Г о р б у н о в. Я вас о ней не спрашивал. Так вот, отправляйтесь назад и доложите своему командиру, что капитан-лейтенант Горбунов просит его наложить на вас взыскание. Ясно? Вот так.
С о к о л о в. Так как же я...
Г о р б у н о в. Выполняйте приказание.
Соколов ретируется.
Безобразие!..
Т у л я к о в. Что вы, товарищ командир?
Г о р б у н о в. Ничего... Так к субботе переборку дизелей закончим?
Т у л я к о в. Все будет нормально, товарищ командир.
Г о р б у н о в (подошел к Ждановскому). Холодина, а?
Тот молча кивнул.
Я ночью на лодке так продрог, что, кажется, вовек не согреюсь.
Т у р о в ц е в (подошел. Молодой крепыш, задорный и щеголеватый). Товарищ командир корабля...
Г о р б у н о в. Слушайте, товарищ помощник. Когда вы шли к нам на лодку, вас предупреждали, что у меня скверный характер?
Т у р о в ц е в (замялся). Н-не знаю...
Г о р б у н о в. Что - не знаю? Говорили - Горбунов-де тяжелый человек: сухарь, упрямый, мелочный... А? Говорили?
Т у р о в ц е в. Точно.
Г о р б у н о в. Так вот имейте в виду: все это - чистая правда. Со мной служить трудно. А мне про вас тоже говорили, что вы очень симпатичный товарищ, но лентяй. Вам, стало быть, будет еще трудней. Давал я вам указание подыскать на берегу помещение для команды? Давал. Что сделано? Ничего. Хотите ссориться - давайте.
Т у р о в ц е в. Товарищ командир, ведь насчет помещения вы это так, вскользь сказали...
Г о р б у н о в. На ветер, значит? Так вот: сегодня в двадцать один час доложить. И прошу помнить: у нас на лодке двадцать один час - это значит двадцать один ноль-ноль, а не ноль одна и не ноль две. Дальше. Что у вас произошло с Границей?
Т у р о в ц е в (неохотно). Ничего особенного. Он мне нагрубил.
Г о р б у н о в. Вот так ничего особенного! Что же он сказал?
Т у р о в ц е в. Я просил его дать мне вперед пачку галет...
Г о р б у н о в. Нечего просить, надо было приказать. Что же он?
Т у р о в ц е в. Разворчался, что у нас-де так не водится, в кают-компании хлеб не делят, все, что есть, то и на столе, нечего, мол, традицию портить...
Г о р б у н о в. Не его дело указывать, но в общем правильно. В грубом тоне?
Т у р о в ц е в. Да.
Г о р б у н о в. Ну?
Т у р о в ц е в. Десять суток.
Г о р б у н о в. Порядочно! Видно, очень рассердились?
Т у р о в ц е в. Погорячился, товарищ командир.
Г о р б у н о в. Что же... Придется завтра отправить.
Т у р о в ц е в. А не отставить ли это дело?
Г о р б у н о в. Э, нет... Раньше надо было думать. Власть, дорогой товарищ, - это как нож в руках хирурга. Очень острая штука - к ней надо ясную голову. Нет, уж теперь извольте. Мне не нужен помощник, у которого слова расходятся с делом.
Туровцев мнется.
А теперь скажите, зачем вам нужны галеты?
Туровцев молчит.
Говорят, здесь во дворе живет особа, у которой происходят какие-то вечеринки. Вы бываете там?
Т у р о в ц е в. Я думаю, это мое личное дело.
Г о р б у н о в. Не совсем. Вы служите у меня на лодке. Мне это не нравится. И вы носите форму. Вы - офицер.
Т у р о в ц е в (усмехнулся). Офицер?
Г о р б у н о в. Так точно. Что вас так поражает? Слова "генерал" вы уже не пугаетесь, потому что оно напечатано в газетах. А тут ничего не известно, надо самому решать: хорошо я сказал или плохо. (Смотрит на часы.) Проверьте все к торжественному подъему флага. Потом уборка, ремонт. Смотра не будет.
Т у р о в ц е в. Почему, товарищ командир корабля?
Г о р б у н о в. Потому что и так видно, что грязь. Замазали ржавчину масляной краской - и довольны. А колупнешь ногтем - гниль. Этак у нас на лодке скоро змеи заведутся...
Т у р о в ц е в. Товарищ командир! Если я вам не гожусь, отпустите меня. Вам у меня все не нравится...
Г о р б у н о в. Скажите, как просто! Ничего, я из вас сделаю настоящего помощника. А если нам все-таки придется расстаться, я вам об этом скажу. Идите.
Туровцев поворачивается и уходит. Пауза. Горбунов и
Ждановский прислушиваются к журчанию радио. Оба
улыбнулись.
Ж д а н о в с к и й. Верно - хорош.
Г о р б у н о в. Да. (Встрепенулся.) Вы о чем?
Ж д а н о в с к и й. Голос.
Г о р б у н о в. Удивительный, а? В душу просится. Черт его знает, что в нем такое... Не будете смеяться? По-моему, женщина с таким голосом не может лгать. А мне в жизни много лгали, и я не очень доверчив.
Ж д а н о в с к и й. Бросьте об этом думать. Не стоит.
Г о р б у н о в. Да нет, я так только... Слушайте, механик, вы о чем говорите?
Ж д а н о в с к и й. О вашей жене. Выкиньте из головы. Не стоит.
Г о р б у н о в. У меня нет жены. Нет и не было. Ясно? (Пауза.) Знаете, я давно хотел вас спросить, почему вы всегда угадываете мои мысли? Иной раз я еще не успеваю задать вопроса, как вы уже отвечаете. Что это?
Ж д а н о в с к и й. Не знаю. Наверное, привычка.
С улицы появляется боцман Халецкий, огромный, похожий
на негра, но рыжий. За ним Джулая, с автоматом на
шее, ведет прихрамывающего мужчину в штатском пальто
и с палкой в руках. Немолодое бритое лицо в резких
морщинах.
Х а л е ц к и й. Разрешите?..
Г о р б у н о в. В чем дело, боцман?
Х а л е ц к и й. Подозрительный. Стоит и смотрит.
Д ж у л а я. Сигнальщики говорят - уж который раз он здесь ходит...
С т р о и т е л ь (спокойно). Здорово, Виктор.
Г о р б у н о в. Павел Анкудинович?
С т р о и т е л ь. Он. Здорово, механик. (Обнимается с обоими.) Тише, черт, ногу... Ну, чего глядите? Зачем пришел? Потянуло. Годовщину вспомнил. Поздравлю и уйду.
Х а л е ц к и й. Ясно. Разрешите идти?
Г о р б у н о в. Погодите. Боцман!
Х а л е ц к и й. Есть.
Г о р б у н о в. Видите этого человека? Он построил нашу лодку. Любить и почитать!
С т р о и т е л ь. Ну, здорово, боцман. Что ты такой рыжий? (Горбунову.) Жинка где?
Г о р б у н о в. Не знаю. Я был в море, когда наши оставили Либаву. Ничего не знаю, не спрашивай. Что делаешь?
С т р о и т е л ь. Ничего.
Г о р б у н о в. Как?
С т р о и т е л ь. Вот так - ничего. Кто же теперь в Питере корабли строит? Первый раз в жизни этакая муть. Я сроду не отдыхал. Веришь ли, в тридцать седьмом, как из Америки вернулся, меня нарком в санаторий силком загнал. Дворец, пальмы, икрой кормят, кругом бабы в трусах - рай земной! Четыре дня вытерпел - сбежал. А теперь прозябаю. Не умею сложа руки сидеть, по мне, лучше не жрать.
Г о р б у н о в. А у меня как раз ремонт большой. Что раньше не пришел?
С т р о и т е л ь. Трудно мне ходить. Далеко.
Ж д а н о в с к и й. Врет.
Г о р б у н о в. Почему - врет?
Ж д а н о в с к и й. Не знаю почему. Так ему нравится.
Г о р б у н о в. А ведь верно - врешь. Тебя сигнальщики с лодки видели.
С т р о и т е л ь. Ребята, я пойду.
Ж д а н о в с к и й. Ты где харчишь, инженер?
С т р о и т е л ь. А что тебе? Дома.
Ж д а н о в с к и й. Вчера обедал?
С т р о и т е л ь. Ну, к чему это? Ну, обедал.
Ж д а н о в с к и й. Что было на обед? Быстро!
Строитель молчит.
Не умеешь врать - не берись.
Г о р б у н о в. Так? Ну, спасибо. В жизни тебе этого не прощу.
С т р о и т е л ь. Ну, ладно, ты на меня не ори. Понятно? К тебе бы я пришел. А тут командир...
Г о р б у н о в. Хватился! Борис Петрович теперь командир дивизиона. Ты брось... Что-что, а куском хлеба он бы тебя не попрекнул.
Граница, радостно оживленный, ведет, обнимая за
плечи, высокого парня в армейской шинели и с мешком
за плечами. У парня светлые дерзкие глаза. Он,
улыбаясь, глядит на командира.
С т р о и т е л ь. Это кто ж теперь командиром на лодке? Уж не ты ли?
Г о р б у н о в. Ты молчи. Задержали, как подозрительного, ну и молчи. Граница!
Г р а н и ц а (подбежал). Есть, Граница!
Г о р б у н о в. Леша, проводи инженера на лодку. Чаю быстро.
Г р а н и ц а. Есть. Только хлеба нет ничего, товарищ капитан-лейтенант.
Г о р б у н о в. Найти.
Г р а н и ц а. Есть, найти. Пожалуйте, товарищ инженер. (Уходит вместе со строителем.)
Горбунов заметил парня в армейской шинели. Тот
приветствует его.
Г о р б у н о в. Вам что? Ко мне?
С о л о в ц о в. Не узнаете, товарищ командир?
Г о р б у н о в. Соловцов?
С о л о в ц о в. Старший краснофлотец Соловцов, сын собственных родителей. Разрешите поздравить вас с торжественным днем корабельного праздника.
Г о р б у н о в (Ждановскому). Помнит, а? Ведь помнит! (Обнял Соловцова.) Откуда?
С о л о в ц о в. С Ханко.
Г о р б у н о в. Как вы туда попали?
С о л о в ц о в. С Даго.
Г о р б у н о в. А на Даго?
С о л о в ц о в. С Таллина. А туда с Либавы. Разрешите закурить, товарищ командир? Ежели рассказывать - жизнь, как в кино. В окружении два раза был, в Мухувейне тонул, взводом разведки командовал.
Г о р б у н о в. Цел?
С о л о в ц о в. Две дырки. Вот и вот. Вот здесь пуля. Все вынуть некогда. Ничего, матрос - зверь живучий. Я про себя, если желаете, потом подробно, в лицах доложу. Вы про свою жену слыхали что, товарищ командир?
Г о р б у н о в. Нет.
С о л о в ц о в. Погибла, товарищ командир.
Г о р б у н о в (хрипло). Как?
С о л о в ц о в. Геройской смертью. На моих глазах.
Г о р б у н о в. Говорите. Все. Все, что знаете.
С о л о в ц о в. Есть. Не помню уж которого числа... Сижу я на губе...
Г о р б у н о в (нервно). Не понимаю. Где? Почему?
С о л о в ц о в. А в Либаве. Еще как вы посадили. Сижу. Аж пищу от злости. Что посадили - ладно. Было за что. А вот что лодка в море, а меня не взяли... Сижу. Город бомбят, слышу канонаду. Ближе, ближе. Что за черт, думаю, забыли про Соловцова, что ли? Ночью вызывают к коменданту. Сразу винтовку в руки: "Поедете с грузовой машиной охранять имущество". Я заикнулся было про лодку, как, мол, и что... "Не разговаривать!" Ладно. Погрузились мы с шофером. Ждем. Потом вижу: подходит к машине ваша супруга, чемоданчик у ней маленький и мальчишку за руку тянет.
Г о р б у н о в (тихо). Вовка!
С о л о в ц о в. Точно - Вовка. А ведет ее командир, такой представительный...
Г о р б у н о в. Фамилия?
С о л о в ц о в. То-то и печаль, что не спросил. Вы слушайте. Обращается ко мне: "Соловцов?" - "Точно так". - "В мое распоряжение". "Есть". Тронулись, значит.
Г о р б у н о в. Дальше.
С о л о в ц о в. Сейчас. Отъезжаем таким манером километров тридцать. Слышим, за нами мотоциклы шпарят. Сначала думаем: свои. Потом трёхнулись немцы. Шофер газанул, однако видим - не уйти. Стоп, машина! Командир молчит, ничего не говорит. Мы с шофером выскочили с винтовками, гранаты за ремень и залегли в канаву. Решили - отобьемся. Тут Елена Васильевна тоже из кабины выходит. А тот - ни с места, ровно окаменел. Она ему: "Что же вы, слезайте!.." А он только губами шевелит, бормочет: "Не могу, не имею права, ценный груз по акту..." Вдруг она как развернется и р-раз ему: "Сволочь ты, говорит, был трус, таким и остался..." Отняла у него автомат - и к нам.
Г о р б у н о в. Ну, ну?
С о л о в ц о в. Отбились. Пять машин сбили. Кореша моего ранило, а с ней - ничего. Поднялась было, вдруг, черт его не знает, откуда он взялся шестой. И прострочил. Зло меня взяло, - я его тут же гранатой. В дым! Подбегаю к ней, а она уже и говорить не может. Сказала только: передайте мужу... а дальше - все.
Г о р б у н о в. Ну, ну?
С о л о в ц о в. Все. Подняли мы ее, положили на бушлат. Сунулись к машине. А машины нет. Утекла! Ну, думаю... Ладно, не хочу говорить. Выкопали ножами могилку, похоронили честью, как бойца. Перевязались, подобрали мотоцикл исправный, и - ходу... Вырвались.
Г о р б у н о в. А Вовка в кабине остался?
С о л о в ц о в. В кабине. Спал.
Г о р б у н о в. Где вы теперь? Как вас найти?
С о л о в ц о в. В экипаже. Возьмите меня обратно на лодку, товарищ командир.
Г о р б у н о в. Зачем? Чтоб опять на гауптвахту сажать?
С о л о в ц о в (торжественно). Товарищ капитан-лейтенант! Возьмите с меня какую желаете клятву. Если с моей стороны хоть какое нарушение, ставьте прямо к стенке. Вы только враз не отказывайте. Разрешите покуда к бойцам на лодку? С праздником поздравить. (Сбрасывает с плеч мешок.)
Г о р б у н о в. Хитер. (Показал на мешок.) Это что?
С о л о в ц о в. Консервы. С Ханко. Двадцать банок - еле допер... Не сомневайтесь: все законным порядком. Разрешите Границе сдать?
Г о р б у н о в. Хорошо. Идите. Я подумаю...
Соловцов делает "кругом" и, радостный, уходит.
Механик, что же это? Скажите что-нибудь.
Ж д а н о в с к и й. Я утешать не умею. Если могу помочь, командуйте. Ничего мне можете не объяснять, скажите только, что нужно делать. Будет сделано. Расшибусь.
Г о р б у н о в. Спасибо. (Пауза.) Механик, я сказал: у меня нет жены. Как я мог это сказать? Неправда, есть, была! Она могла меня мучить и обманывать, у нас были свои счеты, но все равно - она моя, моя жена, Лелька. Вот я стою здесь, услышал голос в трубе, раскис, черт бы меня драл, фантазии строю, а мою жену... (Сморщился, как от физической боли, рванул ворот.) Федор Михайлович, дорогой, я ни единому человеку никогда словом не обмолвился, но вы-то видели, что она со мной делала! Ведь держишься-держишься, да и взвоешь волком от тоски, от обиды. Как я хотел сына, механик! Ждал, волновался... Помните, мы ходили на стрельбы, вернулись на базу под вечер, уж стемнело, а меня на пирсе встречают, поздравляют, руки жмут. Я, как был, - в машину, прилетаю в больницу, доктора тоже поздравляют... Иду пешком домой, как дурак, счастливый. А на столе письмо. Видно, когда увозили ее, растерялась, так на столе и бросила. Я бы не стал читать, никогда бы себе не позволил, а тут реле не отработало - думал, мне. Прочел и чуть о косяк не хлопнулся. Не мой ребенок - ясно? И пишет она ему, не знаю, кто он такой, имени даже не знаю... И что меня тогда особенно резануло - обо мне, как о чужом, как о помехе, холодно, с насмешкой: "он!", "супруг!".
Х а л е ц к и й (подошел). Товарищ командир корабля, разрешите? До подъема флага осталось пять минут.
Г о р б у н о в. Что-о? Что вам нужно, боцман?!
Х а л е ц к и й. Виноват... Докладываю, до подъема флага пять минут, товарищ капитан-лейтенант.
Г о р б у н о в. А! Извините. Хорошо. Да-да. Идите.
Халецкий уходит.
Я ее возненавидел. Страшно сознаваться - были у меня минуты, хотел, чтобы она умерла. Ненависть! Черта с два я тогда понимал, что это такое, если горькую обиду свою, злую ревность, боль сердца называл таким словом. А вот сейчас это все куда-то ушло, и я знаю одно: Лельку убили! Фашист, сволочь, убил мою Лельку! Он давно сгнил, но разве мне легче от этого, когда они ходят по нашей земле, душат мой город, а я торчу здесь в подворотне, на заднем дворе у помойной ямы... Что делать, механик?
Ж д а н о в с к и й. Ждать. Весной пойдем в море. Я живу только этим. У меня больше ничего нет. Жду и считаю дни.
Г о р б у н о в. Весной. Это далеко - весна.
Ж д а н о в с к и й. Не перегревайтесь вхолостую, командир.
Г о р б у н о в. А этот, этот, как его?.. Лелька говорит: "Передайте мужу..." Я знаю что. Она хотела сказать: пусть возьмет Вовку, воспитает его, чтобы он никогда не знал своего отца, труса, предателя... У таких не должно быть детей. Ведь он боялся меня! Спрашивал же я Лельку: "Ну, кто отец, скажи? Выходи за него, если любишь". Не сказала. А? Он боялся меня. Что делать, механик? Где найти его, чтоб взять за горло и сказать: отдай сына, гадина!
Ж д а н о в с к и й. Человек - не иголка. Найдем. Я найду.
Г о р б у н о в. Спасибо, друг. Помните, я спросил вас, откуда вы знаете мои мысли? Вы сказали: привычка. Нет, механик, это - дружба. Это не важно, что мы мало говорим, что за столько лет не сказали друг другу "ты". Сегодня мы выпьем с вами свои сто грамм на... есть такое слово... а черт с ним, просто выпьем, по-братски. Люди часто говорят много лишних слов, и за ними темно, а между нами их нет - и лучше. Ясно? Вот так, всё! Пошли.
Они проходят под аркой, подымаются по трапу. На
палубе лодки выстроена команда.
- На флаг - смирно!
Строй замер.
- Вольно!
В воздухе свистит снаряд. Разрыв далеко, где-то за
рекой. Второй - ближе. Резкие звонки боевой тревоги
на лодке.
Ю л и я А н т о н о в н а (выбежала, смотрит на часы). Немецкая точность.
Т а м а р а (идет за ней; красивая женщина со злым и усталым лицом). Куда бросает?
Ю л и я А н т о н о в н а. Близко. На Выборгскую.
Короткий свист и сильный разрыв. Арку заволокло дымом
и паром.
Н и к о л а й Э р а с т о в и ч (выбегает). Тамара, идем в котельную. Ужасно! Вот ведь ставят к самому дому военные корабли!
Т а м а р а. Замолчи! Замолчи!
Граница и "доктор", тоже очень молодой, почти
мальчик, ведут под руки раненого лейтенанта Каюрова.
Ю л и я А н т о н о в н а. Что случилось, доктор?
Д о к т о р. Минера - осколком.
Ю л и я А н т о н о в н а. Несите ко мне. Николай Эрастович, вам ближе, принесите с поста носилки.
Н и к о л а й Э р а с т о в и ч. Но почему именно я?
Т а м а р а. Ух! Ну и дрянь же ты, Колька! (Убежала.)
К а ю р о в (открыл глаза). Что? Почему? Кто это?
Д о к т о р. Минуточку. Сейчас носилки будут.
К а ю р о в. Нет, к чертям. Тащи меня обратно. На лодку тащи.
Д о к т о р. Нельзя.
К а ю р о в. А я говорю - на лодку! Граница! Выполняйте приказание.
Г о р б у н о в (подбежал). Куда? Василий Никитич, не дурить! Я вас прошу. Куда вы его тащите?
Г р а н и ц а. Приказано.
Г о р б у н о в. Отменяю. Выполнять приказания доктора.
К а ю р о в. Пробоина! Пробоина есть?..
Г о р б у н о в. Без вас заделают. Не шевелиться!
К а ю р о в. Есть. Командир... Я вернусь. Скоро. На мое место - никого. Я скоро... (Потерял сознание.)
Тамара и художник вносят носилки. Каюрова кладут на