24. Выражение «взаимодействие» для третьей категории отношения, обнимающей субстанцию и причинность как одно совокупное целое, легко может ввести в заблуждение, создав впечатление, будто речь идет здесь только о двойном применении причинности от части к части. Отличительный признак этой категории заключается в характере цельности, в том, что во взаимодействии частей целое в такой же мере полагается, и полагается как полное целое, как каждый элемент сполна определяется только лишь в своем отношении к целому. Так как этот характер целого выражается в слове «система», то лучше, пожалуй, категорию взаимодействия прямо называть категорией системы. Во всяком случае, рискованно сохранять рядом с терминами субстанция и причинность термин «взаимодействие», который может дать повод к неправильным представлениям.
Мы можем теперь сказать: вещное полагание ка-кого-нибудь строения как некоторой реальной естественной связи, как предмета чувственного опыта и научного познания, основано на понятии системы как закона, в котором как единство со своей стороны, так и многообразие – со своей составляют условия осуществления синтеза. В строении полагается функциональная связь и притом так, что условием полагания является единство всех частей в их полноте и только лишь через их взаимное дополнение. Так получается система, в которой части в такой же мере требуются для единства, как единства исчерпывается в совокупности частей. Это понятие целости, понятие «все» существенно для системы; это – синтез, в котором не единство (как в случае вещества) и не многообразие (как в случае причинности) полагания составляют условие пространственно-временного явления, а единство и многообразие вместе при осуществлении самого синтеза составляют условие полагания. Подобно тому, как в категориях количества единство и множество объединяются в целости в высшее единство под понятием полноты, так тождественность и различность в категориях качества объединяются (см. §8) в высшее качественное единство, объединяясь в тождество различного, и точно так же в категориях отношения система получается как высшее единство вещи, куда субстанциональность и причинность входят как функциональная реальная связь. Таким образом система есть отношение под понятием дополнения, т.е. зависимость полагания от полагания чего-то полного, существующего только как взаимодействие всех частей. Здесь причинная связь многообразного рассматривается как субстанциональное единство и вместе с тем множество субстанций рассматривается как причинная связь. Многообразие и единство обусловливают друг друга ради систематической полноты. Физический предмет только тем лишь необходимо полагается для опыта как объективная природа, что всякая часть делает возможным восприятие всякой другой для того, чтобы представить все части одновременно существующими в целом (Kant, К. d. г. V; Kehrb. S. 200). Значение всех принципов энергетики ясно видно из следующей небольшой таблицы:
25. Кто занимается натурфилософией, легко может навлечь на себя подозрение в том, что он хочет написать физику a priori. В ответь на это мы хотели бы здесь еще раз (см. Geschichte d Atomistik II, S. 393), указать на то, что мы всегда исходим из исторического факта естествознания как эмпирического данного, и ставим своей задачей изучение открытых естествознанием законов с точки зрения их гносеологического значения. Порой хорошо бывает говорить и о том, что само собою разумеется: нам, конечно, и в голову не приходить выводить основные положения энергетики из категории отношения, мы заимствуем эти положения из естествознания и задаемся только вопросом, какие мы здесь находим логические средства. Когда же здесь оказываются те же логические средства, которые Кант в общем виде вывел из форм суждения, то это, правда, доказывает, с какой полнотой он анализировал сущность разума, но само по себе оно вовсе не может служить доказательством правильности основных положений энергетики. Ибо наш вывод, основывающийся на общих понятиях многообразия и единства, черпает свою доказательную силу только из реального содержания опыта, но он свидетельствует о полноте и надежности энергетики. Он показывает, что хотя энергетика находится еще в периоде младенчества, тем не менее ей удалось уже совладать со всеми принципами, достаточными для познания природы, и что работы различных ученых настолько близко уже соприкасаются между собою, что систематическое изложение энергетики стало возможно.
Тот факт, что принципы энергетики точно и без натяжек примыкают к основным принципам познания природы, легко наводит также на мысль, что в энергетике на самом деле достигнут метод, лучше всех других попыток теории материи отвечающий условиям, которые ставит такой теории объективная закономерность опыта. Если бы такой предположена и было правильно, то этому все же не противоречила бы еще наша защита кинетической атомистики как идеала физики. Мы можем подвергать критическому изучению только теории материи, исторически существующие. Систематическое же изложение, объединяющее основоположные работы высоко заслуженных исследователей в одну законченную теорию энергетики, мы получили лишь в сочинениях Оствальда. Допустим, что явится какая-нибудь новая теория, лучше удовлетворяющая идеалу стройной теории материи. Само собой разумеется, что нам придется предпочесть ее. Познание есть бесконечный процесс. Но мы придерживаемся того взгляда, что приведенное выше допущение должно быть ограничено. Наше мнете таково: современная энергетика есть наилучший путь, которым естествознание может объективировать явления (см. §21);» о чем дальше оно будет пользоваться этим методом для установления единства познания, тем более она будет вынуждена усваивать основные идеи, содержащаяся в кинетической атомистики, а энергетика окажет весьма плодотворное влияние на развитие атомистики. Для физика этот процесс развития может быть безразличен, ему не нужно систематическое единство, установление которого есть цель философии.
Переходя к обоснованию этого нашего мнения, мы тем самым переходим ко второй части нашего исследования, а именно, к критическому анализу значения энергетики как теории материи. Для этого необходимо сопоставление ее с особенностями механической физики, откуда можно будет вывести отношение энергии к ощущению.
II. Энергия и ощущение26. Современная энергетика не отличается от механической физики никаким новым принципом. То, что мы говорили по другому поводу (Geschichte d. Atom. II. S 384) об атомистика Гюйгенса, можно в общем сказать и о позднейшем динамическом направлении и, следовательно, также о механической физике вообще: логические средства в ней те же, что в энергетике. Новы только применения и формулировки, но не логические средства, которые со времени Гюйгенса легли в основу физики; образно выражаясь, возросло лишь число точек опоры для рациональных рычагов и они выгоднее распределены для того, чтобы поднять на свет Божий клад познания. Но победа энергетики над механической физикой не основывается на развитии нового рода понятий, как это было во время победы механической физики над аристотелевской. Здесь дело сводится к тому, что представления, до сих пор ограниченные механикой, переносятся и на остальные области явлений.
27. Основным элементом энергетики является, как и в механической физике, математическое выражение изменения. В основе этого выражения лежит понятие изменчивости, которое может быть отнесено и к превращению различных форм энергии при помощи факторов эквивалентности и к перемещению кинетической энергии при помощи взаимного вытеснения атомов или же к простому обмену кинетической и потенциальной энергии при помощи сил, действующих на расстоянии. По поводу этого понятия мы позволим себе одно замечание. Систематического вывода понятия изменчивости я в истории атомистики не дал, да и здесь, где речь идет о категориях отношения, соответствующих энергии, я мог его наметить лишь в общих чертах (см. §8). Но и из сказанного ясно, что изменчивость относится к категориям качества, образуя высшее единство между тождеством и различием. На этом покоится возможность представить изменение, как величину. Поэтому если я в своей «Истории атомистики» (II, стр. 382) выразился так, что изменчивость дает возможность связать субстанцию с причинностью, то это было, правда, не ошибка, но недостаточно полно выражено. Поскольку субстанция есть такая категория, при помощи которой тождественное полагается как постоянное во времени, а причинность – та категория, которой различное обусловливается как смена во времени, постольку связи их в полагании вещи соответствует система (взаимодействие, см. §23 и след.). Но математическое выражение этого взаимодействия – а в этом все дело для физики – стало возможно только через изменчивость, ибо только в ней различное выступает, как тождественное, а следовательно, и сравнимое. В этом смысле только изменчивость может соединить субстанцию с причинностью, позволяя рассматривать тождественное и различное, как величины изменения (см. Gesch. d. Atom. S. 383, 388 – 391).
Переходя к обоснованию этого нашего мнения, мы тем самым переходим ко второй части нашего исследования, а именно, к критическому анализу значения энергетики как теории материи. Для этого необходимо сопоставление ее с особенностями механической физики, откуда можно будет вывести отношение энергии к ощущению.
II. Энергия и ощущение26. Современная энергетика не отличается от механической физики никаким новым принципом. То, что мы говорили по другому поводу (Geschichte d. Atom. II. S 384) об атомистика Гюйгенса, можно в общем сказать и о позднейшем динамическом направлении и, следовательно, также о механической физике вообще: логические средства в ней те же, что в энергетике. Новы только применения и формулировки, но не логические средства, которые со времени Гюйгенса легли в основу физики; образно выражаясь, возросло лишь число точек опоры для рациональных рычагов и они выгоднее распределены для того, чтобы поднять на свет Божий клад познания. Но победа энергетики над механической физикой не основывается на развитии нового рода понятий, как это было во время победы механической физики над аристотелевской. Здесь дело сводится к тому, что представления, до сих пор ограниченные механикой, переносятся и на остальные области явлений.
27. Основным элементом энергетики является, как и в механической физике, математическое выражение изменения. В основе этого выражения лежит понятие изменчивости, которое может быть отнесено и к превращению различных форм энергии при помощи факторов эквивалентности и к перемещению кинетической энергии при помощи взаимного вытеснения атомов или же к простому обмену кинетической и потенциальной энергии при помощи сил, действующих на расстоянии. По поводу этого понятия мы позволим себе одно замечание. Систематического вывода понятия изменчивости я в истории атомистики не дал, да и здесь, где речь идет о категориях отношения, соответствующих энергии, я мог его наметить лишь в общих чертах (см. §8). Но и из сказанного ясно, что изменчивость относится к категориям качества, образуя высшее единство между тождеством и различием. На этом покоится возможность представить изменение, как величину. Поэтому если я в своей «Истории атомистики» (II, стр. 382) выразился так, что изменчивость дает возможность связать субстанцию с причинностью, то это было, правда, не ошибка, но недостаточно полно выражено. Поскольку субстанция есть такая категория, при помощи которой тождественное полагается как постоянное во времени, а причинность – та категория, которой различное обусловливается как смена во времени, постольку связи их в полагании вещи соответствует система (взаимодействие, см. §23 и след.). Но математическое выражение этого взаимодействия – а в этом все дело для физики – стало возможно только через изменчивость, ибо только в ней различное выступает, как тождественное, а следовательно, и сравнимое. В этом смысле только изменчивость может соединить субстанцию с причинностью, позволяя рассматривать тождественное и различное, как величины изменения (см. Gesch. d. Atom. S. 383, 388 – 391).
28. В этой работе количественного выражения изменения явлений математическая физика натолкнулась на две трудности, для преодоления которых и необходим переход к энергетике. Механическая физика знает только механическую энергию и в качестве единицы для ее измерения – массу. Поэтому первая трудность заключается в том, чтобы все процессы природы (теплота, электричество, магнетизм, химизм, лучи всякого рода), выступающие в физике как специфические формы, выразить в упомянутой единице, для каковой цели пришлось придумать все сложные гипотезы молекул и эфира. Было необходимо свести все эти качества к движениям и именно к таким движениям, последние определения которых лежат за пределами чувственно-воспринимаемого. Допустим, что это сведение всего к механике удалось. Тогда возникает вторая трудность: чисто механические процессы должны быть снова приведены в согласие с чувственными качествами, которые одни нам даны в опыте. Почему это движение эфира ощущается, как свет, то – как теплота и т. д.? Правда, физика ограничивалась тем, что переносила этот вопрос в область физиологии; эта последняя сводила решение вопроса к строению периферических или центральных нервных аппаратов и в свою очередь предоставляла психологу или гносеологу ломать голову над проблемой, как движение может превратиться в ощущение. Но если вопрос и вынесен был из области физики, то для философской оценки механической физики трудность все же не исчезала. Разделение явлений природы, которое дает физика, не совпадает с разделением чувственных качеств. Для того, чтобы установилось согласие, обе формы, физическое изменение и чувственное качество, должны быть приведены к одной общей единице. В качестве таковой служит материя в состоянии движения. Отсюда – двойная трудность. Последняя могла бы быть устранена, если бы удалось найти понятие, которое позволяло бы выразить количественную эквивалентность физических явлений, не теряя вместе с тем того признака, который отличает качество как чувственное ощущение (именно отношение к единице определения). Тогда удастся избегнуть окольного пути, на котором измеренные и ощущаемые явления связывались с сложными движениями атомов. В формах энергии мы нашли, по-видимому, такое средство, делающее этот окольный путь излишним.
29. Рассмотрим теперь преимущества, которые представляет энергетика. Первая трудность (§28) – необходимость связать отдельные области явлений природы при помощи гипотез – для нее не существует, потому что, как упомянуто уже выше (§21), она в понятии специфических форм энергии объективирует, как величины, изменения в различных областях явлений природы при помощи специфических единиц. Этим энергетика достигает технического совершенства, которое дает ей возможность теоретически совладать с успехами наблюдения, так как она совершенно отбрасывает весь служебный аппарат атомистических гипотез. Она описывает, как это удалось сделать ньютоновой физике с явлениями тяготения, все явления, вовсе не интересуясь объяснением связей, для данной задачи не необходимых. В то время, как Ньютон устранил гипотезы относительно силы тяжести введением центральных сил, а молекулярной физике уже не удалось использовать эти центральные силы для объяснения агрегатных состояний и т. д., энергетика наносит гениальный удар всем этим сложным вычислениям и гипотезам, рассматривая перемещение просто как выравнивание энергии движения и пространства и скрыв всю трудность центральных сил введением энергии расстояния как специального случая энергии пространства. Таким образом, в действительности современная физика вводит прежние проблемы не решенными в свои предпосылки под понятием первоначальных факторов природы. Тем не менее мы должны именно в этом усмотреть существенный успех познания. Дело идет здесь о методологическом выборе проблем. Суть выбора заключается в том, что отодвигаются на задний план те проблемы, для решения которых у нас нет еще средств, и выдвигаются те проблемы, для решения которых у нас есть средства – дать математическое выражение явлениям, не нуждаясь для этого в решении первых проблем. И это, может быть, единственно возможная форма, в которой естествознание может двигаться вперед. В самом деле, так как неподдающийся объяснению остаток первоначальных фактов всегда вторгается в задачу познания, а в опыте постоянно всплывает новый ряд проблем, то истинное искусство метода заключается в установлении наиболее благоприятного отношения между этими двумя неизбежными и изменяющимися неизвестными. Если для наглядности представить себе познание природы как известное число проблем, то можно сказать, что по мере развития познания число проблем возрастает, хотя возрастает и число проблем, отодвинутых на задний план как проблемы неразрешимые, если только этим достигается то, что еще большее число вновь возникших проблем становится разрешимым, тем более, что последние проблемы как актуальные имеют более важное значение для развития культуры. Кто любит аналогии, тот может говорить здесь о «борьбе проблем за существование». Если же оставить в стороне все иллюстрации, то нет никакого сомнения, что общий прогресс естествознания вовсе не связан с решением проблем, которые в известные эпохи его развития считаются основными. Но перестают ли они от того быть проблемами? В то время как естествознание безостановочно совершает свое победное шествие все вперед и вперед, на долю философии выпадает менее благодарная задача убирать с поля битвы и устанавливать личность павших; при этом оживают многие, оставленные на поле битвы как павшие в бою. Так и здесь: наша обязанность воспользоваться победой энергетики для того, чтобы и над атомистикой произвести ту же работу теории познания и сделать это не столько из любви к атомистике, сколько в интересах философии.