— Знаю, что умеешь, — отозвался Сириоль.— Но ведь твоя мать на такое не согласится, правда?
— Спросите у нее, — ответил Митт. — Только когда Хобина рядом не будет. Она может сшить мне костюм — если мы достанем ей материю.
Сириоль задумался — надолго и глубоко.
— Митт похож на всех остальных мальчишек, — вступил в разговор Дидео. — Я частенько и сам кого-нибудь за него принимаю. С превеликой охотой сделаю бомбу.
По правде говоря, всем вольным холандцам затея понравилась. Они подались вперед, тихо переговариваясь в тусклом свете ночника.
— Бум! — и Хадд взлетает на воздух! — говорил кто-то. — Здорово!
— И весь Холанд поднимается по нашему призыву, — добавил еще кто-то. — Митт и впрямь может справиться с этим делом, Сириоль.
— Тихо! — потребовал Сириоль. — Я знаю, что может. Но потом ему надо будет унести ноги. А это нужно как следует спланировать.
Митт примчался домой на улицу Флейт в полном восторге.
— У нас получилось! — прошептал он Мильде, которая встретила его на лестнице. — Все решено!
— И ты ничуть не боишься? — изумленно прошептала Мильда.
— Нисколечко,— ответил Митт.
И это была правда. Он не боялся, он предвкушал. Он только и думал, что о своем будущем подвиге.
Вольные холандцы начали строить планы — тщательно и неспешно, как все, что делал Сириоль. А Митт и Мильда строили свои планы. И все они очень скоро поняли, что во время ближайшего фестиваля бросить бомбу не получится. Как и сказал Сириоль, им необходимо точно выяснить, каким путем движется процессия, и когда именно Митту безопаснее всего действовать. И продумать пути бегства, и подготовить возможные убежища для него.
Поскольку Митт не имел намерения сбегать, то он не слушал Сириоля, когда тот говорил об этих вещах. Но проработав неделю учеником Хобина, он понял, что ему понадобятся целые годы для того, чтобы украсть достаточно пороха на бомбу. Хобину выдавалось очень мало взрывчатого порошка — ровно столько, сколько нужно было для проверки тех ружей, которые он изготавливал. Оружейные инспекторы Харчада приходили каждую неделю и проверяли, не осталось ли лишнего пороха. Иногда они устраивали неожиданные проверки, чтобы удостовериться наверняка. Инспекторы взвешивали порох и пересчитывали ружья, и, если везде не стояли их печати, оружейнику не разрешалось работать. Это страшно раздражало Митта, хотя Хобина, похоже, не трогало. Он перешучивался с людьми графа так, словно они были друзьями.
Вскоре Митт выяснил, что порох изготавливается из трех составных частей, которые Хобин тщательно смешивал сам. Одной из них был древесный уголь. С ним было проще всего: Дидео легко мог достать его. А вот серу и селитру, насколько знал Митт, нигде нельзя было раздобыть — только украсть. Митт предполагал, что их как-то изготавливают, но ему так и не удалось выяснить, как именно. Инспекторы приносили их в опечатанных мешках, и Хобин держал их под замком. В течение первых нескольких месяцев Митту даже не разрешалось до них дотрагиваться. Вместо этого ему приходилось заниматься плавкой свинца и изготовлением скучных пулек, которые отливались в цепочке маленьких форм, похожих на сосиски. И еще — смотреть, смотреть, смотреть. Самой большой помехой планам Митта был сам Хобин. Он был таким осторожным человеком — и таким терпеливым! Митт подозревал, что даже без инспекторов Хобин все держал бы под замком. На его услуги был огромный спрос. Почти все время в мастерской находился кто-то, кроме Митта и Хобина. Солдаты и офицеры приносили ружья, с которыми что-то было не так. Другие оружейники заходили, чтобы обсудить с Хобином сложные технические вопросы. Митт узнал, что Хобин изобрел способ, как сделать так, чтобы ружье стреляло более метко. Для этого внутри ствола делалась бороздка, идущая по спирали. Вот почему пульки, отливка которых заставляла Митта так скучать, были заостренными, а не круглыми, как дробь, которой пользовался Харл во время охоты на птиц на Флейте. Дважды Хобина даже вызывали к Харчаду, чтобы получить его совет.
К тому времени, когда Митту было позволено вырезать приклады и даже отвешивать понемногу пороха, он понял, что Хобин — лучший оружейник в Южном Дейлмарке. Митт очень этим гордился и радовался за мать. Но это означало и то, что он выбрал самого неподходящего человека для обворовывания. Хобин имел репутацию честного человека. В гильдии его уважали. И очень долго Митт не решался ничего предпринять и притворялся, что он тоже честный.
Хобину искренне хотелось, чтобы Митт учился и стал, по его словам, «добропорядочным гражданином». Митту пришлось лучше одеваться (в хорошей одежде, конечно, зимой было теплее, но он из принципа ее презирал). Каждый день, когда они поднимались наверх после работы, надо было мыться. Раз в неделю его заставляли мыться целиком, несмотря на его уверенность в том, что мытье отнимает у человека силы. И каждый вечер Хобин доставал книгу. Она называлась «Хрестоматия для бедных» и вызывала у Митта страшную зевоту. «Раз не хочешь ходить в школу, учись дома», — говорил Хобин и заставлял Митта прочитывать вслух по странице — каждый вечер, после ужина.
Митт только диву давался, как он в тот первый год не умер от скуки. Ему казалось, что он ожил только тогда, когда наконец смог относить Дидео крошечные пакетики с серой и селитрой. Это было даже интереснее, чем беготня с поручениями от вольных холандцев. Митт придумывал какую-нибудь отговорку для Хобина («Врал, как весы торговца рыбой», так он говорил Мильде) и ускользал со своим пакетиком из дома, зная, что если его поймают с этой ношей, то ему не поздоровится. Ему нравилось ощущение опасности, и так приятно было знать, что наконец-то дело движется.
Хотя и не слишком быстро. Хобин был человеком терпеливым, но порой он сердился на Митта. Мысли Митта были сосредоточены только на добыче пороха. Он не намерен был становиться оружейником, так что прислушивался к Хобину не больше, чем к Сириолю, когда тот учил его рыбачить. Тем временем Мильда родила ребеночка, а спустя год — еще одного. Митт страшно удивился, обнаружив, что обзавелся двумя сестренками задолго до того, как обзавестись бомбой. Девочки оказались довольно серьезной помехой. Они плакали, у них резались зубки — и они отнимали время у Мильды тогда, когда она была нужна Митту.
Однако они не подозревали, что они — помеха. Стоило Мильде впихнуть Митту одну из сестренок, как малышка принималась смеяться и гулить у него на руках, словно ее брат вовсе не досадовал на нее.
А потом Митт начал расти. Это тоже его изумило. Он привык к тому, что он — самый маленький мальчишка на улице. А теперь он стал одним из самых больших, с длинными-предлинными худыми ногами. Женщине, которая украла красную и желтую материю на костюм, в котором Митту предстояло бросить бомбу, пришлось украсть еще — и Мильда отложила шитье до того времени, когда станет ясно, что Митт из одежды не вырастет.
— Оно и к лучшему, — заметил Сириоль. — Если ты и дальше станешь так расти, то уже через год после побега так изменишься, что даже шпионы Харчада тебя не узнают.
Беда была в том, что Митту нужно было много есть — а денег у Хобина становилось все меньше. Хадд опять повысил ренту по всему Холанду. Его ружья мало ему помогли. Все остальные графы Южного Дейлмарка тоже поспешили обзавестись ружьями. Хадду пришлось просить мира, а это стоило денег. Митт радовался, когда Хобин стал ворчать не меньше других и первым подписал прошение гильдии оружейников, в котором испрашивалось позволение повысить цену ружей. Хадд отказал им.
— Ну, теперь ты разве не согласен, что в борьбе за свободу есть прок? — спросил его Митт.
— От этого только хуже, — ответил Хобин.
— Нет, послушай, — попытался убедить его Митт. — Можно заставить всех графов воевать друг с другом, а потом устроить восстание. И тогда Север придет нам на помощь. Обязательно придет!
— Если Север это сделает, — возразил Хобин, — то графы перестанут воевать друг с другом и набросятся на Север. И ты окажешься на их стороне, Митт. Ты бы ничего не смог поделать. Ты же родился южанином. И Север понимает это лучше, чем ты. Это — история. Восстанием делу не поможешь.
— Ты слишком терпеливый, вот в чем твоя беда! — заявил Митт.
Несмотря на свою терпеливость, к весне вид у Хобина стал немного усталый. Ему нужно было кормить Митта и малышек. А Мильда по-прежнему бегала на улицу и «случайно видела» дорогие вещи — в последнее время это была в основном мебель. Хобин начал серьезно поговаривать о том, чтобы переехать обратно в Уэйволд.
— Мы же не можем уехать! — в ужасе сказал Мильде Митт.
— Знаю. Ведь я столько лет тебя обучала, — согласилась Мильда. — Но если Хадда не будет, Хобину ни к чему будет уезжать. Сбегай и отыщи Сириоля.
И она разбила целую миску яиц только для того, чтобы у Митта появился предлог уйти из дома.
Митту посчастливилось поймать Сириоля, когда он садился на «Цветок Холанда». Сириоль стоял на причале и думал так долго, что Митт уже решил, что он пропустит отлив.
Митту посчастливилось поймать Сириоля, когда он садился на «Цветок Холанда». Сириоль стоял на причале и думал так долго, что Митт уже решил, что он пропустит отлив.
— А, — наконец сказал Сириоль. — Да. Значит, тебе следует действовать этой осенью.
— Значит, осенью! — согласился Митт, и от волнения у него задергались мышцы на икрах ног. — И слава богам! После трех горелых лет, я уже больше не могу ждать!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ Морской фестиваль
6
Этой весной дули сильные ветры. Море в двух местах прорвало плотины, и даже в гавани яхты бросало в разные стороны, и мачты ломались, как щепки. Сириоль две недели не мог выйти в море, и жители Холанда отсиживались по домам, потому что ветер на улице бросал песок и соль в лицо, так что почти ничего не было видно. Митт был очень занят. Умер граф Южного Дейла, и все графы Юга начали собираться в Холанде, чтобы согласно обычаю облечь властью нового графа. Люди спрашивали друг друга, удастся ли Хадду перессориться со всеми графами или только с половиной из них. Митт решил, что Хадд просто не сможет не поссориться со всеми. Хобин днем и ночью изготавливал новые ружья и приводил в порядок старые. Наверное, дворец был уже ими битком набит. Митту так и не удалось посмотреть на графов. Правда, как-то раз он видел одного продутого ветром щеголя, который, судя по его виду, предпочел бы сидеть дома, но никто не мог сказать Митту, граф это или нет.
— Все равно — долой его, — пробормотал Митт, поспешно возвращаясь в дом.
А потом за отмелями появился незнакомый корабль, который пробирался в гавань. Все очень заволновались. Говорили, что этот корабль — с Севера. Митт только о нем и мог думать.
— Придется пойти и посмотреть, пока ты не испортил все пули, — сказал Хобин.
Они с Миттом надели моряцкие куртки, чтобы защититься от ветра, и отправились в гавань — как и большинство жителей Холанда.
Корабль качался на громадных волнах сразу за молом: он казался черным в желтоватом свете, льющемся с хмурого неба. Хотя все паруса у него были свернуты и он двигался только на обрывках штормового, Митт сразу же убедился в том, что это действительно корабль с Севера. У него были прямые паруса, которые на южных кораблях в последнее время почти не использовали. Люди, стоявшие вокруг Митта, качали головами и говорили, что глупо было выходить в такой шторм на маленьком корабле с прямыми парусами, но ведь северяне все глупцы. И было ясно, что кораблю приходится туго. Какое-то время Митт сомневался в том, удастся ли ему вообще войти в гавань. А потом он обогнул мол — и все поняли, что корабль уцелеет.
По всей гавани выстроились солдаты, готовые встретить чужаков. За ними стояло много простых людей с ножами и камнями. А Митт наблюдал за происходящим с самыми смешанными чувствами.
Он был рад, что корабль спасся. Но как они посмели! Как они посмели вот так взять и зайти в гавань Холанда! Корабль, явно заполненный водой, тяжело привалился к причалу. Когда матросы увидели поджидающих их солдат, некоторые из них бросились в воду гавани, чтобы их не схватили.
— Какие трусы! — сказал Митт Хобину.
— Им надеяться не на что, — отозвался Хобин. — Бедняги!
Северян, оставшихся на борту, арестовали, как только солдаты смогли прыгнуть на борт. Митт почти ничего не видел за толпой. Однако он успел разглядеть, как их повели в гору, ко дворцу, — группу промокших, усталых людей со светлыми волосами и смуглыми лицами, которые выглядели более плотными и здоровыми, чем все жители Холанда, хотя и явно были настолько измучены, что еле соображали, что с ними происходит. Митт потрясенно подумал, что они совершенно обычные люди. Он-то ожидал, что по свободным людям каким-то загадочным образом сразу видно, что они свободны. Но они понуро брели, шаркая ногами, как все, кого арестовывали люди Харчада.
Их появление вызвало не меньшее волнение и во дворце. Там все и так уже бурлило из-за облечения властью нового графа. Пиры, хлопоты и приготовления шли уже неделю. Всех детей убрали подальше: им было велено, чтобы их было видно, но не слышно. И видно было бы только в том случае, если за ними послали. Было много хихиканья и подглядывания. К вящему презрению Хильди, все ее кузины назвали нового графа Южного Дейла «потрясающе интересным» и подсматривали за ним почти все время. Всем хотелось быть помолвленными с ним, а не с тем, с кем они на самом деле были помолвлены. А Хильди Толиан показался каким-то злобным. И она совершила ошибку, поделившись этой мыслью с Хариллой.
— Ну и ладно, Леди Особенная! — обиделась та. — За это я не скажу тебе, откуда подсматриваю, вот! Иди и ищи себе другое место.
Хильди это нисколько не огорчило. Они с Йиненом лучше других умели находить места, откуда можно было видеть, что происходит.
Они долго наблюдали за пиром и музыкой, пока не стало ясно, что лорд Святых островов не приедет.
— А почему? — недоуменно спросила Хильди.
— Кажется, он не входит ни в один союз, — ответил Йинен. — Его дело — не пускать сюда флот Севера.
А потом стало известно, что по крайней мере один корабль с Севера все-таки проплыл мимо Святых островов. Половина графов были уверены в том, что это — первый корабль вторжения.
Дворец превратился в разворошенный муравейник. А когда туда привели промокших пленников, переполох поднялся пуще прежнего. Чужаков допросили. Оказалось, что двое из них благородного происхождения. Больше того — они были сыновьями самого графа Хан-нарта. На Юге граф Ханнарт был объявлен вне закона. Йинен рассказал Хильди, что в молодости граф Ханнарт приезжал «а Юг и участвовал в большом восстании, словно простой бунтовщик.
Судьба северян уже не вызывала сомнений. Их всех судили и приговорили к смерти.
Все знают, что, если человека с юных лет к чему-то приучить, он к этому привыкает. Хильди и Йинен привыкли к тому, что людей судят и вешают чуть ли не ежедневно. Их не слишком тревожила казнь северян. Большинство жителей дворца говорили, что чужаки сами напросились — зачем они сунулись в Холанд? Но Хильди и Йинену очень хотелось взглянуть на детей графа Ханнарта, пока они еще живы. Это оказалось непросто. Хадд боялся, как бы кто-то из борцов за свободу из Холанда не попытался освободить северян, так что к пленникам никого не подпускали. Однако в последний день суда Хильди и Йинену удалось притаиться в арке неподалеку от того места, где держали в заключении младшего из сыновей Ханнартского графа.
Они увидели, как выходят солдаты. Они увидели среди них своего дядю Харчада, а с ним — графского сына. И когда группа поравнялась с ними, Хильди с изумлением увидела, что сын графа очень молод — не старше сына самого Харчада, совсем еще мальчишка. И когда они проходили мимо арки, Харчад вдруг повернулся и ударил пленника ногой. И вместо того, чтобы гневно посмотреть на Харчада или обругать его, как это сделала бы сама Хильди или любой из ее двоюродных братьев и сестер, парнишка только съежился и закрыл голову рукой.
— Не надо! — сказал он. — Перестаньте!
Хильди проводила взглядом солдат, сопровождавших пленника. Ей уже доводилось видеть, как ежатся под ударами бунтовщики. Она думала, что так ведут себя только простолюдины. И ее до глубины души потрясло, когда она увидела, что и графского сына забили до такого жалкого состояния.
— Как ты думаешь: дядя Харчад очень жестокий? — спросила Хильдрида у брата.
— Конечно, — ответил Йинен. — А разве ты не знала?
И он принялся рассказывать ей то, что слышал от своих двоюродных братьев.
Хильди изумленно воззрилась на него. Хотя она поняла, что Йинен потрясен не меньше, чем она, некоторые вещи, рассказанные им, заставили ее похолодеть. Хильди налетела на бра. та и оттолкнула к стене, чтобы заставить замолчать.
— Хватит! Неужели тебе все равно?
— Вовсе нет, — ответил Йинен. — Но что я могу поделать?
Пленных повесили на следующий день. Хадд . разрешил дворцовым детям посмотреть на казнь, если они захотят. Йинен сказал, что не хочет. Хильди пыталась решить, хочется ли ей идти на казнь после того, что она уже видела, и тут им принесли известие от Нависа. Он запретил Хильди и Йинену смотреть. Хильди обнаружила, что чувствует облегчение.
Но вот странность: если что-то ужасное происходит далеко и ты этого не видишь, становится только страшнее. Хильди старалась не смотреть на часы, но совершенно точно знала, когда именно началась казнь. Когда со двора Донесся приветственный крик, похожий на стон, Йинен заткнул уши. Еще ужаснее было то, что их кузину Ирану унесли со двора в истерике, а их кузина Харилла по-настоящему упала в обморок, а всех остальных — и мальчиков, и девочек — вырвало.
— Наверное, это было совершенно ужасно! — сказала Хильди, обмирая.
После этого они с Йиненом старались по возможности держаться от дяди Харчада подальше.
Шторм стих, и все графы разъехались по домам. Кузина Хильди Ирана Харчадсдотер лихорадочно перебегала от окна к окну, стараясь в последний раз взглянуть на графа Южного Дейла.