– Хватит с меня и вас, и ваших гусей! Провалитесь вы все к черту! Если не прекратите донимать меня своими идиотскими расспросами, я спущу собаку! Приведите сюда миссис Окшоттт, с ней я буду разговаривать, но вам-то какое до этого дело? У вас я, что ли, гусей покупал?
– Нет, но один из них принадлежал мне, – жалобно пролепетал человечек.
– Тогда идите к миссис Окшотт и спрашивайте ее.
– Она отослала меня к вам.
– Да хоть к самому прусскому королю! С меня хватит. Убирайтесь прочь подобру-поздорову! – Он ринулся вперед, но его собеседник шарахнулся в сторону и бросился наутек.
– Ха! Похоже, на Брикстон-роуд идти не придется, – шепнул Холмс. – Пойдемте-ка, поглядим, чем нас порадует этот парень. – Мой друг ловко ввинтился в толпу прохаживающихся между неровно освещенными рядами прилавков и в два счета нагнал беглеца. Когда Холмс прикоснулся к его плечу, тот отскочил в сторону и испуганно обернулся. Света газовых фонарей хватило, чтобы увидеть, каким бледным сделалось его лицо.
– Вы кто? Что вам нужно? – воскликнул он дрожащим голосом.
– Прошу прощения, – мягко сказал Холмс, – но я случайно услышал, о чем вы только что спрашивали торговца. Мне кажется, я могу вам помочь.
– Но вы не можете ничего знать об этом деле!
– Меня зовут Шерлок Холмс, и моя работа в том и заключается, чтобы знать то, чего не знают другие.
– Только не в моем случае.
– Прошу прощения, но мне известно все. Вы ищете определенных гусей, проданных миссис Окшотт с Брикстон-роуд торговцу по имени Брекинридж, который перепродал их мистеру Уиндигейту, владельцу трактира «Альфа», а тот роздал их членам своего клуба, в котором состоит Генри Бейкер.
– О сэр, мне вас сам Бог послал! – воскликнул человечек и взмахнул дрожащими руками, от радости чуть ли не бросившись моему другу на шею. – Мне даже трудно вам описать, как сильно меня интересует это дело.
Шерлок Холмс окликнул проезжающий мимо кеб.
– В таком случае предлагаю обсудить его в теплой комнате, а не на этой продуваемой ветром базарной площади, – сказал он. – Но, прежде чем мы поедем, скажите, кому мне выпала честь помогать?
Мужчина в нерешительности помедлил.
– Меня зовут Джон Робинсон, – произнес он, смерив Холмса косым взглядом.
– Нет-нет, меня интересует ваше настоящее имя, – вкрадчиво произнес мой друг. – Как-то неудобно иметь дело с человеком, зная лишь его вымышленное имя.
Бледные щеки незнакомца тут же вспыхнули.
– Хорошо, – сказал он. – Мое настоящее имя – Джеймс Райдер.
– Я так и думал. Главный рассыльный гостиницы «Космополитен». Прошу в кеб, в скором времени я смогу рассказать вам все, что вы захотите узнать.
Человечек стоял, растерянно переводя полный одновременно надежды и испуга взгляд с меня на Холмса, словно не зная, что его ждет впереди, то ли негаданное счастье, то ли катастрофа. Поколебавшись какое-то время, он сел в кеб, и уже через полчаса мы снова оказались в гостиной нашей квартиры на Бейкер-стрит. За время поездки не было произнесено ни слова, но по тому, как наш новый знакомый сжимал и разжимал руки, было видно, что нервы его напряжены до предела.
– Наконец-то! – бодро воскликнул Холмс, когда мы шумно вошли в комнату. – Хорошо, что у нас натоплено, похоже, вы замерзли, мистер Райдер. Прошу вас, устраивайтесь вон в том плетеном кресле. Прежде чем мы приступим к вашему делу, позвольте, я сниму ботинки и надену тапочки… Вот так! Значит, вы хотите узнать судьбу этих гусей?
– Да, сэр.
– Наверное, лучше было бы сказать того гуся, не так ли? Вас ведь, насколько я понимаю, интересует только одна птица, белая с черной отметиной на хвосте.
Райдера от волнения затрясло.
– О сэр! – воскликнул он. – Вы можете сказать, где она?
– Могу. Сначала она побывала здесь.
– Здесь?
– Да, и, признаться, такой необыкновенной птицы я еще не встречал. Неудивительно, что вас она так интересует. После своей смерти она снесла яйцо… Самое прекрасное, самое дорогое голубое яйцо, которое когда-либо видели глаза человека. Оно хранится у меня, в моем домашнем музее.
Наш гость вскочил и схватился правой рукой за каминную решетку. Холмс открыл сейф и вынул голубой карбункул, который засиял, заискрился в его руке, как маленькая звезда, наполняя комнату бесчисленными отблесками. Райдер молча смотрел немигающими глазами на камень, словно не зная, как поступить: то ли заявить на него свои права, то ли сделать вид, что в первый раз его видит.
– Игра закончена, Райдер, – тихо сказал Холмс. – Держитесь за решетку, а то в огонь упадете. Ватсон, помогите ему сесть в кресло. У него даже не хватает духу отвечать за свои проступки. Дайте ему глоток бренди. Так-то лучше. Какой слизняк, в самом деле!
Какое-то время Райдер еле стоял на ногах, даже покачнулся, как будто готов был упасть, но потом бренди сделало свое дело, кровь снова прилила к его щекам, и он поднял полные ужаса глаза на обвинителя.
– У меня в руках – почти все нити и необходимые доказательства, так что ничего нового услышать от вас я не ожидаю. Хотя, чтобы считать дело закрытым, кое-что уточнить нужно. До совершения кражи вы, Райдер, знали о существовании этого камня?
– Мне о нем рассказала Кэтрин Кьюсек, – хриплым голосом ответил он.
– Ясно… горничная графини Моркар. Итак, вы, как и другие люди до вас, не устояли против искушения разбогатеть столь легким способом. И в средствах вы были неразборчивы. Знаете, Райдер, мне кажется, что в душе вы законченный негодяй. Вам было известно, что Хорнер, паяльщик, раньше уже обвинялся в подобном преступлении и подозрение сразу же падет на него. И что же вы сделали? Провели вместе со своей сообщницей Кьюсек небольшую подготовку в комнате миледи и устроили так, чтобы чинить каминную решетку вызвали именно Хорнера. Потом, когда он ушел, вы выкрали камень, подняли тревогу и пустили полицию по ложному следу, в результате чего был арестован ни в чем не повинный паяльщик. После этого вы…
Совершенно неожиданно Райдер бросился на пол и приник к коленям моего друга.
– Бога ради, пощадите! – взмолился он. – Подумайте о моем отце! О матери! Они этого не переживут. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Я никогда раньше ничего подобного не делал и никогда больше не сделаю, клянусь! Хотите, на Библии поклянусь. О, не доводите дело до суда! Умоляю, не доводите!
– Вернитесь на свое место, – чеканным голосом приказал Холмс. – То, что вы раскаиваетесь сейчас, хорошо, но вы подумали о бедном Хорнере, который сидит за решеткой за преступление, которого не совершал?
– Я уеду, мистер Холмс. Я убегу из страны, сэр. Обвинение против него будет снято.
– Хм, это мы еще обсудим. Пока давайте-ка поговорим о том, что было потом. Каким образом камень попал в гуся и почему гусь оказался у рыночного торговца? Говорите правду, это ваша единственная надежда на спасение.
Райдер облизал пересохшие губы.
– Я расскажу все, как было, сэр, – сказал он. – Когда Хорнера арестовали, я подумал, что мне нужно как можно скорее исчезнуть вместе с камнем: что, если полиции придет в голову обыскать меня и мою комнату в гостинице? В самой гостинице не было надежного места, где можно было бы его спрятать, поэтому я сказал, что мне нужно отлучиться по делу, а сам направился к сестре. Она живет на Брикстон-роуд с мужем, его фамилия Окшотт, и занимается разведением птицы на продажу. По дороге к ней каждый встречный казался мне либо полицейским, либо сыщиком, и, несмотря на то что ночь была холодная, пот с меня катился градом, когда я добрался до Брикстон-роуд. Сестра спросила, что случилось и почему я такой бледный, но я ей сказал, что очень волнуюсь из-за кражи в гостинице. Потом я пошел на задний двор, чтобы выкурить трубку и решить, что делать дальше.
Когда-то я дружил с одним человеком по имени Модсли, который связался с дурной компанией и только недавно вышел из Пентонвилла[16]. Мы как-то раз с ним встретились и разговорились о том, как совершаются кражи и как воры прячут свою добычу. Я знал, что могу довериться ему, не опасаясь, что он меня выдаст, потому что мне известны кое-какие его делишки. Я решил ехать к нему в Килберн[17] и просить у него помощи. Он бы помог мне превратить камень в деньги. Но как добраться к нему, избежав опасности? Я вспомнил, чего мне стоило выйти из гостиницы, а тут нужно ехать в другой район города. Меня ведь в любую минуту могли задержать и обыскать, а у меня в кармане камень. Думая об этом, я стоял, прислонившись к стене, и смотрел на гусей, которые крутились у меня под ногами. И тут мне в голову пришла идея, как обвести вокруг пальца любого сыщика.
Несколько недель назад сестра говорила, что я могу выбрать любого из ее гусей в качестве рождественского подарка, а она от своих слов никогда не отказывается. Я возьму гуся и в нем привезу камень в Килберн. Во дворе был небольшой сарайчик, за него я загнал одну из птиц (большой жирный гусь с черной отметиной на хвосте), раскрыл ему клюв и засунул камень в глотку. Птица глотнула, и я почувствовал, как камень прошел по ее горлу в зоб. Только при этом птица начала отчаянно гоготать и бить крыльями. На шум вышла сестра, и, когда я повернулся, чтобы объяснить ей, в чем дело, гусь вырвался из моих рук и выбежал во двор, где паслись остальные птицы.
Сестра меня спрашивает:
– Джем, что ты делал с этой птицей?
– Ну, – говорю я, – ты же разрешила мне взять одного гуся на Рождество, вот я и проверяю, какой из них самый жирный.
– Да мы сами уже тебе выбрали птицу, – говорит она. – Вон тот большой жирный гусь, видишь? Мы его так и назвали – «Птица Джема». Их всего тут двадцать шесть. Из них один тебе, один мне, остальные две дюжины на продажу.
– Спасибо, Мэгги, – говорю я, – но, если можно, я бы хотел взять того, которого только что держал.
– Но твой гусь на целых три фунта тяжелее, – говорит, – мы его специально для тебя откармливали.
– Ничего. Я возьму того, что сам выбрал. И хочу забрать его прямо сейчас.
– Как хочешь, – даже немного обиделась она. – Так какого ты выбрал?
– Вон тот, большой белый с черной отметиной на хвосте, в самой середине стада.
– Хорошо. Режь и забирай.
Я так и сделал, мистер Холмс, и отправился вместе с этим гусем в Килберн. Я обо всем рассказал своему приятелю. Он так смеялся, что чуть бока не надсадил. Потом мы взяли нож и распотрошили птицу. И тут сердце мое словно остановилось. Внутри камня не оказалось, я понял, что произошла какая-то ужасная ошибка. Бросив у него гуся, я поспешил обратно на задний двор сестры. Но он был пуст. Я кинулся к сестре.
– Где гуси, Мэгги?
– Отправила торговцу, Джем.
– Какому торговцу?
– Брекинриджу в Ковент-Гарден.
– А среди них был такой же, как тот, которого я выбрал, с отметиной на хвосте?
– Да, Джем. Их два таких было, и я вечно их путала.
Конечно же, я все понял. Не теряя ни минуты, я бросился к этому Брекинриджу. Однако оказалось, что он уже продал всю партию до единого, но кому, говорить отказался. Вы сами слышали, как он разговаривал со мной, когда я еще раз к нему обратился. Сестра думает, что я сошел с ума. Порой мне самому это кажется. И теперь… теперь я превратился в вора, хотя и прикоснуться не успел к богатству, за которое продал душу. Господи, помоги мне! Господи, помоги!
Он закрыл лицо руками и зарыдал, судорожно дергая плечами.
Наступило долгое молчание. Было слышно лишь тяжелое дыхание неудавшегося вора, да Шерлок Холмс мерно постукивал пальцами по краю стола. Потом мой друг встал и распахнул дверь.
– Убирайтесь! – сказал он.
– Что? О, благослови вас Господь, сэр!
– Замолчите и убирайтесь!
Повторять не пришлось. Райдер бросился к двери, кубарем слетел по лестнице, потом хлопнула входная дверь, и с улицы донеслась торопливая дробь шагов.
– В конце концов, Ватсон, – сказал Холмс, протягивая руку к глиняной трубке, – я не обязан исправлять недостатки работы полиции. Если бы паяльщику грозил срок, это было бы другое дело, но этот парень на предстоящем суде показаний против Хорнера не даст, поэтому Хорнера должны будут отпустить. Наверное, я сам совершил преступление, но меня утешает только то, что мне, возможно, удалось спасти чью-то душу. Этот несчастный до того напуган, что больше никогда и думать не посмеет о том, чтобы нарушить закон. Но, если его сейчас отправить в тюрьму, оттуда он выйдет законченным преступником. И кроме того, сейчас ведь праздник. Судьба подкинула нам необычную задачку, и само ее решение – для меня лучшая награда. Но, доктор, нас с вами ожидает еще одно дело, напрямую связанное с птицей! Будьте добры, попросите экономку подать ужин.
Дело VIII. Приключение с пестрой лентой
Просматривая свои записи о тех делах (а их у меня было более семидесяти на протяжении восьми последних лет), участвуя в которых, я имел возможность изучать методы работы своего друга Шерлока Холмса, я вижу среди них много трагических, несколько курьезных и большое количество просто необычных случаев, но ни одного заурядного. Работая в первую очередь ради любви к своему искусству, а не с целью наживы, он отказывался браться за расследование, если оно не предвещало чего-либо необычного, порой даже невероятного. Однако в этом калейдоскопе дел я не припомню загадку более своеобразную, чем та, которая связана с известной в Суррее семьей Ройлоттов из Сток-Морона. События, о которых идет речь, произошли в то время, когда мы только познакомились с Холмсом и жили в нашей холостяцкой квартире на Бейкер-стрит. Я бы уже давно опубликовал рассказ о них, если бы не обещание сохранить все в тайне, от которого меня освободила лишь недавняя скоропостижная смерть той, кому я дал слово. Кроме того, я решил именно сейчас рассказать о том, что произошло тогда, потому что мне стало известно о слухах, которыми начала обрастать смерть доктора Гримсби Ройлотта. Чтобы дело это не казалось публике еще более ужасным, чем оно было в действительности, я и берусь за перо.
Проснувшись однажды утром, в начале апреля 1883 года, я увидел Шерлока Холмса, который полностью одетый стоял у моей кровати. Обычно он вставал поздно, поэтому, бросив взгляд на часы на каминной полке (была четверть восьмого), я удивился и, надо сказать, несколько рассердился, поскольку сам не любил изменять своим привычкам.
– Прошу простить, что мне пришлось вас разбудить, Ватсон, – сказал он. – Но такое уж сегодня утро, никто не избежал этой участи. Сначала разбудили миссис Хадсон, она отыгралась на мне, а я – на вас.
– А что случилось? Мы горим?
– Нет. Клиент. Молодая женщина в крайне возбужденном состоянии настаивает на встрече со мной. Сейчас она дожидается в гостиной. А когда молодая женщина в такую рань носится по городу и вытаскивает заспанных людей из постели, напрашивается вывод, что ей необходимо поделиться чем-то совершенно безотлагательным. Я подумал, что, если дело это действительно окажется интересным, вы захотите наблюдать за ним с самого начала, поэтому и разбудил вас.
– Конечно, спасибо. Очень бы не хотелось пропустить что-нибудь важное.
Для меня не было большего удовольствия, чем наблюдать за работой Холмса, восхищаться тем, как молниеносно он делает выводы, со стороны кажущиеся не более чем счастливыми догадками, но на самом деле имеющие железное логическое объяснение, которые помогали ему распутывать самые сложные задачи. Я быстро набросил на себя одежду и через пару минут был готов спуститься со своим другом в гостиную. Когда мы вышли, со стула у окна поднялась молодая женщина в черном с густой вуалью на лице.
– Доброе утро, сударыня, – жизнерадостным голосом приветствовал ее Холмс. – Меня зовут Шерлок Холмс. Это мой близкий друг и помощник доктор Ватсон, при нем вы можете говорить совершенно откровенно. О! Милейшая миссис Хадсон затопила камин! Это весьма кстати. Прошу вас, пересаживайтесь поближе к огню, я попрошу принести вам горячего кофе, я вижу, вы дрожите.
– Я дрожу не от холода, – тихо сказала женщина, подойдя к камину.
– Отчего же?
– От страха, мистер Холмс. Ужас заставляет меня дрожать, – сказала наша посетительница, подняв вуаль, и мы увидели, что она действительно чем-то невероятно напугана. Ее расширившиеся глаза беспокойно метались из стороны в сторону, как у загнанного животного, в изможденном лице не было ни кровинки. Судя по фигуре и лицу, ей было около тридцати, но в волосах ее уже виднелась седина. Шерлок Холмс окинул ее быстрым проницательным взглядом.
– Не нужно бояться, – мягко сказал он, чуть наклонился и похлопал ее по руке. – Я не сомневаюсь, скоро мы все уладим. Вижу, вы только что с поезда?
– Откуда вы знаете?
– У вас в левой перчатке обратный билет. Должно быть, вы выехали очень рано и вам пришлось долго трястись в двуколке по плохой дороге, чтобы добраться до станции.
Женщина вздрогнула и ошеломленно воззрилась на моего друга.
– Ничего сверхъестественного, сударыня, – с улыбкой сказал он. – На левом рукаве вашего жакета как минимум семь пятен грязи. Все они свежие. Только двуколка в момент движения так разбрызгивает грязь, к тому же вы, видимо, сидели слева от кучера.
– Вы совершенно правы, – удивленно произнесла она. – Я выехала из дому, когда еще не было шести. До Летерхеда{78} добралась в двадцать минут седьмого и первым же поездом приехала на вокзал Ватерлоо… Сэр, я больше этого не вынесу, если это не прекратится, я сойду с ума. Мне не к кому обратиться… Не к кому, кроме одного человека, который обо мне заботится, но только он, бедный, не сможет мне помочь. Я узнала о вас, мистер Холмс, узнала от миссис Фаринтош, которой вы так помогли в ее беде. Она дала мне ваш адрес. О сэр, может быть, вы и мне сможете помочь? Прольете хотя бы лучик света на ту темноту, которая меня окружает? Сейчас я не могу вознаградить вас за услуги, но через месяц я выйду замуж, стану сама распоряжаться своими деньгами и, поверьте, у вас не будет причин считать меня неблагодарной.
Холмс повернулся к бюро, открыл ключом отделение с ящиками и достал небольшую записную книжку.
– Фаринтош, – задумчиво проговорил он, листая страницы. – Ах да, вспомнил. Дело об опаловой тиаре{79}. Это было еще до вас, Ватсон. Мадам, могу только пообещать, что к вашему делу я отнесусь так же серьезно, как к делу вашей знакомой. Что же касается вознаграждения, моя работа для меня сама является наградой, но вы вольны возместить затраты, которые могут возникнуть в ходе работы, в любое удобное для вас время. Теперь, прошу, изложите все, что позволит нам составить представление о деле.