Никогда раньше я не позволяла себе таких «загулов» с уходом из дома на несколько дней. Но ничего, Светику полезно встряхнуться, чтобы жизнь не казалась легкой. Я устала заниматься решением проблем, в то время как мой гениальный супруг посвящает себя музыке и — оказывается — внебрачному ребенку. Теперь пусть сам думает, как ему быть. Мысль о том, что Светик может подать на развод, например, мне в голову вообще не приходила. Я отлично знала, что одно упоминание о документах, бумагах, судебных тяжбах и прочей волоките мгновенно привело бы моего неприспособленного мужа в состояние крайнего нервного возбуждения, а то и вовсе ввергло бы в депрессию. Так что по своей воле Светик точно заниматься этим не станет. А мне все равно.
Сейчас меня всецело захватил роман с Мельниковым, я окунулась в него с головой и абсолютно не хотела отвлекаться. Даже грядущий Новый год меня не интересовал. Собственно, проблема с выбором места его празднования решилась сама собой — мы с Кириллом собирались посидеть в небольшом ресторанчике тайской кухни, а потом вернуться в номер. Мы ведь уже не дети, чтобы водить хороводы вокруг елки и ждать Деда Мороза с подарками в мешке. Впервые в жизни в этот праздник я буду делать то, что яхочу, а не то, что принято.
… Воспоминания о вчерашнем дне отвлекли меня от действительности, а она была такова: сегодня у моей бабушки юбилей, а ее внучка сидит в номере отеля и ждет возвращения любовника. И вот, кажется, он вернулся — дверь открылась, и на пороге возник Мельников с букетом белых лилий.
— Ого, — присвистнула я, оглядывая внушительную охапку, — это с чего же?
— Умеешь ты все испортить, — поморщился Кирилл, опуская букет на покрывало рядом со мной, — увидел цветочный павильон, вспомнил, что ты такие любишь, вот и купил. Обязательно повод должен быть?
— Конечно нет. И это приятно, что ты помнишь… — Я подняла букет и опустила лицо в самую сердцевину, вдыхая горьковатый, терпкий аромат. Из всех цветочных запахов именно лилейный нравился мне больше всего, подходил к характеру, видимо. — Надо же… Зима, а они пахнут.
— Голландские, наверное, свежие вроде, — равнодушно заметил Мельников, раздеваясь в прихожей. — Чем занималась?
— Не поверишь — весь день лежу. То с книжкой, то просто так, сама удивилась.
— На работу не тянет?
Я внимательно посмотрела на него, но Кирилл, к счастью, не заметил этого, продолжал раздеваться, уже стоя у открытой дверцы шкафа. Как-то часто в последние дни стала всплывать тема моей работы. Причем не я завожу эти разговоры.
— Когда в конторе все отлажено, начальник может себе позволить слегка расслабиться, — бросила я, не сводя с него взгляда.
— А если твои подневольные накосячат где?
— У них свой интерес, так что вряд ли. А ты что-то стал беспокоиться о моем бизнесе… он пока вроде не стал общим.
Мельников хмыкнул:
— О будущем думаю.
— А-а. — Я сделала вид, что он удачно пошутил, но на самом деле мне все это не нравилось. Надо поторопить дядюшку с досье на Мельникова.
Звонить дяде я решила с утра, когда Кирилл уже уехал, а дядя Витя еще гарантированно завтракал где-нибудь неподалеку от своего офиса. Если что — мне не потребуется много времени, чтобы добраться к нему.
— А ты чего это, поганка, бабушкин юбилей проигнорировала? — сразу накинулся на меня родственник, едва успев сказать «алло». — Ну и что, что давление поднялось, таблеточку бы выпила и пришла старушку поздравить!
Ага, значит, никто не в курсе, что я дома не живу, Светик постеснялся обнародовать такую информацию, сослался на мое повышенное давление. Юморист… Оно у меня никогда не поднимается. Но ладно, будем держаться этой версии.
— Ой, да какая там таблеточка! Голову от подушки оторвать не могла, — пожаловалась я, корча при этом себе в зеркале несчастную гримасу.
— Ладно-ладно, все поняли. Чего звонишь в такую рань?
— Ты помнишь, о чем я тебя просила?
— О досье на этого твоего адвоката… как бишь его… Мельникова?
— Да.
— Ничего интересного там нет.
— Я же не просила тебя делать выводы о его содержании. Мне нужна информация, по которой я составлю свое мнение, понимаешь?
— Не хами, Варька. Подъезжай в офис через часок, там все получишь. Или, может, сюда заскочишь, если недалеко? Я в «Островском».
— Хорошо, подъеду.
— Ладно, жду.
Я бросила взгляд за окно — погода вообще не прогулочная, а у меня из верхней одежды куртка, по которой дядя легко поймет, что я не на работе. Придется заскочить домой и быстро переодеться.
Квартира пришла в запустение. Едва войдя в кухню, я тут же выбежала обратно, чтобы не портить себе настроения: следы кулинарных опытов Светика там были видны как на ладони. Интересно, почему домработница не убралась? Не приходила, что ли? В прихожей — застывшие темные потеки от грязной обуви, дорожка следов в сторону гостиной: явно Светик что-то забыл и возвращался, не разувшись. Ну и черт с ним, пусть как хочет.
Я быстро переоделась в костюм, взяла сумку, с которой обычно ходила в офис, сунула ноги в ботинки на шпильках и сняла с вешалки шубу. Подумав, прихватила ключи от «Смарта» — его я всегда успею вернуть в гараж до того, как Светик придет домой. Оглядев себя в большом зеркале в прихожей, я осталась довольна и вышла из квартиры.
В гараже меня постигла первая неприятность сегодняшнего дня: крошечный «Смарт» оказался заблокирован с трех сторон так, что выехать на нем я не смогла. Чертыхаясь и проклиная владельцев огромных авто, я вышла на улицу и попыталась поймать такси. Но в это время суток подобная операция на нашей улице была делом бесперспективным. Пришлось нестись сломя голову пешком. Хорошо еще, что ночью коммунальщики слегка почистили тротуары и можно было передвигаться без риска упасть и сломать ногу.
До «Островского» я добежала вся в мыле — тяжеловато на каблуках, да и приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы удерживать равновесие. В общем, выглядела я как загнанная лошадь, и дядюшке это не понравилось.
— Фу! Женщина не должна никуда бежать, это глупо. Бабушка тебя чему учила? Степенность и размеренность, — ехидно заметил он, отодвигая тарелку с остатками овсянки и принимаясь за намазанные джемом тосты. — Ты присаживайся, сейчас водички закажу тебе. Или сок лучше?
— Лучше цианида, — пробормотала я, стягивая шубу и пытаясь размотать шарф, плотно охвативший шею.
— Ну, зачем так радикально? — Он подозвал официанта и заказал минеральную воду и апельсиновый сок. — Кофе будешь?
— Да.
— И чашку капучино. — Дядя тут же потерял интерес к официанту и переключился на меня: — Для человека с гипертонией ты выглядишь неплохо, дорогая.
— Ой, подумаешь — поднялось вчера. Ты сразу диагноз выдаешь!
— Ты не девочка уже, надо бы поберечься.
— Мы что, так и будем обсуждать медицинские темы? — перебила я. — Или все-таки поговорим о деле?
— А ты торопишься?
Я никуда не торопилась, хотела после встречи с дядей заехать в какой-нибудь магазин, чтобы выбрать подарок Кириллу на Новый год. Но не говорить же об этом!
— У меня есть час.
— Час по нынешним меркам — целая вечность, — философски заметил дядюшка и закурил. — Ты мне вот что объясни: чем тебя так заинтересовал этот Мельников? Обычный адвокат, ни имени, ни фирмы.
«Странно. А живет на широкую ногу. Колечко, что он мне подарил, серебряное, но зато такого бренда, что стоит как три золотых. Рядовой адвокат вряд ли себе позволил бы. Отель, в котором мы живем, пусть не особо крупный, но тоже с ценником выше среднего. А вот к себе, между прочим, ни разу не звал. Очень странно. Я ведь даже не знаю, где он живет теперь, раньше-то родители на Тверской обитали, большая квартира была. Действительно, а почему он ни разу меня к себе не звал? Швыряет деньги на отель. Странно, очень странно».
— Может, ты все-таки предоставишь мне право самой посмотреть и решить? — Я протянула руку, но дядя проигнорировал мой жест.
— Я хочу понять. Ты что, где-то с ним пересеклась?
— Нет.
«Неужели он не помнит, что мы с Кириллом встречались еще в университете? Он не может этого не знать, тем более когда все закончилось так, как закончилось. Тогда вся семья на ушах стояла. Что-то здесь не то».
— Тогда я не понимаю.
— Ты папочку-то отдай, а я потом тебе объясню, если сочту нужным. — Я сделала жест пальцами, означавший, что я хочу немедленно получить папку, которая явно лежала в дядином портфеле под столом.
— Настырная ты. — Он покачал головой, но полез в портфель и протянул мне серую пластиковую папку.
— Спасибо. — Я сунула ее в сумку и взяла стакан с минералкой.
— Даже не посмотришь? — удивленно спросил дядя.
— Посмотрю. Дома, — кивнула я, чем, кажется, вызвала у дядюшки небольшой приступ раздражения, который он, однако, умело подавил. — Ты расскажи, как юбилей прошел.
— Настырная ты. — Он покачал головой, но полез в портфель и протянул мне серую пластиковую папку.
— Спасибо. — Я сунула ее в сумку и взяла стакан с минералкой.
— Даже не посмотришь? — удивленно спросил дядя.
— Посмотрю. Дома, — кивнула я, чем, кажется, вызвала у дядюшки небольшой приступ раздражения, который он, однако, умело подавил. — Ты расскажи, как юбилей прошел.
— А что, благоверный не рассказал?
— Я уснула, а утром поговорить не успели, — невинно захлопала я ресницами.
— В общих чертах — юбилей удался, Святослав молодец, хорошо все организовал. А почему не было Ирки Косолаповой? Она же последние пять лет всегда приходила.
— А ты не знаешь? — удивилась я.
— Чего?
— Она повесилась.
— ???
В глазах у дядюшки застыл вопрос, смешанный с удивлением, а я отметила про себя, что ни Светик, ни бабушка никому ничего не сказали о смерти Ирины. Заговорщики…
— Я подробностей не знаю, — чуть схитрила я, чтобы не вызвать новых расспросов, — но она повесилась прямо в театре. Говорят, какие-то махинации с деньгами, что-то в этом духе.
— Ты смотри… а ведь молодая совсем…
Ирка была моложе меня года на три, то есть не так уж и молода, и дядя об этом прекрасно знал. И почему-то в его удивлении мне почудилась легкая фальшь — всего пара ноток, но я зацепилась. Или это у меня паранойя уже? Всех подозреваю… А что делать, когда вокруг одни предатели? Вот и жду постоянно подвоха.
— Значит, бабушка осталась довольна? — перевела я разговор, и дядя кивнул.
— Более чем. Весь вечер пела дифирамбы твоему супругу. Кстати, вполне заслуженные — я был на его концерте на днях. Он ведь гений, Варька.
Я пожала плечами:
— Знаешь, это он для других гений. А для меня — муж. Притом не очень удачный.
Дядя оглушительно захохотал, и на нас стали оборачиваться.
— Ты живешь с ним столько лет и только теперь поняла, что Святослав непригоден для семейной жизни? Вот это чутье!
— Я знала об этом всегда. Но он меня любит — разве мало? Иной раз удобнее, чтобы любили тебя, а не любить самой. Если бы не Светик, кто знает, где бы я сейчас была?
Дядя нахмурился. Нет, определенно он не мог забыть историю, положившую конец моим отношениям с Мельниковым, — вон, по лицу видно, что эти воспоминания ему так же неприятны, как и мне. Тогда зачем он делает вид, что не понимает, почему мне интересно досье на Кирилла? Не думает, что это тот самый Мельников? Ни за что не поверю в это. Но тогда — что? Почему? Опять вопросы…
Я вдруг почувствовала непреодолимое желание выйти отсюда, пока не начала подозревать собственного дядю в покушении на Сталина, например.
— Мне пора. — Бросив взгляд на часы, я встала. — Спасибо за кофе.
— Тебя подвезти?
— Нет, не стоит. Я сама.
На улице мне показалось, что я наконец-то могу вдохнуть полной грудью. Неприятный осадок остался после встречи с дядюшкой, и это уже не впервые. Определенно количество людей, ведущих себя странно, вокруг меня росло с каждым днем. «Салфетка, — вдруг осенило меня. — Салфетка, на которой Юрий Потемкин написал какое-то слово! Она осталась в куртке, которую я повесила на вешалку в шкафу дома, надо срочно ее забрать». Но какая связь между дядей и этой салфеткой, я так и не поняла, просто мысли о странности окружающих вдруг навели меня на это воспоминание. Я поспешила в сторону Большой Татарской, не забыв оглянуться и убедиться, что дядина машина по-прежнему припаркована у ресторана, а водителя за рулем нет.
Дома я, не разуваясь, пробежала в гардеробную, рассудив, что Светик и так поймет, что я приходила, а может, и не поймет, он не очень внимателен к мелочам. Салфетка лежала там, куда я ее засунула: в кармане, придавленная сверху носовым платком — бабушкина школа, так и таскаю во всех карманах белые батистовые платочки, обшитые кружевом. Я сунула платок обратно, а салфетку бережно развернула, как будто внутри была бомба. Определенно я уже слышала это название раньше, но вот где… Слово крутилось в голове, и я надеялась с помощью многочисленных повторений все-таки вспомнить, где и при каких обстоятельствах слышала его. А главное, кто его произнес и что при этом было контекстом. Но ничего на ум не приходило. Ладно, буду мучиться этим потом.
Я сбросила шубу на диван в гостиной, прошла в спальню. Взглянув на кровать, испытала желание сменить белье, выглядевшее несвежим, но сдержалась. Пусть домработница меняет Светику простыни, а я не буду. Но ложиться в такую постель или даже просто присесть на край было почему-то противно, словно муж сюда приводил свою любовницу, хотя этого — я отлично знала — не было. Пришлось идти в кабинет. Устроившись там за столом, я вынула из сумки очки для чтения и серую папку. На то, чтобы пробежать глазами несколько листов, ушло минут десять, не больше. Дядя оказался прав: ничего интересного в досье Кирилла не было, и вот это как раз насторожило меня еще сильнее. Не вязались его расходы с тем, что я видела в этом отчете. Если здесь все правда, то Кира где-то еще подрабатывает. Там, где не нужно светить документы. Или папенька оставил ему неслабое наследство, но тогда непонятно, зачем он вообще работает. Словом, досье ничего не прояснило, а только еще сильнее все запутало.
Я посмотрела на часы над дверью — была почти половина первого, можно уходить отсюда и пройтись по магазинам, а заодно и поесть где-нибудь.
Я не стала «заметать следы» своего пребывания в квартире — пусть Светик знает, что я сюда прихожу когда мне вздумается, это все-таки моя квартира. Пусть подумает.
Я походила в шумной предновогодней толпе по ГУМу, посидела там же в кафе, заказав какой-то пирог и латте, потом купила себе пару туфель на шпильках — увидела и не смогла отказаться. С обувью у меня всегда были особенные отношения. В гардеробной целый шкаф заставлен туфлями, сапогами, ботинками, босоножками — в общем, всем, что предлагает такой придирчивой коллекционерше, как я, современный мир моды. Но ведь всегда есть место еще для одной пары. Я иногда и людей сравнивала с обувью. Кто-то напоминал вычурные творения Лабутена — красиво, броско, но совершенно неудобно. А кто-то, напротив, мог сравниться по удобству и комфорту в общении с мягкими тапочками, например. Светик раньше таким был. Но никто не гарантирует, что со временем «удобный» человек не превратится в «испанский сапог». Наверное, эгоистично с моей стороны обижаться на мужа за его поступок, ведь я никогда не дала бы ему то, что смогла дать несчастная Ирка. Но ведь он тоже знал, на что шел, когда женился на мне. Я никогда не скрывала, что детей не хочу и иметь их не планирую. И он согласился на мое условие, сам ведь говорил: ничего, это не самое важное, я просто хочу быть рядом с тобой. Выходит, обманывал. Но ведь он сдержал свое обещание и любил меня — куда больше, чем я была достойна. И мирился с моей нелюбовью столько лет, а ведь я даже не особенно трудилась скрывать это. Но ведь он же сам, сам! Его никто не принуждал, не заставлял жениться, не держал на поводке все эти годы — Светик мог встать и уйти, если ему что-то не нравилось. Но нет же — его устраивало то, как мы живем, сам не раз говорил об этом! Тогда почему он меня предал? Ведь это же предательство…
Мне вдруг стало жалко себя, и я расплакалась, понимая, что сейчас не смогу выйти из обувного бутика с зареванным лицом. Надо же, какие у меня эмоции по отношению к мужу… А говорила, что не люблю. Но, наверное, это все-таки не любовь, это скорее привычка, привязанность, искренняя дружба, ведь Светик был мне хорошим другом, настоящим.
Я полезла в сумку за платком, стараясь не привлечь к себе внимания продавщиц, но не удалось — при здешних ценах у двух девиц работы не было, и, кроме меня, клиентов не нашлось.
— Вам плохо? — тут же шагнула ко мне хорошенькая кудрявая блондинка, и я пробормотала:
— В глаз попало что-то, сейчас уберу.
— А вы присаживайтесь на диванчик, вот и пакет с сумкой можно положить, вам удобнее будет.
Я воспользовалась предложением и села на красный диван, вынула пудреницу, а девушка предложила воды:
— Уголочек салфетки намочите, так легче будет.
Сделав вид, что извлекаю из глаза соринку, я постаралась как могла взять себя в руки и успокоиться. Девушки держались на расстоянии, чтобы не нарушать моего личного пространства и не мешать, однако на их лицах читалась готовность немедленно подойти и помочь, если будет нужно. Хорошо, что продавцы тут такие ненавязчивые…
Поблагодарив девушек, я вышла из бутика, все еще злясь на себя за взрыв эмоций.
Решив, что делать Кириллу какие-то слишком уж интимные подарки при наших странных отношениях вроде как неприлично, я остановила выбор на золотом «Паркере» с чернильным пером — одновременно статусно, не особенно дорого и совершенно без подтекста. Нормально, в общем.