Гэтуик не оставил бы это просто так — вот только ночью рвануло…
Рвануло так, что содрогнулась земля, Гэтуик, который спал в модуле, усиленном листами толстой стали, вскочил мгновенно.
— Подъем! К бою! Нападение!
Ударил колокол громкого боя — извечный сигнал тревоги для морских пехотинцев, но его голос заглушили новые взрывы, менее сильные, но совсем рядом.
— Миномет! Осторожно, миномет!
Одеваясь, хватая оружие, морские пехотинцы выбегали из укрепленных казарм. На горизонте, там, где был аэропорт, висело зловещее, темно-красное зарево. То тут, то там невидимые в темноте рвались мины.
— Рассредоточиться! Занять оборонительные позиции!
Хорошо, что и здесь они окопались, обложились мешками с землей, на FOB было не меньше сорока единиц различной боевой техники, на периметре пулеметы и автоматические гранатометы в перекрытых блиндажах, несколько рядов колючей проволоки. Мин не было, они были запрещены, но было море растяжек.
За подразделением Гэтуика был закреплен северный сектор обороны, он лично пробежал по укрепленной траншее, проверяя занимающих позиции бойцов, ввалился в ДОТ, который они выстроили сами, своим горбом, — в нем был пулемет М2, автоматический гранатомет и четверо морпехов.
— Что?
Один из морпехов оторвался от пулемета:
— Пока все чисто, сэр. Где-то западнее нас очень сильно рвануло.
— Держи сектор, нельзя допустить прорыва. Муджики пойдут с гор.
— Есть, сэр.
По лагерю уже лупили, лупили из минометов, не ракетами, а именно из минометов. Оседала поднятая разрывами пыль, визжали, чиркая по броне, осколки.
— Второе отделение, взвод, в укрытие! По одному наблюдателю, сменять каждые десять минут! Занимать огневые позиции только при начале штурма!
Смысла торчать в неперекрытых траншеях нет никакого, мина — она нет-нет да залетит аккурат в саму траншею. И рванет. Но и без наблюдателей оставлять позицию нельзя. Поэтому Гэтуик принял соломоново решение — рисковать только одним человеком, а не всем отделением. Один наблюдатель — а остальные в перекрытом бункере, мина не достанет даже при прямом попадании. Смена каждые десять минут — значит, каждый сыграет в рулетку с смертью.
Командный состав собрался в штабном здании, построенном из бетона и дополнительно укрепленном. Даже здесь пахло гарью, сгоревшей взрывчаткой, висела пыль от сотрясения стен. Работали все терминалы связи.
— Гэтуик, сэр! — крикнул кто-то.
Майор Стоктонридж оторвался от терминала связи — на нем была гражданская, наспех накинутая на плечи куртка.
— Сэр, отделение заняло позиции по плану отражения угрозы. Боеконтакта нет, потерь нет, — доложился Гэтуик.
Майор кивнул:
— Внимание всем! Только что произошел серьезный террористический акт в районе аэропорта. Ай-и-ди. Шахид подъехал к главному входу на заполненном авиационным керосином бензовозе и активировал взрывное устройство. Там много жертв, в аэропорту идет бой и в городе тоже. Похоже, муджики решили поразмяться. Донатас!
— Я, сэр!
— Идешь в аэропорт, ты старший группы. По прибытии доложишь. Задача — восстановить периметр безопасности, уничтожить прорвавшихся муджиков, не дать террористам уничтожить технику и персонал. Китс!
— Я.
— Пойдешь с Донатасом.
— Есть, сэр.
— Все остальные — мобильные отряды, нам приказано выдвигаться в город и усилить оборону стратегических точек. Здесь остается только дежурная смена на прикрытие периметра. Всем собрать максимальное количество оружия, боеприпасов, сухпаек как минимум на три дня, вода. Выдвигаемся по земле, усиленной колонной. Быть готовыми к серьезным боестолкновениям…
Под минометным обстрелом, ругаясь последними словами, они тащили ящики, мешки, оружие к прогревающим моторы машинам. За отделением сержанта Гэтуика был закреплен Mastiff — носатая, уродливая машина, шасси Mack, тяжелого тягача, цельный кузов, сваренный из израильской танковой брони, противогранатные решетки, вес под тридцать тонн и возможность ведения кругового обстрела из массивной башенки ганнера, который был вооружен пулеметом калибра 50. Машина эта по-любому «держала» выстрел РПГ и самый мощный фугас, который только можно было вообразить. Сержант знал парней, которые отделались переломами, после того как под одним из колес рванули три связанных вместе шестидюймовых снаряда и несколько килограммов взрывчатки…
— Быстрее! Быстрее! — Сержант подгонял своих людей, хоть они и так не медлили, — пойди-ка, помедли под минометным обстрелом. — Двигаемся!
Вместе со всеми он совал в кузов ящики, их ставили на пол — это еще одна наука, если держать ноги не на полу, а на чем-то, что поставлено на пол, да хоть на ящиках с боеприпасами, при сильном подрыве тебе не сломает голени и ступни.
— Готово, сэр! — Вальдес остановился рядом, на периметре уже зачастили пулеметы.
— В машину! Мы выдвигаемся!
Сам сержант пересчитал по головам своих солдат, набившихся в машину, как сельди в бочке, сам сел последним, в кабину. Стреляли на периметре уже всерьез.
Ганнер, заняв свое место в прикрытой со всех сторон листами и бронестеклом огневой точке, в которой были обычный пулемет и крупнокалиберный, изо всех сил саданул ботинком в стенку, давая понять, что все в порядке и можно отправляться.
Неприятности начались почти сразу — как это обычно и бывает. Их машина шла второй в небольшом конвое, впереди, на саперном «Баффало» шел Мастерсон, отвечающий за проводку. Непонятно, что и как, но уже на первом километре они подорвались…
— Лис-три, Лис-три, я Аватар-девять. Вышли из зеленой зоны, прошу уточнить задачу по городу, как понял, прием?!
Вместо ответа дорожное полотно, которое вроде как проверялось каждый день (саперами Афганской национальной армии) вдруг вздыбилось, подобно норовистому коню, и сильно подбросило «Баффало» так, что на какое-то мгновение казалось, что машина перевернется. Что же касается шедшего вторым «Мастиффа» — им тоже досталось, но уже мельком. Просто по броне изо всех сил хлестанул град камней, и мутное облако пыли и гари накрыло их, машина пошатнулась, но устояла…
— Ай-и-ди!
— Не останавливаться! — заорал сержант, понимая, что вставшая колонна — это мишень для обстрела. — Жми!
Сидевший за рулем солдат даванул на газ, машина поперла вперед. Но вот объехать обвешанный решетками «Баффало» он уже не смог — машины сцепились с жутким скрежетом, и солдат отпустил газ.
— Мы остановились!
Как назло заглох двигатель.
— Из машины ни шагу! Открыть прикрывающий огонь!
Особенностью «Мастиффа», да и всех других подобных машин, заказанных армией США, было то, что в них не предусмотрены были бойницы. Солдаты, находящиеся в машине, хоть и были в относительной безопасности, — с решетками и навесной керамической броней «Мастифф» спокойно держал гранату РПГ, если не новая тандемного типа, и обстрел из пулемета ДШК с любого ракурса. Но — огневая точка была только одна.
— Что с ганнером?! Что с ганнером?
— Сэр, с ганнером хреново! — крикнул кто-то по внутренней связи.
И не могло быть иначе — он-то единственный попал под ударную волну. Если от осколков убережет щит — то вот от взрывной волны ничего не убережет.
— Цел?! Пусть кто-то встанет за пулемет!
За спиной, в третьей или четвертой машине кто-то все-таки открыл огонь на подавление по горному склону, пыль, поднятая взрывом, оседала. И в этот момент — еще один столб разрыва встал дальше по дороге, на обочине…
— Ракета! Ракетами бьют!
— Лис-три, я Аватар-девять, у нас IED, рядом с базой, колонна встала, есть пострадавшие. Нужна срочная медицинская эвакуация, как поняли?
— Аватар-девять, вас понял, медэвак уже вышел, повторяю — машина пошла к вам! Вопрос — вы под обстрелом, прием?
— Лис-три, положительно, нас обстреливают, огневые средства вне пределов прямой видимости, минометы или ракетные установки, прием!
— Аватар-девять, вас понял, машина к вам идет. Мы наведем удар, как только установим местоположение огневых средств, не высовывайтесь из машин, прием.
Второй взрыв — скорее всего, все-таки мина — долбанул совсем рядом, их осыпало камнями и осколками.
— Сэр, медэвак прибыл. Медэвак прибыл!
Черт…
— Вытаскивайте пострадавшего. Я пойду с вами!
Сержант замотал лицо шемахом, глубоко вдохнул и открыл дверь, покидая уютное укрытие брони и бросаясь в злой и жестокий мир.
Пострадавшего ганнера уже вытащили из их машины, как назло, это был Винсент, и группа-два осталась без лидера. Он был весь какой-то серый, какими обычно бывают негры, когда им плохо, и сплевывал кровь в пыль. Кровь сочилась и из носа, пахло выхлопными газами, порохом и кровью…
— Ты как? — заорал сержант, потому что ревели и моторы и пулеметы палили черт пойми куда и вообще весь мир как с ума сошел.
Пострадавшего ганнера уже вытащили из их машины, как назло, это был Винсент, и группа-два осталась без лидера. Он был весь какой-то серый, какими обычно бывают негры, когда им плохо, и сплевывал кровь в пыль. Кровь сочилась и из носа, пахло выхлопными газами, порохом и кровью…
— Ты как? — заорал сержант, потому что ревели и моторы и пулеметы палили черт пойми куда и вообще весь мир как с ума сошел.
— Сэр… нормально все, — ответил Винсент, хлюпая кровью, — отлежусь.
— Кой черт отлежишься?! Мы не в патруле. Тащите его, пока и нас тут всех не накрыло к долбаной матери!
Двое из его команды, огневой команды-два держали здоровенного Винсента под руки, сержант не пойми зачем прикрывал — и так они его довели-дотащили до медэвака. Там никого из медиков не было, все ушли вскрывать наиболее пострадавший «Баффало». Винсента сунули в зев громоздкого бронетранспортера — в нем можно было стоять в полный рост, он с трудом сел на кресло для сидячих раненых.
— Все нормально будет! — Сержант хлопнул его по плечу. — Мы скоро вернемся! Семпер фи!
— Семпер фи, сэр. Спасибо…
На обратном пути они повстречали медика — тот сопровождал парней, которые тащили пострадавшего из «Баффало».
— Сильно?! — проорал ему в ухо Гэтуик, полуобняв и склонившись к самому уху, чтобы было лучше слышно.
— Четверо! — проорал в ответ медик. — Один тяжелый. В основном ноги!
Та же самая ублюдочная ерунда. Взрыв — и несколько пострадавших с переломами ног. Как проклятие какое-то.
— Там я человека своего оставил! Он под взрывную волну попал! Выглядит хреново! Позаботься о нем!
— Принято! — ответил медик.
— Давай! Удачи!
В этот момент — долбануло совсем рядом, и собеседники решили, что с разговорами под огнем пора завязывать…
Дорога шла от огневой базы до аэропорта, дальше по правую сторону от дороги были казармы Афганской национальной армии, и дальше был уже сам Джелалабад, река Кабул тоже была по правую руку. Но сначала — надо было добраться до самого аэропорта.
Сам сержант Гэтуик молча оттолкнул одного из своих людей, встал в башенку ганнера за пулемет, здорово рискуя. Мало того — его машина теперь шла лидером колонны.
Сильно поврежденный взрывом «Баффало» оставили на дороге, теперь у них не было инженерной разведки, не было ни саперов, ни специализированной саперной машины. Кое-как объехав потушенный из огнетушителей «Баффало», они устремились вперед.
У горы Ходжа-Ханафи они прошли горный участок и вышли на ровную местность, мост на удивление не был взорван, хотя прикрывавший его чек-пойнт вел огонь куда-то на восток, и ему оттуда отвечали. Не останавливаясь, они прошли чек-пойнт и мост, тут дорога резко поворачивала на Шармахейль. Машин на дороге было много, в основном грузовики конвоев, многие из них стояли, и они протискивались с трудом.
В Шармахейле стреляли, в небо летели трассеры, и непонятно, кто стреляет, в кого и зачем. У самой обочины стоял светло-коричневый пикап Афганской национальной армии, пулемета на вертлюге не было. Сержант, привычный к виду афганских армейских пикапов, направил пулеметный ствол в сторону города — и только краем глаза заметил, что со стоящим в кузове афганцем что-то не то.
Боже!
У афганца был гранатомет! У этого проклятого афганца был гранатомет, и не привычный РПГ-7, а какая-то спаренная труба, и он поднимал эту трубу, чтобы положить на плечо, прицелиться в американскую машину и нажать на спуск.
Он не успевал развернуть тяжелую башню — понимал, что не успеет и развернуть, и прицелиться, и нажать на спуск, прежде чем афганец шарахнет по ним из этой трубы в упор. Башня была устроена так, что между бронестеклами и листами брони были промежутки, бойницы, достаточные для того, чтобы просунуть ствол М4 и нажать на спуск. М4 у него не было, и потому он сунул руку к кобуре, слава богу, открытой, а не такой, какая принята в армии, вытащил свой FN[24] и открыл огонь из пистолета. Он просто высунул руку со стволом и открыл огонь по гранатометчику, раз за разом нажимая спуск, не целясь и молясь Христу, Аллаху, Будде и всем богам, о которых он слышал, чтобы хотя бы одна пуля попала в цель.
И пуля попала в цель. Он видел, через дорожную пыль он видел, как афганец вдруг дернулся и согнулся, а через секунду по машине забарабанили пули пятидесятого калибра с идущей второй бронемашины, превращая ее в груду искореженного металла. Афганец с гранатометом упал, и град пуль разорвал его на части…
Аэропорт — это в районе Каламукамхан — представлял собой страшное зрелище…
Все горело — горело так, как горят нефтяные скважины, не меньше. Дорога была запружена, не проехать никак, огонь был такой, как при горении нефти — черно-красный, это когда и огонь, и черная гарь вместе, и он поднимался вверх не языками, а клубами, прогорая до конца в воздухе и превращаясь в столб жирного черного дыма, рвущийся к небесам. Было видно, что взорван чек-пойнт у поворота на аэропорт…
Сам аэропорт был обнесен забором из сетки-рабицы, высоким, не меньше трех метров, дальше были видны контейнеры с землей. Дорогу преграждал танк, самый настоящий М1 Абрамс, нацеливший свое орудие в сторону Джелалабада, были здесь и Страйкеры и ББМ[25] Брэдли. Здесь было полно американских военнослужащих, некоторые занимали оборону, некоторые просто смотрели на пожар, даже снимали мобильниками, некоторые пытались командовать.
— Оставаться на месте. Я сейчас вернусь. Кто-нибудь, встаньте за пулемет.
Амойо протиснулся к пулемету, Вальдес, сидевший у самой двери, открыл ее, выпустил сержанта и передал ему пулемет. Сержант подумал, что если сейчас кто-то додумается накрыть их здесь минами, то это будет самое то.
— Кто здесь командует? — спросил сержант у первого же стрелка, невысокого и худенького, больше похожего на ребенка. Он прикрывал их со стороны дороги, с той стороны, откуда они подошли, оперев цевье М249 на броню ББМ. Еще двадцать лет назад парня с такими параметрами веса и роста в армию бы не взяли.
Вдобавок — на нем были очки. Господи, пулеметчик-очкарик.
— Сэр, командует майор Падовски, — сказал очкарик, разглядев знаки различия сержанта.
— Где он?
— Там… кажется.
— Где — «там»?
— Там Страйкер — командный пункт, там посмотрите, сэр. Сэр…
— Что?
— Там дальше на дороге — что происходит?
— Ничего хорошего. — Сержанту было не до разговоров.
Сержант даже не думал — насколько все хреново. Как только они ушли с укрепленной позиции в сторону города, подошедшая с гор банда численностью не меньше двухсот человек начала обстреливать из FOB, из минометов и ракетных установок. А деятельность аэропорта была парализована, Баграм тоже уже был атакован, пока работал, но заявок на авиационную поддержку было больше, чем ресурсов на Баграме, раза в три.
Проталкиваясь между плотно стоящими машинами, гражданскими и военными, сержант увидел наконец группу офицеров, один из них рассматривал пожар в прибор наблюдения, второй что-то говорил в рацию. Подойдя ближе, сержант козырнул:
— Сэр, тактическая группа Мушкетер, второй батальон, первый взвод, сержант Гэтуик.
Один из офицеров повернулся к нему — и Гэтуик сначала даже испугался. Потом понял — офицер не обгорел, просто испачкался в саже.
— Что вам?
— Сэр, нам приказано выдвигаться в город.
— Кто приказал?
— Майор Стоктонридж, Кило-Браво.
Офицер, не стесняясь, вытер лицо и так грязным рукавом формы. Глаза у него были красными и слезились, видимо, от раздражения.
— Здесь не проехать, все блокировано. Попробуйте в обход, на Хушгумбад, может, получится. Хотя нет… постойте.
Сержант огляделся.
— Сэр, со всем уважением… я бы принял меры к деблокированию дороги. Дальше по дороге был минометный обстрел, если они перенесут огонь сюда — будут жертвы.
— Это легко сказать, сержант. Мы получили приказ выйти в Джей-бад и так и стоим до сих пор на месте. У нас тут уже было два смертника. Один активировал пояс шахида при проверке. Второй подорвался на бензовозе, подъехал и подорвался прямо на чек-пойнте, ублюдок. Мы сейчас пытаемся организовать эвакуацию, много пострадавших, пока некогда заниматься дорогой.
— Сэр…
В следующую секунду мир для сержанта перестал существовать, расколовшись на куски…
Сержант Гатуик не понял, как он пришел в себя. Не было резкого перехода от бессознательного к сознательному, от мира нави к миру яви, от тьмы к свету. Просто в глазах сначала появилось что-то наподобие света, потом он понял, что лежит, потом мир стал проявляться, медленно и нехотя, как на фотокарточке, положенной в ванну с проявителем.
Потом он понял, что рядом что-то горит, попробовал пошевелиться, и у него это получилось. Он с трудом перевернулся набок, потом встал на колени, стоя, как животное, повернулся — и понял, что его отбросило в сторону и чуть было не бросило головой в горящую реку топлива. Если бы это произошло — он был бы уже мертв…