Культурист между тем молчал с блаженной улыбкой на лице. Однако я не знала, есть ли у феромонов срок годности (исчезнут с боем часов, словно бальное платье Золушки), поэтому решила не терять времени зря. Как бы начать поделикатнее? Не спросишь же: «Это не вы по заказу Надирова застрелили свою хозяйку?» После подобного, боюсь, даже феромоны не помогут — объект сбежит.
— У кого вы теперь будете работать, Сережа? — спросила я, зная, что охотнее всего человек говорит о себе самом.
— Не знаю, — пожал плечами Культурист.
— Наверное, с Алиной Аловой работать было хорошо? Она нежадная, — процитировала я тренера-Дениса.
— Нежадная, — согласился собеседник. — Только злая.
— В каком смысле? — опешила я.
Тот молчал. Еще бы! Я что-то совершенно расслабилась. Кто же использует в беседе с двоечниками абстрактные понятия?
— Она на вас злилась, Сережа?
— Да.
— За что?
Молчание.
— Вы плохо работали?
— Нет, хорошо, — обиженно пробурчал Культурист.
Смутное подозрение зародилось у меня в мозгу. Если речь не о работе, то о чем? О сексе, наверное?
— Ей повезло, что ее возил такой красивый мужчина, — недвусмысленно заявила я. Я лично не люблю накачанных, но Анне Сергеевне они нравились, правильно? — Она должна была вас, Сережа, баловать. Она вам нравилась?
— Она тощая и на мужика похожа, — удивившись, объяснил Сергей. — Я с ней только так… по необходимости. Знал бы, что она такая, вообще не стал бы.
— Какая?
— Ну… — Мой собеседник глубоко задумался и неожиданно выдал: — Алина очень самолюбивая. Бросив парня, она начинает его ненавидеть. Мол, раз он меня трахал, я его теперь по стенке размажу, чтоб больше глаза не мозолил. Потому что в мужиках она ценит не физические данные, а ум, и скоро заведет себе кого-нибудь умного, а мне будет жестоко мстить.
Оттарабанив речь, Культурист взглянул на меня с гордостью студента, сумевшего наизусть выучить определение предела, не вникая в его смысл.
— Это она вам так сказала? — в обалдении уточнила я.
— Нет. Она разве скажет!
— Тогда кто?
Молчание. Очень любопытно. Очевидно, что сам столь сложной фразы составить Сергей не мог.
— А как же Андрей Алов? — заметила я. — Она его бросила, но не размазала по стенке, а совсем наоборот — купила ему фитнес-центр.
Лицо Сергея вытянулось.
— Я слышала, что на любовников Алина тоже денег не жалела, — настаивала я. — А месть… зачем мстить, раз сама же бросила?
— Правда, — недоуменно выдавил Культурист. — Я не подумал.
Я вдруг вспомнила недавний разговор с Иванченко. После встречи со мной Анна Сергеевна окончательно убедилась, что в мужчинах ее привлекают исключительно физические данные, зато в женщинах — ум. Это весьма согласуется с моим о ней представлением — в отличие от странного сообщения Культуриста. Нужен ей ум в мужчинах, как же! Этого добра у нее своего хватало. Ряд из Андрея, Сергея и Дениса четко показывает ее предпочтения.
— Кто вам сказал, что она самолюбивая и что ценит в мужчинах ум? Надиров? Олеся?
Молчание.
— Надиров пытался узнать у вас планы Алины Аловой? Про книгу, например?
Молчание и сопение. Очевидно, такова стандартная реакция на фамилию политика, и напрямик ломиться дальше не стоит. Я решила подойти к теме с другого бока.
— А меня подозревают в убийстве, — сообщила я. — Кто-то наврал милиции, будто Алина обещала мне заплатить и обманула.
— Почему подозревают? — нахмурился Сергей.
Я медленно и разборчиво повторила:
— Потому что кто-то наврал милиции, будто Алина обещала мне заплатить и обманула.
— Это они зря подозревают, — уверил меня собеседник. — Неправильно.
— Неправильно, что злые люди обо мне наврали, — парировала я.
— Ну… она же не нарочно! Что думает, то и болтает, дурочка, — снисходительно поведал Культурист.
— Вы об Олесе?
— Да. Вы на нее не обижайтесь. Не все ж такие умные, как вы. Она сама не понимает, что делает.
Я не выдержала.
— Вы ошибаетесь, Сережа. Олеся не дурочка и прекрасно понимает, что делает. А делает то, что идет ей на пользу, и врать она умеет — дай бог каждому. Поверьте моему опыту. Кстати, Анна Сергеевна собиралась ее уволить, и правильно бы поступила. Олеся наверняка связана с Надировым. Ведь да?
— А я вот как могу, — после паузы сообщил Сергей, тронув меня за локоть. — Смотрите!
Он напряг живот, на котором рельефно обозначились мускулы — очевидно, знаменитые квадратики. И я сломалась. Культурист неожиданно напомнил мне любимый кактус.
Кактус этот подарила мне в день рожденья Настя. Не то чтобы я была в восторге от цветов в горшках. Мамины фиалки и герани возмущают меня до глубины души. Она возится с ними, как дурень с писаной торбой, поливает, удобряет, чуть не вылизывает, и они в результате выдают огромное количество мясистых листьев, напрочь отказываясь цвести. А подруга подсунула мне и вовсе длинный колючий столб. Но дареному коню в зубы не смотрят. Единственное, что я сделала, — потребовала от мамы, чтобы она не смела баловать мой кактус. Свои пускай обихаживает, а мой будет спартанец. Полью иногда — и хватит с него, тунеядца.
Однако через некоторое время я обнаружила, что он совсем не тунеядец. Столб попытался выпустить листья и стать похожим на пальму. У него не слишком-то получалось. Чуть прикроет себе лысину — листочки опадают. Но он не отчаивался, а начинал трудиться снова. Каждый день я смотрела на него и видела: он старается. И, представьте, я его нежно полюбила. Я даже видела его на месте моих студентов. Честное слово, он бы у меня выучил не только определение предела, но даже таблицу производных!
Вот такие ассоциации вызвал у меня несчастный Культурист. Жестоко требовать от человека больше, чем тот способен дать. Да, шевелить мозгами парень не может, но он старается — шевелит, чем умеет.
— Звоните мне, если надумаете что-нибудь рассказать, — предложила я. — Вот мой телефон. А мне дайте ваш телефон и Олесин.
Спасибо!
Мне пора на работу.
Я действительно опаздывала. У нас в институте идет борьба с терроризмом, поэтому приезжать нужно заранее. Точнее, сия героическая борьба ведется лишь в нескольких отдельно взятых корпусах и состоит в том, что там установили вертушки с магнитными пропусками. Причем будочка, где хранятся ключи от аудиторий, расположена снаружи — очевидно, из непонятных штатскому стратегических соображений. В результате происходит следующее. Перед началом пары преподаватели выстраиваются в очередь в вестибюле, получают у вахтера ключи (если, конечно, наш бодрый старичок как раз в это время не отправился выпить и закусить) и расписываются в специальной книге. Потом мы бросаемся к вертушке, оккупированной толпой рвущихся к знаниям студентов, на фоне чего даже Ходынка представляется событием не слишком массовым. Прибавьте к этому мои особые, глубоко личные взаимоотношения с магнитными картами. Что та, на которую мне переводят зарплату, что проездной, что пропуск — все они считают своим долгом держать меня в тонусе, как умная жена способного заскучать мужа. Непредсказуемость поведения — залог успешных взаимоотношений. Так что я никогда заранее не знаю, сработает карточка или нет.
Но и это еще не все! Корпус, где у меня сегодня занятия, выглядит так, словно террористы там уже неоднократно побывали. Причем особо извращенные, со склонностью к бессмысленной разрушительной деятельности. Много лет я с нетерпением ждала ремонта. Иногда, когда в институт в очередной раз приезжала какая-нибудь делегация, мне страшно хотелось подкараулить ее и силой привести в любимое здание, дабы они там переломали себе ноги. О делегациях я с моим логическим мышлением всегда догадываюсь заранее — в коридоре у ректората в очередной раз начинают красить стены. Еще меняют бачки в расположенном неподалеку туалете — причем исключительно мужском, что наводит на печальную мысль о половой дискриминации в высших эшелонах нашей власти.
Итак, много лет я ждала — и дождалась. У нашего корпуса отремонтировали лестницу — очевидно, на нее должна была ступить начальственная нога. Отремонтировали — и крепко заперли до следующего визита начальства. А то, ежели всякие студенты с преподавателями начнут по ней шастать, протрут, мерзавцы, и придется постоянно делать ремонт — каждые двадцать лет, наверное. В результате на верхние этажи у нас проникнет не каждый, а лишь особо смышленый, подобно тому, как редкая птица долетит до середины Днепра. Надо пройти по длинному коридору, там обнаружить узкую лесенку, подняться по ней, а потом по аналогичному коридору вернуться обратно. Не сомневаюсь, любой террорист плюнет и отправится искать себе местечко попроще!
Вот и получается, что на работу мы вынуждены приволакиваться заранее. Для полноты картины добавлю, что в перемену требуется закрыть окна, выключить свет, выгнать студентов из аудитории, запереть дверь, побежать в обход на первый этаж, встать в очередь на вертушку, пролезть через нее, встать в очередь на вахту, сдать ключ, расписаться, получить другой ключ, опять расписаться, снова встать в очередь на вертушку, в обход пробраться на нужный этаж, открыть аудиторию и впустить студентов. Теперь вы понимаете, что любому преподавателю жизненно необходимы тренажеры — по крайней мере, для ног?
Вот и получается, что на работу мы вынуждены приволакиваться заранее. Для полноты картины добавлю, что в перемену требуется закрыть окна, выключить свет, выгнать студентов из аудитории, запереть дверь, побежать в обход на первый этаж, встать в очередь на вертушку, пролезть через нее, встать в очередь на вахту, сдать ключ, расписаться, получить другой ключ, опять расписаться, снова встать в очередь на вертушку, в обход пробраться на нужный этаж, открыть аудиторию и впустить студентов. Теперь вы понимаете, что любому преподавателю жизненно необходимы тренажеры — по крайней мере, для ног?
Выполнив необходимые процедуры, я приступила к лекции, с интересом поглядывая на членов масонской ложи. Они так добросовестно конспектировали, что мне даже захотелось стать в ложе магистром и срочно принять в нее всех остальных студентов — глядишь, успеваемость повысится.
В перемену я подозвала Антона и без обиняков спросила:
— Антон, вы видели в реале Майю, комментировавшую ваш ЖЖ? Мне очень важно знать, кто она такая.
— А вы что, нас вычислили? — с ужасом уточнил он. — Правда, что ли?
Я не нашлась, что ответить, а он тоскливо продолжил:
— Теперь будете все время читать, а я там матом ругаюсь. Вы, наверное, даже грамматические ошибки отмечаете. Вы же писательница, блин!
«Делать мне нечего!» — подумала я, а вслух посоветовала:
— Делайте записи закрытые, только для друзей, а меня отдружите. Или заведите себе новый ЖЖ, о котором я не знаю. Антон, меня очень интересует Майя. А ее я, правильно?
— Ну, — Антон смущенно потупился, — вы не обидитесь, а? Да, я плел, что вы делитесь со мною мыслями, но я не хвастался, а стебался. Екатерина Игоревна, я же не нарочно!
— Не обижусь, — заверила я. — Главное, расскажите все подробно.
— А чего рассказывать? Я ее разыграл. Притворился, что знаю сюжет вашей последней книги. Честное слово, я-то знаю, что ничего такого не знаю!
— Да ладно, неважно, — в нетерпении махнула я рукой. — Вы встретились? Когда? Где? Знаете ли вы, кто она?
— Она выписала мне пропуск на телестудию, показала там много разных фишек. Даже студию, где работала Алина Алова… ну, та, которую застрелили.
«То есть канал Цаповой-Иванченко», — сделала вывод я.
— Когда это было, Антон? И каким именем она вам представилась?
— На следующий день после убийства, а представилась как Майя. И все расспрашивала про вашу последнюю книгу и про вашу работу с Алиной Аловой. Вы с Аловой вместе работали?
— Нет. И что дальше?
— А ничего. Она, видимо, тоже стебалась. Никакой аппаратуры мне не дала, так что время потратил зря. Эти виртуальные знакомства, с ними часто так. Напускают важности, а на самом деле пшик.
— Тогда хотя бы — как она выглядит? — со вздохом спросила я.
— Я ее сфоткал тайком на мобильник, — обрадовался Антон. — Вам куда фотку скинуть?
— На мыло, — взбодрившись, ответила я. Мыло — это не предмет гигиены, а электронная почта. — Ну, хоть что-то. И если еще кто-нибудь начнет вас обо мне расспрашивать — обязательно сообщите, хорошо?
— Обязательно, — кивнул Антон и бросился к прочим членам масонской ложи, поджидающим его в коридоре, а я в цейтноте рванула за ключом.
По окончании занятий я поняла, что под влиянием бифидобактерий план на день составила, мягко говоря, перенасыщенный. Я собиралась побеседовать с Олесей, Культуристом, Утопленницей, Антоном и Олегом. Еще, возможно, с Татьяной Цаповой. Интересно, как я намеревалась это сделать, если сразу после работы отправляюсь в театр, успевая разве что поужинать (поскольку после семи я теперь не ем, ужин становится насущной необходимостью)? Еще повезло, что я умудрилась вскочить в невиданную рань и отправиться в фитнес-центр, где судьба послала мне Андрея с Сергеем. Остальное останется на завтра — у меня выходной, и в Мариинке, к сожалению, тоже, так что я свободна, как ветер. Правда, должен заявиться сантехник. Поскольку и местный водопроводчик, и аварийка исключались, я сегодня позвонила по номеру, указанному в рекламном проспекте, и меня обещали осчастливить на следующий же день с девяти до шести. Ох… это во сколько вставать? Зато вечером будет время заняться расследованием.
А пока я отправилась в любимую пирожковую у Театральной площади. Кто-то ехидно скажет, что пироги — неподходящая пища для желающих похудеть, но я парирую, что часто вижу там балетных артистов, а они, знаете, какие стройные!
Запивая рулет с маком сладким капуччино, я пришла в столь благодушное настроение, что вспомнила о подполковнике Степанове. Он вроде бы просил сообщать ему обо всех странностях моей удивительной жизни. Встреча с Иванченко — это странность? По-моему, да. Раньше мне не приходилось общаться с олигархами.
Я вытащила мобильник.
— Добрый вечер, Евгений Борисович. Это Екатерина Голицына. У вас есть пять минут? Если есть, могу рассказать, чего у меня новенького.
— Диски нашлись?
— Если бы! Я встречалась с Павлом Иванченко.
— Мда, — пробурчал подполковник. — А мне, между прочим, не позволили его беспокоить.
— Он все равно ничего не знает, — утешила собеседника я. — То есть знает то же, что и мы. Кстати, Андрей, бывший муж Анны Сергеевны, говорит, она ни за что не написала бы про дядю плохо, так что у него не было причины ее убивать. Мне тоже так кажется. Иванченко убежден, что киллера нанял Надиров, но доказательств у него нет. Да, еще за Алиной последние дни кто-то следил, она это замечала и нервничала. А жена Иванченко, Валерия, на следующий день после моей встречи с Алиной звонила мне, притворившись журналисткой, и пыталась выведать содержание книги. Я ее узнала по голосу. Еще какая-то дама с телеканала Алины приставала с тем же самым к моим студентам. У меня дома есть ее фотография в цифровом виде. Вам нужно?
— Нужно. Что-то еще?
— Еще я пообщалась с шофером Алины, Сергеем. На фамилию Надиров он замыкается и молчит. Кстати, признайтесь, кто наврал вам, что Алина обещала мне заплатить за книгу и обманула? Ведь Олеся?
— Не наврала, а перепутала, — объяснил Степанов. — Непосредственная глупенькая девочка, вот и все.
— Все мужчины — дебилы, — вырвалось у меня.
— Что?
Я спохватилась.
— Я имела в виду, что Олеся — не непосредственная девочка, а жадная, лицемерная и беспринципная. Наверняка именно она за деньги настучала Надирову об Алининой книге.
— Почему вы так решили? Вы хорошо знаете Олесю? Много с ней беседовали?
— Совсем немного, — призналась я. — Зато она похожа на мою студентку.
— Ну и что?
Я опешила. Действительно, ну и что? Вообще-то против Олеси у меня совершенно ничего нет, а сходство со студенткой — еще не повод обвинять человека в смертных грехах. Вот, например, один мамин знакомый — вылитый Ельцин, и живет себе, никто от него не шарахается.
— Все женщины — стервы, — ехидно заметил подполковник. — Я имел в виду, они нежно друг друга любят.
— Ну, не знаю, — вздохнула я. — Может, вы и правы. Евгений Борисович, а может, вы уже знаете, кто убийца? Я не спрашиваю, кто, а только, знаете ли? Ведь я — лицо заинтересованное.
— Еще информация есть? — невежливо проигнорировал мои тонкие подходы милиционер.
Информации не было, и я отключилась. До начала спектакля оставалось полчаса, и я решила сделать еще одно дело — позвонить Олегу Рацкину. Хоть мы и виделись всего один раз, однако нашли общий язык, и он наверняка быстро врубится в ситуацию.
— Это Катя Голицына. Помнишь еще? — уточнила я.
— Конечно! Что-то нарыла по убийству? Колись.
— Пока не знаю. Слушай, тебе приходилось общаться с Татьяной Цаповой?
— Конечно. А что?
— Да не телефонный разговор. Что она за человек?
— Тоже не телефонный разговор, — хмыкнул Олег. — Где встречаемся?
— Сейчас я иду в театр, — твердо заявила я. — Так что завтра. А пока скинь мне на мыло какие-нибудь ее фотки. Если есть интересные ссылки, тоже скинь. Еще не мешало бы про жену Иванченко. Можешь?
— Конечно. Нюхом чую, у тебя что-то есть. Давай адрес и говори, во сколько. Я завтра к тебе приеду. — Он помешкал и жалобно попросил: — Только не раньше шести, ладно? Я хочу выспаться.
— Утра? — с ужасом осведомилась я.
— Какого еще утра? — опешил он. — Конечно, вечера. В семь устроит?
Меня устроило, и с чувством исполненного долга я отправилась в театр.
Там меня встретили возгласами сочувствия. Каждому ясно, что пропажа балетных дисков — страшная потеря и сильнейшее душевное потрясение. Правда, у меня сложилось впечатление, что в кражу подруги не верили, полагая, что я сама куда-то сунула и забыла, однако это не помешало им приволочь мне некоторые записи прямо сейчас. А Оля для бодрости снова побрызгала меня феромонами.
Впрочем, подбодриться требовалось не только мне. Наша любимая Женя дебютировала сегодня в «Жизели», причем по настоянию администрации не со своим постоянным партнером Володей, а с танцовщиком, с которым ей даже не удалось толком порепетировать (сведения поступали к нам сразу с двух сторон — от Володи через Интернет и от Жениной мамы, с которой Оле удалось познакомиться). Мама волновалась, Женя волновалась, Володя волновался — а мы чем хуже, мы от них не отставали! Правда, оптимистичный по природе Володя нашел в ситуации и положительную сторону. Раз он в сегодняшнем спектакле не занят, он проберется под сцену и будет караулить у люка, куда во втором акте спускают Жизель. А то рабочий сцены нередко напивается и слишком резко дергает трос. Вот, например, в «Сильфиде» Володя танцевал Джеймса и не имел возможности проследить, в результате Женю так ухнули с высоты полутора метров, что пришлось срочно замораживать ногу. Сами понимаете, каково действие подобных историй на трепетных балетоманок — хоть носи с собой в театр валериану.