– Здравствуйте, – сказала я, – помогите, пожалуйста…
– Кто вы? Где вы находитесь? Что случилось? – осведомился дежурный по городу.
– Я в Громовском заказнике, – пробормотала я. – Это заповедная территория на юге Араканского бора… Здесь полиция творит беззаконие, она калечит и мучает людей…
– Кто вы? Представьтесь, – настаивал абонент.
– Это не важно, – бубнила я. – Меня похитила майор полиции Эльвира Абакумова… Она работает, если не путаю, в Центральном РОВД… Здесь целая банда ее коллег и подчиненных… Майор Калинин, майор Джулай, капитаны Шалашевич, Пузень, Плющихин… Они пьяны и ведут себя как последние сволочи… Я не знаю, зачем меня похитили, но это так… Меня пытались изнасиловать, им это не удалось… Пока не удалось…
– То есть вы не теряете надежды? – пошутил собеседник.
– Простите, не понимаю… Сюда доставили заключенных из следственного изолятора, их гоняют по лесу, избивают, расстреливают из травматического оружия… Над ними измываются так, словно они не люди…
– Простите, когда это было? – перебил дежурный.
– Что значит, когда? Это происходит сейчас…
– Ага, – намотал на ус дежурный. – Стало быть, это происходит в режиме реального времени.
– Послушайте, вы же не думаете… что я сочиняю?
– Что вы хотите?
– Господи, вытащите меня отсюда… Мне страшно… Здесь происходит что-то невероятное…
– Вы пьяны? – помедлив, спросил дежурный.
– О чем вы говорите? – У меня по щекам текли слезы. – Нет конечно…
– Вы принимали сегодня наркотики, лекарства, какие-нибудь психотропные или возбуждающие средства?
– Как вы можете… Я прошу вас помочь…
– Девушка, вы просите помочь вам понять, о чем вы говорите? – в голосе дежурного зазвенели юмористические нотки.
– Во-первых, я вам не девушка… – зашипела я, начиная потихоньку звереть.
– Не девушка? – удивился дежурный. – Поздравляю вас. А теперь послушайте меня внимательно, женщина. Полицейские нашего города и области не могут делать то, что вы им инкриминируете. После переаттестации в полиции работают исключительно порядочные и ответственные люди. Во-вторых, если вас похитили, почему вы звоните?
– Да какая вам разница… Я сбежала, один из полицейских обронил телефон…
– То есть вы похитили телефон у сотрудника полиции?
– Вы издеваетесь? – догадалась я.
– Назовите себя.
– Мария Пупкина…
– У вас имеются доказательства того, что вы наговорили, Мария?
– Я их добуду… – застонала я.
– Вот когда добудете, тогда и звоните, милости просим. Надоели уже эти алкоголички и наркоманки… – И дежурный со злостью швырнул трубку.
И на что я убила пять минут своей единственной жизни? Возможно, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ пять минут! Я смотрела, скрипя зубами, на погасший экран и чуть не треснула телефон о дерево! Нет уж, такого удовольствия я им не доставлю. Будут им доказательства! С этой минуты я и рассвирепела. Хватит быть наивной и пугливой кошечкой! Я пустилась дальше короткими перебежками, обогнула груду бурелома, подозрительную низину, в которой вились рои то ли слепней, то ли ос. Сделала остановку, прислушалась. Справа за деревьями бурлила река – возможно, имело смысл выбраться туда и посмотреть, не сглаживается ли обрыв. Прямо по курсу начиналась скалистая местность. Бурые комковатые глыбы вырастали из земли, раздвигали деревья. Дорогу по «траверсу» пересекала глубокая каменистая канава. Слева тоже что-то бурчало. Этот звук имел иную природу, говорили люди. Я не добралась до канавы, мгновенно растянулась и стала отползать за покатую кочку. Прозвучал сдавленный вскрик, из кустов вылетел мужчина в порванной одежде и покатился по земле. Следом выпрыгнули двое полицейских в приподнятом настроении – один из них мгновение назад отвесил бедолаге задорного пинка. В мою сторону они не смотрели. Сухощавый субъект с окладистой бородкой забросил за плечо ружье и поправил ножны на поясе. Раскрасневшийся майор Джулай молодецки крякнул, схватил упавшего за грудки, рывком поднял, выбил почву из-под ног и снова бросил. Мужчина жалобно заныл, ударившись позвоночником. А я уже снимала все происходящее на видео, спрятавшись за кочку. Возможно, я рисковала, но эти двое даже не думали смотреть в мою сторону. Вам нужны доказательства? Их есть у меня! У камеры даже зум имелся – я максимально приблизила изображение. Методично, закусив губу, я снимала крупным планом оскалы ментов, избиваемого парня. Джулай пинал его ногами. Тот вертелся, закрывался руками. Парень был «славянской внешности», но в данной ситуации это не шло ему на пользу. Возможно, он был преступником, кто его знает. Но кем тогда был майор Джулай, избивающий его с садистским упоением? Парень оказался крепким орешком, он отбивался, огрызался матерками. А когда Джулай слегка устал, схватил его за щиколотку и начал выворачивать! Майор потерял равновесие, чуть не упал. Он впал в исступление, с воплем набросился на свою жертву, ударил кованым ботинком по голове. Несчастный подавился, кровь фонтаном брызнула изо рта. Джулай схватил его за шиворот, поволок к канаве, награждая ударами по виску. Голова арестанта болталась, как у тряпичной куклы. Он поднял его на ноги и начал остервенело бить по губе, превращая ее в рваную лепешку. А когда тот начал терять сознание, оттолкнул от себя, и «испытуемый» молча повалился в канаву.
– Впечатляет, – усмехнулся бородатый, не принимавший участия в избиении. – Увлекся ты, Серега. Ну-ка, глянь, живой он там?
– Живой, – процедил сквозь зубы Джулай, заглядывая через край канавы. – Шевелится, падла. Чего ему сделается, этому бандюку? Ну, прихворнул, не без этого.
– Ладно, ты развлекайся, – иронично бросил коллега, шутливо козырнув. – Сам его туда засунул – сам и доставай. А я пойду других поищу. Помалкивают что-то наши – видно, бабенку опять упустили.
– Пусть только изловят, – проворчал Джулай, – я ее живо на вертел насажу, подлюку…
Он мрачно провожал глазами товарища, презрительно кривил губы. Товарищ растворился за деревьями, пропал в «глухой» зоне. Джулай сплюнул, извлек из бокового кармана серебристый портсигар, достал сигарету, прикурил. Потом осторожно оперся ногой о край обрыва и снова перевесился через него.
А я уже летела на цыпочках, впадая в тихую ярость. Хватит вести пассивную «скрытую» съемку, от которой все равно никакой пользы! На вертел, стало быть, насадишь, половой гигант… Я подбегала, вроде бы бесшумно, но он почувствовал, стремительно повернулся и зашипел. Я же превратилась в бешеную фурию, мозги отключились, злоба пульсировала под черепом. Он вытянул руки, чтобы меня поймать. Хрен ему – безопаснее поймать падающий со стола паяльник! Я ударилась в него всем корпусом. Масса у меня, слава богу, небольшая, но инерцию я набрала. Он схватил меня за плечо, но выпустил, когда последовал рывок, законы физики пока работали. Я не отправилась за ним, свалилась на колени, удержавшись на краю. А майор Джулай, оглашая пространство недоверчивым воем, заскользил с крутого склона, хватаясь пальцами за иссохшую глину. Я сообразила, что веду себя безрассудно, присела и осмотрела чащу, в которой растворился бородатый полицейский. Большого шума мы с Джулаем не наделали. Чаща помалкивала. В стороне продолжалась бурная жизнь, но данную часть местности она не затрагивала. Когда я перевесилась через обрыв, камера в телефоне снова была включена. Я невозмутимо запечатлела окровавленного парня – он лежал чуть дальше, дрожал и умирать, судя по злобе в глазах, не собирался. Подняться он не мог, но злорадно щерился, глядя на муки майора. Джулай приземлился в груду камней не самым изящным образом – вывихнул шею и повредил бедро. Голова его была вывернута, как у какого-то комического персонажа, он держался за шею и исторгал что-то сипло-матерное. Затем привстал, ухватившись свободной рукой за выступ в обрыве, поднял голову и так на меня посмотрел, что я испытала легкий озноб. Даже у бешеного волка взгляд бы получился теплее и ласковее. Но я невозмутимо продолжала снимать. Он начал глухо ругаться – но и тогда моя рука не дрогнула.
– Ты что задумала, падла? – с хрипом исторг Джулай. Слава богу, он не мог кричать – иначе все упыри этого леса сбежались бы на его призывный вопль.
– А это похоже на что-то другое? – спросила я. – Ну и как, господин полицейский, кто кого на вертел насадил? Сообщите, пожалуйста, в камеру.
– Ты что, дура, совсем страх потеряла? – в бессилии скрипел он зубами. – У тебя башка хоть что-то соображает? Ты на кого пошла, сука страшная? Ты Уголовный кодекс читала? Знаешь, что бывает за покушение на жизнь сотрудника полиции?
Я стерпела «суку страшную» и даже ухом не повела при упоминании всуе УК РФ. Но потом он начал полоскать меня такими словами, что я снова потеряла свое ангельское терпение, убрала телефон, села на корточки и подтащила к себе тяжелую дубину, очень кстати оказавшуюся под ногами. Джулай не просто говорил – по мере своего повествования он поднялся, вцепился в коренья, выползшие из склона, и грузно лез наверх, имея все шансы выбраться. Но я встала бастионом – взялась за корягу обеими руками, поднялась, расставив ноги, и задрала ее над головой. Джулай поперхнулся:
– Ты что, дура, совсем страх потеряла? – в бессилии скрипел он зубами. – У тебя башка хоть что-то соображает? Ты на кого пошла, сука страшная? Ты Уголовный кодекс читала? Знаешь, что бывает за покушение на жизнь сотрудника полиции?
Я стерпела «суку страшную» и даже ухом не повела при упоминании всуе УК РФ. Но потом он начал полоскать меня такими словами, что я снова потеряла свое ангельское терпение, убрала телефон, села на корточки и подтащила к себе тяжелую дубину, очень кстати оказавшуюся под ногами. Джулай не просто говорил – по мере своего повествования он поднялся, вцепился в коренья, выползшие из склона, и грузно лез наверх, имея все шансы выбраться. Но я встала бастионом – взялась за корягу обеими руками, поднялась, расставив ноги, и задрала ее над головой. Джулай поперхнулся:
– Эй, ты, прошмондовка, а ну брось…
Я так и сделала. Коряга сделала в воздухе полтора оборота и снесла Джулая с обрыва, как пушечное ядро. Я не метательница молота, но это был хороший бросок. Он повалился, раскинув конечности, тело его вывернулось каким-то непотребным образом. Я насторожилась. Водопад эмоций еще не унялся, но становиться убийцей полицейских мне как-то расхотелось. Впрочем, волновалась я напрасно. Подобные экземпляры просто так не умирают. Джулай застонал, заскреб когтями по обрыву. «Ну, все, – подумала я, – сейчас будет рождение Левиафана».
– Браво, девочка… – прошептал отомщенный парень. Он подтащил под себя ноги и косо усмехался. – Ты в натуре красава, молоток, заделала ментяру прямо под ключ… Респект, красавица. Давай, вали отсюда, смотри не попадись этим волчарам… А выберешься, все расскажи…
Я замешкалась. Оставлять этого парня раненого в канаве…
– Вали отсюда, вали, – морщился он. – Не вытащишь меня – обоих спалят… Двигай говорю, крошка, да пулей чеши, пока не закатали…
К сожалению, за прошедшие полчаса в расстановке сил ничего не изменилось. Я могла сколь угодно гордиться собой (и основания на то имелись), но по-прежнему находилась в западне. Лес кишел плохими парнями, а единственный выход надежно перекрыли. Но я уже уверовала в свое предназначение и высокое мастерство. Передвигалась по зарослям короткими перебежками, залегала в ворохе бурелома и вскоре вычислила, в какую сторону «дует ветер». Я выглядела так, что мне уже не нужно было маскироваться. Листва и грязь облепили меня всю – с ног до головы. Небольшая поляна «недалеко от чертовой трехрукой сосны» находилась в центральной части лесного массива, метрах в семидесяти от опушки. На нее и сходились под прицелами стволов окровавленные, избитые люди. Неспособных передвигаться тащили волоком. Охотники устали, шутили уже без огонька и избивали своих жертв без азарта. Разбивались на группы, курили, обменивались впечатлениями о минувшей половине дня. Я лежала в зарослях молодого репейника и снимала все на камеру. Зарядка в телефоне пока не иссякла. Избитых людей бросали в кучу. Они сидели на земле, прижавшись друг к другу, – обессиленные, с обреченной покорностью на опухших лицах. Кто-то лежал, мелко подрагивая, подтянув под себя ноги. Заразительно зевал Шалашевич. Тянул сигарету за сигаретой майор Калинин, выискивая кого-то взглядом между деревьями. Вяло хихикал Плющихин, вычесывая из-за шиворота живую и неживую органику. «Примерный семьянин» Михеич ходил кругами вокруг трех сосен и безуспешно пытался до кого-то дозвониться. Инна Островная расположилась на бугорке, вооружилась косметичкой, зеркальцем и наводила порядок на собственной физиономии. Эльвиру раздражало ВСЁ. Нервная, в расстегнутой щеголеватой курточке, с распущенными волосами, она переминалась с ноги на ногу, постукивая тонкой палочкой по голенищу сапожка, и распекала брюнетку Галину. Очевидно, что-то в текущих событиях Эльвиру не устраивало. Галина почтительно внимала, но на лице застыло скучающее выражение: дескать, ты начальница, ты и разгребай, а я тут, типа, на отдыхе.
Двое подтянутых полицейских пригнали еще одного заключенного и бросили в общую кучу. Плющихин начал их пересчитывать, тыкая пальцем в каждого. Сбился со счета, злобно пнул по ноге ни в чем не повинного выходца из страны хлопка и «кровавой диктатуры», начал пересчитывать заново.
– Не сходится! – во всеуслышание объявил он. – Двоих не хватает.
– Что, Плющихин, папа у Васи осёл в математике? – хохотнул Шалашевич и тоже начал считать. Задумался. Полученное число определенно отличалось от первоначального.
– А у нас кого не хватает? – встрепенулась Эльвира и стала пересчитывать сослуживцев.
– Джулая, – буркнул Михеич, бросая телефон в карман. – Не отвечает на звонки, поганец. И Ситникова что-то не видно.
Но упомянутый сотрудник уже бежал. Я услышала, как захрустел хворост у меня за спиной, и, прекратив съемку, втянула голову в плечи. Боже, пронеси… Но сотруднику было не до странных выпуклостей в земле. Он торопливо просеменил, спотыкаясь о коряги, метрах в пятнадцати правее. Голос охотника дрожал от волнения.
– Эльвира Алексеевна, там Джулай в канаве и один из этих, – кивнул он на кучку «обработанных» заключенных. – Ушаков – ну, Ушастый его погоняло, из тех, что банкомат на Воинской обнесли… Оба плохи. Джулаю в больницу надо, вы бы видели его. Едва живой, говорить не может, только шепчет, весь переломанный…
– Тот парень, что ли, его? – отвесил челюсть Шалашевич. – Ни хрена себе, ну и наглость…
– Не, не он, – замотал головой сотрудник. – Джулай говорит, что девка… ну, та самая, Эльвира Алексеевна, которую вы с собой привезли…
– Что ты сказал? – Эльвира побагровела и так уставилась на подчиненного, словно это он был виновен во всех неурядицах.
– Так это… – стушевался подчиненный и на всякий случай отошел на безопасное расстояние. – Джулай так говорит, Эльвира Алексеевна, не сам же я придумал…
Эльвира исторгла в пространство матерную руладу, треснула себя палочкой по сапогу. Компания угрюмо безмолвствовала, только Плющихин натянуто гоготнул:
– Вы кого привезли, Эльвира Алексеевна? Это просто чудовище какое-то. Скоро в нашем управлении работать будет некому – все по больничным разбегутся.
– Заткнись! – прорычала Эльвира, и Плющихин стушевался.
Соседка отвернулась и кусала губы. Доставила я ей проблем. Потом она исподлобья стала осматриваться. И другие занялись тем же. Я окаменела, сжала в кулачке телефон, прекратив съемку. За качество маскировки я не волновалась – голова была залеплена листвой, как любая из кочек. Но если присмотреться или, боже упаси, совершить неверное движение… Взоры угрюмых полицейских скользили по складкам местности, цеплялись за меня, вроде даже замирали, вычленяя нехарактерное для пейзажа тело…
– Вытаскивать его оттуда надо, Эльвира Алексеевна, – хмуро возвестил Шалашевич. – Потеряем мужика – будут левые проблемы. Нам еще и с Вайманом что-то надо делать – на аспирине и бинтах он долго не протянет.
– Проблем не будет, – резко выплюнула Эльвира. – Михеич, Ветров, тащите Джулая и того ублюдка, что рядом с ним валяется. Вызывайте «неотложку» – да чтоб без шума и копоти. Черт, еще одного не хватает… – Она раздраженно защелкала пальцами и брезгливо уставилась на кучку оборванных заключенных, пытаясь, видимо, вспомнить лицо «отсутствующего». Ни к чему хорошему это не привело. У Эльвиры побелели скулы. – Вы еще здесь? – со злобой уставилась на упомянутых. – Васильев, Петренко, остаетесь караулить этот сброд, чтобы не надумали еще раз поиграть в прятки, а остальные расходятся лучами, связь – голосом. Пока не поймаете – никаких вам путан и возвращения домой. При обнаружении… подозреваемой… чтобы весь лес об этом знал! Ну, Женечка, ну, удружила… – сжала кулаки Эльвира. – В Рэмбо поиграть вздумалось?
В моей руке вдруг вздрогнул и зажужжал телефон. Спина покрылась мурашками. Какого черта?! Пауза из двух секунд (чертовски мало, чтобы принять меры), и телефон разразился ритмичной шансонной мелодией! Я же отключила звук! Я не полная дура! И вдруг дошло: отключить-то отключила, но слишком нервно жала телефон в кулаке, видимо, случайно надавила чувствительную боковую клавишу… На экране возникла помятая жизнью и непутевым мужем блондинка – не первой и даже не второй свежести. Я яростно надавила красную клавишу: заткнись ты, дура, занят твой мужик! Боже правый, поздно! Я смотрела с прибывающим ужасом, как завертели головами люди на поляне, встала в стойку Эльвира. А один из мужиков, грузноватый, невысокий, именно тот, что обронил свой гребаный смартфон, вдруг растерянно захлопал по карманам и завизжал фальцетом:
– Эй, народ, это же моя мелодия… Блин, а где мобила?
Взоры всех присутствующих мгновенно обернулись в том направлении, где, собственно, и была его мобила. Я поступила неверно, позабыв о своем предназначении и «высоком мастерстве». Стоило проявить выдержку, медленно отползать – позиция была выбрана удачно, я бы просто скатилась в лощину и тихо испарилась. Звонящий телефон должен означать лишь то, что в этом месте он и был утерян. Трудно связать его с моей персоной нон-грата. Но я обезумела от страха. Ноги подбросили, я нарисовалась во всей красе – позеленевшая, с вытаращенными глазами – и опрометью бросилась наутек, не разбирая дороги. А за спиной взревела лужеными глотками вся банда, и алчущая мщения толпа кинулась в погоню…