— Обожаю такие штуки.
Татьяна и Брэндон сели напротив нас, почти что друг у друга на коленях. Татьяна потянулась за сумкой и вытащила из нее фляжку.
— «Бэйлис» и ром для наших ванильных коктейлей. Ради этого можно умереть.
Мы с Грейс издали благодарные вздохи и ахи.
— Как долго вы вместе? — спросил я.
— Три недели, — ответил Брэндон, прежде чем прильнуть к Татьяне и поцеловать ее. Я обратил внимание, что Грейс смотрела на них довольно заинтересованно.
Я инстинктивно положил руку на оголенное бедро Грейс, где ее ночная рубашка немного задралась. Она меня не оттолкнула, но и не ответила на жест. Когда я продвинул руку выше, она махнула, чтобы я выпустил ее из кабинки. Она встала и затанцевала по пути в туалет, подпевая Джеймсу Брауну: «Прошу, прошу, прошу».
— Итак, Брэндон, что изучаешь?
— Музыку, но скорее в области записи и с деловой стороны. А ты?
— Фотография.
Он указал на фотоаппарат, лежавший на столе.
— Наверное, мне стоило догадаться.
— Кажется, вы с Грейс последние пару дней прямо-таки неразлучны, — произнесла Татьяна.
— Она в прямом смысле слова единственная, кого я здесь знаю. Я только что переехал в Нью-Йорк.
— Я имела в виду не это, — проговорила она с нотками юмора.
— Ну, а кто бы не захотел быть с ней?
— И то верно.
Как только Грейс вернулась, мы набросились на блинчики и разбавленные «Бэйлисом» ванильные коктейли, сама же Грейс подпевала каждой песне пятидесятых, которую узнавала. Я тем временем изучал ее движения, все ее мелкие привычки.
— Прежде чем съесть свою еду, ты ее нюхаешь, — сказал я со смехом.
— Что? Нет. — Она нахмурилась.
Татьяна рассмеялась, вторя мне.
— Ага, она так делает. Всего на какую-то долю секунды.
— Не делаю я так, — запротестовала Грейс.
— Поверь мне, это мило, — я подмигнул ей.
— Скорее неловко. Я так делаю с самого детства.
Я взъерошил волосы у нее на затылке.
— Говорю же, это мило.
Она смотрела на меня, улыбалась, а ее щеки были залиты румянцем.
Когда мы ушли из кафе, Татьяна и Брэндон попрощались и пошли в кинотеатр, находившийся в противоположном направлении.
— У тебя классные друзья, — сказал я.
— Ага. Они весь вечер были поглощены друг другом, а? Ну, наверное, им так хорошо.
— Подожди, прежде чем мы спустимся в метро, у меня есть одна идея. У меня здесь цветная пленка, — сказал я, указывая на висевший на моей шее фотоаппарат. — Хочу попробовать кое-что.
Я схватил ее за руку и потащил на лестницу, ведшую к переходу к наземной станции метро. Движение машин под нами было довольно быстрым. Я отвел Грейс на одну сторону перехода, а сам настраивал фотоаппарат, чтобы оставить его на другой стороне, закрепив ремнем. За ее спиной сверкали огни фар, в темноте подчеркивая ее силуэт. Подол ее розовой ночной рубашки развевался благодаря порывам легкого ветра.
— Я собираюсь поставить таймер и подбежать к тебе. Просто смотри в камеру и не двигайся. Скорость затвора будет очень медленная, чтобы выдержка была длинной. Попытайся не шевелиться совсем.
— Чего ты добиваешься? — хотела знать она, наблюдая за тем, как я ставил настройки.
— Огни дорожного движения будут позади нас и не в фокусе, потому что машины будут ехать беспрерывно, но, если мы будем стоять спокойно, то мы будем четкими, а с нами и дома на заднем плане. Должно получиться круто. Таймер поставлен на десять секунд. Ты будешь слышать все ускоряющееся тиканье, пока затвор не откроется, а когда это случится, то нам нужно быть неподвижными.
— Ладно, я готова.
Ноги Грейс были расставлены в стороны, словно она собиралась танцевать джаз. Я нажал на кнопку и побежал, чтобы встать рядом с ней. Не глядя на нее, я схватил ее за руку и сфокусировался на линзе фотоаппарата. Когда таймер ускорился, я почувствовал, что она смотрела на меня. И в последнюю секунду я посмотрел на нее в ответ. Затвор открылся, и я произнес, не шевеля губами:
— Стой смирно.
Она захихикала, но продолжала смотреть на меня. Ее широко раскрытые глаза слезились из-за ветра. Три секунды, казалось, не так и долго, но, когда ты смотришь кому-то в глаза, этого достаточно, чтобы дать молчаливое обещание.
Как только затвор закрылся, Грейс выдохнула и разразилась смехом.
— Я думала, прошла вечность.
— Разве? — спросил я, все еще не отводя взгляда. Я мог бы смотреть на нее всю ночь.
На обратном пути к общежитию от метро мы разделили половину косяка.
— У тебя было много парней в старшей школе?
— Нет. Не было времени. Когда мне исполнилось шестнадцать, пришлось найти работу, чтобы купить машину, на которой я бы ездила в школу.
— Где ты работала?
— В «Хаген Дац»3 в торговом центре.
— Вкуснятина.
— Ну, поначалу было ужасно, потому что я набрала около четырех с половиной килограммов, а потом заболела, переев мороженого с ромовым изюмом. После этого я его не переваривала. Я проработала там три года до самого выпуска. У меня до сих пор приличный бицепс от зачерпывания мороженого. Я вся несимметричная.
Она напрягла руку, чтобы продемонстрировать мне мускулы. Я стиснул ее тоненькую руку пальцами, и она выдернула ее из моего захвата.
— Придурок.
— Руки-макароны.
— Я любитель. Ну-ка, покажи свои.
Я напряг руку. Она своей маленькой нежной рукой даже не смогла сдавить мою.
— Чувак, да это впечатляет. Чем занимаешься?
— У меня были настенные брусья. И это все, правда. И еще в Лос-Анджелесе я часто занимался серфингом.
— Скучаешь?
— В основном по серфингу.
Она на мгновение замолчала.
— Черт, который час?
Я взглянул на часы.
— Девять пятнадцать. А что?
— Я хотела вернуться к половине десятого.
— И что случится в половине десятого?
— Это прекрасное платье превратится в мешок. — Она обернулась вокруг своей оси. Я схватил ее и закинул на плечо. — Боже мой, опусти меня на землю!
— Нет уж, принцесса. Я верну тебя к девяти тридцати!
Я ворвался в двери общежития и пробежал по лестнице, пока Грейс висела на моем плече и колотила меня по заднице. Я услышал, как кто-то позади произнес:
— Чувак, эта девица — трата времени.
Я поставил Грейс на пол у ее двери, бросил взгляд на часы и поднял руку вверх.
— Девять тридцать, детка.
Она дала мне «пять».
— Ты смог! Спасибо, приятель.
Я посмотрел за спину Грейс и увидел там едва одетую девушку в джинсовой мини-юбке и в туфлях на высоких каблуках. Грейс обернулась, чтобы проследить за моим взглядом, и когда она снова посмотрела на меня, я невинно улыбнулся ей.
— Тебе нравятся такие? Это твой тип?
Я прислонился к ее двери и скрестил руки на груди.
— Да нет.
— Ты в Лос-Анджелесе был бабником?
— Да нет же.
— Сколько девушек у тебя было? — Выражение ее лица было абсолютно серьезным.
— Это вопрос с подвохом?
— Мне просто любопытно, потому что ты симпатичный парень и…
— А ты красивая. Это значит, что у тебя было много парней?
Она фыркнула.
— Ладно, не отвечай на вопрос.
— У меня было несколько девушек, Грейс. Не много.
— А ты был когда-нибудь с девственницей?
Я откинул голову и обратил внимание, что ее губы дрожали, а глаза расширились, и в них читалась решительность.
— Нет. Я никогда не был с девственницей, — ответил я.
Я опустил голову, чтобы встретиться с ней взглядом, но она сразу же посмотрела вниз, на свою обувь. Я был близок к тому, чтобы спросите ее, была ли она девственницей, но уже знал ответ и не захотел смущать ее.
— Ну, я лучше пойду порепетирую, — сказала она.
— Подожди секундочку. — Я убежал в комнату и порылся там, чтобы вернуться с альбомом Pixies — «Surfer Rosa and Doolittle». — Это великолепный альбом, один из моих любимых. Седьмой трек выше всяких похвал.
Она прочитала содержание.
— «Where is my mind»? (Прим. пер.: буквально «Где мой разум?»)
— Это первый.
— Круто. Спасибо, Мэтт. Эй, завтра после лекций… — она колебалась, — я собираюсь позаниматься на крыше.
— Ага.
— В общем… Хочешь присоединиться? Мы можем послушать музыку.
— Конечно, давай.
— Хорошо, я закончу в три. Я могу сделать сэндвичи.
— Звучит отлично.
Я распростер руки для объятий, и она обхватила мою талию. Я поцеловал ее в макушку и почувствовал, что она пахла шампунем с запахом сирени. Грейс отстранилась и покосилась на меня.
— Ты только что поцеловал меня в макушку?
— Просто дружеский поцелуй. Как этот. — И я поцеловал ее в щеку. Она застыла и шире распахнула глаза. — Спокойной ночи, Грейси.
— Спокойной, Мэтти, — прошептала она, когда я возвращался в свою комнату.
***
После этого мы проводили время вместе почти каждый день, и вскоре встречи стали регулярными. Мы сдавали кровь, ходили на ужины в пижаме и находили разные способы заработать денег. Мы занимались вместе, она играла на виолончели, а я фотографировал ее. Ее длинные светлые волосы падали на лицо, когда она играла страстно, качая головой назад и вперед в такт движениям смычка. Вскоре это стало моим любимым зрелищем.
В городе зима сменила осень, мы с Грейс были вместе очень часто, в основном общаясь с ее друзьями с музыкальных курсов. Брэндон и Татьяна стали нашими друзьями-парой, и, хотя сами мы с Грейс парой не были, создавалось совсем иное впечатление. Грейс и Тати нашли способ бесплатно посещать музеи, а также затащили меня на бесплатную симфонию. Мне казалось, Тати и Брэндон были слишком возбуждены из-за перспективы слушать классическую музыку два часа кряду, да и мне казалось, что они без колебаний вышвырнут меня за то, что я в джинсах, но я был удивлен тем, насколько мне все понравилось, и насколько спокойными были ребята.
Но так же, как Грейс была увлечена музыкой, она была увлечена и поиском разных мероприятий для меня. Она подсовывала мне под дверь вырезки из газет о выставках фотографии, устраиваемых в городе. Мы делали все возможное, лишь бы выбраться из проклятого общежития и избавиться от проникающего во все щели запаха рыбных палочек, исходившего от комнаты Дарьи.
Знаете эти книги для экономных путешественников типа «Суровый гид по Гавайям или Нью-Йорку: как прожить на пять долларов в день»? Клянусь богом, мы умудрялись укладываться в два. Это включало в себя питание пищей быстрого приготовления и прохождение в метро «зайцем», но нам удалось изучить город вдоль и поперек.
В Нью-Йорке таится энергия, которая берет начало в тебе самом. Даже овощ вроде меня знакомится с разными округами так, словно те — живой, дышащий организм. Больше такого нигде нет. Город становится частью твоей жизни, любовью, что невозможно изъять. В этом месте есть некий загадочный человеческий элемент, способный заставить влюбиться и разбить сердце одновременно. Когда ты слышишь голос города, вдыхаешь его запах, ты делишь его с другими людьми, что идут рядом по улице, едут в метро или смотрят на центральный парк из окон своих высоток. Тогда ты понимаешь, что ты живой, что жизнь прекрасна, драгоценна и мимолетна. Думаю, потому люди в Нью-Йорке чувствуют такую связь друг с другом, город заряжает коллективной любовью и восторгом. Мы с Грейс влюбились в него вместе.
***
Следующие пару месяцев я обнаруживал Грейс в вестибюле, где она ждала меня. Наша дружба становилась настолько уютной, что взъерошивать ей волосы, крутить ее, хватать за руку и носить ее на спине стало абсолютно нормально. Иногда бывали моменты затишья, когда казалось, что она хочет, чтобы я ее поцеловал, и одному Богу известно, как этого желал я, но она всегда нарушала тишину или отводила взгляд. Мне было все равно, я просто хотел быть рядом. И понял, что гораздо меньше заинтересован в том, чтобы встречаться с другими девушками или даже просто смотреть на них.
— Поздно, да? — заметил я, бросая взгляд на часы.
— Мне нужно возвращаться в комнату.
Грейс лежала на моей кровати, устроившись на животе и свесив голову с края. Она была в шортах и футболке с надписью Sex Pistols, а ее волосы были собраны в небрежный пучок. Я знал, что на самом деле она не хотела уходить, даже несмотря на то, что мы оба были жутко уставшими.
— Стой, давай сыграем в «Я никогда не».
— Вперед. Ты первый, — пробормотала она.
— Я никогда не воровал.
Какой-то миг она выглядела погрустневшей, но после пальцем одной руки начала водить по ладони другой.
— Что ты своровала?
— Ну, разные вещи. О самом худшем мне стыдно рассказывать. — Она перекатилась на спину и лицом зарылась в одеяло.
— Да ладно тебе, расскажи. Я не буду тебя осуждать.
— Я украла сорок долларов у соседки, — пробормотала она в одеяло.
— На что? Давай, колись. Это часть игры.
— Мне эта игра больше не нравится.
Я перевернул ее и повернул лицом к себе.
— Так на что?
Она посмотрела прямо мне в глаза.
— Я украла их, чтобы оплатить выпускной альбом, ясно? Чувствую себя из-за этого погано и твердо намерена ей их вернуть.
Мне было больно за нее. Я понятия не имел, каково это — не быть способным попросить у родителей сорок долларов. Ей пришлось украсть эти деньги, чтобы самой оплатить выпускной альбом — то, что дети получают гарантированно. Это очень грустно.
— Давай поиграем во что-нибудь другое, — предложил я. — Что насчет «Трахнуть, жениться, убить»?
Она воспрянула.
— Ладно. Тебе… дай подумать… Кортни Лав, Памела Андерсон и Дженнифер Энистон.
— Фу, убить, убить и убить.
— Серьезно, психопат, ты должен ответить. — Она стукнула меня по лбу ладонью.
— Ладно. Убить Кортни — без сомнений, — трахнуть Памелу и жениться на Дженнифер. Вот так! Теперь твоя очередь. Билл Клинтон, Спайк Ли и я.
— Ха! Это легко. Трахнуть Билла, выйти за Спайка и убить тебя.
— Ты кошмарная, злая девчонка.
— Ты любишь меня. — Она встала, чтобы уйти.
— Грейс?
— Да?
— Ничего.
Я хотел спросить ее, что с нами происходит. Хотелось знать, можем ли быть больше, чем друзьями. Я отвернулся и посмотрел в окно. Она опустилась обратно на кровать и рукой обняла меня за плечи.
— Думаю, я бы вышла за тебя.
— Правда? Я больше надеялся, что ты убьешь Билла, выйдешь за Спайка…
— Ха! — Она нагнулась и поцеловала меня в щеку. — Ты хороший парень.
Мне нужна была награда за безумное количество раз, когда мне приходилось демонстрировать сдержанность. С губ слабо сорвалось:
— И это все?
— Чего ты добиваешься, Шор?
— Ничего не добиваюсь, Грейс. Мне кажется, что это… — я машу рукой, указывая на нас, — неестественно.
— Что — это? Наша дружба?
Я рассмеялся.
— Ага, вроде того.
Я очень старался избегать вопрос секса, но часто ловил на себе взгляд Грейс, когда переодевал рубашку или когда надевал ремень. Сложно было не думать о том, что она, возможно, хочет меня так же, как и я ее. Я становился тайно одержим ею. Я видел, как мужчины провожали ее взглядом, когда она и не подозревала об этом, и на меня накатывал ужас, стоило только представить, что она собирается отдать себя какому-то уроду без сердца.
Грейс встала и подошла к двери. Почти дотянувшись до ручки, она повернулась ко мне лицом и прислонилась к косяку двери, сосредоточенно пялясь на свои ноги.
— Не дави на меня, — она подняла глаза и встретилась со мной взглядом. — Ладно? — Она не была раздражена. Она была искренней, практически умоляла.
— И не собирался.
— Я знаю. — Она улыбнулась. — Потому ты мне и нравишься так сильно.
— С тобой что-то случилось? Потому ты…
— Нет, ничего такого. Мама родила меня, когда ей было восемнадцать. Не знаю, кажется, я в некотором роде думаю, что разрушила ее жизнь.
— Это ужасно, что она заставила тебя так думать. — Я встал и подошел к ней.
— Она ничего такого не делала. Просто я не хотела такой жизни. Я всегда чувствовала, что отец недоволен матерью. Не знаю, Мэтт, наверное, я была так сконцентрирована на учебе, чтобы не сойти с верного пути. Потому я ни с кем не встречаюсь. Мне нравится то, что у нас. Без всякого давления.
— Я понял.
Она могла говорить что угодно, но я знал, что она чувствовала то же нарастающее между нами напряжение, что и я. Половину времени, пока она пыталась не пялиться на мои руки, я пытался скрыть выпиравший стояк. Кого мы обманывали?
— Спасибо, что понимаешь, — сказала она.
— Всегда пожалуйста. — Я наклонился и поцеловал ее в щеку. — Ты хорошая девушка. — Я почувствовал, как она задрожала и прошептал: — Может, даже слишком хорошая.
Она оттолкнула меня и закатила глаза.
— Спокойной ночи, Мэтт.
Я наблюдал, как она шла по коридору, а после закричал:
— Ты улыбаешься! Я знаю это, Грейси.
Не оборачиваясь, она подняла руку и показала два пальца — «мир».
7
. Ты была моей музой
МЭТТ
На следующий день в лаборатории профессор Нельсон изучал мои контактные отпечатки4 с широкой улыбкой.
— Мэтт, у тебя очень свежий взгляд. Твоя композиция идеальна и оригинальна, прежде у твоих сверстников я ничего подобного не видел. Мне нравится зернистость и результат проявки. Какая у пленки светочувствительность и до скольки ты ее поднял?
— У пленки светочувствительность5 400. Поднял ее до 3200.
— Неплохо. Я так понимаю, когда ты проявлял негатив, пришлось проделать много работы. Я возьму этот?
— Ага.
— Этот снимок фантастический. Это ты?
Я ставил таймер и делал фото Грейс, стоявшей передо мной, когда я сидел на полу. В кадре были только ее ноги, видневшиеся под вязаным платьем. Я обнимал ее за икры. Этого не видно на фото, но я целовал ее колено.
— А ты думал о том, чтобы делать больше цветных снимков, снимков ландшафта — в документальном стиле?
— Да, вообще-то, на следующий день я снял массу всего в цвете, просто не успел проявить фото. Просто мне правда нравится эта модель. — Я указал на Грейс.
— Она потрясающая.
— Именно.
— Знаешь, Мэтт, мне тошно видеть, как твои навыки пропадают впустую.
— Я подумываю о рекламной фотосъемке.