Потом я выхожу на улицу — и не помню ни арапа.
— Верно, — кивнул лысый. — Вы лично мне ничего не рассказывали. Но вы, Александр Игоревич — не единственный нюхач. И ваши проблемы отнюдь не уникальны. Нашлось, кому рассказать, уж поверьте… Итак, факт подтвержден на наших глазах. В состоянии возбуждения нюхач способен получить доступ к информации, хранящейся в инфосфере 1-го рода. Без прямого контакта с компьютером. Каким образом? Стоит предположить, что через инфосферу 2-го рода. Отсюда и потребность в психическом возбуждении. Реакция на острый вербально-невербальный раздражитель. Интересные дела творятся в городе Эфесе…
Я не сразу вспомнил — откуда цитата. Ну да, Горин. «Забыть Герострата». В «Вышке», небось, ставили. В самодеятельности. Народный театр «Маузер» им. Ф. Дзержинского.
— Интересно девки пляшут, — переиначил цитату Ямпольский. Видимо, для доступности широким массам. — Александр Игоревич, а как вы видите 2-ю инфосферу?
— Никак, — честно признался я.
— А 1-ю? В каком виде воспринимается информация?
— В плоском. Как текст на экране. Иногда с изображением.
— Объемным? Реалистичным? Аниме?
— Типа юзер-пикчерз.
— Динамика присутствует?
— Нет.
— А как вы в этот момент, — Ямпольский задумчиво разделил бороду на два крыла. Сейчас взмахнет и полетит, — воспринимаете окружающий мир? Людей? Природу?
— Плоско. Как чат. Слова, слова, слова…
— В привычном для нет-общения, упрощенном виде?
— Да.
— Вот вам и мечта, — вмешался лысый. — Мы-то рассчитывали войти в виртуальное пространство и строить там дворцы. Жонглировать галактиками. Рядиться в бархат и парчу. Оборачиваться сизым соколом. Фантасты на говно изошли — извините, Рита Евгеньевна! — сочиняя одну красотищу за другой. И что на практике? Виртуальность сама вошла в наше пространство. Какие мы теперь? Плоские. Как чат. Ники, текст, урод-смайлик. Мечта? Вирт-скафандр, чтобы срать, не выходя из «Одноклассников» — вот наша мечта… Знаете, Александр Игоревич, я вам верю. Вот верю, и все тут. Ничего другого и быть не могло.
— А вы правда заканчивали Высшие курсы КГБ? — спросил я.
Лысый еще раз кивнул:
— Правда. А что?
— Просто интересно. Чему вас там учили?
— В «Вышке»? Организации массовых расстрелов.
— Да ну вас…
— А чего вы ожидали? Оргий кровавой гэбни? Разному учили, Александр Игоревич. «Введение в специальность», «Основы научных исследований», «Гигиена умственного труда»… Первые два спецкурса назначили как раз при мне, в середине 80-х.
— Зачем?
— Дань велениям времени. И согласно требованиям министерства.
— Вы учились в Москве?
— Почему в Москве? В Казахстане, в Алма-Ате, — он снова расхохотался, видя мое изумление. — Алма-Атинские курсы повышения квалификации кадров КГБ СССР. В 83-м их переименовали в Высшие курсы КГБ. Готовили сотрудников оперативно-технического профиля. Вам не кажется, что мы отвлеклись?
— Кажется, — за меня ответил Ямпольский.
И состоялись шашлыки. Без паузы, как по мановению волшебной палочки. Деловые разговоры, подначки, намеки и угрозы — все растаяло. Сгинуло. Растворилось в благоухании. Я даже удивился, что забыл, простил — и вцепился клыками. Никакой варварской грызни с шампуров. Все на блюде, товар лицом. Вот это баранина. С пригорелым бочком. А это свининка. С корочкой на сальце. Телятинка? Нежней детского поцелуя. На косточке. Курица? Филейчик? В жизни не поверил бы…
Кинза, укроп, петрушка. Черемша. Горстями, пучками. Хруп-хруп. Джан-баклажан. Сеньор-помидор. Чав-чав. Лук-чиполлино — колечками. Лаваш. Ткемали. Сацебели. Ням-ням.
…ф-фух…
Пили чай. Соки. Нарзан. Спиртного не было. Сперва я решил, что это из-за меня. Боятся совратить алкоголика. Вскоре увидел — нет, ошибочка. Так здесь принято.
Отвалившись в первом пароксизме насыщения, предались воспоминаниям. О чем? — о еде. О шашлыках юности. Как мариновали мясо — способы вспоминались один другого экзотичней. Ямпольский предложил майонез. Добавить горчички, уксуса, вымазать мясо — и под гнет. У Риты обнаружилась родня в Австралии. Заварить крепкий черный чай, разбавить кипяточком, процедить и залить ошеек кенгуру. Вместо дров — бумеранги. Я поднапрягся и рассказал, как Кот в качестве маринада использовал портвейн. Чем дешевле, тем лучше. «Таврический», «Агдам»…
— Вах! — не выдержал шашлычник. — Жужмарь?
— Ага, — подтвердил я.
— В шашлык? Обидно, да!
Прозвучал монолог. Лимонный сок. Гранатовый. Алычовый. В дедушкиных пропорциях. Дедушка жил сто десять лет, умный был, да. Шашлык-машлык три раза в день кушал. Хмели-сунели. Соль-перец. Руками перемешать. Пальцами давить. Чтоб потекло. Мясо, лук — давить. Какой гнет, да? Пальцы…
— Ты нас голодом решил уморить? — лысый пустил слюну.
И ткнул пальцем в опустевшее блюдо.
— Никак нет, Глеб Юрьевич, — у шашлычника вдруг пропал акцент. — Бегу, Глеб Юрьевич. На боевую позицию. Уголек в самый раз. Славный уголек.
— Это радует.
— Быстро сварганим. Добавочку…
— Интересная теория, — врастяжечку сообщил лысый. Сияя, он глядел, как шашлычник хлопочет у мангала. Я и не сразу-то сообразил, что лысый обращается ко мне. — Хорошая у вас голова, Александр Игоревич. Невербальная, значит, инфосферка… Рожи корчим, ручками сучим. Виртуальненькими. Проверять будем?
— В каком смысле? — удивился я.
— В прямом. Замутим экспериментик?
— Я против, — Чистильщик встал. Он был такой высокий, что мог, наверное, транслировать свое неодобрение на ближайшие телевизоры. — Мы еще от прошлого эксперимента не отошли. Матвей Абрамович, вы-то должны понимать…
— Безопасный, — сказал лысый.
Рот его лоснился от жира.
— Я против.
— Простенький. Типа амебы.
— Против.
— Для проверки гипотезы. Под мои гарантии, а?
— Я…
— Ну и ладушки, — сказал лысый.
5Вечер мне запомнился эпизодами.
Он распадался на волокна, этот вечер. Как жаркое из хорошо протушенной, но жестковатой говядины. Мы едем с дачи. Натэлла за рулем травит анекдоты. Бородатые, как Ямпольский. С национальным колоритом. «Не дождетесь!», «Яка краина, такие и теракты…», «Пачиму гризли? Руками душили…» Рита вежливо посмеивается. Чистильщик мрачен.
Я дремлю.
Джип плывет в сумерках. «Наутилус» в пучине океана. За окнами начинается дождь. Капли вприпрыжку бегут по стеклу. Лобовое стекло — обычное. Боковые — тонированные. У Натэллы прямо по курсу — вечер. А у меня за правым плечом — ночь. Хотите машину времени? Ставьте правильные стекла…
Антошка играет с Талейраном.
Черт его знает, зачем я назвал цуцика Талейраном. А уж где я его подобрал — этого и черт не знает. Проснулся утром, в башке конный парад, а он рядом на кровати. В ногах деликатничает. И храпит, как Фальстаф. Откуда, как — ничего не помню. Кучерявый, лобастый. На прошлой неделе ходили с ним к знакомому кинологу. Тот ржал, как конь. Сказал, что черный терьер, бернская овчарка и барбос Кабысдох.
Породу изобрел: собака Франкенштейна.
Вон, рычит. Вцепился в искусственную кость, тянет к себе. Башкой мотает. Антошка хохочет, типа отбирает. Вспотел от натуги. Он теперь у меня каждый вечер околачивается, ботаник. Ужинает, выгуливает Талейрана. Ночевать не остается.
Потому что — Шиза.
— Знаешь, папа, — неожиданно говорит Антошка. Рычание Талейрана вторит ему контрапунктом. — Я свой ЖЖ убил.
— Чего вдруг? — удивляюсь я.
— Так, ерунда. Я зарок дал. Когда ты пил, а потом — в больнице… Ну, короче, я подумал: если обойдется, убью ЖЖ. Глупо, правда?
— Глупо. В мое время девчонки руки резали…
— Зачем?
— В знак верности. Парень в армию уходит, а она по руке ножом — чик! Чтоб верил: дождется. Шрамы оставались — тоненькие, белые.
— Ждала?
— Как когда. Бывало, через полгода — замуж. Со всеми шрамами…
Шиза возится на кухне.
Гремит посуда. Течет вода. Шуршит мочалка. Шиза аккуратна до икоты. У меня никогда не хватало терпения так мучить несчастную тарелку. Сейчас она закончит, вернется в комнату, устроится в кресле с ногами — и будет читать. Если нет, то мы поговорим о чем-нибудь.
Она скажет: почитай мне стихи, Золотарь.
Спит Шиза в кабинете, на диване. Смешно сказать — между нами по сей день ничего не было. Как в сентиментальном романе XIX века. Даже когда я возвращался бухой в дрезину. А врач утверждал, что я — мужчина в самом расцвете. Врал, лекаришка. Когда Шиза перебралась ко мне, ни сказав ни слова, я сперва… Что я сперва? Ну, не знал, что делать. А там привык. И Антошке она нравится. Золотарь ты, Золотарь, хренов Казанова… Она старше твоего сына на семь лет. Она все придумала, выстроила замок на песке, на пустом месте. Фикция, мираж; шуточки СФ.
Однажды она уйдет.
Или я приду к ней в кабинет.
Во дворе рычит и ворочается дракон. Это мусоросборочная машина. Волей злого чародея она всегда приезжает глубокой ночью. Взревывает мотор, хлопают крышки. Захват лязгает о мусорные баки. Грохот, тоскливый скрежет. Дракон хочет нормальную, сочную девственницу. А приходится жрать всякое дерьмо.
Кто угодно превратился бы в монстра.
Талейран вскидывается, ворчит в ответ. И ложится обратно. Он привык быстрей меня. У меня на это ушли годы, у него — дней десять. Чихать он хотел на дракона. Просто сам не прочь порыться в мусоре. Вот и ревнует.
— Спи, — говорю ему для проформы.
Чтоб знал, кто в доме хозяин.
— Ага, — отвечает Талейран. — Сплю.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ ОДИН ИЗ НАС
1Лысый никуда не торопился. Критически изучал дисплей, словно хотел вымыть его с мылом. Обидно! Будто нет ему никакого дела до эксперимента, который сам же и предложил «замутить». Ни до «Авгикона», ни до его ужас какого ответственного директора…
Я бродил по «студии», чувствуя себя полным идиотом. Хотя в идиотах, по идее, должен был ходить лысый. Да, моя теория — завиральная. Но эксперимент для ее проверки… Бред сивой кобылы. Я поймал себя на том, что хожу, заложив руки за спину — как Чистильщик. Убрал руки из-за спины. Мотыляются. Сунуть в карманы? Вульгарно. Продеть большие пальцы в петли для ремня? Уже лучше. Но за спиной — все равно удобнее.
Место требует? Должность давит?
Обезьянничаю?
— Хотите чаю?
— Хочу, — лысый отрывает взгляд от дисплея. — Красного, если есть.
— С сахаром?
— Без.
— Сей минут, начальник.
На кухне звякает, отключаясь, электрочайник. Когда я успел его поставить? Только провалов в памяти мне не хватало! Ты, начальничек, ключик-чайничек… отпусти до дому… Дух Чистильщика незримо витал над нами. Над жестянками и пакетиками с чаем. Над керамическим заварником. Над двумя кофеварками. Над чашками из дешевого фаянса, чисто вымытыми бабой Нелей.
— Вот, пожалуйста.
— Спасибо.
Смеркалось, как сказал классик. Июнь, темнеет поздно. И не скажешь, что седьмой час. Все наши разошлись по домам, одна Шиза в «котле» варится. Ждет, пока я освобожусь. Про эксперимент я ей не рассказывал. Но, как говорил актер Джигарханян, разве бабу обманешь? Она сердцем чует.
Как закончим, спущусь за ней.
Эй, лысый? Чего резину тянешь? Молчит лысый. Не реагирует на мои красноречивые взгляды. На покашливание с намеком. На сто двадцать восьмой круг по «студии». Чихать он хотел на «невербальное общение». Специально мне нервы мотает?
В нужное состояние вводит?
Кот рассказывал: у него приятель — режиссер. Так он на репетициях актеров тиранит — чистый Калигула. Умеет, гад. То одну актрисулю в себя влюбит, то другую. И бросает перед премьерой. Они потом Офелий играют — закачаешься. Метода такая. Герой-любовник однажды не выдержал, пошел режиссеру морду бить. А у того черный пояс по каратэ. И по печени любовника, по печени — хлобысть! Лицом герою работать надо, а печень не жалко. Печень он давно пропил…
Интересно, как лысый себе представляет «невербальное воздействие на объект через инфосферу второго рода»? В теории вроде бы складно выходит… У Ямпольского все складно. Мы с ним это дело обсуждали. Мне предоставляют чат, где на кого-нибудь наезжают. Наездов в инете — как гуталину. В любое время суток. Я выбираю объект: главного «наезжателя» или, смотря по ситуации, сразу нескольких скандалистов. И пытаюсь их успокоить. Невербально. К клаве не прикасаюсь, в чат не пишу. Вхожу в инфосферу второго рода — и воздействую.
«Как?» — спросил я Ямпольского.
«Поговорите с ними. Постарайтесь убедить. За мимикой и жестикуляцией не следите. Это только повредит. Представьте, что объект — рядом с вами. И не стесняйте себя в средствах. Все, что угодно. Все, что придет вам в голову.»
Миротворческая, значит, миссия. Толстовцы и пацифисты аплодируют стоя. Преподносят нимб с крылышками. На тарелочке с голубой каемочкой.
— Ну что, Александр Игоревич? Приступим?
Лысый уже на ногах. От движения «мышки» мой компьютер просыпается. Открыв браузер, Глеб Юрьевич лихо кликает по ссылкам. Мелькают открывающиеся «окна».
— Приехали. Наша площадка для игр.
2Красотуля: В цветочном магазине мне вручили два шикарных фаленопсиса. Но у одного при хорошей листве и шикарных зеленых корнях абсолютно сухая и черная сердцевина. Его можно реанимировать?
Гелла: Даже знаю, какой магазин… Я бы внимательно посмотрела вглубь точки роста фалов. Все гнилое режем, присыпаем углем или корицей.
Penelopa: Осторожней с влажностью. На их «братьях» обнаружена бяка в виде темных водянистых пятнышек. В благоприятных условиях она быстро развивается.
Красотуля: Ох, я уже и сама не знаю зачем я их взяла… Чувство сродни тому, когда в холодную зиму подбираешь голодного котенка. Я в магазине вообще-то коры попросила для орх. Мне ее из этих горшков вытряхнули и в коробку насыпали. Говорю, а их куда же… сказали в мусор. Я и забрала…
— Где тут работать? — спросил я. — Вы бы еще меня в розарий отрядили.
Лысый почесал кончик носа.
— Ничего, сойдет. Хорошее место, тихое. Все свои.
— В каком смысле? — с подозрением спросил я.
Лицо лысого смешно наморщилось. Казалось, он собирается чихнуть. Но вместо чиха он нелепо, по-детски хихикнул.
— Вы неверно меня поняли, Александр Игоревич. Я не в том смысле. Нейтральный форум. Красотулечки-дендрофилочки, божьи одуванчики. Цветут и пахнут.
— Не пахнут, — упорствовал я. — Тут не с кем иметь дело. Это манная каша.
— Да ладно вам! Хлеб да каша — пища наша…
— Давайте переберемся.
— Куда?
— Я вам сейчас изображу. Проникнетесь. До печенок.
Подвинув лысого, я взялся за мышку. Рабочие ссылки я знал наизусть. Ага, вот. Главное, чтобы обитателей здешней помойки не посетил сегодня тихий ангел. Они, правда, и при ангеле — те еще бандерлоги. Но хочется же показать товар лицом!..
Krocodile: как же я всех вас ненавижу! стая уебищных нытиков, говнюков и прыщеблядков. считаете себя нереально крутыми, а на деле вы сраная серая масса. мы вас уничтожим. будем на ваших спинах устанавливать столы и давить ваши никчемные головы с гнилыми мозгами.
Poohes: Улыбнул … спасибо … да кстати соси шнягу :)))
Krocodile: чтоб у тебя ебальник треснул от улыбки, гниль.
Poohes: да ты печальный арлекино…. полупидор-полузлыдень :)
Krocodile: я ссу тебе в рот, а ты глотаешь.
Poohes: тебя бы за яйца в коридоре повесить — гостей смешить :)
Krocodile: а тебе в жопу бы лопату вставить. очколиз.
Poohes: Бля, сука, я крысу выкину, тебя держать буду… ты прикольней :)
Krocodile: говорю ж, вы все говно. вы будете дохнуть.
В нос шибануло, как на скотобойне.
— Оценили? — я забыл, что лысый не ощущает запаха. — Букет!
— Букет, — согласился он, вчитываясь.
— Вот где работать!
Лысый улыбнулся.
— Вы словно хвастаетесь. Как мамаша своим вундеркиндом…
Я смутился. А ведь прав, зараза… Хвастаюсь. Горжусь в душе. Ишь, какую клоаку нарыл! Всем стоять смирно и восхищаться. Профессиональная гордость, черт бы ее побрал.
— Оставляем?
— Нет. Верните, пожалуйста, розарий.
— Да ради бога…
Tan’ka: Купила фалик. Живой красивый. Чернеет основание верхнего листа. Что делать?