— Давай уйдем. — Я встала и потянулась за курткой, но Кирилл опередил, подал ее мне, помогая надеть:
— Капризничать изволите?
— Не нравится — не ешь, — огрызнулась я вдруг, — я же не заставляю. Можешь ехать домой или куда там еще.
Он развернул меня к себе, крепко ухватил за отвороты куртки и, пристально заглянув в глаза, тихо сказал:
— Не бунтуй, не выйдет.
У меня от его слов и прямого жесткого взгляда едва не подкосились ноги — никогда прежде Кирилл не говорил таким тоном. Мало того, я вдруг поняла, что и не хочу никакого бунта, и меньше всего на свете мне нужно, чтобы он ушел. Определенно Мельников имел на меня странное влияние, какого никому из мужчин никогда не удавалось добиться.
Мы вышли на улицу и медленно пошли в сторону отеля. Мне даже в голову не пришло, что мой дом всего в десяти минутах ходьбы отсюда, что в этом районе я могу встретить соседей или каких-то знакомых. Все это казалось таким мелким и неважным по сравнению с тем чувством, что я испытывала в эти дни. Появление Кирилла в моей жизни неожиданно раскрасило ее радужными цветами, хотя внутри почему-то все равно сидели неуверенность и неведомо откуда взявшееся чувство опасности. Я гнала их от себя, потому что хотела верить в то, что рядом с Мельниковым мне ничего не угрожает. Какое же мерзкое ощущение — не верить тому, с кем спишь.
В номере… Я в первый момент отказалась верить глазам. Было ощущение, что сюда попал снаряд и разворотил кровать, комод, шкафы и тумбочки. Все ящики вывернуты, все белье, одежда, даже моя косметика разбросаны по полу, сверху все это богато припорошено бумагами из портфеля Кирилла.
— Это… что еще? — с запинкой выговорил Мельников, останавливаясь на пороге комнаты.
— Похоже, нас тщательно обыскали, — оглядывая помещение, протянула я. — Идеи есть?
— У меня?
— Тут больше никого нет.
Мельников взъерошил волосы и присел, собирая свои бумаги:
— Нужно посмотреть, не пропало ли что.
— А что тут могло пропасть? Деньги и документы у нас с собой, никаких ценностей у меня, во всяком случае, точно не было. Что могли искать?
— Значит, что-то могли. Пойду переговорю с администраторами — не могли же они не видеть, как кто-то прошел! И, судя по всему, замок-то не сломан. — Кирилл сунул бумаги обратно в портфель и внимательно осмотрел замок в двери.
— Ну и зачем ты его разглядываешь? Мы открыли дверь своей карточкой, она прекрасно открылась. И это значит только то, что кто-то воспользовался тем же способом.
— Ты хочешь сказать, что ключ дали на ресепшен?
— А ты не хочешь этого сказать? — Я поддела носком ботинка валявшийся рядом саквояж. — Другого я не могу представить. Или ты знаешь иной способ открыть кодированный замок?
— Я тебе что, профессиональный взломщик?
— Дело не в том. Это простая логика.
Мельников вдруг пнул свой портфель, и тот взмыл на приличную высоту, вновь засыпав пол уложенными внутрь бумагами:
— Бред! Кому надо? Зачем? Ты куда-то влипла, что ли?
Я внимательно наблюдала за ним, потому что в его эмоциях что-то казалось мне не совсем натуральным:
— Я — нет. А ты?
Он удивленно уставился на меня:
— Я?
— Да, ты. Почему ты не допускаешь, что этот обыск может быть связан с тобой? Почему думаешь, что это непременно я? У меня нет дел, связанных непосредственно с людьми, я предпочитаю фирмы и организации, а частных дел не беру.
— По-твоему, нет людей, заинтересованных в делах какой-то фирмы? Да их полно!
— Знаешь, Кира, я устала. Ты что-то недоговариваешь, скрываешь?
Мельников аж подпрыгнул:
— Сдурела?! Ты меня обвиняешь в чем-то?
Я закончила складывать коробочки с тенями и румянами в косметичку, подняла голову и медленно сказала:
— А почему ты задергался?
— Ты с ума сошла! Как ты могла такое подумать? — Он заметался по комнате, перескакивая через валявшиеся вещи, и это напомнило мне сцену из какого-то старого фильма. Только вот актер из Кирилла вышел бы паршивый.
— Остынь, — попросила я, убирая косметичку в ящик комода, — я же не сказала, что это твоих рук дело.
— Еще не хватало, чтобы ты не приняла во внимание мое алиби! — фыркнул он, немного успокаиваясь. — Я провел с тобой все это время, если помнишь.
— Ладно, убедил. Помоги мне убраться, нет сил смотреть на бардак.
От меня не укрылось, что он перевел дыхание и облизал губы — верный признак, что Кирилл был крайне напряжен. Больше я не стану заговаривать с ним на эту тему, лучше сама потихоньку выясню все, что меня интересует, у администратора.
Ночью Мельников был неузнаваем. Мне казалось, что в нем проснулся зверь, которому давно не давали мяса, и это было даже страшно. В какой-то момент мелькнула мысль, что в таком состоянии он запросто может сжать руки на моем горле, например, — и все, конец. Но вдруг все прекратилось, Кирилл уткнулся лицом в подушку, положив ладонь мне на губы.
— Не говори ничего, — глухо пробормотал он, — не хочу слышать твой голос.
Он все сильнее пугал меня и все больше смахивал на ненормального. Но у меня не возникало мысли о том, чтобы уйти, напротив, я все сильнее привязывалась и все отчаяннее хотела быть с ним. Сейчас, когда он повернулся, в его лице мелькнуло что-то беззащитное, почти детское, и у меня сжалось сердце. Его что-то угнетало, я чувствовала это, но понимала, что Кирилл ни за что не признается, не позволит мне увидеть его слабым. Я сняла его руку со своих губ и положила на грудь, погладила. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Спи, — прошептала я, — спи, я рядом.
– Я так и не понял, что должен был найти.
— Идиот! У тебя было как минимум два часа, мог перетрясти каждую вещь!
— Я так и сделал! Но в другой раз дайте мне четкую инструкцию — возьми то-то и принеси мне. Я же не ясновидящий, чтобы угадать!
— Ты не ясновидящий, ты просто дурак!
— Тогда в другой раз сами ищите! Там ничего интересного не было, разве что мобильник какой-то старый, но он был выключен. Я попробовал включить, но наткнулся на пароль.
— Ты идиот!!! Идиот! Надо было нести его сюда, мне!
— Да зачем вам старый «кирпич» занюханного года?
— Твое дело баранов пасти, а не заниматься частным сыском! Идиот! Скройся и сиди тихо, будешь нужен — позвоню.
Я не поздравила бабушку с юбилеем. Не смогла уговорить себя включить телефон и набрать ее номер. Обида оказалась слишком сильной, рана — слишком глубокой. Я уговаривала себя весь день, но так и не смогла справиться с характером. Наверное, вечером Светик заедет за бабушкой и повезет ее в ресторан, где соберутся все родственники и бабушкины оставшиеся в живых друзья. Будет отличный банкет, придут ее ученики, ее коллеги по консерватории, будут музыка, тосты, смех, поздравления. Только меня не будет. Я не могу делать вид, что все по-прежнему, не могу видеть мужа и знать, что он сделал, не могу видеть бабушку, покрывавшую его столько лет. И не могу больше терпеть ее лицемерие: «Святославу нужен другой импресарио!» Конечно, потому что прежнему нужно чаще бывать дома и воспитывать сына-гения. Интересно, похороны были уже? Наверняка…
Я подперла рукой щеку и вздрогнула — кольцо впилось в кожу. Кольцо, подаренное вчера Кириллом. Серебряная змея оплетала палец, и кончик ее хвоста больно уколол меня, словно напоминая, что я совершаю грех. Я бросила семью, живу в отеле с мужчиной и совершенно не интересуюсь ни делами в офисе, ни тем, что делает супруг. Если честно — меня это совсем не занимало. Сейчас меня занимало совершенно другое…
Вчера, дождавшись, когда Кирилл уедет, я позвонила Кукушкину и попросила встретиться со мной. Димочка с радостью согласился, и через час я уже сидела в его машине. Мы ехали по адресу, данному мне Анастасией Потемкиной, чтобы встретиться с ее пасынком. Время, конечно, не очень удачное, скоро город встанет в пробках, но выбора нет — объясняться с Кириллом я не очень хотела.
В Фили мы добрались, на удивление, довольно быстро, правда, по району пришлось поплутать, так как ни я, ни Димочка не бывали там раньше. Наконец нужная улица нашлась, и даже нужный дом, но Кукушкин вдруг сказал:
— Не советую в квартиру заходить. Мало ли… Давайте я схожу и приглашу его в кафе. — Он кивнул в сторону небольшой французской пекарни.
— Не думаю, что он тебе с радостью откроет. У парня постоянные проблемы с долговыми расписками, он проигрывает в покер и вряд ли откроет дверь первому встречному. А я все-таки адвокат его мачехи, у меня есть бумага от нее.
— Все равно разговаривать лучше в кафе, — уперся Димочка, и я согласилась с ним: действительно, мало ли что в этой квартире, лучше уж на нейтральной территории поговорить.
Мы поднялись на пятый этаж и оказались перед довольно обшарпанной дверью, с которой лохматыми полосами свисал оборванный дермантин обивки. Надо же, я думала, что наследник Потемкина обитает в более приличном месте…
— Все равно разговаривать лучше в кафе, — уперся Димочка, и я согласилась с ним: действительно, мало ли что в этой квартире, лучше уж на нейтральной территории поговорить.
Мы поднялись на пятый этаж и оказались перед довольно обшарпанной дверью, с которой лохматыми полосами свисал оборванный дермантин обивки. Надо же, я думала, что наследник Потемкина обитает в более приличном месте…
— Кто там? — раздался за дверью хриплый голос, то и дело срывавшийся в надсадный кашель.
— Мне нужен Юрий Потемкин.
— Он всем нужен.
— Скажите, что пришла адвокат его мачехи, у меня срочное дело.
Дверь открылась, и я увидела совершенно лысого, иссохшего человека с желтой кожей и провалившимися глазами.
— Я Потемкин. Извините, бронхит у меня.
Пережив первый шок, я выдавила:
— Меня зовут Варвара Валерьевна, я адвокат госпожи Потемкиной, вот… — Я вынула из кармана бумагу, удостоверявшую мои слова, и Юрий внимательно изучил подпись.
— Точно, это Настя писала, — возвращая мне листок, сказал он, — проходите.
— Нет, мне бы не хотелось… может, лучше в кафе? Через дорогу?
Потемкин пожал плечами, снял с вешалки куртку, сунул ноги в растоптанные ботинки и вышел на площадку.
— Вы живете один? — спросил Димочка, спускаясь по лестнице впереди нас.
— Да. Не люблю толпу. А что Настя хотела? Где она?
— Сейчас кофе попьем и обсудим, — уклонилась я. — А почему такой странный выбор района?
— Думаете, если папаша миллионер, то сын непременно должен на Рублевке зависать? — ухмыльнулся Юрий. — Вы моего старшего брательника видели?
— К сожалению, не пришлось. Он в реанимации был.
Потемкин запнулся и встал как вкопанный:
— В реанимации? Он же вроде в санатории?
— Я бы не назвала это место санаторием… А вы что же, не в курсе?
— Нет, откуда? Настя куда-то пропала, телефон молчит… а с Аликом давно связи нет, там телефоны не положены.
— Ну, я думаю, что не раскрою тайны, скорее всего, Анастасия сама скажет вам. Вашего брата пытались отравить.
Потемкин сел прямо на грязную лестницу, зажмурился и обхватил голову руками:
— Но… он жив?
— Был жив. Но увидеть его мне не удалось. Насколько я поняла, кто-то принес ему бутылку водки, щедро сдобренной клофелином. Знаете, что это такое?
— Разумеется. А кто? К нему ведь никого не пускают, это было непременно условие.
— Некто представился адвокатом семьи. Кстати, а вы не подскажете мне его имя?
Потемкин покачал головой:
— Этого никто не знал. Папа называл его «анвальт», никак иначе. Я с ним незнаком, никогда не встречался, Алик, думаю, тоже.
— Тогда непонятно, почему ваш брат так запросто взял бутылку у человека, которого не знал, — заметил Кукушкин, которого я не посвящала в эту историю, и теперь он внимательно ловил каждое слово. Я и сегодня не брала бы его с собой, но, к сожалению, больше никому не могла довериться.
Юрий пожал плечами:
— Возможно, все дело в его состоянии. Понимаете, он пил беспробудно, вообще уже человеческий облик потерял. Так что ему вряд ли было важно, кто принес водку. Главное, что принес. А адвокатом тоже кто угодно мог представиться…
— Ну, у меня потребовали доказательств моей причастности к делам вашей мачехи, — сказала я. — Так что вряд ли кто угодно. Идемте все же в кафе, Юрий. Я не привыкла беседовать на лестнице.
В кафе было совсем пусто, за высокой витриной-холодильником скучала молодая девушка в бордовом фартуке и белой кружевной наколке на волосах. При нашем появлении она встрепенулась, натянула на лицо радостную улыбку и прокричала:
— Хорошего вам дня! Добро пожаловать!
Я поморщилась: эти новомодные изыски владельцев вроде таких вот громогласных приветствий меня лично скорее отпугивали, чем радовали. Но выбирать не из чего.
Мы сели за стол в самом углу, подальше от любопытных глаз и ушей кондитерши, заказали кофе и круассаны с ветчиной и сыром.
— Я закурю, вы не против? — спросил Юрий, вынув пачку сигарет.
— Курите. Юрий, дело вот в чем… Анастасия просила дать ей возможность поговорить с вами.
— А вы знаете, где она?
— Нет. Но могу связаться. Вам, к сожалению, номер не дам.
— Я понимаю. Мне кажется, на нас устроили охоту… И Настя спасает дочь, потому что это ее самое уязвимое место.
— А как вы думаете, кто именно?
— Я не думаю, я точно знаю. У вас есть ручка? — Я протянула Потемкину ручку, и тот, взяв салфетку, написал на ней несколько слов. — Вы только сейчас не смотрите и вопросов мне не задавайте, я все равно больше ничего не знаю. А и знал бы — не сказал, потому что жить хочу.
— Так подпишите бумаги, — пожала я плечами, убирая салфетку в карман куртки.
— Да? Вы так считаете? — иронично усмехнулся Юрий. — Я потому и упираюсь, что понимаю: подпись на бумагах автоматически означает смерть. Мы никому не нужны живыми, если подпишем. И Настя права, что упирается.
— Я не совсем понимаю, зачем тогда покушались на Александра.
— Не понимаете? А он ужеподписал, — понизив голос, сказал Потемкин, — просто Настя этого не знает. Он как раз перед отправкой в санаторий это сделал, сам признался, что ему заплатили. Только денег я потом на его счете так и не нашел.
— А искали?
— Искал. Я много должен, хотел… занять у брата, ему пока все равно без надобности. Но оказалось, что его счет совершенно пуст.
— Интересно… — протянула я. — То есть Анастасия не знает, что Юрий продал свою долю?
— Ну, во всяком случае, когда мы виделись в последний раз, не знала.
— Тогда мы вот что сделаем… Я ей позвоню сейчас, а вы в разговоре не касайтесь этой темы, хорошо? Пусть пока все остается так, как было.
— Как скажете.
Я набрала номер Потемкиной и, когда та ответила, поздоровалась и передала трубку Юрию. Он выразительно посмотрел на нас, и мы с Кукушкиным пересели за другой стол.
— А вы, оказывается, скрываете от меня что-то, — почти с обидой заметил Димочка.
— Поверь мне: в этой ситуации правило «меньше знаешь, крепче спишь» еще и жизнь продлить может, — сказала я, наблюдая за тем, как меняется в процессе разговора лицо Юрия. — Это, так сказать, частная практика, дело, не имеющее отношения к конторе. Просто оказала любезность знакомому.
— Хорошенькая любезность… Клофелин, алкоголик, какие-то подписи, потенциальные трупы… Это ведь криминалом попахивает!
— Не принюхивайся, — отрезала я. — И вообще будет лучше, если об этой встрече ты забудешь сразу, как только мы выедем за пределы Филей. Поверь: так действительно будет лучше.
Димочка совершенно, очевидно, обиделся, но я не собиралась реагировать на это. Есть вещи, которые ему знать не нужно.
Юрий закончил разговор и помахал мне трубкой. Я подошла и взяла ее:
— Слушаю, Настя.
— Варя, спасибо. Ты не окажешь мне еще одну услугу? У Юры гепатит С, ему нужно лечиться, а он не соглашается лечь в стационар. Ты не могла бы привезти к нему врача? Я дам все координаты.
Определенно я не нанималась обслуживать эту семейку в качестве посыльного! Но что делать? Я финансово заинтересована в том, чтобы «Снежинка» не ушла в чужие руки, значит, вынуждена исполнять прихоти.
— Хорошо, диктуй.
Я записала имя, телефон и адрес врача и пообещала заняться этим вопросом поскорее. На этом мы попрощались. Я отключила телефон и внимательно посмотрела на Юрия:
— Вы больны.
— Что, заметно? Или Настя сказала?
— И то и другое. Давайте договоримся, что на днях я привезу вашего врача.
— К чему?
— Знаете что, Юрий? Я не ваша мачеха, мне нет интереса уговаривать вас и нянчиться со взрослым мужчиной. Нет так нет.
Я встала и, бросив на стол деньги, направилась к выходу. В конце концов, почему я должна объяснять совершенно чужому мне человеку очевидные вещи? И где это он ухитрился гепатит С подцепить? Уж не наркоман ли наш Юрочка? Хотя мне это вообще-то не очень интересно.
На улице оказалось довольно ветрено и прохладно, я поежилась и поторопила Димочку:
— Давай-ка уезжать отсюда.
— Вас домой отвезти? — усаживаясь за руль, спросил помощник.
— Нет. Отвези-ка меня, голубчик, в ЦУМ, — голосом светской львицы заявила я. — Хочу, понимаешь, деньгами сорить — праздник ведь скоро.
На самом деле мне просто нужно было отделаться от него, не дав понять, что живу не дома: к чему подчиненному знать такие подробности о работодателе? А в ЦУМе я зайду в огромный супермаркет, куплю там любимый зеленый чай в стеклянной бутылке, каких-нибудь вкусных сухариков и фруктов. Ходить по одежным магазинам я никогда не любила, для этих целей у меня была специальная девочка Юля, которая делала для меня покупки. Кстати, очень странно, что при моей избалованности комфортом и устроенным бытом я уже почти неделю живу в отельчике средней руки. Видимо, место красит человек, с которым ты там находишься. В присутствии Мельникова я совершенно не замечала, что меня окружает, хотя кому-то другому уже давно бы вынесла мозг.