— Обязательно! Всех лучших отзываем в Центр и завтра — нет, сегодня — передадим Вам. Пишите заявку — у меня горит план сдачи макулатуры.
Начальник ГРУ укоризненно глянул на мечтателя в генеральских погонах. Резидент коротко вздохнул — счастье было так близко… Ничего не меняется в этом лучших из миров: завтра его вызовут в кадры, дадут для просмотра штук сорок личных дел выпускников Академии и 9 КУОС, — если повезет, попадут личные дела ребят, засидевшихся в Центре, но это вряд ли.
Лозунг момента: «Из дерьма — конфетку».
— До моего особого распоряжения Берлинская дипломатическая резидентура ГРУ оперативно подчиняется мне. Генерал Куркин! Вы остаетесь куратором Куприенко, дело это для Вас привычное. Вашим докладам приоритет. Секретариат и Галину Ивановну я предупредил. Господа генералы! Я совершенно искренне надеюсь, что такая неординарная мера ненадолго! Все свободны, но, как говаривал наш коллега товарищ Броневой, — а Вы, Куприенко, останьтесь.
Когда закрылась дверь, начальник ГРУ достал из небольшого сейфа папочку.
— Садитесь так, чтоб удобно было. Сейчас поедете домой. До машины Вас проводит мой порученец. Дома переоденетесь в гражданку. Проверьтесь: расчески, часы, очки, ручки, бумажник — ничего. Только одежда, обувка и сто рублей. Выйдете в 21:10, пешком дойдете до остановки «Школа», на автобусе доедете до метро «Чертановское», потом по радиальной до «Павелецкой», перейдете на кольцевую, пропустите два–три поезда и доедете до «Новослободской». Там выходите и ищете «Волгу‑3110» вишневого цвета, вот номер. Ознакомьтесь: хронометраж, допуск десять — пятнадцать минут — и только на ожидание автобуса. За рулем «Волги» будет известный Вам человек, пароль не нужен. Все его приказы — любые — обязательны к исполнению. Не напрягайтесь, их будет немного, штурмовать посольство Франции будете в другой раз. Вас отвезут и привезут.
— Куда? Куда отвезут?
— Туда, где Вас ждут пироги. К Наталье Васильевне. На маршруте до «Новослободской» не проверяться и не шарахаться. Вас поведут люди Денисова. В основном контрнаблюдение. Сигнал на прекращение операции: вот этот человек. Он Вам покажется. Тогда сразу домой, на метро, от «Чертановской» на такси. Вот «единый» на метро и на автобус и часики. Это не подарок — отдадите водителю «Волги». Вопросы?
Корабельников аккуратно сложил бумаги в папку.
— Удачи!
Куприенко спустился к Куркину, забрал шинель. Старика в кабинете уже не было. В приемной сидел тот же капитан.
— Генерал просил Вам напомнить, а о чем не сказал.
— Спасибо! До свиданья.
С порученцем Большого Шефа спустился вниз.
— Поедете на этой, — полковник ткнул рукой в «десятку» и попрощался.
В Чертаново Куприенко, человек опытный, осмотрел собственную физиономию — свеж и чисто выбрит. Если ничего конгениального — к ночи будет слегка пьян. Разложил на диване костюм, рядом поставил ботинки и положил носки. Очень внимательно проверил одежду и обувь, поглядывая на часы. Годы службы приучили приказы знающих и уважаемых людей выполнять дотошно.
Спустился к дверям подъезда, закурил и вышел.
Все прошло планово. До «Новослободской» доехал с небольшим опережением расчетного времени. Приготовился слегка погулять, но сразу засек нужную машину, внутри которой за рулем сидел Куркин.
— Садись назад. Ехать минут сорок, можешь подремать.
Куприенко понял: в машине «контроль» — и устроился у окошка.
Доехали до Троицка, свернули налево и немного попетляли по бывшим деревенским улицам.
Куркин остановил машину у высокого, метра три, плотного, без щелей забора и, обернувшись, приказал:
— Раздевайся.
— Ну, опять началось!
— Давай, поторапливайся. Снимай все, и носки. Кстати, часики — на базу!
Куприенко, в общем, предполагал такой вариант. Судя по тому, что старик остался за рулем, проводить личный досмотр приказа не было.
Переоделся в приготовленное нижнее и спортивный костюм. Дела в конторе явно шли на поправку — на ноги кто–то положил новые кроссовки. А приходилось влезать в хорошо поношенные тапочки.
— Видишь магазинчик? Вот я там тебя буду ждать. Иди, калитка справа от ворот, она открыта — тебя уже ждут.
В конторе служили ребята неробкие, но ужасно любопытные и с прекрасно развитым воображением.
За секунды, что вылезал из машины, резидент вспомнил про кадровый вопрос, но нарисовать образ и главные размерения прекрасной и роковой шпионки не успел — за калиткой его встретил крепким рукопожатием старик лет семидесяти. В подмосковных сумерках он не сразу узнал генерала Ладыгина.
Генерал армии Ладыгин, в народе — «дядька Федор», принял ГРУ в самое тяжелое время. Перестройка уже перешла в стадию перестрелки, и под прикрытием огня жулье, познав воровское счастье, тащило всё и вся.
Через военную разведку хорошим аллюром проскакали какие–то непонятные мужики в военной форме, вроде, с генеральскими лампасами. Скорость перемещения была такова, что и разглядеть их толком не успели. Кто бросит в них камень? В разведке по жизни служили глубоко чокнутые на долге и присяге офицеры.
Так уж повелось, и подобные отбирали подобных и обеспечивали воспроизводство. Деньги по нынешним временам совсем пустяковые: подхалтурить невозможно, продать кое–что можно, но уж больно опасно. Так какой такой гешефт, за что страдаем? И уходили.
Ладыгин сумел — не без потерь, но сумел — сохранить, точнее, спасти военную разведку. Более того, применясь к новым условиям, творчески переработав идеологический опыт приватизации, умело его применил и оттяпал у разваливающегося ГлавПУРа Управление Спецпропаганды. Чем внес смятение в некогда сплоченные ряды верных ленинцев.
Ученые мужи, знавшие, как правильно пишется «эмпириокритицизм» и ленинское определение материи, обрадованно решили, что появился новый хозяин. Увы! Знания психологии и наука правильно, с партийных позиций, выпускать боевые листки оказались востребованы по–разному. Самому удачливому из знатоков марксизма–ленинизма, была предложена должность начальника клуба двести первой мотострелковой дивизии. Менять московскую слякоть на сухой жаркий климат, романтику боев с басмачами — это было оскорбительно и не прибавило Ладыгину союзников. Генералу на все эти шевеления было глубоко наплевать, он спешил делать дело, отчетливо понимая, как скоро его начнут пробовать на зуб порожденные из ребра Ельцина.
Пробовать и начали, как только пришло осознание, какой это острый и опасный инструмент — военная разведка. Птенцы «семейного» гнезда с удивлением отмечали, как в прах разваливаются хитроумные комбинации, и что особенно обидно — деньги уже пересчитаны, а в последний самый момент — шиш. За что такие разочарование и награда за труды тяжкие? Серьезное время ушло на выяснение причин, пока сумели раскопать кто да что.
Что за дела, папа? Президент, пересекший границы своей голубой мечты, каждое утро начинал с изучения документов, на которых была аккуратно нарезана селедочка. Так это изучение виделось впавшему в полное ничтожество офицерству.
Папа развлекался ловлей зеленых чертиков, контролировал только наполняемость погребов алкоголем и отмахнулся, справедливо предполагая дивиденты для укрепления своей власти от любой драки.
Инициативный визит в ГРУ полномочной делегации для вразумления заблудших окончился грандиозным провалом: по нераспорядительности прислуга не подготовила допуска — пропустили двоих, которых и планировали поиметь: премьера и главного стряпчего Антона — Медяшку.
На своей территории Ладыгин чувствовал себя хозяином. Высоких гостей пригласили к обеду, а ближе к воспитательному разговору предложили облегчиться. В сортире двери как–то вдруг сами поломались. Пока обнаружился такой конфуз, да пока открывали, чтоб гости не скучали, просунули в места уединения по папочке — не скучайте, мол. Видимо, в папках было что почитать. Но в этом дельце все–таки главными были дерзость, зубодробительная прямота и точный расчет истинной стоимости сидельцев!
Привыкшие к другому уровню политеса, а не к такой огромадной наглости, гости в одночасье перестали понимать себя хозяевами России и решили за благо принять извинения, за сим и откланялись. Не решившись уточнять, что еще им приготовили эти бедовые головушки, обосновавшиеся на Хорошевке. Погостили — спасибо, мы домой.
Надо сказать, нечаянные узники не афишировали случившийся афронт, но по докладу наблюдения крупнейший филолог газовой отрасли своими белыми ручками отломал задвижку в служебном туалете. Раздражала. С таких мелочей начинается клаустрофобия.
У Медяка в лексиконе появилось новое и часто употребляемое слово — ватерклозет. Оба голубка, естественно, жаждали избавления от новых привычек, но согласованно отложили месть на потом. Надолго осталось в подкорке: ураганный метеоризм, активное очищение кишечника: звуки, запах, холодный пот и ужас — что, что дальше? Называется эмоциональная память. Эффективно излечивает от глупости. Но некоторым уже не помочь. И не жалко.
По прошествии солидного времени новый президент по поводу вспомнил про отхожие места и оригинальный способ их использования. С чего бы это? Во избежание трагических случайностей решено было о несчастии забыть вообще. Но память холодного ужаса осталась навсегда. Его воспитующее воздействие привело к некоторому снижению сумм взяток и положительно сказалось на поступлениях в казну, но стало боязно включать телевизор: реклама сантехники могла возникнуть внезапно. Некоторым грешкам сопутствует шизофрения.
Приход Дядьки на должность Большого Шефа окутан плотными слоями тумана. Толком никто ничего не знал. Версий и вариантов было достаточно. Остановились на наиболее правдоподобной. Что–де дочка, оберегая все благоприобретенное, весьма обеспокоилась: кто все это добро будет сторожить. Челядь? Что смеяться — мелочь по карманам тырят. Все — в дом. Семей много и они разные… Такая беда!
Процесс преобразования любой дряни в князи сложен и опасен в силу высокой конкуренции, обилия исходного материала и антисанитарных условий труда. Потом короля играет окружение, особливо дружина. А лучший из когда–либо рождавшихся под этим небом «министр обороны», мягко говоря, не совсем оправдывал высокие–высокие связанные с ним надежды. Не украсть, не покараулить, если двумя словами.
Полки под знаменем этого воеводы готовы были и воровать и грабить, да и бог бы с этими вполне понятными желаниями, но воевать, оберегая краденное и трудовой цирроз Папаши, эти мерзавцы категорически отказывались. И это бывшие советские люди? Чему учила семья и школа?
Как ни тяжело давалась наука, но стало понятно: все в этом мире сбалансировано, и определенному числу негодяев должно соответствовать число людей, зависимых только от собственных принципов чести, в случае с Дядькой Федором — от присяги. Тут требовалось крепко подумать! Зависимость — независимость? От кого, от чего и с какой такой стати? Звучит странно, слух режет и очень усложняет процесс проведения залоговых аукционов. Такой, понимашь, непредсказуемый.
Запутаться можно, а гарант предпочитал простые позиции и сложные закуски. Украл — выпил, а вот продолжения не надо! Презумпция, конституция и неприкосновенность. Гарантии превыше всего. Не следует понимать демократию упрощенно! Демократия — это прежде всего ответственность! Все равны перед законом — это правило. Возможны, конечно, отдельные исключения…
Быстрее других соображал главный стряпчий, верно оценивший, что при разборе полетов ему отмерят наравне с Ельциным. Дергаться под перекладиной вообще никто не планировал, а в одной компании с этим мудаком — верх несправедливости. Для других и благородных дел этого балбеса, решительно сбрендившего на собственном историческом величии, выловили из помойки, отмыли и приодели. Самого, чад и домочадцев. В конце концов, кто у нас зиц–председатель? Денег же дали?!
Антоша и сформулировал: не будет какой–никакой армии, не будет ничего. Такой вот диалектический баланс. Найдут везде и всё отберут. Вообще всё, подразумевая свою драгоценную, столь необходимую, для переучета всего, еще неверно учтенного, жизнь. Надо укрепляться здесь, в России. В конце концов, помните — это наша великая и любимая Родина! Куда мы без нее и куда она от нас? Оставить никак нельзя — пропадет, будет совесть мучить, ностальгия, русская хандра… И еще много работы!
Для этой крепости отношений нужны кадры, а из нынешних — как из говна пуля.
Медяшку почитали не только как авторитетного скокаря, но и, в известном смысле, теоретика большого хапка. Он учился в университете без троек и входил в какой–то то ли клуб, то ли вертеп. Потом поступал в обком КПСС, не взяли — своих хватало. Пришлось заняться экономикой.
Будучи человеком любознательным, уточнил, где находится Чикаго, и выучил несколько слов по латыни. Здесь он малость перестарался и напрасно потерял время. Для открытия счета во всем мире достаточно англицкого. Нахальства и настойчивости Медяшка мог и одолжить, пробел был ликвидирован. И знание экономических терминов пригодились. Главным его оружием был взгляд, вернее, выражение глаз: всякий раз стоило ему преданно глянуть в лица главных членов «семейного гнезда», как это воспринималось взглядом знающего, опытного, прозорливого человека и «без лести преданного». Медяк знал о такой особенности собственных очей и использовал дар масштабно и до донышка. Получалось очень удачно: Медяшка разжигал в себе страстную, безграничную преданность, может, и сыновью любовь, а этот убогий сквозь стакан видел всякую хрень: бездну знаний, тяжелую усталость мудрого и верного человека. Даже где — то принципиального. Тем и прекрасен алкоголь. Кругом друзья и экономисты.
Масштабные операции Медяка, крышуемые «гарантом семейного благополучия», уже величественно отразились в зеркале отечественной литературы. Но унизили искусство настоящих шулеров, низведя оное до примитивного кидка. Медяшка всерьез и давно примерялся к роли и месту Годунова, но с позитивной оконцовкой. Вдохновляли и исторические параллели меж именами здравствующего экс–гаранта и почившего в бозе государя.
Появление во власти людей поковки, масштабов, устройства и качества мозгов, как у Ладыгина, не входило в его перспективные экономические планы. Но, будучи человеком весьма расчетливым, он умел поступаться малым в пользу журавлей. Обоснованно надеясь в обозримой перспективе или купить, или обыграть этих ребят в результате многоходовой комбинации.
Медяк в дебюте большого хапка добросовестно заблуждался и страдал излишней самоуверенностью — почему–то считал себя мастером, играя с ПТУшниками. Бедняга не понимал, с какими волками связался. Верно оценивая роль «крыши», понимая место и возможности серьезных денег, убойную силу информации не осознавал. Запамятовал, в какое время живем? И зря!
Неприметные люди охотно платили за счет в ресторане и бутике, документировали рассказы официантов, горничных, водителей. Дороже оплачивались секретари и секретарши. Свои люди в банках и на биржах делали пометки. Коллекция пополнялась. Ну кто осудит любопытство собирателя? Стоимость раритета определяет время.
В спецслужбах знали, какие измерения имеет пространство. И примерно прикидывали, как должны увеличиться счета фигурантов, чтобы трассер их жизненного пути уперся в парашу общей камеры.
Идеалисты в разведке отродясь не приживались, и фирма «Ладыгин и К» спасала все, что еще мало–мальски держалось на плаву, занятая латанием прорех и дыр, проделанных предателями на всех уровнях власти. Но находила время и уделяла внимание этим шустрым ребятам по «семейному подряду». На этой площадке ГРУ мило и очень быстро договорилось с СВР. Информация собиралась, анализировалась, персонализировалась по исполнителям и кланам, бережно и конспиративно хранилась до времени финального расчета. В этой бухгалтерии не лишней была бы помощь МВД, но после нескольких попыток договориться пришлось эту идею списать — слишком далеко зашло разложение. И только с приходом Нургалиева правильные менты увидели край солнечного диска.
Вызывало законное удивление, как этот хитрый татарин сумел себя сохранить в этой выгребной яме? Ну, на то он и татарин: каких хитрованов объегорил — молодчага! В спецслужбах зрела уверенность: этот парень еще даст копоти, и небо содрогнется от воплей пытаемых узников. А как же, коли крюк под ребро — больно же.
Так или иначе, период активной обороны заканчивался, и бедный будет тот, кто еще этого не понял. Старый генерал решился на последний рывок перед уходом в тыл.
Ладыгин с интересом осмотрел доспехи Куприенко.
— Где переодевались?
— В машине.
— Мягчают времена. А я уже в генеральском достоинстве, в одних трусах, скакал по балконам. Проходите в дом, мы одни. Прислугой не обзавелся. Выпить не предлагаю, разговор будет недлинный. Пожалуйста, чай.
Разлил чай, достал конверт и присел напротив гостя.
— Сергей Игоревич! Мне поручено поговорить с Вами. По результатам беседы и только в случае Вашего осознанного согласия ознакомить с некоторыми документами. Предложение, которое возможно будет Вам сделано, связано со значительными ограничениями не только в служебной, но и в личной жизни, а также гражданских прав. Я обязан Вас об этом предупредить. Принимая решение, прошу об этом помнить.
Кстати, отказ никак не будет Вас компрометировать. Вы будете переведены в Москву на должность начальника кафедры разведки Общевойсковой академии. Пожалуйста, ознакомьтесь с выпиской из приказа о Вашем назначении — как видите, подписи и печать. Своих я обманывал редко и только для их же пользы: Вам придется поверить на слово, что это не подделка. Мне достаточно позвонить в ГУК, и с завтрашнего дня Вы можете приступать к сдаче дел по нынешней должности.