Митт в это время стоял в проулке с Мильдой, Сириолем и Дидео — и поспешно вылезал из своей одежды. Перед ними находились спины людей, выстроившихся вдоль главной улицы. Это были сплошные вольные холандцы и их семьи.
Большинство из них стояли тут с рассвета, чтобы не потерять нужное место. Митт уже слышал бой и скрежет: шествие было совсем близко. Пока он передавал свою куртку Сириолю и надевал на голову шапку с хохолком, над головами толпы проплыла голова быка на палке. Шум стал оглушительным.
— Будь осторожен, Митт, — сказал Сириоль. — И не забудь: тому, кто тебя встретит в Хоу с повозкой, ты должен сказать: «Я пришел на встречу с племянницей Флинда». Если он ответит: «Она ждет еще одного малыша», тогда с ним можно ехать. Запомнил?
— Да, я все держу в голове,— ответил Митт, который пропустил слова Сириоля мимо ушей — как и всегда, когда тот говорил о планах на будущее.
От воплей скринелей у него начали дергаться икры ног.
— Старина Аммет приближается! — сказал кто-то в толпе. — Передайте назад.
— Старину Аммета уже видно.
Сириоль вручил Дидео зажженный факел.
Дидео склонился над узлом, который он держал.
— Ах, Митт, будь осторожен! — сказала Мильда.
Она выглядела одновременно и радостной, и печальной. Митт перевел взгляд с нее на сестру, которую она держала на руках, а потом вниз, на вторую сестренку, которая нетвердо стояла на ногах, схватив Мильду за руку. Посмотрел — и расстроился. Он не мог придумать, что бы им сказать.
Он обрадовался, когда Дидео передал ему узелок на тесемке. Узелок был алым, под цвет левой стороны куртки Митта, и из него высовывался клочок бумаги, из которого вырывались клубы дыма.
— Ну, держи, — сказал Дидео, и по его лицу разбежалась сеть улыбчивых морщинок. — Этой длины хватит до расчищенной площадки.
Он потрепал Митта по плечу, пока тот вешал на него мешок.
Сириоль подал Митту трещотку и хлопнул его по второму плечу.
— Ступай. Удачи тебе.
Митт скользнул в толпу, и она расступалась, пропуская его. После стольких лет ожиданий он действовал — и едва мог в это поверить. Он уже был рядом с солдатами, которые стояли шеренгой перед толпой. Им следовало бы его задержать.
Солдат опустил глаза и увидел красно-желтый костюм.
— Извини, сынок, — сказал он и посторонился, пропустив Митта.
Митт оказался в дудящей, пиликающей, текущей вперед процессии. На одну — единственную секунду он почувствовал себя маленьким и глупым и даже не поверил, что он действительно у цели. И тут был Хадд. Митт раньше никогда не видел Халда вблизи, но узнал его по Старине Аммету, которого тот нес. Злое старческое лицо оказалось именно таким, каким Митт его представлял. Он сказал себе, что такое лицо так и просит, чтобы у него под носом покрутили трещоткой, перед тем как взорвать. И он отправился это делать, снуя от одного края шествия к другому, хлопая гребешком шапки, раскручивая трещотку и опасливо приглядывая за пыхтящим узлом у себя под мышкой. Он догнал Хадда как раз на краю расчищенной площадки. Хильди хорошо разглядела его с того места, где она сидела у окна в тесном окружении пяти кузин. С ними в комнате были солдаты, внизу стояли солдаты, и новое свободное пространство у гавани тоже было окружено солдатами. Они были в безопасности. Тем не менее ее кузины страшно нервничали и визжали по любому поводу. Они завизжали, когда первые музыканты прошли между солдат и медленно поплелись по открытому пространству. Они завизжали при виде бычьей головы.
— Ах, смотрите! — заверещала Ирана, когда Митт пробежал перед Хаддом, ловко раскрутив трещотку под самым его сердитым носом.
Проделав это, Митт остановился. Холанд казался таким странным без зданий вдоль берега и кораблями, согнанными в дальний конец гавани, что его снова охватило чувство, будто все происходящее ему только кажется. Однако узел у него под мышкой зашипел. Вместе с дымом из него стали вылетать искры. Митт понял, что настало время от него избавиться. Он повернулся и бросил узел прямо под алые ноги Хадда. А потом он замер, не зная, что делать дальше.
Ноги Хадда остановились. Его сердитое лицо не изменилось. Граф просто застыл, как статуя, держа Старину Аммета.
Они оба уставились на Митта — а Митт уставился на них. Кузины вокруг Хильди при виде дымящегося узла на земле завизжали уже по-настоящему. Позади Нависа участники процессии начали наталкиваться на спины тех, кто шел перед ними, — а Хадд все стоял. И Митт тоже не двигался. Хильди не могла понять, что делает этот паренек. Он вел себя слишком глупо даже для бунтовщика. Бедняга Аммет таращился на мальчишку из-под пшеничных бровей, словно полностью разделял недоумение Хильди.
Из узелка сыпались искры. Навис понял, что больше никто ничего предпринимать не намерен. Он бросил Либби Бражку и рванулся вперед. Такого Митт не ожидал. Он приготовился делать вид, что убегает. Но, к его изумлению, Навис не обратил на него никакого внимания. Вместо этого он изо всех сил пнул ногой шипящий узел. Митт увидел, как перевязанная лентами нога поднялась, как ботинок с пряжкой ударил в узел, и тот, оставляя дымную дугу, улетел за расчищенное пространство.
«А этот тип даже глазом не моргнул! — с удивлением подумал Митт. Ему хотелось крикнуть Навису: — Эй! Я жизнь посвятил этому! А ты все испортил!»
К этому времени торговец с ушами на шляпе тоже немного пришел в себя. Он довольно неуверенно попытался схватить Митта. Мальчик легко от него увернулся.
Это навело Митта на мысль: «Заставлю-ка я их попотеть».
Он повернулся, чтобы бежать. В этот момент раздался взрыв, отбросивший его в сторону. Взрыв был такой сильный, что все стекла зазвенели, а в лицо Хильди ударил порыв ветра. Кузины снова завизжали. Участники шествия за спиной Нависа напирали вперед: некоторые вопрошали, что случилось, другие бросились за Миттом. Хадд повернулся к одному из командиров и сделал ему знак, что Митта надо поймать живым. Поскольку Хильди знала, что ждет паренька в случае поимки, она чуть содрогнулась и стала смотреть, как он убегает. Он бежал, словно олень, трепеща лентами, уронив трещотку — прямо на солдат, которые вышли из-за толпы ему навстречу. Хильди решила, что будь она на его месте, то побежала бы к краю воды и прыгнула в нее.
Митт сделал бы то же самое — если бы хотел убежать. Но он собирался сделать так, чтобы его поймали. От взрыва у него заболели уши. Казалось, будто их набили шерстью. Он видел, как солдаты открывают рты, но не слышал ни слова. Митт увертывался и петлял так, как может это делать только тот, кто вырос в самых бедных районах Холанда. Он решил, что так все будет выглядеть более естественно. Громадная рука протянулась к его лицу. Митт поднырнул под нее и отскочил в сторону. Мелькнул распахнутый рот на смазанном от скорости лице. Рот, похоже, извергал ругательства. Тяжелые сапоги надвигались со всех сторон. Митт бросался то туда, то сюда. Он перескочил через чей-то сапог, увернулся от следующего, проскользнул мимо гигантской вытянутой руки и споткнулся о еще один громадный сапог. Рывок и неожиданное ощущение холода на спине сказали ему то, чего не смогли заложенные уши: его схватили за куртку, но она порвалась. Только что он лежал ничком — но уже в следующую секунду снова бежал. Его до сих пор не поймали! Митт почувствовал, как выскакивает из куртки: рывок, еще рывок — и продолжал нестись вперед. «Такая удача долго не продлится», — решил Митт и нырнул в . толпу массивных тел простолюдинов, собравшихся позади солдат.
«Ну же, кто-нибудь! Поймайте меня!» — думал он. Но ни у кого не получалось, хотя Митту и показалось, что кое-кто пытается. Он уже едва-едва различал их голоса:
— Держите его! Не дайте ему убежать!
«Ага. Уши отходят понемногу, — решил Митт. — Это хорошо. Я не смог бы читать по губам те вопросы, которые мне будут задавать».
Он пробирался дальше, радуясь тому, что не оглох. И вскоре голоса вокруг него звучали уже совсем громко.
— Так что случилось-то?
— Кого ты толкаешь?
Митт, к своему изумлению, вынырнул позади толпы в узкий переулок. «Эй! — подумал он.— Так не пойдет!» Он остановился, повернул обратно — и увидел, как спины людей, заполнивших улицу, двигаются и дергаются из-за того, что мимо них пытаются пробраться солдаты. Он с тоской посмотрел на узкий переулок. Он действительно мог бы убежать и скрыться. Им в их сапожищах за ним не угнаться.
«Надо облегчить им дело», — со вздохом решил Митт и снова нырнул в толпу.
На открытом пространстве процессия снова выстроилась и медленно двигалась к краю воды.
Хадд держался так, будто ничего не случилось. Как только бунтовщик скрылся из виду, граф пошел вперед, словно происшедшее не заслуживало даже минутных размышлений. Хильди невольно им восхитилась.
Именно так и должен вести себя граф! Хадд держался так властно, что Хильди и все остальные вскоре уже стали смотреть, как процессия расхаживает вдоль причалов под бой барабанов, завывание труб и визг смычков — словно мальчишки с бомбой никогда и не было.
На открытом пространстве процессия снова выстроилась и медленно двигалась к краю воды.
Хадд держался так, будто ничего не случилось. Как только бунтовщик скрылся из виду, граф пошел вперед, словно происшедшее не заслуживало даже минутных размышлений. Хильди невольно им восхитилась.
Именно так и должен вести себя граф! Хадд держался так властно, что Хильди и все остальные вскоре уже стали смотреть, как процессия расхаживает вдоль причалов под бой барабанов, завывание труб и визг смычков — словно мальчишки с бомбой никогда и не было.
Митт стоял в толпе прямо под окном Хильди. Он заметил, что на нем все еще остались красный и желтый рукава. Они ему мешали — и он снял их и бросил на землю. Шапку он, похоже, потерял. Он стоял в своей выношенной нижней рубахе и надеялся, что солдаты опознают его по двухцветным штанам. Но его окружали высокие горожане, так что никто его не замечал. Сквозь шум процессии он слышал, как по узкому переулку топают солдатские сапоги.
«До чего же некоторые люди глупы! — подумал Митт.— Надо мне им показаться».
Он стал пробираться вдоль раскрашенной стены дома, пока не дошел до его парадной двери. К ней вели шесть ступенек — большинство домов Холанда строили на высоких фундаментах, чтобы не залило во время наводнения. Люди толпились на ступеньках, глядя в сторону гавани. Митт забрался наверх и протиснулся между ними. Его было бы легко заметить, если бы кто-нибудь смотрел в его сторону. Но все наблюдали за праздничной процессией.
Участники шествия выстроились на причале, Хадд и Навис — в центре. Головы на шестах опустили. Гирлянды сняли. Все стали махать ими, делая вид, будто бьют по воде. На самом деле вода была слишком далеко внизу и они до нее не доставали, но фестиваль уходил к тем временам, когда гавань Холанда была всего лишь узким кругом камней, и с тех пор никаких изменений в церемонию не вносили. Произносились все те же старинные слова:
Эти слова трижды повторили все участники процессии, составив рычащий нестройный хор. И все же к третьему повтору руки Хильди покрылись мурашками от настоящего трепета, причины которого она сама не понимала. Митт, как всегда, невольно насторожился — и рассердился на себя за то, что на него производит впечатление такая устаревшая чушь. А потом музыканты взяли низкий стонущий аккорд. Хадд поднял Старину Аммета над головой и приготовился бросить его в гавань.
На секунду на одном из кораблей, стоявших у края гавани, расцвела маленькая звездочка пламени. Хадд дернулся, наполовину повернулся — и тихо упал на землю. Поначалу могло показаться, что он вдруг решил аккуратно положить Аммета к ногам Нависа. А потом раздался слабый далекий щелчок.
Секунду никто не понимал, что случилось. Одна из кузин Хильди рассмеялась.
Но вдруг кто-то из женщин завизжал. В толпе поднялся крик. К нему присоединился и голос Митта:
— Горелый Аммет! Меня обставили!
Толстуха, стоявшая рядом с ним, повторяла снова и снова:
— Ах, как плохо! Ах, до чего это плохо!
Митт не знал, имеет ли она в виду, что плохо Хадду или всему Холанду. Где-то наверху рыдали нарядные девицы. Митт прижался головой к раскрашенной парадной двери и начал сыпать проклятьями. Он мог думать только об одном: неизвестный стрелок его ограбил.
— Половина моей жизни — и все впустую! — говорил он. — Впустую. Потрачена зря!
Наверху кузины цеплялись за Хильди и друг за друга, скуля и плача. Хильди вдруг заметила, что твердит:
— О боги, о боги, о боги!
Солдат в комнате за ними крикнул:
— Он на том корабле — на «Благородном Аммете»! Бегите — мы его схватим!
— Им нельзя уходить! Мы в опасности! — завопила Харилла.
Но солдаты уже убежали. Дверь за спиной Митта распахнулась — и солдаты выскочили на крыльцо. Всех, стоявших на ступенях, оттолкнули так, что они полетели в разные стороны. Толстуха повалилась на Митта и сбила его с ног. Когда он поднялся на ноги и помог встать ей, солдаты уже умчались.
— Заткнись! — прикрикнула на Хариллу Хильди.
Она пыталась увидеть, что происходит на берегу.
Навис склонился над Хаддом, а остальные участники процессии толпились вокруг них. Солдаты бежали к гавани. Люди, составлявшие толпу, подавались вперед, чтобы рассмотреть, что происходит. Дядя Харчад, предусмотрительно державшийся в толпе, тоже куда-то бежал. Хильди увидела, как ее отец выпрямился и указал на корабль, с которого был сделан выстрел, махнул рукой солдатам и сделал толпе знак отступить. А потом он наклонился и снова встал во весь рост, держа Старину Аммета. Он повернулся в разные стороны, показывая людям, что делает, а потом с традиционным возгласом бросил чучело в воду. Затем он взял Либби Бражку и швырнул ее следом.
Хильди почувствовала смесь гордости и страшного смущения. Она поняла, что ее отец пытается показать горожанам, что случившееся не принесет сплошных несчастий. Однако она сомневалась в том, что кто-то это заметил. Люди бестолково метались по берегу. Солдаты бежали к «Благородному Аммету» по изогнутому молу. Крики и вопли заглушили голос Нависа. Тем не менее остальные участники процессии последовали его примеру. Нестройно и неубедительно гирлянды начали свешиваться с причала и лететь в воду. К этому моменту дядя Харчад уже добрался до берега.
Хильди смотрела, как он и Навис становятся на колени рядом с ее дедом, а вокруг них летят в воду красные и желтые гирлянды, так что вскоре гавань наполнилась плодами, покачивающимися на волнах, и мокрыми цветами. Хильди пыталась угадать, что чувствуют ее отец и дядя. Она видела, что Хадд мертв, но сама она не испытывала по этому поводу совершенно никаких чувств.
8
Толстуха была очень благодарна Митту. Она вцепилась в него, так что ему пришлось отвести ее на улицу за домом.
— Ты такой милый мальчик, — все повторяла она. — Пойдем к лоткам, и я что-нибудь тебе куплю.
Митт отказался. Ему необходимо было попасть туда, где есть солдаты. Другого выхода у него не оставалось. Половину его жизни перечеркнула чужая пуля. «Будь прокляты эти "Руки, протянутые на Север!"» — думал Митт и понимал, что теперь уже не сможет отомстить Хадду.
Но у него осталось еще одно дело. Нужно, чтобы его поймали и допросили, и тогда он крайне неохотно признается, что бомбу ему поручили бросить Сириоль, Хам и Дидео. И как только он избавился от толстухи, снова вернулся на берег.
К тому времени все внимание уже отвлек на себя второй убийца. Солдаты кричали, чтобы люди расходились по домам, а другие солдаты пытались проложить путь остаткам процессии, которая теперь несла тело Хадда. Еще какие-то солдаты заходили в дом, где сидели визжащие девчонки, и выбегали оттуда. Множество людей в мундирах, в праздничных костюмах или нарядной одежде очень деловито сновали в разные стороны. Так что на улицах царила полная неразбериха. Единственное, чего не происходило, с горечью понял Митт, — это революции, которую с такой уверенностью ожидали вольные холандцы после убийства Хадда.
Митт пожал плечами. Не имея лучшего плана, он поступил так, как делал три года назад, и присоединился к группе совершенно незнакомых людей. Вместе с ними он позволил оттеснить себя вдоль берега к противоположной части гавани. «А когда мы там окажемся, — подумал он, — то готов спорить, что нас заставят поспешить обратно, откуда мы пришли».
Он оказался прав. Около мола их остановил какой-то офицер:
— Дальше могут проходить только те, у кого есть разрешение.
Группа Митта послушно повернула обратно.
— Значит, Алхам пошел к рыбному рынку, — проговорил кто-то озабоченно, и все двинулись в противоположном направлении.
Митт приотстал и дал им уйти. Отсюда ему видны были мачты небольших яхт: они качались, когда тяжелые солдаты перепрыгивали с одного судна на другое, разыскивая убийцу. Даже мачты крупных кораблей чуть покачивались, так много солдат вели на них обыск. Группу матросов с кораблей вели по молу, бесцеремонно подталкивая в спины.
«Его-то они поймают!» — обиженно думал Митт.
Возле него внезапно образовалась новая группа людей. Эти люди явно были влиятельными: офицеры с золотыми галунами, упитанные мужчины в добротной одежде. А в центре их группы стоял высокий худой человек с бледным резким профилем. Одежда этого мужчины была на удивление сурово-роскошной. Митт разглядел гладкий отблеск бархата, мех и неяркие искры драгоценных камней, надетых неприметно, — этот человек настолько привык к роскоши, что и не думал выставлять ее напоказ. Митт узнал его бледное угловатое лицо, хотя видел впервые в жизни. Оно обладало такими же злобными чертами, что и лицо Хадда. И нос был такой же, как тот, под которым он раскрутил свою трещотку. Это мог быть только Харчад!