– Обязательно проверим, – строго пообещала Саша, понимая, что потерпела очередное фиаско.
– А кем вы до родов работали? – спросила она Телегину, уже стоя на пороге квартиры, так просто, из любопытства.
– Технологом на комбинате детского питания. А что?
Ничего, вздохнула про себя девушка, направляясь к лифту. Очередной тупик, и никаких версий. Хотя алиби проверить все же стоит.
Глава 3
– Дим, ну что мне делать? – жалобно скулила Саша, сидя перед лейтенантом Дубровиным, уныло положив голову на руку и бессмысленно теребя канцелярские принадлежности на его столе.
– Саш, хватит ныть, – не выдержал, наконец, лейтенант, отобрал у нее стакан с карандашами и спрятал в стол. – Ты с Рязанцевым эту ситуацию обсуждала? Он что тебе говорит?
– Он мне ничего не говорит, – буркнула девушка. – Он только усмехается самодовольно и ждет не дождется, когда я дело завалю и явлюсь к нему сдаваться.
– Ну, знаешь, тут ты сама виновата, – без всяких обиняков и джентльменских замашек заявил Дубровин. – Не надо было в колодец плевать. Старинная народная мудрость, подтвержденная тысячелетним опытом. Рязанцев нормальный мужик, покладистый и добродушный, а ты еще жизни не знаешь, а то бы радовалась, что к нему попала, а не к этому скунсу Сурмилину. Вот уж подлая скотина, и ничего, и с ним люди работают, – как-то слишком эмоционально проговорил лейтенант.
– У тебя что, неприятности? – сообразила, наконец, Саша.
– Нет. У меня сплошные успехи. И вообще, мой жизненный путь усыпан розовыми лепестками и золотыми монетами, – зло ответил лейтенант и хряпнул древним массивным скоросшивателем по столу. Потом глубоко, медленно вздохнул и уже нормальным тоном спросил: – Ну ладно, что там у тебя?
На этот раз Саша ныть не стала, а просто изложила Дубровину суть своей проблемы.
– Скажи мне, стажерка Понамарева, о чем ты думаешь, расследуя данное преступление? – после минутного размышления спросил Дубровин.
– О том, как убийцу вычислить, о том, кому было выгодно убийство Огородниковой, – скрипела натужно мозгами девушка, пытаясь вспомнить, как на зачете, главные задачи оперативного работника, следователя и прочих иже с ними сотрудников и в глубине души догадываясь, что лейтенант Дима имеет в виду нечто совсем иное.
– Ясно, – кивнул, саркастически улыбнувшись, Дима. – А ты хоть раз задумалась о том, что за человек была твоя Огородникова? Чем жила, о чем мечтала, кого любила, к чему стремилась? Поняв ее, ты, возможно, сможешь выйти на убийцу или по крайней мере поймешь, в каком направлении тебе двигаться. – Он немного покачался на стуле и добавил: – Вот ты говорила, что, по словам соседки, она была хорошим ребенком, в вуз сама поступила, и все было чинно-ладно, пока она того парня не встретила, а потом, кстати, сколько времени они были знакомы до ее ареста?
– Не помню, – нахмурилась Саша. – По-моему, около года. По рассказу соседки выходило, что все как-то быстро произошло. Я так поняла, что в начале семестра они встречаться стали, потом она жениха бросила, затем с родителями поругалась, после к нему переехала, потом ее арестовали.
– То есть точно ты не знаешь? – укоризненно взглянул на нее Дима.
– Нет. А зачем мне? Я же не торговлю наркотой расследую, а ее убийство! – несколько вызывающе вскинулась Саша.
– Нельзя так подходить к делу, стажерка Пономарева. Тут расследую, там не расследую, – ничуть не обидевшись, проговорил Дима.
Вероятно, он вообще считал ее недалекой, взбалмошной, юной идиоткой. И, честно говоря, имел все основания. Саше опять стало стыдно.
– Ты представь себе, Александра. Тихая, домашняя девочка влюбляется в плохого парня, окунается в новую, какую-то нереально крутую, шикарную жизнь, ей кажется, что она попала в сказку. И вдруг полиция, допросы, арест, суд, тюрьма. А замечательный, благородный, прекрасный принц оказывается подлецом и предателем. Ты представляешь, какой шок пережила твоя Огородникова? Да она наверняка с тех пор и навсегда людям верить перестала. А потом тюрьма. Не буду тебе рассказывать, какой это рай, – то и дело вздыхая, говорил лейтенант. – Помнишь, жена этого, как его, Телегина говорила тебе, что когда она скандалить к Огородниковой приходила, та вела себя как побитая собака?
Саша молча кивнула, вспоминая все, что слышала о покойной Огородниковой от родителей, соседей и Ирины Телегиной. Да, и почему она сама ни разу не задумалась о том, что за человек была Огородникова?
Дима молча внимательно смотрел на Сашу. Девчонка была молодая, неглупая, но очень неопытная и очень хорошенькая. Ясно, что в полиции такой делать нечего. Ухаживать за ней Дима не собирался, но чисто по-человечески Сашку ему было жалко, вот и помогал дурехе с горем пополам практику закончить и дров не наломать. А может, приударить за ней? Чтоб не вхолостую советы раздавать, цинично прикинул он. Но передумал. Хлопотное это дело – ухаживать за романтическими молоденькими барышнями, как бы потом жениться не пришлось.
– Ну что, разобралась теперь, что за человек была твоя Огородникова? Вот и подумай, кому такая могла помешать. Съезди еще раз на работу, поговори с бывшими подругами, одноклассниками. Сестру разыщи. И не верь всем на слово, перепроверяй все, – наставительно закончил Дима. – Шевели мозгами и не ной. Все у тебя получится.
Этим бодрым напутствием он закончил собственную коротенькую лекцию и выставил Александру из кабинета. Хорошенького понемножку.
«Кому могла помешать Огородникова? Нет, точнее, что за человек была покойная Огородникова?» – спрашивала сама себя Саша. Она брела по бульвару, шаркала ногами, подкидывая слипшиеся влажные осенние листья, желтые, зеленые, оранжево-бордовые, кленовые ладошки и березовые листочки, пожухлые лапы каштанов. Погода сегодня была солнечной и ласково теплой. Сидеть в отделении не хотелось. Дубровин ее из кабинета выставил, а идти к себе было страшновато. Неуютно чувствовала себя Сашка среди коллег. Изгоем. Но думать об этом сейчас тоже не хотелось. Хотелось думать о деле.
Итак, Алена Огородникова. Бывшая тихая домашняя девочка, пережившая тюрьму и предательство. Гм. А может, побеседовать с ее университетскими подругами? Как она изменилась после общения с тем парнем? И вообще, как долго длился их роман? Обращаться снова к Римме Константиновне не хотелось. А еще надо поговорить с ее сестрой, из-за чего они перестали общаться? Сестра была старше Алены, но ненамного, кажется, на два года, она-то могла бы ее лучше понять, чем родители, пожалеть, и вообще. Саша остановилась и, нахмурившись, задумалась. А что, если сестры что-то не поделили? Например, того парня, или у них был конфликт, о котором не подозревали даже родители. Могла одна сестра убить другую? А почему нет? История мировой литературы, тем более криминалистики кишит и более ужасающими примерами.
Значит, надо разыскать университетских подруг Огородниковой, побеседовать с ее сестрой и, разумеется, с коллегами по работе. Надо выяснить, что они думали о самой Огородниковой, об этом она их ни разу не спросила. Что ж, ей есть куда двигаться, недавнего тупика как не бывало, а был непочатый край работы.
Анастасия Огородникова, старшая сестра Алены, встрече с Сашей не обрадовалась, всячески отнекивалась и уворачивалась, пока Саша не пригрозила ей повесткой.
– Что вы от меня хотите? Я Алену тринадцать лет не видела, с тех пор как она из дома съехала! – сверля Сашу сердитым, недружелюбным взглядом, проговорила Настя.
Сестры были очень похожи, с той лишь разницей, что покойная Огородникова выглядела перед смертью как родная мать собственной старшей сестры. Если бы Алену не посадили, она бы сейчас могла быть такой же успешной, цветущей красавицей.
– Почему вы поссорились с сестрой? – задала свой главный вопрос Саша.
Настя тряхнула гривой коротких, невероятно густых, натурально блондинистых волос и, вытащив сигарету, молча закурила, не спеша с ответом. Она была худощава, тонкокостна, с большими серыми глазами и низким грудным голосом. Не женщина, картинка. Дорогая, стильная одежда и крупный бриллиант на пальце безошибочно сообщали, что кто-то оценил это произведение искусства по достоинству.
– Итак, – поторопила ее Саша, с горечью понимая, что ей самой так в жизни не устроиться. Хотя, спрашивается, чем она хуже этой Насти? И личико вполне, и фигурка не подкачала, все-таки десять лет занятий гимнастикой – это вам не фунт изюму. Но не было в Сашке шика и загадочности, а потому и не светил ей брак с миллионером, ее удел вон, Сашка Чистиков. Да и не нужен ей миллионер – просто успешный юрист с достатком, или банкир, или экономист, размышляла девушка, разглядывая старшую Огородникову и прикидывая, что в ней есть такого, чего недостает ей, Сашке, и как этим обзавестись.
– Я замуж вышла, а родственникам мужа стыдно было признаться, что сестра в тюрьме сидит, вот я и соврала, что у меня никакой сестры нет. И родители с этим согласились. Такое родство не повод для гордости, – высокомерно приподняв брови, пояснила Настя, недовольно скривив губы.
Но Саша на этот бульон не повелась.
– Простите. Минуту назад вы сами мне сказали, что поссорились с сестрой, когда та ушла из дома, а ни о какой тюрьме тогда никто и подумать не мог. Подобное явное вранье говорит не в вашу пользу.
Настя зло сощурила глаза и оглядела зал ресторана, словно ища вдохновения. Домой она пригласить Сашу отказалась, в полицию приходить тоже, предложила встретиться на нейтральной территории.
– Ну хорошо. Когда она переезжала, мы просто поссорились, она так родителей довела, что я с ней перестала разговаривать, а потом эта история с арестом и тюрьмой, а я замуж собиралась за человека с положением, – недовольно скривив губы, вывалила Настя.
– Опять врете, Анастасия Игоревна, – откидываясь на спинку стула, произнесла Саша. Сейчас она чувствовала себя хозяйкой положения. И хотя Огородниковой было тридцать пять, а ей всего двадцать один, ей казалось, что она умнее, сильнее и увереннее, несмотря на все Настины бриллианты и дорогие машины за окном. – Я уже беседовала с Алениными институтскими подругами, – сказала Саша, внимательно следя за лицом собеседницы.
Огромные серые глаза расширились, то ли от злости, то ли от испуга, потом вытянулись в узкую линию, и наконец Настя, справившись с собой, взглянула на Сашу равнодушным, невыразительным взглядом.
– И что вам наболтали эти сплетницы?
– Эти взрослые, серьезные, весьма преуспевающие женщины рассказали мне следующее. Это вы познакомили Алену с тем парнем, вначале он ухаживал за вами. Вы даже строили на его счет определенные планы. Мальчик был крутой, из богатенькой семьи, весьма выгодная партия. Но тут вмешалась Алена, и он сделал рокировку. Вы злились, ревновали, завидовали, натравливали на сестру родителей и в конце концов выжили ее из дома. Нет, конечно, вы не хотели, чтобы Алена из дома ушла, вы хотели ее с хахалем поссорить. И безумно бесились, когда вышло наоборот, и даже замуж собрались назло им обоим за староватого, влиятельного, перспективного, но весьма скучного и совершенно некрасивого и нелюбимого человека, – сверля Анастасию неприязненным, осуждающим взглядом, рассказывала Саша. Собеседница упорно смотрела в окно, стараясь скрыть эмоции. – И вот когда вы готовились к свадьбе, стряслось несчастье с сестрой. Нет, вы не раскаялись в своем злопыхательстве, наоборот, вы пошли в тюрьму и заявили, что так ей и надо, ну и еще что-то в этом роде, и с тех пор навсегда вычеркнули Алену из своей жизни. Но вот почему вы не захотели встретиться с сестрой после ее освобождения? Вам было стыдно? Вы все еще ее не простили? Боялись, что она вас не простит? А может, все-таки вы с ней встретились? И даже успели еще раз поругаться?
– Что еще за чушь? – встрепенулась от подобного предположения Настя и раздраженно затушила в пепельнице сигарету. – Мы с ней не виделись и даже не разговаривали, и я абсолютно не чувствую себя виноватой, каждый сам строит свою жизнь. Я своей довольна. И еще. – Она плотно сжала губы и спустя минуту, очевидно, справившись с эмоциями, заявила холодным, но спокойным голосом: – Если вам так нравится собирать сплетни и копаться в чужом интиме… – Сашке не нравилось, но оправдываться было глупо, поэтому она тоже сузила глаза и уставилась на собеседницу, ожидая продолжения. – Да, у меня был с Витом роман, до Алены. Да, я с ним познакомилась первая. Но к тому времени, когда он переключился на сестру, мы уже поссорились. И я ее предупреждала, что добром ее увлечение не закончится. Но она вместо того, чтобы послушать, стала орать на каждом углу – мы учились в одном вузе, – что отбила у меня крутого парня, что я от зависти едва на стену не лезу и прочие гадости. Дура сопливая, – снова не справившись с эмоциями, зло бросила Настя, отвернувшись к окну. – Я знала, что он за дерьмо, и рассказала родителям, думала, они ее образумят. Напрасно. А уж когда она к нему переехала, мы в универе иногда виделись, – пояснила Настя уже совсем другим, лишенным высокомерия тоном. – Она там иногда появлялась, наверное, чтобы светануться, потому что на учебу к тому времени уже забила, вся в шмотье дорогущем, иногда на его тачке, с сигаретками, косячками и так далее, этакая «Sophisticated Lady». Я пыталась с ней поговорить, объяснить, что за все платить придется, тогда я, конечно, не предполагала, что так дорого, – вздохнула она, делая глоток воды, – но куда там! – Настя взмахнула тонкими ухоженными руками. – Однажды мы разругались вконец, дело было в курилке, при посторонних, после этого я с ней больше не виделась, – жестко закончила она. – И мне наплевать, что с ней стало и как она страдала, бедненькая. И если это все, что вы хотели узнать, я, пожалуй, пойду. Дальнейшие беседы я буду вести только в присутствии моего адвоката.
Предъявить ей Саше было нечего, и она молча смотрела, как Анастасия Огородникова покидает ресторан уверенной походкой, вызывающе вскинув голову.
– Стерва, – процедила Саша сквозь зубы и потянула с вешалки куртку. – А может, и нет. Пойди их всех разбери. Подруги говорят одно, сестра другое, а на деле вообще может быть третье.
Никакой ясности с Огородниковой по-прежнему не было. То ли она жертва обстоятельств, то ли собственной глупости, а может, и еще чего. Темна ты, душа человеческая, глубокомысленно заключила девушка и вышла из ресторана.
Надо было ехать в офисный центр, беседовать с коллегами покойной Алены. Бедная девица, все чаще думала про нее теперь Саша, как бы то ни было, а жизнь свою сломала из-за чепухи. Прежнего, презрительного «зэчка» больше не было.
– Нина Георгиевна, меня интересует, каким человеком была Огородникова, а не ее производственные достижения. – Сидя в крохотной каморке без окон, Саша беседовала с бывшей начальницей убитой.
– Да откуда же мне знать, каким она была человеком? Что мы, с ней дружили? – сердито пожала плечами дама. – Мое дело проверить за ними, чтобы территория была чисто убрана, а уж какие они там люди, мне без разницы. К тому же, если заметили, у меня вообще контингент из Средней Азии в основном трудится, половина из них по-русски ни гугу, а вторая половина прикидывается, дур из себя строит. Как за зарплатой бежать, это они быстро соображают, а как туалетную бумагу в гальюнах развесить да вовремя переполненные корзины вычистить, тут у них знания языка недостает. Хоть бери за шкирятник и носом в эту корзину тычь, – раскочегарилась ни с того ни с сего начальница клининговой службы.
Господи! Чего только люди не напридумывают! Раньше были уборщицы, просто и понятно. Теперь сотрудницы клинингового отдела.
– Ясно. А с кем из сотрудников у нее были наиболее близкие отношения? – спросила Саша, а потом, взглянув в полное, свирепое лицо Нины Георгиевны, добавила: – Вы поймите, речь идет не о моем праздном любопытстве, а о расследовании убийства, и если вы не пойдете нам навстречу, мне придется задействовать ваше начальство вплоть до самого верха, – грозно сводя брови, припугнула Саша.
Эх, не хватало Сашке солидности, и ничего тут не помогало – ни строгий костюм, ни очки в черной оправе с обычными стеклами. На лице у нее было написано: молодая, неопытная, двадцатилетняя вертихвостка. Во всяком случае, именно этот текст отчетливо читался в глазах Нины Георгиевны, когда та смотрела на «сотрудницу правоохранительных органов».
Неизвестно, испугалась Нина Георгиевна Сашиных угроз или просто пожалела ее по-отечески, но взяла телефонную трубку, потыкала в нее толстыми пальцами с ярким маникюром и пробасила:
– Наталья, зайди ко мне. Да, срочно. – Потом посмотрела на Сашку и пообещала: – Сейчас придет. Она с Огородниковой в одну смену работала, может, расскажет чего.
Наталье было на вид лет пятьдесят, невысокая, хлопотливая, с умными глазками, быстрыми улыбками и ямочками на щеках.
– Вот, из полиции девушка, хочет с тобой про Огородникову побеседовать, – басовито произнесла Нина Георгиевна. – Вы тут пообщайтесь, а я пойду в кладовку, пересчитаю, сколько порошка осталось, тырят, гадины, все тырят, – хлопнула она, вставая, ладонью по столу и, грузно поднявшись с места, вышла из кабинета.
– Наталья, как вас по отчеству? – откашлявшись, спросила Саша, глядя на тревожно посверкивающую глазами женщину.
– Ой, да какое там отчество. Наталья, и все, – махнула та легко рукой, демонстрируя добродушный нрав. Но тревожные глаза спорили с этим напускным добродушием, выдавали его наигранную неискренность.
– Расскажите мне об Алене Огородниковой, говорят, вы работали вместе, – предложила ей Саша спокойным, доброжелательным тоном.