На ее вспышку раздражения Алекс только улыбнулся. Она была не из тех мусипуськиных карамелек, которые его выводили из себя. Ее раздражение было вызвано не простым капризом, а чем-то другим. Он подумал, что она либо чего-то стесняется, либо просто не уверена в том, чего хочет. Умная женщина, красивая не конфетно-розовой красотой, а именно того типа, который привлекал Гурова – спокойная, неяркая красота, «теплый» тип, как он по инерции определил взглядом художника. Женщина-осень, проницательный, пытливый взгляд, намек на тайну, нерешенный вопрос в глазах. Интересно, сколько ей лет? Конечно, она старше него, и не на один год. Ковальчук сказал, она работает в МИДе. Не бизнес-леди и не содержанка у богатого мужика. Интересно все-таки, что ее так разозлило в его вопросе о калитке? Неужели эта сосна имеет для нее какое-то особое значение? Выясним по ходу дела, заключил Гуров и принялся осматривать дом.
– Нам надо будет сесть где-нибудь и нарисовать сначала план дома, как он есть. Надеюсь, у вас есть план? Он обычно прилагается к ордеру на дом. Есть? Отлично. А потом мы набросаем то, что вы хотите из него сделать, и посмотрим, насколько это совместимо. Желаемое с реальностью, я имею в виду.
– Да вот здесь и садитесь. – Кира указала на старый табурет у окна. – План нарисуем сейчас, а остальное – потом.
Алекс остановился в нерешительности у пыльного стола, потом вынул из кармана салфетку, протер стол и стул и только потом сел и разложил бумаги. Кира быстро отвернулась к окну, чтобы скрыть невольную улыбку. Как это похоже на нее саму!
– Первое, что надо будет сделать, – решительно произнес Алекс, – это проверить дом на скрытые дефекты. Дом старый и может быть полон сюрпризов. Хотя обычно уязвимы деревянные дома, но и в каменных могут быть свои слабые места.
– Но он простоял столько времени...
– Да, но все же проверить стоит, поверьте мне. Дальше... Предположим, все нормально, строению ничто не угрожает, и мы можем перейти к планировке. Эти комнатушки никуда не годятся. Стены надо сносить и укрупнять пространство, если только вы не планируете в ближайшем будущем завести троих детей и разместить их в отдельных комнатах.
– Не планирую, – улыбнулась Кира. – И большая комната – это как раз то, о чем я тебе говорила раньше. Мне вообще здесь хватит кухни и гостиной.
– Можно сложить камин или купить готовую топку, сейчас столько вариантов...
Алекс говорил и сразу же делал наброски, а Кира смотрела на сосну, и перед глазами всплывал образ увиденного во сне. Он совершенно не вязался с реальностью, как выразился Алекс. Вот сейчас она расскажет, и он скажет ей, что это в принципе невозможно. И что тогда? К чему тогда все затеянное? Зачем ей этот дом, если она не сможет превратить его в мечту? Чтобы смотреть на сосну у входа, улыбнулась она сама себе.
– Чему вы улыбаетесь?
Кира и не заметила, что Алекс разглядывает ее.
– Да так, своим мыслям. Готово? – Она заглянула ему через плечо. – И что теперь?
– Теперь попробуйте обрисовать мне то, чему вы только что улыбались.
Кира засмеялась. Это легко – достаточно взглянуть в окно и посмотреть на сосну!
– Может, я покажу вам каталоги, и вы найдете что-то похожее на свои идеи?
– Можно попробовать. Но сначала я попытаюсь выразить словами. Понимаешь, Алекс, комната должна быть не просто большой, она должна иметь неправильную форму, стены будут образовывать углубления для картин и цветов, они должны быть выкрашены в разные цвета... Игра света и тени, оттенков и форм, понимаешь?
Кира преодолела первоначальную неуверенность и стала вдохновенно пересказывать свой сон. Чем больше она описывала комнату, тем ярче она вырисовывалась в памяти. Алекс слушал, поражаясь ее увлеченности. Он начинал понимать, чего она хочет, и ему это тоже нравилось. Только вот со студией на втором этаже сомнительно – вряд ли получится сделать там студию. И зачем, спрашивается, ей студия? Человек, совершенно далекий от творчества, если только не рисует пейзажи за окном в качестве хобби. Впрочем, стоит подумать. Дом вдруг заиграл в его глазах другими красками и формами, он уже не казался таким мрачным и неуютным. Он превратился в пластилин, из которого можно будет вылепить все, что угодно. Даже картинку из сна.
Из сна, который тем временем превратился в самостоятельный элемент Кириной жизни. Он приходил, когда ему вздумается, а мог исчезнуть на недели. И еще он как бы играл с Кирой в кошки-мышки. Иногда показывал лишь кусочек дома, оставляя ее на пороге и не впуская дальше, а иногда давал развернутую картину. В последний раз Кира увидела во сне себя, совершенно явственно, со стороны. Она выглядела иначе, чем в реальной жизни. Причем кардинально ее внешность не изменилась, но все же она выглядела иначе. Энергично, задорно, глаза сияли, она что-то со смехом рассказывала людям, сидящим рядом с ней. Происходило все это в комнате, похожей по интерьеру на рабочий кабинет. На столе – ноутбук и чашка на блюдце, а рядом пара стульев, на которых сидели ее собеседники с неясными лицами.
Картина эта настолько четко, до каждой мелочи, врезалась в память – Кира могла бы поклясться, что это скопировано прямо из жизни. Она взяла за привычку записывать в блокнот увиденное во сне. Так потом легче было сравнивать, анализировать. На этот раз она даже нарисовала расположение вещей в комнате. А может, это вовсе не дома, а на работе? Откуда у нее дома рабочий кабинет, да и зачем, если всеми делами она занимается в здании МИДа? Сбитая с толку, Кира все же постаралась изложить свои ощущения на бумаге. Этот элемент был необычным, это уже не просто новая обстановка, это что-то связанное с работой. Кира давно перестала искать смысл в каждом увиденном сне, она выжидала, что еще принесут галлюцинации и что из этого получится. Пока же она активно занялась ремонтом дома.
Алекс Гуров оказался на редкость чутким дизайнером. Он улавливал с полуслова ее идеи, дорабатывал их и приносил эскизы, один за другим, пока она не увидела то, что ожидала увидеть. Но если с первым этажом и двором все было более или менее ясно, то со вторым этажом они никак не могли прийти к согласию.
– Кира, то, что вы хотите, нереально. Не получится сделать там студию. Конструкция не позволяет.
– Придумай что-нибудь. Ты же профи!
– Ничем не могу помочь. Разве что попробовать пристройку сделать, и в ней – студию.
– Нет, она должна быть на втором этаже. Мне видится именно так – там очень светло, такое освещение не может быть на первом этаже. Яркий солнечный свет возможен только наверху.
– Уф-ф! – шумно вздохнул Алекс. – Не знаю уже, как мне вас переубедить отказаться от этой затеи.
– А если я тебе сейчас еще кое-что скажу, ты меня совсем убьешь. – Кира широко улыбнулась, чтобы смягчить взрыв эмоций. – Я тут подумала, что мне может понадобиться кабинет.
– Кабинет? Еще и рабочий кабинет? Это плюс к студии? Вы что думаете, у вас там шестьсот квадратов, на втором этаже?
Алекс вскочил со стула и принялся возбужденно ходить по Кириной кухне.
– Ну, ну, Алекс, успокойся. – Кира мягко взяла его за руки и усадила обратно. – Я понимаю, что хочу невозможного, но ведь ты и есть тот маг и волшебник, которого я так долго искала.
– Я не маг и не волшебник. И студию я делать не буду. Рабочий кабинет – пожалуйста, но без студии. Вам ведь еще спальни там нужны будут и ванная комната. Или вы спать будете на диване в рабочем кабинете?
– Не язви.
Кира поджала губы. Похоже, что с идеей о студии можно пока расстаться. И хотя это смешивает все карты, это неизбежно.
– А если завтра вы увидите во сне космическую станцию у себя дома, то потребуете от меня включить и это в проект? – вдруг совершенно иным тоном спросил Гуров.
– Что? – от неожиданности Кира не нашла сразу, что ответить. – Какую станцию?
– Но вы же... Вы же свои идеи черпаете из снов?
– А ты уверен, что это твоего ума дело? – резче, чем хотела, ответила Кира.
Лицо Алекса сразу окаменело, замкнулось.
– Извините. Просто я хочу знать, чего мне ожидать от клиента в будущем.
Зазвонил телефон. К своему великому удивлению, Кира услышала голос Левы. С ним они не общались уже больше месяца. А не виделись еще дольше.
– Привет, Кирунчик. Как дела?
Как ни в чем не бывало. Совсем в стиле Левы.
– Да вроде все хорошо. Сам как?
– Живу-поживаю, забот наживаю.
– Чего так? У тебя – заботы? Никогда не поверю.
– Такая ты, что с тобой сделаешь. Не ценишь меня, не любишь.
Кира засмеялась. Лева всегда умел закрутить любой разговор вокруг своей оси. Она уже забыла свои обиды на него, да и не было глубоких обид. Потому что не было глубоких отношений. Его веселый голос всколыхнул воспоминания о легких днях, проведенных вместе. С тех пор она так ни с кем и не встречалась. Не считая Македонского, не вылезающего от нее все выходные. Но он – не в счет. Всего лишь дизайнер, работающий на ее дом. Очень симпатичный дизайнер, но не более.
– Кира, у меня тут два пригласительных на сегодняшний показ в клубе Зимницкого, ну, помнишь его? Мы туда ходили с тобой на открытие. Пойдешь со мной?
– У Зимницкого? Хм... Лева, что это с тобой, а? Некого пригласить?
– Обижаешь, Кирунчик. Ну при чем тут это? Просто решил провести вечер с тобой. Как старые добрые друзья.
Кира прекрасно знала, что Лева просто ненавидит ходить на подобные мероприятия один. А пары, похоже, на данный момент не нашлось. Впрочем, Кира так давно никуда не ходила, что даже обрадовалась приглашению. Что может быть лучше ни к чему не обязывающего ужина с бывшим любовником? Да еще когда не надо ни перед кем оправдываться за это.
– А знаешь, Лева, я пойду. Ты заедешь за мной, надеюсь?
– Канэшна! В восемь жди. Пока.
– Так уже половина седьмого!
– Кира, я же знаю, что ты можешь собраться даже за две минуты.
– Льстишь, хитрый лис. Ну ладно, в восемь жду.
Кира положила трубку и вернулась на кухню, где занимался своими эскизами все еще насупившийся Гуров. Он не поднял головы, когда она вошла.
– Извини.
Алекс не шелохнулся.
– Извини, что опять наехала на тебя, – громче сказала Кира. – У меня действительно иногда бредовые идеи случаются.
– Я заметил.
– Ну ладно тебе. Хватит дуться.
– Посмотрите на новый эскиз? – произнес он, так и не повернувшись в ее сторону. – Это набросок рабочего кабинета.
– Алекс, ты не против, если мы обсудим это завтра? Сейчас мне надо собираться, друг пригласил на показ в клубе. Ты не возражаешь, если мы завтра еще раз встретимся? Можем прямо с утра. Хотя нет, не знаю, когда вернусь сегодня. Лучше после обеда.
Он захлопнул папку:
– Ну конечно. Стоило меня сюда вызывать с другого конца города, в субботу вечером, чтобы через полчаса выпроводить.
Кира с удивлением отметила, что разозлился он не на шутку.
– Мне больше делать нечего, кроме как бегать туда-сюда! Вызвали, отослали, как вздумалось, так и сделали. Хотелось бы внести ясность – я дизайнер, а не мальчик по вызову.
– Знаешь, уважаемый, – Кира тоже пошла в атаку, – уж лучше бы я тебе платила по нормальным тарифам, как и полагается профессиональному дизайнеру, и требовала то, что полагается. Отношения клиент – исполнитель меня больше устраивают, чем подобие дружеской услуги. А то выходит, что я должна еще перед тобой оправдываться! Давай, назови цену, за которую ты избавишь меня от своих нотаций!
– Да при чем тут цена? – процедил Алекс сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. – Даже за миллион я не позволил бы вам вытворять такое! Мои выходные и личное время не покупаются.
Кира поджала губы. Ссориться не входило в ее планы. И кроме выходных, у нее нет свободного времени на обсуждение эскизов.
– Ну, что ты? – спокойнее сказала она. – Я же не знала... Ты же сам слышал – он только что позвонил. Я думала, мы с тобой спокойно все обсудим, но возникли неожиданные обстоятельства.
Алекс встал.
– Я уже ухожу. Но завтра у меня тоже времени не будет. Дела. Так что перенесем встречу на следующие выходные. А пока пусть ваш проект стоит, где стоял. Если вам не к спеху, то мне тем более. У нас не почасовой договор.
Кира ошеломленно слушала его тираду. Если бы это был не Македонский, а любой другой мужчина, она решила бы, что это сцена ревности. Но этот-то чего разошелся? Какое ему дело до того, что она уходит?
Алекс тем временем собрал в папку свои бумаги и стал нервно натягивать куртку.
– Алекс, я что-то не поняла...
– Найдете меня, когда сочтете, что у вас достаточно свободного времени.
Он резким шагом вышел за дверь, а Кира лишь пожала плечами от удивления. Ведет себя, словно подросток. Уязвленное самолюбие? Юношеский максимализм? Или... Или это не просто максимализм? Не хватало еще, чтобы он в нее влюбился! Она улыбнулась этой мысли и посмотрела на себя в зеркало в коридоре. Кира Викторовна, а вы еще способны вызывать эмоции у молодых ребят! Это хорошо, только совершенно ни к чему. Она весело рассмеялась и отправилась в душ с хорошим настроением. Как раз для субботнего вечера.
Алекс вышел на улицу и поднял воротник, защищаясь от ветра. Вот дурак! Надо же было так опозориться! Не сдержался, как прыщавый семиклассник при виде своей девушки с другим парнем. Да кто он такой для нее? Она же видит в нем только дизайнера, выполняющего ее заказ! А он? А он не может объяснить, что с ним творится. Ну с чего, спрашивается, он так завелся? Услышал, что она идет с каким-то мужиком на ужин? И что? Имеет полное право. Он так старался вести себя с ней как профессионал – и все перечеркнул одним махом. Выставил себя в глупом и смешном свете. Теперь она будет думать про него бог весть что. «И пусть! – упрямо подумал он. – Пусть думает, что угодно. Я за ее заказ не держусь, откажется – и скатертью дорога!» При этом он отлично понимал, что обманывает себя.
Алекс спустился в метро и поехал домой. Квартира, в которой он жил, стала привлекать его намного больше, чем в детстве. Ненавидя все, от чего он однажды сбежал, Алекс переделал абсолютно все – выкрасил шкафы в новые цвета, переставил мебель, отремонтировал комнаты собственными усилиями на свой лад. Только комнату Груни не тронул – она попросила оставить все как есть.
– Я уж столько лет живу здесь, Сашенька, дай мне, старой, спать, как привыкла. Чай, ваши новомодные придумки не для меня созданы, еще бессонницу нагонят.
Алекс рассмеялся, но комнату ее из уважения не тронул. Груня была единственным человеком, кому он разрешал называть его Саша, как в детстве. Она все так же носила длинную косу, закрученную тугим узлом на затылке, и длинные юбки, как привыкла. Марте так и не удалось убедить ее сменить наряд на более современный, как не удалось Алексу убедить ее отремонтировать комнату. На деньги, которые Марта оставила ей в наследство, Груня могла бы жить и одна, но она так привыкла к жизни при ком-то, на этой квартире, к жизни, наполненной заботой о других, что уже не представляла себе другой. Своей семьи у нее не было, всю жизнь она посвятила Гуровым.
После смерти Марты квартира осталась записана на Сашу, но Груня продолжала там жить и оплачивать коммунальные услуги с молчаливого согласия Гурова-старшего. Она шестым чувством знала, что Саша появится рано или поздно. Гуров-старший сказал ей как-то, что сам никогда в эту квартиру не въедет и что она всегда будет предназначаться для Саши.
Когда Алекс впервые появился на пороге после стольких лет, Груня встретила его так, словно он просто выходил по делам на пару часов. Не стала расспрашивать, где он был и что делал, не стала плакать от радости. Спросила лишь, будет ли он кушать и когда накрывать на стол. Алекс нашел свою кровать заправленной свежим бельем, а комнату чистой и прибранной. Он был благодарен за такую встречу. Он терпеть не мог сентиментальных моментов и очень боялся, что Груня устроит слезливую сцену, а он не будет знать, как себя вести. Вопрос о том, останется Груня или нет, даже и не вставал. Она была для Алекса родным человеком, и он был рад, что кто-то хочет о нем заботиться. Не сковывать гиперопекой, а просто любить.
Отношения их напоминали отношения молодого барина и любимой старой няни в современном интерьере. Когда у Алекса было настроение, он рассказывал ей о своих похождениях, о том, что узнал, как падал и вставал на ноги. Груня слушала, охала и хваталась за сердце.
– Если бы Марта Феоктистовна слышала! – приговаривала она. – Ее мальчик, такой нежный и чувствительный, жил в подвалах и питался с уличным отродьем!
– Груня, да ты так ничего и не поняла! Это же были мои друзья, слышишь? Друзья, которых у меня никогда не было в детстве благодаря мамочке. Она лишила меня всего – нормального детства, нормального общения. Никогда не прощу ей.
– Но, Сашенька, она же тебе образование дала, она о твоем благополучии пеклась.
– Да, это верно. Мозги она мне вставила на нужное место. Только меня никто не спросил, хочу я такой жизни или нет. Если бы я не сбежал тогда, что было бы, а? Грунь, ну вот скажи, что было бы дальше? Так и держали бы меня взаперти и водили везде за ручку? Да я до двенадцати лет спички не мог в руки взять. Она сразу поднимала крик: «Отберите у него спички! Он может обжечься!» Я нож не умел держать, я на улицу один не выходил, мне чуть ли не градусником температуру еды измеряли! Я же мог сойти с ума, Груня, понимаешь? И думаю, что мама была не совсем в уме.
– Не знаю, Саша, не знаю. В последние годы Марта Феоктистовна такая стала... Вся в себя ушла, голова седая, сильно сдала, горемычная.
– Не дави на жалость, Груня. Она знала, почему я сбежал и почему ни за что бы не вернулся под ее крыло. И я ничуть не жалею об этом. Я бы никогда не вернулся в этот дом, пока она была здесь. Ты – другое дело. Давай-ка пить чай! Из кухни пахнет чем-то вкусненьким. Признавайся, чего напекла сегодня?
В таких разговорах они по крупицам восстанавливали годы, проведенные врозь. Алекс узнавал о матери, Груня – о том, как Сашенька превращался в Алекса. Когда она бормотала себе под нос, она называла его «мой мальчик». Вот и сегодня, увидев его в плохом настроении, зашаркала на кухню варить горячий шоколад, который он обожал. «Мой мальчик не в духе, моему мальчику нужен шоколад», – шелестела она. Груня пришла в этот дом деревенской девицей, умеющей только варить картошку и жарить грибы с луком. Марта научила ее многому. Сама вышедшая из низов, она за годы благополучия приобрела весьма требовательный вкус. Строгая в отношении еды, того же требовала и от Груни. Алекс всегда говорил, что лучше Груни никто не готовит горячий шоколад. Она и какао добавит, и кусочки настоящего шоколада растопит, и молотыми орешками присыплет.