Чтобы облегчить Вам задачу, мне разрешено сообщить: полковник Леднев — Вы знакомы — сидел в этом же кресле сутки назад и принял, на мой взгляд, взвешенное решение. Сегодня он проходит медкомиссию и оформляет документы, так как получил назначение военным атташе в Австрию, — генеральская должность, между прочим.
Просто дело, как Вы понимаете, непростое и чревато неожиданностями. Для Вас первая из них — это то, что командировку Вы продолжите без семьи. Они должны будут вернуться в Россию, и очень скоро. В любом случае, Вы сами будете их встречать в Шереметьево. Вашей жене не надоело перебирать бумажки в бухгалтерии торгпредства? Насколько я знаю, она врач?
Итак, преамбулу я изложил, а дело, которое мы Вам предлагаем, — это связь с очень важным для нас человеком. В случае согласия, Вы остаетесь на прежней должности, но обязанностей у Вас прибавится. Подумайте не торопясь. На пироги к генералу Куркину успеете.
— Это предложение с его подачи?
— Не скрою, контора хотела бы себя максимально застраховать от провала. У вас не все ладно в хозяйстве, но Вас, Ваши дела и делишки, Ваших близких и их кипучую деятельность люди Денисова — и не только они — изучали очень внимательно, и не один день. Все чисто. Поэтому мы и беседуем. Пейте чай.
— Чай не водка, товарищ генерал армии. Я согласен. Но как–то надо сообщить жене.
— Вы уверены, что жена поймет правильно?
— До сих пор понимала.
— Хорошо, давайте сделаем так: вот телефон, позвоните. Кстати, ее прибытие просто необходимо.
— Что, радистку будете готовить или сразу в заложницы?
— Да нет. Раз отпала необходимость звонить в ГУК(Главное Управление Кадров МО ВС РФ) по поводу приказа на Вас, появляется необходимость в ее срочном прилете. Пока я звоню кадровикам, чтобы подбирали другого человека, ты ознакомься вот с этими бумагами, а потом позвони жене.
Не таясь его, Ладыгин набрал номер. Звонка, видимо, ждали — он почти сразу сказал одно слово — «порядок» — и отключился. Бумаги, которые дал ему генерал, были смотровые ордера на жилплощадь резерва Министерства обороны.
— А как же моя хата в Чертаново? Трехкомнатная…
— У тебя двое детей, где же им жить?
— Да-а, это аванс! Кино — важнейшее из искусств! Мечты сбываются.
— Жене будешь звонить?
Потом был разговор с супругой, которая никак не понимала, что успел натворить ее благоверный за такое пустяковое время вне ее контроля и при чем здесь квартира в центре.
Ладыгин откровенно наслаждался тем курьезным положением, в которое попал шеф ключевой резидентуры ГРУ на данном временном этапе. Наконец Таня поняла главное: завтра ее и детей он встречает в Москве. Попрощались.
— Подобные бумаги тебе знакомы, прочти и, если согласен, — распишись.
Куприенко прочитал и расписался. В бумагах толковались статьи УК РФ применительно к его возможным ошибкам.
— Слушай внимательно! Я дам тебе связь с Другом. Связь безличная. Только через тайники. Вот сигналы о сделанных закладках. Это — твои. Это — Друга. Запоминай. Это описание тайников. Запомнил?
— Да. Тут все просто.
— Мог бы и погладить старика.
— Пардон, гениально просто.
— Связь с Другом только с личной санкции начальника ГРУ. Личной. Порядок и условия тебе сообщат. А за однозначное толкование приказа ты уже расписался. Не приведи Господь, но если что, ниточки приведут к тебе и ко мне. Денисов — человек опытный и разберется быстро. Вот и все. Но я хочу, чтобы ты проникся. Можешь спросить.
— Товарищ генерал, кто этот парень? Вернее, что мне разрешено о нем знать?
— Не многое, но тебе должно хватить на первое время, а там война план покажет. Я был уже на излете. «Медяшка и К?» меня доедали, особенно активен был Козырев. Впрочем, я был готов к уходу. Друг вышел на меня сам. Причем сделал все очень грамотно. Красиво. Настолько, что я был удивлен. Тайники и сигналы от него. Мы встретились и поговорили. Хорошо поговорили. Я не открывался, но он знал, кто я и что я ухожу. Его условие — на связь выйдет сам и только при определенных условиях, и их он определит сам. Дал мне кое–какой материал. Дал для проверки его возможностей. Это был материал величайшей ценности. Ну как бы наши добыли «Барбароссу» еще в декабре сорокового. Уходя, я этот материальчик зажал. Нехорошо, конечно. Но вот получилось — угадал. При нынешнем раскладе Друг — ключевая фигура. Сам факт получения сигнала от него — это сигнал боевой тревоги! Принимать этот сигнал будешь ты, если, конечно, он решится. И еще: я допускаю — Друг не самостоятелен. Возможно, какими–то силами востребованы контакты с Россией, но контакты неофициальные. Я сделаю еще более смелое предположение: кто–то ищет контактов с Российской армией! Если Друг не самостоятелен, а денег он не ищет, возникает вопрос — мотивы? Думаю, некая группа ищет неофициальных контактов, не имея санкции правительства. Скорее всего, это разведка. Понятно, из–за чего вся комедия? Я был несколько удивлен!
Последнее. Безопасность твоей точки — это ключ к успеху или провалу. С серьезнейшими для России и ее армии последствиями. Наша фирма на такую беду права не имеет. Ты уже догадываешься почему?
— «Багдад»? Неужели все так серьезно?
— Я просто консультант и озвучиваю приказы руководства. Но в фирме знающие люди говорят — у тебя есть голова. Ею ты обязан думать! Допивай, Дед заждался.
— До свиданья, спасибо за чай!
— Да нет, дружок, прощай! Теперь можно сказать: пост сдал! Служба моя закончилась. Такие пироги.
В эту минуту генерал выглядел старым гвардейцем, оставшимся в бою с последним патроном, но не ищущего дороги в тыл.
Молодой генерал мысленно примерил окоп и решимость Ладыгина к себе.
Куркин резво стартовал, жена была женщиной очень доброй, опоздания карались жестко и не одномоментно.
Переодевшись, Куприенко вполне способен был подать голос.
— Владимир Викторович! Цветочки ба?
— Какие, к… матери цветочки! Обоим будет… и цветочки тоже — времени почти ноль!
— Ничего не будет, обойдется, совру что–нибудь.
— Да она все твои враки видала в…
— Говорю Вам — обойдется. Карта поперла.
— А вот в этом я очень даже не уверен, тебе завтра в девять быть у Денисова.
20.10.2005 г. 19.23. Москва. Ясенево.
Выйдя из гостевого дома СВР, генералы направились к основному зданию, где Ершов отпустил Шульца домой отдохнуть с дороги, с пожеланием «утром чтоб как огурчик», подразумевая возможные посиделки с дружками, которых Шульц имел в Москве и окрестностях в таком количестве, что беседа «за жизнь» с каждым всерьез могла подорвать здоровье.
Шульц отмахнулся — не мальчик! Знать, когда, с кем и сколько входило в кодекс поведения офицера разведки.
— Дайте лучше машину. Хочу сейчас позвонить Профессору: все на сегодня сделаю, а потом домой — родитель ждет.
Машину дали — какие разговоры: резидент все–таки.
В машине Шульц набрал телефон секретариата Примакова, какое–то время номер был занят, потом ответил женский голос. Проверяясь, спросил Ирину Григорьевну — это я?!
Шульц представился. Ему вежливо предложили оставить свой телефон.
Вскоре позвонил Профессор:
— Ты где?
— По кольцевой еду.
— Сейчас четыре сорок дня, как у тебя с шести?
— Свободен.
— Тогда подъезжай к Олимпийскому, найдешь пятый подъезд «бассейна». Там находится фитнес–клуб «Фит — Олимпекс». Запомни, пятый подъезд бассейна. Буду ждать, прямо напротив входных дверей — стоянка.
— Хотел бы уточнить марку Ваших жигулей.
— Марка моих нынешних жигулей теперь называется «хаммер»! Цвет и номер тебе ни к чему, их на Москве два.
— Все понял, буду.
Попросил водителя подбросить к метро «Теплый стан», захотелось проехаться. В семнадцать с небольшим был на «Проспекте Мира» и, следуя давней привычке, прогуливаясь, осмотрел площадку у спорткомплекса, где и засек приезд Профессора.
Из машины выскочила девчонка и зашла в подъезд клуба. На плече у девочки висела сумка. Внучка, что ли? И пошел к машине, избегая сектора обзора левого зеркала машины. Напрасно старался. Когда подошел почти вплотную справа, дверь сочно чвакнула, открываясь. На месте водителя сидел довольный сюрпризом Примаков.
— Садись, конспиратор! Я, видишь, внучку привез. Самое толковое место для фитнеса. Тут директором президент этой федерации, очень профессиональная женщина. Долго выбирали. Девчонка довольна. В машине можно говорить.
— Евгений Максимович! Лучше прогуляться.
— Хорошо! Понимаю. Сигнал прошел четко. Что случилось?
— Евгений Максимович! Я хочу начать вот с чего… Б-больше без санкции руководства мы вот так встречаться не будем. И Вам и мне это лишняя г-головная боль, а мне ее могут излечить радикально. Да и запашок у таких встреч п-присутствует…
— Евгений Максимович! Лучше прогуляться.
— Хорошо! Понимаю. Сигнал прошел четко. Что случилось?
— Евгений Максимович! Я хочу начать вот с чего… Б-больше без санкции руководства мы вот так встречаться не будем. И Вам и мне это лишняя г-головная боль, а мне ее могут излечить радикально. Да и запашок у таких встреч п-присутствует…
— Алексей, я тебя понимаю и согласен. Но хочу тебя утешить: санкцию на встречу дало высшее должностное лицо России. Ты же знаешь, я подставлять не умею. Успокойся и можешь вообще ничего не говорить — я пойму. Ты приехал, почувствовав запах жареного?
Шульц кивнул.
— Польша договорилась с Украиной и торгуется с Англией и Францией?
Кивок.
— Причина — «Балтийский проект»?
— Угу.
— Эва! Болтун! Руководство считает, возможен мировой кризис?
Разведчик не реагировал на вопрос.
— Понял, извини. Последнее — пойдете до конца?
Шульц поднял глаза к небу.
— Хорошо. Я тебе кое–что дам. У немцев в правительстве крот. Идет утечка по сути проекта. Агент работает на французов. На крота можно выйти через того журналера, который первым даст детали не сделки, а проектной документации. Вот пакет. В нем обоснование. Теперь давай сравним мою информашку и твои ужимки! Но это не всё. Я скоро буду в твоих краях и точно кое–что подкину.
— Я обязан доложить руководству.
— Разумеется. Я бы и сам это сделал, да убедился в реальности час назад. Решил тебя отблагодарить. Четко докладывай — информация от меня. Ребятам привет, Кирпиченко особо. Ну, до встречи?
— До встречи.
Шульц вышел на проспект Мира и на леваке добрался до дома.
Отец ждал у накрытого стола. Засиделись заполночь.
00.43. Москва.
Около часа ночи представители двух поколений военной разведки звонили в дверь одной из квартир красивого старого дома на Софийской набережной. Нет, они не ждали теплого приема, но как офицеры, конечно, вышли на выстрелы в полной готовности к очередному подвигу.
И выстрелы последовали: пирог с рыбой — память о службе в Тикси; пирог с мясом — память о Закавказье; пирог с капустой — Молдавия; десерт — яблочный пирог — ну, это всем понятно.
Наталья Васильевна знала Куприенко еще с молочных его годков — по поселку городского типа и порту Тикси. Подполковник Куркин был начальником разведки авиагруппы «Арктика», лейтенант Куприенко отвечал за коммуникации с постами связи и наведения на южном берегу Северного Ледовитого океана, в зоне ответственности авиагруппы. Быстро стал известен как отлично знающий свое дело инженер, сильный командир и надежный кадр. Кроме того, Куприенко строго придерживался кодекса обязанностей хорошего товарища, что включало в себя умение выкручиваться из любой безнадежной ситуации, как то ночевка в комендатуре далеко от родимого гарнизона. Утром — уехать на уазике коменданта, имея в кармане взятые у коменданта же в долг деньги. Молчать, как «коммунар на допросе», отвечая на бестактные вопросы: что было после того, как Вы вышли из ресторана, как Вы попали в женское общежитие, у кого конкретно были и кто с Вами там был еще? Отбояриться, что–де подзабыл да и много народа было, не проходило: во–первых, это предполагало неумение пить; во–вторых, начальство прекрасно знало, что, где, у кого и с кем. Молчать просто было нельзя — примитив и повторяемость легенд карались очень жестко. А вот умение выдать совершенно оригинальную версию, достойную доверия многоопытного, и в силу этого априори скептически настроенного, начальства — поощрялось. Так как только в небесной канцелярии имелся график очередных громких залетов, состав участников мероприятий, содержание и направленность глупых и бестактных вопросов. Командование справедливо хотело приобрести уверенность в сослуживцах и подчиненных. Кроме того, проверялась способность офицера на неординарность мышления, готовность и умение совершить невозможное, а значит, к исполнению самостоятельной должности. Которая вся состоит из единого героизма. Командная стезя — это… что там рекорды Гиннеса!
Работать от темнадцати до темнадцати, не жалуясь, не демонстрируя ни свое особое усердие, ни выдающиеся знания предметов снабжения и их ТТХ. Был рекорд: двести двадцать командировочных суток в году. Стать специалистом по невозможному и, наконец, получить признание товарищей и войти составной частью в команду, в те, уже дальние, времена получившую название «кочующий цирк папаши Куркина». Это если тебе повезет, и твой вклад в дело будет признан полезным, где высшим признанием однажды прозвучит: «Без Пупкина я в это дерьмо не полезу». Вламываться в работу, как танк в березки.
Понятно: ежели присутствует папаша, тут же где–то ищи мамашу. Наталья Васильевна отнюдь не являла собой социалистически реальный литературный образ идеальной жены командира в дальнем гарнизоне. Она была красива, обаятельна, образованна и хорошо воспитана. Любила мужа, понимая, что она вечно вторая — служба всегда будет побеждать, и можно рассчитывать на некоторые территориальные уступки и то при удачном раскладе. Например, рождение детей. Никто не мог похвастаться, что обсуждал с ней служебные дела ее мужа. Но и назвать ее белой и пушистой было бы ошибкой. Сколько разков она звонила ближним друзьям, мол, я сегодня благоверного карать буду, — когда разругаемся на всю оставшуюся жизнь, к вам придет. Покормите — не чужой! Ждите примерно в …цать.
В поле зрения Натальи Васильевны Серафим попал, когда он так и не дождался приезда своей женушки, намертво державшейся за уютный Киев, получая половину мужниного денежного северного содержания. И все ее правильно поняли. Правда, Серафима нельзя назвать самым сообразительным, но и до него дошло, после чего был оформлен развод.
Северные оклады и полярки весьма способствовали гвардейскому образу жизни, к чему Куприенко не без выдумки и удовольствия приобщился, внеся свою лепту в обогащение традиций офицерского корпуса России — завершая каждый заказ в кабаке официанту требованием: «И тарелку жареных семечек!» Подавали, конечно, за четвертной.
Жалобы на вопиющее непостоянство, особливо дерзость содеянного и количество утративших веру в настоящее и чистое, серьезно озаботило подполковника Куркина. Наставляемый требовательной супругой, командир столкнулся с немалой педагогической проблемой. Стиль и подход его подчиненного к слабому полу что–то здорово напоминал и препятствовал дать такую привычную, истинно армейскую команду: «делай как я». Разумеется, эти бандиты так и сделают, но творчески переработают жизненный опыт командира и наставника. Обязательно привнесут что–то свое, новое, индивидуальное и прогрессивное. Как бы результаты педагогических экспериментов через политрабочих не дошли до командующего? Опыт минувшего и молодой задор может принести весьма неожиданный результат. Его непутевое, но надежное в работе любой сложности войско давно в прицеле политотдела. Нарушить моральный кодекс строителя коммунизма есть множество способов, и тут не угадаешь: можно отлично отработать в боевом обеспечении, «проявить мужество и героизм», но не представить конспекты лекций — и привет… Последняя выходка его ребят, безусловно, отмечена партийцами и ГПУ, но хвосты отрубили грамотно и чисто.
Шли по Лене, возвращались из командировки на подвернувшемся теплоходе. На нем же расположились охотники, победители соцсоревнования. Дело в том, что доступными и не очень афишируемыми методами коренное население ограничивали в алкоголе. А вот тех, кто активно и умело пополнял меховую казну государства, возили по Лене на теплоходе «Пятьдесят лет ВЛКСМ», имевшего богатые винные погреба. Спиртное лилось рекой. И на беду подполковник Куркин с командой угодил на эту посудину.
Все бы ничего, но кончились деньги, Куркин обрадовался удаче и расслабился в компании геологов за преферансом. Как он жестоко обманулся! Обнищавшее войско, от него же узнавшее, что безвыходных положений не бывает, без раскачки озаботилось реализацией программных установок командира. И, разумеется, нашли, что искали. Школа!
Люди военные прежде всего изыскали организующую форму. Был создан «комитет общественного спасения», возглавил его, конечно, Серафим, предложивший наиболее интересный, оригинальный и неожиданный вариант решения. Собственно, и сплотились вокруг идеи.
Исполнителем назначили этого р…я Оськина — и началось. Прапорщик Оськин приволок на ют стол и два стула, разложил бумагу, ручки и толстенные формуляры на технику. На погоны прапорщика накололи звезды старшего офицера. Получился генерал- лейтенант. Лампасами пренебрегли — никто не видел генерала в полевом. Выражение лица на острую мордочку Оськина можно было исполнить любое. После недолгой дискуссии остановились на «отечески грозном» варианте. Оськина оставили изображать, остальные отправились загонять добычу. Версия была такая — Родина в опасности, осуществляется чрезвычайный призыв. Но грозный генерал на корме полномочен разделить козлищ на белых и черных. Цвет определяется количеством и номиналом купюр. Белые могут вернуться к родным вигвамам, оплатив проезд.