Кэтрин одолела последний лестничный пролет и попыталась представить себе, как могла подниматься по этим ступенькам женщина, умирающая от рака. А если Нэнси Бригсток все же жива, то как поднимается сейчас? Она точно знала, что ее мать ни за что не смогла бы это сделать. Кэтрин щелкнула выключателем на последней площадке – он не сработал. Еще одна попытка. Тот же результат. Кто-то даже не потрудился заменить перегоревшую лампу. И еще полить растения в горшке перед входной дверью. Листья высохли, пожухли, съежились. Сквозь маленькое, запыленное окошко на крыше пробивался тусклый свет, при котором едва можно было разглядеть номера двух квартир. Она остановилась перед дверью той, что была указана в последнем известном ей адресе Нэнси Бригсток, и надавила на кнопку звонка. В квартире ни звука. Она постучала – дважды, костяшками пальцев и, поправив сумку на плече, стала ждать. Ничего. Никого нет. Она нагнулась и посмотрела сквозь щель почтового ящика. Зеленый ковер, деревянные ножки столов и стульев – и никаких признаков присутствия живого существа.
Кэтрин села на верхнюю ступеньку и порылась в сумке в поисках блокнота и ручки. Слова надо подбирать очень тщательно. «Дорогая миссис Бригсток», начала она. Нельзя принимать ни наступательную, ни защитную позу. Нельзя выдавать раздражения. Кажется, ей удавалось быть убедительной и объективной. Она вырвала листок из блокнота, сложила его вдвое и протолкнула под дверь. Нет, все же это безумие. Шансы на то, что Нэнси Бригсток жива и прочитает ее записку, не просто малы – они ничтожны. Кэтрин на мгновенье прижалась ухом к двери и почувствовала чье-то приближение. Она услышала затрудненное дыхание человека, поднимающегося по лестнице. Кэтрин огляделась. На нее смотрела какая-то женщина с длинными седыми волосами; с плеча у нее свисала сумка с продуктами, дышала она прерывисто.
– Миссис Бригсток? – спросила Кэтрин.
Неужели это Нэнси – после стольких лет болезни, неухоженная, с немытыми, слишком длинными волосами, в толстых носках, выбивающихся из сандалий со стертыми подошвами? К тому же эта женщина как будто много выше ростом. И все равно… Кэтрин сделала шаг вперед, вгляделась в ее лицо, попыталась найти знакомые черты и не нашла. Женщина прошаркала мимо нее, остановилась у соседней квартиры. Она опустила на пол сумку и с трудом вставила ключ в замок.
– Я разыскиваю Нэнси Бригсток. Не знаете, она все еще живет здесь?
– Нет, ее уж много лет как здесь нет, – невнятно пробормотала женщина.
– А не знаете, она еще… – Кэтрин запнулась. – Куда она переехала? Мы как-то потеряли связь, давно не виделись… при последней встрече она показалась мне не совсем здоровой…
Женщина уже вошла в квартиру, но дверь оставила приоткрытой. Она оглядела Кэтрин – взгляд ее был неприветлив, буквально скреб по коже. Взгляд, исполненный подозрительности.
– Я друг семьи… мы потеряли связь… – Кэтрин мучительно подыскивала слова, а глаза сверлили ее, улавливали лукавство, молча говорили: хороша подруга.
– Вы из управления социальной защиты? – спросила женщина.
– Да нет, ничего подобного… Просто я потеряла ее адрес и… потом нашла… захотелось поговорить…
– Это насчет ее пенсии?
– Да нет, говорю же, я не имею никакого отношения к этим делам… Просто захотелось повидаться.
– В таком случае вы опоздали. Ее увозили отсюда уже умирающей, и это было несколько лет назад. Бедняга – ее опутали ремнями с головы до ног. Сейчас-то ее уж наверняка нет на этом свете.
– Извините, – пробормотала Кэтрин и отвернулась. Головой думать надо. Разумеется, Нэнси давно умерла. Кэтрин сделала шаг к лестнице.
– Но он мог бы взять… ну то, что вы сунули в почтовый ящик.
Кровь прилила к лицу Кэтрин. Она оглянулась.
– Кто это он?
Женщина с подозрением посмотрела на нее, прикидывая, стоит ли отвечать.
– Кто мог бы взять это? – повторила Кэтрин, и в ее голосе прозвучал легкий оттенок безнадежности. Женщина нахмурилась: в устах друга такой вопрос казался странным. Она начала закрывать дверь, но Кэтрин бросилась вперед и отчаянно попыталась остановить ее. – Пожалуйста…
– Мистер Бригсток. Он иногда здесь появляется.
– Мистер Бригсток?
– Ее муж.
– Но ведь ее муж умер.
– Мне кажется, вы представились другом семьи? – Глаза женщины сузились, свидетельствуя, что Кэтрин разоблачена, лгунья.
– Ее другом. Я знала Нэнси Бригсток. И она говорила мне, что ее муж умер.
– Значит, она вам не доверяла.
Эти слова заставили Кэтрин вздрогнуть: может, так оно и было.
– Мы были подругами… – вновь начала она. Но они не были подругами. Никогда не были. Они были едва знакомы, это слышно даже по ее голосу. – Мы потеряли друг друга… Я пытаюсь понять, что произошло… – На глазах у Кэтрин выступили слезы, и, быть может, именно это заставило женщину сжалиться.
– Я его не видела некоторое время, но вообще-то он здесь появляется. В конце все было очень плохо. Жилье провоняло, но она отказывалась проветривать его, дверь не открывала, так что людям из Союза жильцов пришлось позвонить ему и вызвать сюда. Ключ у него был. Могу себе представить, что он увидел внутри. А потом приехала «Скорая», и ее увезли. С тех пор я ее не видела.
– А что, разве он не жил с ней здесь?
– Нет, это квартира сына. Она обосновалась здесь, когда он был в одной из своих поездок – все время куда-то уезжал. По крайней мере она так сказала. А муж никогда здесь не жил, хотя в последнее время за жильем присматривал. Когда ее увозили, он до самого конца не выпускал ее руки. Говорил, что возьмет ее домой и будет ухаживать. Я своими ушами это слышала. Тут стояла, смотрела, как ее выносят, – может, понадоблюсь. Приятно думать, что в конце они были вместе.
– А номер его телефона у вас есть? Или адрес?
Женщина нетерпеливо фыркнула. Слишком много вопросов. Она покачала головой и закрыла дверь. Кэтрин постучала, ей необходимо было знать больше.
– Скажите хотя бы, как зовут его! – Она ждала. Снова постучала в дверь. – Пожалуйста.
Дверь не открыли. В конце концов Кэтрин начала спускаться по лестнице, скользя вспотевшими ладонями по железным перилам. Она была потрясена тем, что, оказывается, очень многого не знала, и думала про записку, валяющуюся по ту сторону двери и адресованную женщине, которая скорее всего давно умерла. И тут вспомнила, что оставила в записке номер своего мобильного. Проклятие! Интересно, когда он позвонит ей? И что скажет? Что ему, в конце концов, от нее нужно? Этому «мертвому» мужу. Она задалась вопросом, по своей ли воле Нэнси оставила эту квартиру. Или она просто слишком ослабла, чтобы оказывать сопротивление? Может, он заставил ее? Силой увез? Нэнси сказала ей, что он умер. Почему? Боялась того, что он может сделать?
– Стивен… – Имя эхом отдалось на лестнице.
Кэтрин подняла голову и увидела смутную тень, повисшую на верхней площадке.
– Его зовут Стивен.
Она продолжила спускаться, и в сознании у нее мелькали образы книги. Кое-что он ухватил верно. Например, детали ее туалета. Откуда бы ему знать их? И тут до нее эхом донеслись звуки прошлого: тук, тук, тук.
Глава 14
2013, конец весны
Итак, они увиделись – эта женщина и Нэнси. Тайком от меня. Я нашел ее записку, вернувшись в квартиру, чтобы положить на место рукопись. Записку мне пришлось перечитать несколько раз, чтобы убедиться, что я все понял правильно. И, дочитав до конца в очередной раз, я буквально задохнулся, переломился пополам, словно получил мощный удар в солнечное сплетение. Узнать о том, что они встречались, было само по себе тяжело, но что по-настоящему шокировало, так это то, что Нэнси сказала ей, будто я мертв. Эта фраза прямо-таки подкосила меня: «… мы встретились вскоре после того, как вы потеряли мужа». Ее «поразило» то, с каким «достоинством» Нэнси держала себя. Это «навсегда осталось в моей памяти». Она не могла поверить в то, что «вы действительно являетесь автором этой книги, которая каким-то образом попала в мой дом». Она даже не была уверена, что Нэнси вообще знала о ее существовании. Естественно, откуда ей знать? Она же мертва, глупая ты сучка.
Нет, какая все же самоуверенная, самодовольная тупица. Но, надо отдать должное, пишет в уважительном тоне. Называет жену «прямодушной», наделенной «даром глубокого понимания». С этим не поспоришь. Нэнси действительно понимала людей. Дальше в записке говорилось, что им с Нэнси «надо бы встретиться и поговорить», телефон она предусмотрительно оставила.
Я сам виноват в том, что все это стало для меня такой неожиданностью. Не отбрось я дневники Нэнси как случайные заметки и возьми их с собой вместе с рукописью, я бы узнал об их встрече гораздо раньше, ведь все это в них было. В блокнотах содержалось нечто гораздо большее, нежели наметки будущего романа. Я открыл их, лишь прочитав записку этой женщины, и вот, пожалуйста, здесь есть все: время встречи, место, даже погода в тот день. И превосходное описание КР: «Я узнала ее с первого взгляда, и от вида этой женщины мне стало тошно. Она и представления не имела, что мы уже встречались. Она была холодна, словно все случившееся просто омыло ее волной и не оставило ни следа, словно все тело у нее покрыто клейкой лентой. Ничто, кажется, к ней не пристает. Она чиста – ни пылинки на ней, ни пятнышка…» Нэнси видела ее насквозь, и увиденное ей не нравилось.
Нет, какая все же самоуверенная, самодовольная тупица. Но, надо отдать должное, пишет в уважительном тоне. Называет жену «прямодушной», наделенной «даром глубокого понимания». С этим не поспоришь. Нэнси действительно понимала людей. Дальше в записке говорилось, что им с Нэнси «надо бы встретиться и поговорить», телефон она предусмотрительно оставила.
Я сам виноват в том, что все это стало для меня такой неожиданностью. Не отбрось я дневники Нэнси как случайные заметки и возьми их с собой вместе с рукописью, я бы узнал об их встрече гораздо раньше, ведь все это в них было. В блокнотах содержалось нечто гораздо большее, нежели наметки будущего романа. Я открыл их, лишь прочитав записку этой женщины, и вот, пожалуйста, здесь есть все: время встречи, место, даже погода в тот день. И превосходное описание КР: «Я узнала ее с первого взгляда, и от вида этой женщины мне стало тошно. Она и представления не имела, что мы уже встречались. Она была холодна, словно все случившееся просто омыло ее волной и не оставило ни следа, словно все тело у нее покрыто клейкой лентой. Ничто, кажется, к ней не пристает. Она чиста – ни пылинки на ней, ни пятнышка…» Нэнси видела ее насквозь, и увиденное ей не нравилось.
Я взял дневники домой, читал и перечитывал их и нашел многое, отчего на сердце сделалось легче. Как хорошо, что она их сохранила. Как и фотографии, дневники представляли собой части головоломки. Я впитывал в себя каждое слово, пробовал на вкус чернила, брал их с собой на ночь в кровать и засыпал, положив их под подушку в надежде на то, что слова со страниц дневника скользнут в мое сознание и самые сокровенные мысли Нэнси станут моими мыслями. Я поедал эти страницы, я заглатывал их. Теперь она пребывает внутри меня, моя дорогая девочка. Теперь мы – единое целое. Она придала мне сил, внешний мир больше не способен ничего мне сделать, зато я способен сделать ему то и тогда, что и когда захочу.
В квартире казалось на удивление жарко. Апрель был холодный, но в мае – настоящее пекло. Окна мне открывать не хотелось, хотя прохладный ветерок освежил бы воздух в комнате. Но нет, пусть остаются закрытыми, а занавески – задернутыми. Я запечатал себя, обложился кирпичами. Полдень. Единственная моя уступка жаре – снятые носки, а голые ноги я сунул под стол, так чтобы не видеть их. Не слишком приятное зрелище. Последнее время я не особенно следил за собой, и ногти изрядно отросли. На конце они загибались вопросительным знаком, словно не уверены, в каком направлении двигаться дальше. Твердые, как кость. Я покусывал ногти на пальцах рук и выплевывал остатки – острые и зазубренные, они прилипали к крышке стола, и я их не убирал. Но я не какой-то там фокусник и проделать то же самое с пальцами ног не могу. Да и зубы, подозреваю, не справятся с такой задачей.
Раздался стук в дверь. Я никого не ждал. Поднялся из-за стола и выглянул в окно. Мой друг – типограф Джефф. Я задернул занавеску. Ну что, впустить его? В квартире полный бардак. Я немного выжидал. Если он уйдет, пока я не подойду к двери, так тому и быть.
Я открыл дверь. Джефф все еще стоял на месте.
– Хотел узнать, как вы поживаете, – сказал он.
– Все нормально.
У него в руках моя книга.
– Я прочитал, – сообщил он. – Честно говоря, ожидал чего-то совсем другого.
Я приподнял брови, но он улыбнулся, и я решил рискнуть. Отступив в сторону, пригласил его войти. Он сделал шаг вперед, и я увидел, что он с удивлением оглядывается по сторонам. Я все еще не прибрался с тех пор, как нашел те, приведшие меня в ярость, фотографии.
– Ко мне тут вломились, – пояснил я.
– О Господи, Стивен, этого еще не хватало.
Я пожал плечами:
– Все переворошили, но главного не тронули. – Я кивнул в сторону стоящих на столе ноутбука и магнитофона.
Я предложил ему чая, он кивнул в знак согласия и пошел за мной на кухню. Я помнил, что на линолеуме остались царапины от моих ногтей. Интересно, Джефф их заметил? Тапочки стояли под кухонным столом, и, направляясь к плите, я остановился и засунул в них ноги.
– Ну, так как дела? – повторил он.
Что-то Джефф нервничал, тон у него какой-то неестественно оживленный. Я налил воду в чайник и лишь потом ответил:
– Все в порядке. – Я оглянулся на него.
– А книга как? Продается?
– Ну да. Медленно, но верно. – Лично меня продажи не волновали, хотя ему это невдомек. Я подождал, пока закипит вода, потом согрел заварной чайник. Интересно, подумал, знает ли он, что я выпустил из рук всего два экземпляра? Впрочем, откуда ему знать? Я был уверен, что, кроме меня одного, никто этого не знает.
– Видите ли, если вы собираетесь продавать тираж он-лайн, надо для начала представиться покупателям, блог, что ли, завести… не уверен, что вы знаете, как это делается. Ну вот, я и подумал, что могу оказаться полезен, если…
– Ладно, как вам показалась книга? – прервал его я и повернулся к нему спиной, волнуясь, как школьник. – Вы говорите, что прочли ее. Что скажете?
– Очень понравилась, – ответил он, и я обернулся, нетерпеливо ожидая продолжения.
– Откровенно говоря, она не из тех книг, что мне обычно по душе, но – зацепило. Мне кажется, вы, если захотели бы, могли бы найти себе настоящего издателя.
– Спасибо на добром слове, но вряд ли такая книжица могла бы заинтересовать профессионала. – Я вылил воду из заварного чайника, бросил в него три пакетика, залил кипятком, набросил чехол и отнес на стол.
– А по-моему, могла бы. Ваша книга ничуть не хуже того, что публикуется сплошь и рядом.
Я отыскал в буфете две чистых чашки и на всякий случай протер их салфеткой. Сел напротив гостя.
– Молоко, сахар?
– Да, пожалуйста, молоко и два куска сахара.
Джефф мне нравился. Он не слишком много рассказывал о себе и меня ни о чем не расспрашивал. Мы прогуливались по полям литературы и музыки, он не слишком заботился о своем виде, и было в этом что-то привлекательное. Волоски в ноздрях не обрезаны, и когда он дул на чай, они шевелились, как паучьи лапки. Он был весь какой-то неприбранный, а это, в моем рассуждении, свидетельствовало о здравом уме. В то же время он был человек респектабельный и вовсе не старался выглядеть неряшливым. Побрит, хотя, казалось, бритва у него затупилась; носил не футболку, а обыкновенную рубашку, правда, тесноватую, животик выпячивался, пуговицы на поясе едва застегивались, оставались просветы, и через них виднелись волосы, а верхняя пуговица не то что не застегнута, просто оторвана. Я испытывал к нему симпатию, и он, по-моему, ко мне тоже. Может, рано потерял отца, а может, страшился кончить, как я. Как бы то ни было, он приветлив без снисходительности. И ему нравилась моя книга, действительно нравилась.
– Стивен, я знаю, что вы хотите все делать сами, но, надеюсь, не будете возражать… уж раз я прочитал вашу книгу, то подумал… в общем, небольшая поддержка не помешает, и я отнес несколько экземпляров в местный книжный магазин, и там сказали, что выставят их на продажу. Так это обычно и делается. Они любят продвигать авторов-земляков, и когда я рассказал о вас, сразу заинтересовались.
Я онемел от изумления:
– В книжный магазин? Вы имеете в виду, тот, на главной улице?
– Ну да. Я что-нибудь не так сделал?
Ему показалось, что я огорчился? Ничуть, просто удивился.
– Нет, нет. Просто сам бы я никогда до этого не додумался. Спасибо. – Я был тронут.
– По-моему, вы не понимаете, насколько это важно.
Отчего же, я понимал, хорошо понимал.
– Видите ли, мало кому нравится самому надувать щеки.
Мысли лихорадочно метались у меня в голове. Можно ли всерьез рассчитывать на то, что она окажется в наших краях и зайдет именно в этот книжный магазин? На мгновение мне вдруг представилось, что я подписываю экземпляры книги, а она стоит и ждет своей очереди. Джефф улыбнулся, я чувствовал, что тоже улыбаюсь – улыбаюсь этой смешной фантазии.
– Кое-что в книге меня по-настоящему удивило. – Он приподнял брови. – Слишком уж откровенно.
Я перестал улыбаться. Джефф вроде понял, что переступил черту. Я вздернул подбородок и снова натянул на лицо улыбку. Кажется, он успокоился.
– Есть еще порох в пороховницах, – сказал я и, отхлебывая чай, посмотрел на него поверх кружки.
Мне хотелось рассказать ему, что все написанное – правда. И что книгу следовало бы поставить на полку с документальной литературой. Но, с другой стороны, у меня не было никакого желания пугать его, и в данный момент финал по-прежнему оставался в зоне желанного вымысла – художественное произведение, сюжет которого еще не осуществился в действительности.
– Ну и как вам героиня? – спросил я. – Как вам кажется, заслуживает она такой судьбы?
Он задумался.
– Даже не знаю. Трудно сказать. Ну да, конечно, она дура, которую все дергают за веревочки, но мне показалось, что она просто воспользовалась возможностью освободиться, разве не так?
Я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Ему легко говорить. Ему не приходилось испытывать последствий того, что она сделала и чего не сделала.