот человек сказал, что хорошо заплатит мне, если я напишу песню о том, что ему нужно, и буду петь ее каждый день. Это должна быть песня об одиночестве, сказал он. И о пламени, обязательно…
— И о предательстве, — тихонько проговорил Крейн.
— Да, — кивнула музыкантша. — Он несколько раз повторил: предательство! Страшное предательство! Он… просил не удивляться, если кто-то попросит спеть еще раз или начнет выведывать, зачем я сочинила эту песню. Я спросила, надо ли скрывать его просьбу… он ответил — нет. Больше я ничего не знаю.
Магус покачал головой.
— Все это слишком странно…
— Она не врет, капитан! — впервые подала голос Эсме и тотчас смутилась. — Я… я бы почувствовала…
— Барды редко врут, но зачастую приукрашивают истину. — Горбунья снова улыбнулась, на сей раз чуть теплее. — Сейчас я и впрямь говорю чистую правду. Этот незнакомец… видите ли, я запоминаю голоса всех людей, с кем когда-либо встречалась. Он ни разу не появлялся здесь. Впрочем, я работаю всего-то полгода… — Она обернулась к Джа-Джинни. — Поэтому мне не доводилось видеть вас раньше, ведь «Невеста ветра» — редкий гость в Лейстесе.
— Так ты знаешь, кто мы, — проронил крылан. Он ощущал себя совершенно сбитым с толку.
— Считаете меня дурочкой? Есть всего один капитан с разноцветными глазами. Я давно хотела сочинить балладу для Кристобаля Крейна, но не думала, что это получится таким странным образом. Да и песня вышла невеселой…
«А еще он мог тебя превратить в горстку пепла, и незнакомец об этом, похоже, знал», — подумал Джа-Джинни, и его кулаки сжались.
— Зато она, без сомнения, талантлива. — Крейн протянул музыкантше кошелек, и он тотчас исчез в складках ее одеяния. — Если вдруг вспомнишь что-нибудь еще…
— Конечно, я дам знать. — Она опустила взгляд и вдруг проговорила очень быстро, словно стремясь опередить собственные мысли: — Меня зовут Лейла!
Лейла.
Странное имя показалось крылану нежным и мелодичным, словно перезвон бубенчиков. Пока он несколько раз повторял его в мыслях, девушка исчезла, проявив неожиданную для хромой прыть.
Крейн сидел, опустив подбородок на сплетенные пальцы.
— Странно, — сказал Умберто. — Ты ей веришь?
— А как не верить? — ответил магус, криво улыбаясь. — Она спела об одной истории, все участники которой давно мертвы. Все, кроме меня. — Он вздохнул. — А раз так, то есть основания полагать, что вторая часть песни — предупреждение… или предсказание. Значит, черный человек? Хотелось бы знать, что ему нужно от меня…
Джа-Джинни пожал плечами.
— Ну, пока что он нам помог… вроде бы.
— Помог? — странным голосом спросила Эсме. — Я бы так не сказала.
Целительница сильно побледнела и, как показалось крылану, задрожала, словно в песне Лейлы было что-то предсказано и ей.
— Капитан, разве вы не понимаете? «Нектар измены горький»! Нет даже намека, кто и почему совершит предательство, — значит, подозревать можно всех!
«А ведь и в самом деле…»
Джа-Джинни обвел собравшихся взглядом, а потом посмотрел на капитана.
— В чем-то ты права, — сказал Крейн с явной неохотой. — Но давай поразмыслим. Страшное предательство может совершить тот, кому доверяешь больше, чем другим. Тот, кто много знает. Круг таких людей в моем случае весьма узок — если не быть многословным, все они собрались за этим столом. Включая тебя, конечно.
Целительница зарделась.
— Как видишь, пальцев одной руки вполне хватает. Справлюсь как-нибудь наблюдать за вашей дружной компанией… — Он снова помрачнел. — Как там она пела? Жребий предрешен…
— И мольбы бесполезны, — прошептала Эсме.
— Да-да. — Магус с каждой секундой все больше удалялся от своих собеседников, словно его уносило течением, — и унесло бы совсем, не появись в таверне новый посетитель.
Дверь приоткрылась; в зал вошел высокий седой мужчина в простой одежде. Завидев Крейна, незнакомец тотчас заулыбался и поспешил к нему.
— Добрый вечер, капитан! Господин Скодри послал меня, чтобы передать поздравления с удачным завершением похода…
— Я этому рад, — торопливо перебил магус. Из сидевших за столом только Эсме не поняла, в чем причина его неучтивости, а Крейн так поступил именно из-за нее, поскольку целительница до сих пор не знала о причинах визита «Невесты ветра» в Тейравен. Джа-Джинни покачал головой: он не сомневался, что скрытность Крейна в итоге приведет к болезненной ссоре, потому что рано или поздно Эсме осознает, что находится на корабле бандитов… и сама в некотором роде пребывает вне закона.
— Как он поживает? — спросил магус, чтобы как-то сгладить неловкость.
— Э-э… — слуга замялся. — Вы можете спросить его самого. Господин Скодри приглашает вас на ужин и передает, что вы можете взять с собой кого-то из команды. — Он перевел взгляд на Эсме. — Господин Скодри также надеется… весьма надеется, что новая целительница «Невесты ветра» будет вас сопровождать.
Эсме ошеломленно подняла брови; Джа-Джинни усмехнулся. Он мог представить себе, что чувствует девушка, которую пригласили на ужин к совершенно незнакомому человеку, да к тому же таким странным способом. Знай она, кто такой этот «господин Скодри», — удивилась бы куда сильнее. А пригласить ее напрямую не мог никто, поскольку Крейн мог расценить это как попытку переманить целительницу на другой фрегат.
— Эрдан?
Корабельный мастер покачал головой и пробормотал что-то вроде «я слишком стар для поздних ужинов». Умберто тоже отказался, сославшись на какие-то важные дела, и тогда Крейн перевел взгляд на Джа-Джинни.
— У тебя тоже дела? Крылан скривился.
— Ты же знаешь, я не люблю быть украшением стола…
— Передай Скодри, мы обязательно будем. — Магус повернулся к слуге, который терпеливо ждал ответа. — Я, Эсме и Джа-Джинни. Рад буду увидеть госпожу Агнес и Люса…
Старик, пряча взгляд, пробормотал что-то учтиво-бессмысленное и скрылся. Умберто посмотрел на капитана и, получив молчаливое согласие, откланялся.
— Может, кто-то объяснит мне, что произошло? — поинтересовалась Эсме с еле заметным раздражением. — Кто такой этот Скодри?
— Очень милый человек, — ответил ей Эрдан совершенно серьезно, а Джа-Джинни хмыкнул: ему бы не пришла в голову мысль назвать того, кто двадцать лет назад наводил страх на весь океан, очень милым человеком.
Хотя Эрдан был прав — в определенном смысле…
Утро после грозы было свежим и чистым.
Джайна выпустила на волю исстрадавшегося волкодава, открыла в доме все окна, чтобы прогнать ночные страхи, а потом прошлась по двору, собирая сломанные ветки и листья, занесенные ветром. Робин и Кэсса помогали ей. Мальчику с трудом удавалось молчать — ребенок всегда остается ребенком, и клан не имеет значения.
— Его прислали за нами? — наконец спросил Робин. В спокойном голосе не было ни малейшей нотки страха. Кэсса бесстрастно наблюдала. — Он нас выслеживал и нашел, да?
— Не думаю, — ответила Джайна не очень уверенно. — Он просто… пролетал мимо.
— Мимо, как же! — мальчик рассмеялся совсем по-взрослому. — Ты видела, какой он черный? Чернее, чем полночь в безлунную ночь. Я даже не думал, что… в человеке может быть столько ненависти.
Джайна безотчетно отметила, что Робин запнулся на слове «человек». Ей нечего было возразить: ночью, затащив незнакомца в дом, она первым делом сняла с него перевязь с метательными ножами, но теперь понимала — без толку. Таким людям, как он, не нужно оружие, чтобы нести смерть. Он сам был ею — когтистой темнокрылой смертью с безжалостным взглядом.
— У него в глазах угольки, — прошептала Кэсса чуть слышно. — А еще у него серебряная игла вот здесь! — Она приложила ладошку к груди, напротив сердца. — Он страшный. Он плохой. Но мы не сможем отсюда уйти…