Мы нырнули в контору Северо-Западной конной полиции, предшественницы Королевской Канадской конной полиции. Затянутый портупеей молодой сержант в новенькой красной форме поднялся из-за стола.
— Могу ли я чем-нибудь вам помочь, джентльмены?
— Искренне надеюсь, что да, — ответил доктор. — Я ищу американца, доктора Джона Чанлера. Как я понимаю, вам сообщали о его исчезновении.
Сержант кивнул, и его глаза слегка сузились.
— Вы друг доктора Чанлера?
— Да. Его жена попросила меня заняться этим делом.
— Ну что ж, — сказала мужчина, безразлично пожав широкими плечами, — вы вольны этим заняться, мистер…
— Доктор Уортроп.
Глаза полицейского расширились в изумлении.
— Не тот ли Уортроп, охотник за чудовищами?
— Я ученый. Занимаюсь естественной философией аберрантной биологии, — чопорно поправил доктор.
— Правильно, вы охотитесь за чудовищами! Я слышал о вас.
— Не думал, что моя репутация раньше меня доберется так далеко на север, — сухо ответил доктор.
— О, моя мать рассказывала нам, детям, истории о ваших подвигах — и я всегда думал, что она делала это, чтобы мы взялись за ум!
— Ваша мать? Тогда это были не мои подвиги. Она, должно быть, говорила о моем отце.
— Ну, чьи бы они ни были, мы просто обделывались от страха! Но этот Чанлер — он тоже был охотником за чудовищами?
— Его жена вам не сказала?
Мужчина покачал головой.
— Она сказала, что он приехал охотиться на лосей. Он ушел с проводником, а вернулся один проводник.
— Пьер Ларуз.
— Да, так его зовут. Но, насколько я понимаю, он тоже пропал.
— Так что вы не смогли его допросить?
— Мое самое большое желание — чтобы он оказался у меня в руках, доктор Уортроп. Если бы я только знал, куда протянуть руки. Он — ключ ко всей этой загадке, он последним видел человека живым и потом исчезнувшим в никуда и даже не сообщил нам об этом. Мы провели в лесу почти месяц, пытаясь напасть на их след, добрались до самого Песчаного озера и стоянки чукучанов…
— Чукучанов?
— Да. Это люди Джека Фиддлера.
— Фиддлер. Я уже слышал это имя.
— Бьюсь об заклад, что слышали! Он хотя и не доктор философии о чудовищах, но точно так же на них охотится. К тому же он шаман, врачеватель и для дикаря вполне цивилизован. Сносно говорит по-английски. Когда-то работал здесь на пароходах. Делает скрипки — отсюда и имя[5].
— И вы допрашивали его о Чанлере и Ларузе?
— И ничего не выяснили — во всяком случае, ничего полезного. Он сказал то же, что и Ларуз сказал бедной жене Чанлера…
— Lepto lurconis, — пробормотал доктор.
— Lepto что?
Он вздохнул.
— Вендиго.
Сержант медленно кивнул, и тут его осенило. Его голос дрожал от возбуждения, когда он произнес:
— Вы ведь не имеете в виду… я никогда не верил в эти истории. Вы приехали из-за этого? Оно реально?
— Конечно же нереально, — ответил доктор раздраженно. — Это для удобства. Как байки, которые ваша мать рассказывала, чтобы добиться от вас послушания.
— То есть и те истории не были реальными?
— Нет, наверное, были. Это совсем другая разновидность.
— Вендиго?
— Байки. Мой дорогой, я понимаю, что Чанлер пропал, но надеялся, что смогу раскопать информацию о местонахождении Ларуза…
— Вы и еще половина жителей Рэт Портиджа. Человек растворился, как облачко дыма.
— Мой опыт показывает, что люди просто так не растворяются, сержант. Но мне кажется, что лучше всего начать с человека, который последним видел их обоих живыми.
— Вы имеете в виду Джека Фиддлера, но я уже с ним говорил, и он уверяет, что ничего об этом не знает.
— Возможно, он будет более разговорчивым с человеком одной с ним духовной склонности.
— Простите, доктор?
— С таким же охотником на чудовищ.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ «Ты еще об этом пожалеешь»
Когда монстролог спросил, где найти лучшего проводника до Песчаного озера, молодой сержант, которого звали Джонатан Хок, горячо предложил свои услуги.
— Никто не знает эти леса лучше, чем я, доктор Уортроп. Я бродил по ним, еще когда был не старше вашего парнишки. И ведь я охотился на тех самых существ, на которых, по словам моей матери, охотились вы — это была игра, как вы понимаете, — и так приятно узнать, что их в действительности не существовало! Сегодня вечером из Оттавы прибывает мой сменщик, так что мы можем тронуться завтра же на заре.
Доктор очень обрадовался и потом говорил, что просто нельзя было найти лучшего проводника, чем представитель Северо-Западной конной полиции. Потом Хок спросил, какое снаряжение мы привезли для экспедиции. Нам предстоял тяжелый поход через густой северный лес протяженностью более четырехсот миль, если брать в расчет дорогу туда и обратно. Уортроп признал, что у нас мало что есть, кроме решимости, только какая-то теплая одежда и, мрачно добавил он, словно пытаясь произвести впечатление, револьвер. Тут сержант рассмеялся.
— Он может пригодиться разве что против мускусных крыс или бобра. А там будут гризли, рыси и, конечно, волки. Но я найду вам винтовку. Что касается всего остального, то положитесь на меня. Знаете, доктор, у меня было забавное ощущение, когда я говорил с Фиддлером — как будто он рассказывает не все, что знает. Но люди такого сорта не доверяют нам — я имею в виду, полиции, — и, может быть, вы правы, и он разговорится с братом — охотником на чудовищ.
Они ненадолго расстались, оба высоко оценив друг друга, хотя Хок, конечно, был впечатлен явно сильнее. Казалось, он просто благоговел, не способный представить, что героем его детских фантазий был старший Уортроп, а не мой хозяин.
Доктор, ободренный удачным поворотом событий, отправился прямо на телеграф и отбил телеграмму Мюриэл Чанлер в Нью-Йорк.
ПРИБЫЛИ РЭТ ПОРТИДЖ ЭТИМ УТРОМ ТОЧКА ЛАРУЗ ИСЧЕЗ ТОЧКА НА РАССВЕТЕ УХОДИМ К ПЕСЧАНОМУ ОЗЕРУ С СЕРЖАНТОМ ХОКОМ ТОЧКА БУДУ ДЕРЖАТЬ В КУРСЕ
— Не могу представить себе ее реакцию, когда она получит телеграмму, — признался он за ужином. Его лицо просветлело от этой мысли. — Думаю, будет удивлена, но не потрясена. Думаю, мне надо хранить молчание, пока я не получу определенного ответа — не хочу ее обнадеживать. Шансы на то, что несчастный дурак еще жив, практически равны нулю, но я боюсь, как бы ей не взбрело в голову самой отправиться на его поиски. Мюриэл — женщина выдающегося, можно сказать, дьявольского упрямства. Она не поверит, что он мертв, пока не положит руки на его безжизненный труп.
У него было такое открытое настроение, что я решил ступить на запретную территорию его прошлого, рискуя оказаться с оторванной головой.
— Что произошло, сэр?
Он нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Между вами и Мюриэл, то есть миссис Чанлер.
— Разве тебя не было? Я отчетливо помню, что был, хотя так же отчетливо помню, что велел тебе уйти.
— Извините, сэр! Я имел в виду раньше…
— Почему ты предполагаешь, что что-то вообще произошло?
У меня загорелось лицо. Я отвернулся.
— Она что-то сказала, и вы сказали уже потом, когда не могли уснуть. Я… я слышал, как вы выкрикивали ее имя.
— Я уверен, что ты ничего такого не слышал. Можно дать тебе совет, Уилл Генри? В жизни каждого человека наступает время, когда, как сказал апостол, надо избавляться от ребячества. То, что произошло между Мюриэл и мной, и было ребячеством.
В тот вечер, когда она пришла в наш дом, мне показалось, что он не избавился ни от чего — ребяческого или нет. Он мог велеть себе сделать это — и даже поверить, что сделал, — но этого не случилось. Даже самый завзятый циник падок на свою собственную ложь.
— Значит, вы знали друг друга, еще когда были детьми? — спросил я.
— Это выражение относится к вещам, Уилл Генри, а не к человеку. Я не был ребенком, когда мы встретились.
— Она была замужем за мистером Чанлером?
— Нет. Их познакомил я. Ну, если можно так выразиться. Они познакомились из-за меня.
Я ждал, когда он продолжит. Он ел оленину, пил чай и смотрел в какую-то точку прямо над моим правым плечом.
— Был несчастный случай. Я упал с моста.
— Вы упали с моста?
— Да, я упал с моста, — сказал он раздраженно. — Что тут удивительного?
— Почему вы упали с моста?
— По той же причине, что и ньютоново яблоко. В общем, я не разбился, но тогда был февраль, и река была холодная. Я разболелся и с высокой температурой пролежал несколько дней в больнице, где они и встретились. Можно сказать, скорее надо мной, чем из-за меня.
— Над вами?
— Над моей кроватью.
— Она была вашей медсестрой?
— Нет, она не была моей медсестрой. Боже мой! Она была… мы были обручены, если тебе так хочется знать.
— Был несчастный случай. Я упал с моста.
— Вы упали с моста?
— Да, я упал с моста, — сказал он раздраженно. — Что тут удивительного?
— Почему вы упали с моста?
— По той же причине, что и ньютоново яблоко. В общем, я не разбился, но тогда был февраль, и река была холодная. Я разболелся и с высокой температурой пролежал несколько дней в больнице, где они и встретились. Можно сказать, скорее надо мной, чем из-за меня.
— Над вами?
— Над моей кроватью.
— Она была вашей медсестрой?
— Нет, она не была моей медсестрой. Боже мой! Она была… мы были обручены, если тебе так хочется знать.
Я был поражен. Мысль о том, что монстролог был с кем-то помолвлен, была выше моего слабого понимания.
— Почему ты так на меня смотришь? — требовательно спросил он. — То, что я упал тогда в реку, было случайностью. Если бы не это, я бы, скорее всего, женился на ней и страдал потом гораздо больше, чем от лихорадки. Я по складу характера не приспособлен к этому, Уилл Генри. Только подумай: такой человек, как я, и женат! Подумай о бедной женщине в таком браке. Я не против брака в принципе — он необходим, во всяком случае, в нашей культуре, для выживания вида, — я только против того, чтобы этот институт касался монстрологии. Поэтому я и сказал им не делать этого.
— Не делать чего?
— Не жениться! «Ты пожалеешь об этом, — сказал я ей. — Его никогда не будет дома. Может статься, что однажды он совсем не вернется». Разумеется, оба они не слушали меня. Любовь умеет делать нас глупыми, Уилл Генри. Она ослепляет нас, не позволяя видеть очевидных вещей — в данном случае, исключительно высокого уровня смертности среди монстрологов. Мы редко живем больше сорока лет — мой отец и фон Хельрунг составляют исключение. И теперь время доказало, что я был прав.
Он подался вперед, наваливаясь на меня всей непомерной мощью своей личности. Я невольно съежился и вдавился в стул, чтобы мишень из меня получилась как можно меньше.
— Никогда не влюбляйся, Уилл Генри. Никогда. Независимо от того, пойдешь ли ты по моим стопам, любовь, женитьба, семья будут для тебя катастрофой. Организмы, которыми ты инфицирован — если их популяция останется стабильной и тебя не постигнет участь твоего отца, — даруют тебе неестественно долгую жизнь, такую долгую, что ты намного переживешь детей своих детей. Ты обречен на то, что все, кого ты любишь, умрут раньше тебя. Их не станет, а ты останешься. Будто тебе напророчили это проклятие, ты останешься.
На следующее утро сержант Хок ждал нас в лобби. Вместе мы душевно позавтракали — последняя наша приличная еда на много дней вперед — и вышли на улицу, под затянутое облаками небо, на колючий арктический ветер, которые напоминали, что совсем скоро наступит суровая канадская зима. Наше снаряжение было свалено у коновязи: два раздутых рюкзака с гирляндами лопат, топоров, кастрюль, котелков и прочих принадлежностей; мешок поменьше с едой и пара винтовок «винчестер».
— Пойдем налегке, доктор, — радостно сказал наш проводник. — Так мы выиграем время.
Винтовки напомнили Уортропу, что он забыл в комнате свой револьвер, и он велел мне его принести.
Он положил его в карман своего брезентового плаща и сказал:
— Что ж, тогда давайте пошевеливаться, Хок? Я возьму рюкзак и винтовку. Уилл Генри понесет продукты.
Пораженный, Джонатан Хок сказал ему:
— Ваш мальчик идет с нами?
— Он не мой мальчик, и да, он идет с нами.
Молодой полицейский нахмурился.
— Конечно, это не мое дело…
— Конечно нет.
— Он мог бы подождать нас здесь.
— Уилл Генри — мой помощник, сержант Хок. Я не могу обойтись без его услуг.
— Какие это могли бы быть услуги? — Он испытывал некоторые трудности, пытаясь их себе представить.
— Незаменимого свойства.
— Он нас замедлит.
— Не более чем беспредметный спор на обочине, сержант. Я гарантирую вам, что он полезнее, чем выглядит.
Хок оценивающе и с сомнением посмотрел, как я выгляжу.
— Поверю вам на слово, доктор, но на вид он немного слабоват. Вы больше не в Новой Англии, речь идет о дальней окраине.
Сержант Хок повернулся ко мне.
— В лесу нет чудовищ, мистер Уилл Генри, но есть другие существа, которые с такой же радостью съели бы вас. Вы уверены, что хотите идти?
— Мое место рядом с доктором, — сказал я, пытаясь придать голосу твердость.
На этом он сдался. Он пожал широкими плечами, криво усмехнулся, закинул винтовку за плечо и повел за собой. Он был высокий и шагал широко; он привык к долгим походам по труднодоступной местности, и в последующие дни доктор и я были на пределе своих сил, физических и душевных, потому что он был прав. Мы больше не были в Новой Англии.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ «Совершенно другой вид»
В тот первый вечер мы разбили стоянку на северном берегу большого озера, пройдя почти двадцать миль по достаточно утоптанной тропе. По обеим сторонам озера были оставлены каноэ в качестве любезности для охотников и аборигенов, которые использовали тропу как торговый маршрут в Рэт Портидж. Чтобы пересечь озеро, ушло почти два часа — так оно было велико и с такой осторожностью мы плыли, поскольку маленькое каноэ с нами троими и с нашим снаряжением сидело в воде угрожающе низко. Пока Уортроп помогал Хоку ставить палатку — он взял всего одну, не рассчитывая, что нас будет трое, — меня отрядили в лес набрать валежник для костра. В сумеречных тенях мне казалось, что я слышал, как крадется какое-то большое существо. Не могу поручиться, что так и было, но только с наступлением темноты плодовитость моего воображения росла в геометрической прогрессии.
Впрочем, ночь еще не наступила, когда сержант Хок разложил замечательный костер и поставил жариться сковородку с сосисками из оленины, а сам весело болтал, словно школьник в предвкушении летних каникул.
— Вы должны мне что-нибудь рассказать об этой самой монстрологии, доктор, — сказал он. — Я видел в лесах некоторые странные вещи, но они и сравниться не могут с тем, что вы видели в своих путешествиях! Да если хотя бы половина того, что рассказывала моя мать, правда…
— Поскольку я не знаю, что она рассказывала, то не могу судить о достоверности, — ответил доктор.
— Как насчет вампиров — вы когда-нибудь охотились на них?
— Нет. Это было бы исключительно трудно.
— Почему? Потому что их трудно поймать?
— Их невозможно поймать.
— Только если застать вампира в его гробу, как я слышал.
— Сержант, я не охочусь за ними, потому что, как и вендиго, их не существует.
— А как насчет вервольфов? За ними вы охотились?
— Никогда.
— Их тоже не существует?
— Боюсь, что нет.
— А как насчет…
— Надеюсь, вы не хотите сказать «зомби».
Сержант умолк. Какое-то время он смотрел на огонь, помешивая палкой искрящиеся угли. Он выглядел немного удрученным.
— Ладно, если вы не охотитесь за ними, тогда за кем вы все же охотитесь?
— В основном я не охочусь. Я посвятил себя их изучению. Я стараюсь избегать того, чтобы захватывать и убивать их.
— Не очень-то это весело.
— Смотря, что вы вкладываете в понятие «весело».
— Ну, а если монстрология не занимается такими вещами, то почему ваш друг Чанлер приехал сюда искать вендиго?
— Я точно не знаю. Впрочем, думаю, не с целью доказать, что их не существует, поскольку, если ты не нашел ни одного вендиго, это будет означать лишь то, что ты его не нашел. Я подозреваю, что он надеялся найти его либо, по крайней мере, неоспоримые свидетельства его существования. Знаете ли, сейчас возникло движение за то, чтобы расширить круг наших исследований и включить в него те самые существа, о которых вы говорите — вампиров, вервольфов и так далее, — движение, против которого я решительно возражаю.
— А почему?
Уортроп очень старался сохранить спокойствие.
— Потому что, любезный сержант Хок, как я уже сказал, их не существует.
— Но вы также сказали, что, если не найден один из них, это еще не доказывает что их не существует.
— Я с почти абсолютной уверенностью могу сказать, что их не существует, и чтобы это доказать, мне достаточно моего мышления. Возьмем в качестве примера вендиго. Каковы его отличительные черты?
— Отличительные черты?
— Да. Что его отличает, скажем, от волка или от медведя? Как бы вы его описали?
Хок закрыл глаза, словно пытаясь лучше представить в уме предмет разговора.
— Ну, они большие. Выше пятнадцати футов, как говорят, и тонкие, такие тонкие, что если поворачиваются боком, то исчезают.
Доктор улыбнулся.
— Да. Продолжайте.
— Они могут менять облик. Иногда они выглядят как волк или медведь, и они всегда голодны и не едят ничего, кроме людей, и чем больше они едят, тем голоднее и худее становятся, поэтому они постоянно должны охотиться; они не могут остановиться. Они передвигаются, прыгая по верхушкам деревьев, или, как говорят некоторые, раскидывают свои длинные руки и летят по ветру. Они всегда приходят за тобой ночью, и когда они тебя находят, тебе конец, ты ничего не сможешь сделать. Они будут тебя преследовать много дней, призывая по имени, и в их голосе есть нечто такое, что ты захочешь к ним пойти. Их нельзя убить пулей, если только пуля не серебряная. Все, что серебряное, может их убить, но только серебряное. Но и тогда надо вырезать им сердце, отрубить голову и потом сжечь тело.