Вся сцена олицетворяет авторское самолюбование: друга и собеседника Камерона зовут Эл, у него есть жена, которую он называет Энди, и это единственное появление в романе Александра Леннокса, безымянного главного героя романа «Мост»; он жив-здоров и, как явствует из контекста, женат на Андреа/Энди, которую он любит, но, как ему думалось в предыдущем романе, потерял. Смысл был в том, чтобы показать: у «Пособника», несмотря на его мрачную атмосферу, счастливый конец. Просто искать его надо в другой книге, и узнаем мы об этом не в конце.
На самом деле, выйдя из «Кафе Ройяль», они направились в цветочный магазин на углу Сент-Эндрю; кстати, там реально находился цветочный под названием «У Бэнкса» (такие мелкие дурацкие подробности оживляют художественное произведение).
В мае того года нам с Роджером и его невестой Изабеллой пришлось выпить много «Лунного затмения» после визита в Шотландский центр виски, что близ Эдинбургского замка. Отправились мы туда пешком.
Проходя по Принсес-стрит или по Северному мосту, я не устаю глазеть по сторонам на это великолепное буйство архитектуры, камней, холмов, сверкаюшей вдали реки и признаваться в любви к этому прекрасному городу.
Шотландский центр виски занимает хорошо сохранившееся здание девятнадцатого века на Касл-Хилл-стрит, которая входит в череду улиц Королевской Мили и находится всего лишь в паре метров от ресторана «Уитчери» (Witchery), в котором, как я знаю, подают «Гранж». Во время экскурсии можно посмотреть пару короткометражек, послушать гида и рассмотреть своего рода аниматронную модель дистиллерии с раздвижными стенами и загорающимися лампочками (это модель интересной с архитектурной точки зрения дистиллерии «Тормóр» (Tormore) из Спейсайда); на ее территории, которую посетители преодолевают в тихоходных бочкообразных автомобильчиках, повсюду – стенды об истории развития виски. Кое-что из написанного кажется чушью, а я не терплю чуши. Во время экскурсии был момент, когда с нами якобы общался призрак главного купажиста, и тогда мне очень хотелось стать материалистом и заявить во весь голос, что это все обман, а призрак всего лишь видеоголограмма. По очевидным причинам я не стал этого делать, хотя после «Лунного затмения» смог бы запросто.
Кроме прочего, там есть ресторан, бар, уютные зоны отдыха и магазин с большим ассортиментом виски и «сопутствующих» товаров, вроде носков с запахом виски и другого бреда.
На самом деле, это хорошее начало знакомства с виски: как с индустрией, так и с напитком. Пуристам и тем, кто бывал на настоящих дистиллериях, эти экскурсии мало подходят, впрочем, они и не являются целевой аудиторией. В ходе экскурсии упоминаются исторические события, например, приведшие к появлению виноградной филлоксеры в Европе и тому ущербу, который этот вид причинил виноградникам, что ударило по французским производителям вина, бренди и коньяка именно в то время, когда производители виски были готовы воспользоваться положением и протолкнуть свой товар на рынок в качестве достойной замены более традиционным спиртным напиткам.
Изабелла – полька, и, пока мы пьем «Лунное затмение», она пишет на родном языке открытку нашему другу Гэри Ллойду и его жене Кристиане, которых я собираюсь навестить в выходные. Мы с Роджером написали две открытки. Куплены они были на Королевской Миле и привлекли наше внимание тем, что лучше всего соответствуют китчевости фильма «Шотландский корпус»; на открытке Роджера изображена тарелка хаггиса с брюквенно-картофельным гарниром и стакан виски, а на моей – парочка милых шотландских терьеров и букетики вереска. Смысл в том, что понять написанное сможет лишь тот, у кого окажутся обе открытки: мы поменяли местами каждую пару слов. Под воздействием «Затмения» эта затея кажется верхом остроумия, какому позавидовал бы сам Оскар Уайльд. Мы были убеждены в целесообразности такого замысла: ведь когда мы пишем сообщения на картонных подставках для стаканов, перед тем как перенести текст на открытки (у серьезного писателя всегда должен быть черновик), они, по странному совпадению, все одной длины.
Мы успели плотно позавтракать в «Вива Мехико» (Viva Mexico) на Кокберн-стрит, где подают лучшую «Маргариту» в Эдинбурге, однако покупки, экскурсия, «Лунное затмение» и сочинение остроумных открыток пробудили в нас волчий аппетит – и мы идем пообедать в соседний устричный бар (а также заказать «Шато Мусар»: после того, как по вкусовым рецепторам блицкригом прошлась рота «Затмения», к ним может пробиться только нечто крепкое и мощное).
Роджер с Изабеллой улетели в южном направлении, а спустя буквально пару дней я направился туда же по автомагистрали М5, чтобы добраться до Честера, где живут Гэри и Кристиана. Везу им свадебные подарки: с месяц назад эта пара поженилась в итальянском Сорренто, а в начале года мы с Энн побывали в Брюгге и купили им небольшие сувениры для дома. Подарки можно было отправить почтой, но мне хотелось побеседовать с Гэри о музыке (из-за этого Энн осталась дома, к тому же она не любит долгие автомобильные поездки).
Я всегда любил слушать и сочинять музыку. Как сейчас помню: мне было лет восемь, мы с одноклассниками ехали в автобусе на цирковое представление в Керка́лди (Kirkcaldy), и в голове сама собой возникла мелодия, которая стала темой того дня. В голове, естественно, это была и есть лучшая мелодия, но она забыта и навеки утрачена. По какой-то причине я в школе не посещал уроки музыки и точно не знал нотной грамоты. Мне пришлось ждать до тех пор, пока (в подростковом возрасте) у меня не появился бобинный магнитофон: тогда я смог насвистывать мелодии под запись.
Позднее, уже в университете, я купил гитару, но даже не пробовал влиться в какую-нибудь группу, а просто разучивал аккорды и развивал собственный уникальный, эксцентричный и крайне плохой стиль игры. Разница была в том, что теперь на магнитофон, тогда еще первого поколения, записывалось неуклюжее бренчанье гитарных струн, а не безнадежно тупое насвистывание.
Теперь же у меня есть компактная, но внушительная домашняя аппаратура для звукозаписи. На студию, в общем, не тянет – не хватает оборудования. Например, я не могу записывать акустику или вокал, но те бедолаги, кому выпало услышать мои эксперименты в пении, подтвердят, что это к лучшему; зато у меня есть куча техники с бесчисленным количеством мигающих лампочек, что само по себе хорошая штука. По сути, я занимаюсь обработкой музыки – это также чрезвычайно увлекательное занятие, лучше, чем любая компьютерная игра, и именно Гэри Ллойд показал мне, насколько это легко. На основе моего романа он однажды написал музыкальное произведение под названием «Мост». Чтобы сочинить и записать эту композицию, ушли годы – намного больше, чем на книгу: вероятно, в художественном плане она куда сложнее. На диске в некоторых композициях можно услышать мои сентенции, скучные как на подбор, кроме одной: «Это произведение гениально».
Последние лет пять я мало-помалу осваивал формат MIDI и собственное оборудование и за прошлый год записал пару дисков: на одном была странная мешанина, состоящая из бренчания на синтезаторе, а на втором – фортепианные пьесы, которые не стыдно дать кому-нибудь послушать. Оба диска были недавно отправлены Гэри, и сейчас он готов поделиться своими соображениями.
Диск с пьесами я отправил и другим друзьям, которых это могло заинтересовать, и их мнение тоже важно, однако же Гэри, профессиональный композитор и специалист в технике, может дать наиболее полезные советы.
По трассе А701 продвигаюсь в сторону Моффата (Moffat); новая дорога позволяет ехать быстро и наслаждаться чудесными видами – лесистыми холмами щотландских границ. Там, как и на северо-западе, проложены лучшие дороги Шотландии. Движение чуть плотнее, чем в Уэстер-Россе и Сазерленде, но дорог больше, и они варьируют от «Что такое полицейская машина, землянин?» до трассы А68. Если же вы захотите посмотреть, как можно испортить хорошую трассу, примером послужит А68. Помню, как по этим ухабам можно было гонять забавы ради, теперь же там через каждую милю установлены камеры контроля скорости. Но тут уж мы сами виноваты: слишком много водителей, положившись на мощность движка и на везенье, разбились на трассе А68, а камеры остались как их памятники.
На трассе А701 камер пока нет, но кажется, будто они есть. В саду близ Тви́дсмьюира (Tweedsmuir) кто-то установил муляж. Нигде больше я не видел ложной камеры контроля скорости. Вид у нее вполне убедительный, но в какой-то момент замечаешь, что висит она слишком низко, что в саду ей быть не положено и что в квадратном отверстии для линзы – зеркало. Настораживает и то, что камера установлена на крутом подъеме, и, если ты едешь на северо-восток, мимо домов, нужно быть полным психом, чтобы гнать более шестидесяти миль в час.
Это оборотная сторона лихачества в сельской местности; дороги созданы не только для развлечения, рядом с ними живут люди, и, если автомобилисты будут лихачить, местные жители потребуют установки камер. Спрашивается, не подумать ли самому об ограничении скорости и минимизации риска вне зависимости от наличия или отсутствия ограничительных знаков.
Это оборотная сторона лихачества в сельской местности; дороги созданы не только для развлечения, рядом с ними живут люди, и, если автомобилисты будут лихачить, местные жители потребуют установки камер. Спрашивается, не подумать ли самому об ограничении скорости и минимизации риска вне зависимости от наличия или отсутствия ограничительных знаков.
В Честере (Chester) жарко, душно и безветренно. Приятно видеть Гэри и Кристиану. Познакомились они в поезде, когда Гэри ехал в Норт-Квинсферри. Мы с ним уже несколько лет работали над саундтреком «Улицы отчаяния» и оба много ездили, обычно по железной дороге, чтобы повидаться и продолжить работу. Изначально задуманный как саундтрек к немому фильму по книге (очередной сценарий Роджера) проект зажил своей жизнью, особенно после того, как Гэри пришло в голову попросить каждого музыканта записать по песне, чтобы посвятить альбом группе, которая никогда не существовала. От этого проекта мы отдыхали около года, но пришло время его возобновить, и очень хотелось узнать, что выйдет из нашей затеи.
В тот раз была очередь Гэри ехать ко мне в Шотландию. Поезд компании «Вирджин» (Virgin) опаздывал, что, впрочем, не вызывало удивления, и Гэри попросил у симпатичной девушки, сидевшей напротив, мобильный, чтобы меня предупредить. (Думаю, Гэри компенсирует отсутствие мобильника, ноутбука и КПК ежедневным использованием музыкальной техники. До недавних пор он проверял электронную почту в соседнем кафе.) Кристиана жила в Данфе́рмлине (Dunfermline), чуть дальше, чем жили мы с Энн, и в скором времени Гэри зачастил в наши края из Честера, чтобы с ней повидаться. Мы с Энн были только рады, потому что стали встречаться с Гэри намного чаще, но теперь он проводил уйму времени в поездах, зачастую в тех, которые застревали на вокзалах. И он начал наблюдать за теми, кто увлекался наблюдением за поездами.
Сколько я помню, Гэри всегда любил делать заметки; он вечно ходит с блокнотом (а я нет, из-за чего порой не ощущаю себя правильным писателем), и вот в конце блокнота он выделил страничку на ребят, которые околачиваются на перронах и глазеют на поезда. Через много лет после того как он мне об этом рассказал, Полу Мертону пришло в голову сделать то же самое, но у него в отличие от Гэри не было времени для развития идеи. А Гэри разграфил страницу и в отдельных столбцах отмечал, есть ли у наблюдателя блокнот, магнитофон, фотоаппарат, видеокамера, стул-сумка, как у рыболова, куртка с капюшоном и, главное, термос. Материала хватило бы, вероятно, для целой диссертации на тему одежды, экипировки и поведения наблюдателей за поездами, но потом Кристиана переехала в Честер, и времени на исследования стало меньше.
Гуляя вдоль канала, мы вошли в город, попутно обмениваясь последними новостями.
Вчера они съездили в Манчестер на концерт Элисон Голдфрапп [70]. Она, по словам Кристианы, была одета как демоническая стюардесса «Конкорда», летящего в ад.
Жарища такая, что я заказываю виски со льдом и решаю, что в жаркую сухую погоду сладковатый бленд с кубиками льда идет совсем неплохо. Бленд, прошу отметить. Поверьте, меня не так-то просто убедить, что такому же обращению можно подвергнуть молт.
Хм. Бленды. Строго говоря, их описание не входит в задачу этой книги, но я, как-никак, сейчас нахожусь в Англии, а потому могу позволить себе подобные еретические рассуждения. Мне приходит в голову, что в принципе, особенно если ограничиться солодовыми виски без добавления зернового компонента, можно создать такой бленд, который по вкусу (подчеркну: чисто теоретически) приблизится к самим лучшим молтам, но все же будет отличаться – причем отличаться по-хорошему, своеобразно – от всякого из них. Например, «Джонни Уокер» уже выпускает в бутылках с золотыми и синими этикетками пару блендов, которые, судя по цене, чертовски близко стоят к молтам. Видимо, в этом направлении стоит работать и дальше. Но это так, в порядке размышления.
Согласно моим записям, мы отведали превосходное карри в ресторане «Аль-Каида» – сдается мне, название народное.
На следующий день – опять жара. Мы с Гэри обсуждаем фортепианные пьесы, прослушивая одну за другой. Он делает к ним множество комментариев. Я рад уже тому, что он не отвергает их с ходу, но прислушиваюсь и к конкретным, и к общим замечаниям. Делаем перерыв и отправляемся в странное место под названием Паркгейт (Parkgate) – это приморская деревня без моря: едва заметные ручейки и лужицы тянутся от бывшего зеленого берега до самого горизонта, куда и уходило море в последние лет сто. Доедаем стремительно тающее мороженое и обсуждаем возможность взять напрокат вместо лодки газонокосилку и пуститься в плавание по морю травы (пешком, скорее всего, там ходить нельзя – очень опасно).
Позже я, воодушевленный, направляюсь дальше на север; реакция Гэри на мою музыку была положительной и конструктивной. У него вообще аналитический ум. Правда, от многих людей подобного склада Гэри отличается поразительным энтузиазмом.
Гэри и Роджер – почти ровесники, младше меня минимум лет на одиннадцать, но я бы не сказал, что в их возрасте у меня была такая же тяга к работе, к людям, к искусству и развлечениям, ко всякой красивой и/или удивительной хрени, да и просто к жизни в целом. Оба умны, оба профессионалы, но меня больше всего восхищает эта их житейская восторженность. Иногда у меня даже возникает ощущение, будто я на них паразитирую, как унылый старший брат, который подпитывается свежестью их восприятия всего, что есть вокруг хоть мало-мальски увлекательного.
Итак, «Блэднок» (Bladnoch), вискикурня, название которой напоминает об Уэльсе. И в самом деле, к Уэльсу она ближе всех прочих. А стало быть, и к Англии. «Блэднок» лежит в затерянном юго-западном уголке Шотландии, близ города Вигтаун (Wigtown), притаившегося между Дамфрисом и Странраром.
На этом участке загородной местности есть потрясающие дороги; наш маршрут продолжен к северу по совершенно пустынным асфальтированным шоссе среди великолепных куполообразных холмов и зеленых долин; прекрасные открытые просторы, испещренные дорогами, на которых не соскучишься. Останавливаюсь на подъезде к Нью-Гэллоуэю (New Galloway), чтобы сфотографировать скульптуру, которая глядит на дорогу сверху вниз: гигантский яйцевидный предмет, изготовленный из маленьких необработанных плит красного песчаника. Рядом нет никакой таблички или надписи с именем скульптора, но это типично для таких затерянных в глуши мест; дальше к югу есть целая коллекция скульптур Генри Мура [71]– полулежащие, текучие фигуры, безмятежно существующие в чистом поле, у черта на рогах.
Сейчас я нахожусь в «Лесопарке Гэллоуэй» (Galloway Forest Park), чем дальше, тем красивее дорога и пейзаж. Это один из наименее известных уголков Шотландии, но и один из самых приятных. Ему не хватает вертикальности и масштабов Западного Хайленда (West Highlands), но все компенсируется более доступным, даже дружественным пейзажем: неровные холмы, плодородные долины (здесь они не похожи на узкие лощины), высокие каменные стены, несколько превосходных замков, маленькие извилистые озера, густые поля типично ирландской зелени, огромные леса и аккуратные своеобразные городки с такими названиями, как Молочный город Святого Иоанна (St John’s Town of Dairy), Ньютон Стюарт (Newton Stewart), Замок Дуглас (Castle Douglas) и Флотный проход (Gatehouse of Fleet). И все это прежде, чем вы доберетесь до побережья, которое порой меньше всего кажется частью Шотландии (за возможным исключением Сент-Эндрюса (St Andrews) в День выпускника). Побережье пролива Солуэй (The Solway coast) может показаться частью Дорсета. Или Южного Уэльса. Следовательно, связь Блэднока с Уэльсом чувствуется (но, видимо, я ошибаюсь и в действительности ее вообще нет).
Вискикурня «Блэднок» исчезла с современных карт несколько лет назад. С 1983 по 1993 год ею владела компания, которая тогда называлась «Юнайтед дистиллерс»; заглушив предприятие, она вывезла все запасы готовой продукции, трубы и всевозможные приспособления для производства виски (кроме громоздкого и хрупкого оборудования, такого как заторные чаны, лопасти и дистилляторы), а затем продала здания как непроизводственные и в акте купли-продажи запретила впредь использовать их для изготовления виски. Казалось, на судьбе «Блэднока» был поставлен крест.
Прошло немного времени, и некий ирландец по имени Реймонд Армстронг решил приобрести летний домик на берегу пролива Солуэй. Он и приобрел «Блэднок». Действительно, к дистиллерии примыкает дачный дом, но теперь на месте вискикурни стоит комплекс промышленных зданий, окруженный несколькими акрами складов. Какой резон был покупать все скопом, если ему всего лишь хотелось иметь маленький дачный домик, – ума не приложу. Как бы то ни было, Армстронг подписал купчую, а потом решил, что интересно все же будет попробовать себя в производстве виски. То ли он обладал сверхсильным даром убеждения, то ли «Юнайтед дистиллерс» оказались исключением в мире большого бизнеса, но фирма дала согласие на внесение исправлений в запрещающий раздел договора и позволила «Блэдноку» выпускать до ста тысяч литров спирта в год (работая на полную мощность, дистиллерия могла бы производить в десять раз больше), так что наш мистер А. вернул на прежнее место и трубы, и вспомогательное оборудование, справился с бумажной волокитой и получил в собственность рабочую вискикурню.