Самую классную массажистку звали Кисикис, или что-то в этом роде. Она заканчивает работать с поясницей Рассадина и говорит ему:
— Господин знает, что у него сегодня последний сеанс? А жаль, тут еще есть с чем работать.
— Ну почему же последний, — довольно отвечает Константин Евгеньевич. — К тому же, если надо, приду хоть завтра.
— У вас закончилась проплата. Мы в долг просто не имеет права работать.
— Деньги не проблема, — сразу поскучнел Рассадин.
— Буду рада, если так. Вы хороший клиент.
Едва выйдя из салона, он вынул сотовый, стал названивать в приемную Стаса. Юля долго не брала трубу, но наконец не выдержала.
— Девушка, как бы мне связаться с вашим шефом? Ах, в местной командировке... В сортир пошел, что ли? — Он отключился и зло, что с ним редко бывало, закончил: — Не хочет меня слышать. Ничего, услышит!
Тут же сделал второй звонок:
— Бислан? Исчезни на час. Мои ребята с Аланом говорить будут. Я тебе уже достаточно заплатил и еще дам, не волнуйся! Разве хоть раз обманул?
Уже закончив говорить с охранником Алана, Рассадин буркнул удовлетворенно:
— Это кто ж сказал, что гордый народ не продается? — И дал команду своим нукерам ехать к Алану. — Я там появлюсь через сорок минут, чтоб все было уже тихо и мирно.
И ровно через сорок минут Константин Евгеньевич входил в номер ресторатора. Увиденным он был удовлетворен: три охранника робко шевелились среди валявшихся стульев, вытирая с лица кровь и сопли, Хряк и водитель со скрещенными на груди руками стояли возле стола Алана. Сам он сидел, сжав ладонями виски.
— Ты, Алан, друзей встречаешь как-то не по-кавказски. Где твое гостеприимство? Где радость на лице, кофе на столе, а?
Алан даже не поднял на него глаз:
— Что вам нужно? Я же плачу, я регулярно плачу...
— Да брось ты об этих копейках! Я вообще их могу не брать! Не буду брать! Слово! Мы же в юности вместе — какие пиры закатывали, а?! Девчонки, ночевки, вино... Комсомольская юность — это ведь нельзя предать...
— Можно, оказывается. — Алан так и не убрал ладони с висков. — Чего вы в конце концов хотите? Ну есть же у вас разумное требование...
— Есть. — Теперь голос Константина Евгеньевича стал жестким, холодным. — Ни твоих людей, ни тебя с этой минуты не обижу. Но ресторан — мой. Неделю даю, чтоб все документы на этот счет оформил. Обещаю год кормить бесплатно. Столик свой иметь будешь.
— Не смешно, — сказал ресторатор.
— Не смешно будет, если через неделю «да» не скажешь. Тебя ведь пока не били, Алан. — Водитель, как бы демонстрируя, что имеет в виду Рассадин, бьет кулаком в лицо одного из притихших охранников, бедолага при этом еще ударяется затылком о стену. Кровь начинает литься из носа и губ. — Придет в себя, спросишь его об ощущениях. И потом, я ведь у тебя не жизнь отнимаю, дружок. Хватка у тебя есть, деньги есть или добудешь, откроешь новое дело, это у тебя получится, будут трудности — обращайся, помогу. Неделю даю, ровно неделю.
Рассадин со своими людьми убрался, а Алан все еще продолжал недвижимо сидеть. Зашевелились было охранники, стали оправдываться, расставлять мебель, но Алан приказал им убраться.
— Свободны. Совсем.
Те ушли.
Бислан появился минут через пятнадцать.
— Молокососы, — кричал он, имея в виду своих охранников. — Без меня ничего не могут! Не надо платить им ни копейки!
— Ты же, когда их представлял, говорил, что они лучшие из лучших.
— Э, все братья-племянники, как было отказать? Но теперь я возьму... У меня вправду на примете такие ребята...
— Нет, Бислан. — Только теперь ресторатор решительно встал со стула, подошел к шкафу, взял оттуда дорожный чемодан. — Рисковать я больше не могу. Собираю бумаги и сегодня же вечером вылетаю в Вену. Там отсижусь. Номер проплачен до конца года, так что живи здесь спокойно. Тебя трогать не будут, понимают, что эти проблемы ты не решаешь. Я буду время от времени тебе звонить и говорить, что надо делать.
Бислан озадаченно погладил чуб:
— Получается... Это получается... Это что получается?
— Если Рассадина не устраивают те суммы, которые я ему выплачиваю, то он и их потеряет. Ресторан ему я не отдам. Он уже на мели, он долго не продержится.
— А мне, значит...
— Ждать. Потом уже буду думать, что делать со службой охраны. В двадцать тридцать выезжаем, сопроводишь меня до аэропорта. А сейчас гуляй, мне надо переодеться и перебрать бумаги.
— Я поеду на второй машине, буду прикрывать сзади.
Времени Алану хватило лишь на то, чтоб уложить вещи и документы, принять душ. Он хотел немного поспать, но разве уснешь после всего, что произошло и что предстоит?
В двадцать тридцать его машина тронулась от ресторана. Бислан не пристроился сразу за ней, а пропустил пару машин. Так и ехали минут десять, пока не забеспокоился Алан:
— Почему отстаешь? Что за тактику ты выбрал?
Бислан посмотрел на часы:
— Сейчас, сейчас... — Отключил связь и еще сбавил скорость.
Алан, видно, что-то заподозрил, стал перестраиваться в правый ряд, но было уже поздно. Раздался сильнейший взрыв, и его машина превратилась в огненный шар.
...Минут десять спустя пробку, образованную развороченной иномаркой, милицейскими машинами, «Скорой», тихо объезжал водитель Рассадина вместе с хозяином.
— Что, Константин Евгеньевич, Бислан теперь ваш?
Тот покачал головой:
— Скорее, ваш. Единожды предавший...
— Он говорил, что деньги ему нужны, чтоб навсегда улететь в Турцию вместе со своей кралей.
— Я в Испанию тоже вроде как навсегда собирался. — И повторил: — Единожды предавший...
— Наш так наш, — легко согласился водитель. — Может, заодно и Стаса, а?
— Тяжело мы умнеем, дружок. Этот фейерверк — он для Стаса как раз и устроен. Авось теперь поймет, чем непослушание его закончиться может. Кстати, что с начальником его охраны?
— С Паниным? Ищем подходы. Никак не найдем!
3Панин вместе с шефом и подполковником Щербиной, ставшим почти своим в их офисе, решил провести время на стрелковом стенде. За их спинами стояла беседка с уже накрытым столом: вино, салаты, фрукты. Туда троица и отправилась, сдав ружья сотруднику стрельбища.
— Вадим, — спросил Щербина, — у тебя выходов на фээсбэшников никаких нет?
— Подумать надо, — неопределенно ответил Панин.
Валерий Иванович теперь уже повернулся к Стасу:
— По Алану эта контора все дела у нас забрала, сама копает. Я так кумекаю, кавказский след ищут. Бислан, оказывается, взорвал своего покровителя, почистил его сейф и куда-то исчез.
— С трудом в эту версию верится, — тихо сказал Станислав Викторович.
— Почему? Кому еще нужен бизнесмен средней руки? Хотя узнать бы что-нибудь не мешало, но — нет выходов.
На их огневой рубеж вышли другие стрелки. Узнали Стаса, вскинули в приветствии руки. Стас им ответил тем же, а Панину пояснил:
— Знаешь, кто это, в синей кепке? Заместитель ресторатора, где собираются столичные сливки общества. Актеры, певцы, депутаты... Если появится желание...
— Им в службу охраны человек не нужен?
У Стаса вытянулось лицо:
— Не понял. Ты что, торгуешься со мной таким образом? Место поденежней ищешь, а? Так и я же вроде не скупой...
— Тут другая проблема, Станислав Викторович. Друга надо пристроить. Чтоб подальше от мордобоев. Расчудесный парень, но все воюет и воюет...
Панин как в воду смотрел! Именно в это время Мишка просил своих соседей по книжным развалам:
— Посмотрите за моим столиком пять-десять минут, сбегаю пивка холодного хлебну.
— Так у нас же водочка есть...
— Нет, все, с ней буду завязывать...
Как раз подошла электричка, хлынул народ, и Мишке пришлось в толпе плыть к намеченной цели. Впереди него шла женщина лет пятидесяти, крестьянского вида, в вязаной кофте, из кармана которой торчал край кошелька. Руки женщины были заняты сумками, и если кто вздумал бы выхватить этот кошелек... Только Мишка об этом подумал, как его обогнал хлипкий мужичок, выхватил этот самый кошелек, сделал шаг в сторону... Мишка одной рукой схватил его за плечо, повернул как надо, а второй врезал от души по морде. Женщина обернулась, выронила сумки, закричала...
И вот все трое участников происшествия сидят в комнате милиции, знакомой Гречихину. Хлипкий мужичок держит у носа красный от крови платок, женщина поглаживает его по плечу, но смотрит на Мишку:
— Отпустите его, товарищ милиционер, парень же не знал, что это мой мужик, вот и дал в торец. Я ж так понимаю, добра хотел.
Сержант что-то пишет, а капитан Куропаткин поворачивается к пострадавшему:
— Вы что скажете? Претензии имеете?
— Имею, — просипел мужик. — Кто это придумал, что туалеты платные? Вот мне и пришлось за десяткой лезть...
— К нападавшей на вас стороне претензии есть? — уточнил сержант.
— Имею, — просипел мужик. — Кто это придумал, что туалеты платные? Вот мне и пришлось за десяткой лезть...
— К нападавшей на вас стороне претензии есть? — уточнил сержант.
— А чего, бьет как бьет.
4Комната Андрея на базе выглядит как фотогалерея. На стенах ее висят распечатки кадров, которые он снимал на кинокамеру. Сергей Иванович с женой, Мишка, Вадим, Настя...
Снимков Насти много. Но только ими дело не ограничивается. Картонные листы с нарисованной студенткой лежат на тумбочке, кровати, подоконнике. Они выполнены с юмором — Настя почти везде в роли стриптизерши. Вот у шеста на сцене, вот держит кончиками пальцев бюстгальтер — и зрители тянут к ней руки, вот с охапкой травы, скрывающей самое-самое. А вот — в роли Венеры, выходящей из морской пены. Именно этот рисунок, эту обнаженную Настю Андрей сейчас одевает: рисует на ней блузку, сапоги, макси-юбку...
— Вот так-то лучше, — говорит, отбрасывая карандаш. — Это мы сейчас ей и преподнесем!
Он сворачивает тонкий картон в трубку и выходит из дома. На соседней веранде сидит Сергей Иванович, перебирает блесны.
— Андрюха, представляешь, на любимой «вертушке» тройник сломан.
— На желтой?
— На ней.
— У меня есть такие же. Вам сейчас принести?
— Зачем? Мы же после обеда вместе за окунем поплывем, не передумал?
— Поплывем.
— Я легкий спиннинг для Насти оборудую. Ты ее возьмешь?
— Предложу. А там уже ее дело.
Андрей идет по знакомой тропе, минует куст, возле которого он порвал Настин пакет, и останавливается. Там, где стояли палатки студентов, теперь ничего нет, и между кустов бродит лишь лодочник, который привозил в гости Вадима и Мишку. Моторка его причалена у поваленного на берегу дерева.
— А где биологи? — спросил Андрей.
— Отработали. Я их сегодня за два приема к электричке отвез. Вернулся сюда, да, видать, напрасно. Чудные они какие-то. Все облазил, а пустых бутылок после них нету. Может, прикопали где? Посмотри свежим глазом.
— Вы когда домой возвращаетесь?
— Часок тут еще поброжу. Грибов на супчик наберу.
— Меня захватите?
5Водитель и Волин нашли хорошее место для парковки. Отсюда хорошо видна Москва-река и ее другой берег. Плюс к этому у них еще есть мощный бинокль. Им вооружился сейчас Волин, держит в окулярах Бислана. Тот бродит по дикому, заросшему бурьяном участку. Вот обходит ржавую, давно брошенную бортовую машину с порванным тентом. Кабина ее раскурочена, дверца держится на честном слове. Бислан с силой дергает ее, обрывает, и теперь кабина просматривается насквозь.
После этого бывший охранник Алана идет к реке. Здесь берег укреплен бетонным бруствером.
— Нас бы это место устроило, — говорит Волин. — В воде камни, арматура, на земле битое стекло, так что рыбаков, собачников и отдыхающих не будет, никто не помешает.
— Бислану бы твою логику. — Водитель набирает номер по сотовому. — Здравствуй, дорогой. Звоню тебе в восемнадцать ноль-ноль, как и договаривались. Товар у нас, готовы передать.
Водитель держит трубку так, чтоб и Волин слышал ответ кавказца:
— Я завтра утром скажу, куда подъехать.
— Утро — понятие растяжимое, могут быть пробки... Или в метро?
— Нет, не хочу, чтоб рядом кто-то был. Найдем тихое место, я один, ваш человек один — никого больше. Пусть привезет кейс на катере. И пробок еще не будет. В четыре утра позвоню.
— Твоя воля. Билеты на Турцию взял?
— Взял. Но если вы хотите номер рейса узнать...
— Что ты, Бислан! Просто хочу тебе счастья пожелать.
Бислан позвонил ровно в четыре. В это раннее время Волин и водитель устроились уже под порванным тентом ржавой машины. Звонка этого они ждали с опаской: вдруг у кавказца есть совсем иной вариант места встречи? Но нет, он озвучил то, о чем люди Рассадина и мечтали. Будет ждать катер на берегу Москвы-реки в районе Марьино в пять утра, то есть через час, ориентир — брошенный грузовик.
Ближайшая дорога проходила метрах в двухстах параллельно реке, именно с этого направления и стоило ждать Бислана.
Через пять минут после звонка, в еще сером предрассветном воздухе, они увидели, как замедлили ход, а потом застыли фары легковушки.
— Неужели он не один? — встревоженно спросил Волин.
Легковушка высадила пассажира и тут же уехала.
— Один, — сказал водитель. — И что, если подойдет сюда, сразу стреляешь?
Волин похлопал ладонью ствол снайперской винтовки с глушителем:
— Мы с ней это сами решим. Пока очень плохая видимость, оптика не поможет.
Бислан, как поначалу показалось, шел напрямую к ним, но замедлил шаг, остановился и поменял маршрут. Спустился вниз, к воде, но шел не берегом, а посреди уклона, то и дело на секунду-две появляясь вверху, чтоб оглядеть местность. Уклон переходил в бетонный, хорошо просматриваемый берег метрах в ста от места засады. Волин без всякого риска мог бы с этой дистанции послать пулю туда, куда надо, но Бислан на чистое место не вышел. Катер он стал ждать, оставаясь невидимым для снайпера.
Шепотом выругался водитель, на что Волин сказал тихо:
— А ты бы поступил иначе?
С реки послышался шум катера.
Волин поймал в оптику лодочника: ничем не примечательное лицо, чуть одутловатое, мешки под глазами.
— Кто он?
— Старый знакомый Рассадина. Был торгашом, отсидел, шеф дал ему шанс немного подзаработать... А вообще, это не наше дело. Наше дело — Бислана не упустить. Стреляй до того, как он возьмет кейс. Чтоб не вырывать его потом из рук.
— Денег жалко?
— Не думаю, что там все настоящие, но все же... Так, хорошо лодочник остановился, да?
Катер причалил к бетонному берегу, ибо в другом месте, там, где ждал его кавказец, была отмель. Лодочник, не выходя из катера и не глуша мотор, поднял кейс на уровень лица и, заметив, что Бислан держит одну руку в кармане, спросил:
— Ты, вижу, с оружием?
— Береженого Бог бережет.
— Ну зачем же нам идти на подлянку? Рассадин сказал, что мы вроде как все свои.
— Я своих как раз и боюсь.
— Это тоже понять можно. Деньги смотреть будешь? А то, может, тебе туфту подсунуть хотят?
Бислан наконец выходит из-за укрытия и идет к катеру. Уже протягивает руку к кейсу, и Волин готов спустить курок...
Но тут случилось неожиданное.
Непонятно откуда на воде появился летящий к этим двоим мощный армейский катер. Из бурьянов выскочили трое человек и тоже побежали туда же. Лодочник выругался, швырнул кейс под ноги Бислану, дал мотору полные обороты и на встречном курсе к появившемуся катеру помчался к другому берегу реки.
— Бей, — просипел водитель, — обоих бей!
Бислан успел схватить кейс, но так с ним и свалился на бетонную плиту. Лодочника выцедить оказалось немного сложнее: военный катер развернулся и полетел за ним, перекрывая обзор. И все же Волин изловчился выстрелить.
— Попал? — спросил водитель.
— Не знаю, — честно признался снайпер. — Но надо срочно линять, пока им не до нас. Что с винтовкой делать?
— Ты дурак, что ли? Без нее бы хоть уйти. Бежим!
А катер лодочника благополучно добирается до берега реки и выскакивает на песок. Только здесь мотор глохнет. Тут же рядом с ним оказываются и преследователи. Молодой рослый мужчина, видно, старший из них, первым подбегает к лодочнику и видит, что тот мертв, затылок его залит кровью.
— Ну как же мы... — обреченно говорит он, а кто-то тут же дает ему пояснение:
— Это не наша пуля, Павел Романович. Никто из наших стрелять не мог.
ГЛАВА 5
1
Мишка занес в подсобку мешок с луком, поставил его в ряд с другими и сказал завмагу:
— Все, Клара Павловна?
— Нет, Мишенька. Еще шесть мешков картошки. И — расчет!
— Так насчет картошки вроде уговора не было.
— За отдельную плату. Спасай, выручалочка ты наш! А то мои оглоеды глаза уже позаливали... Картошку отсюда пересыпать в контейнеры.
Мишка берет мешок с картошкой и под конвоем заведующей идет в торговый зал. Магазин уже закрыт для посетителей, и продавщицы возятся у стола: тут бутылка, закуска, рюмки.
— Без нас не начинать, — бросает им Клара Павловна и предлагает Гречихину: — Иди ко мне на оклад, а? Будут и деньги, и продукты, и... Посмотри, какие у меня красавицы работают! Да все разведенные.
— Я однолюб, Клара Павловна.
— Тем более иди! Знаешь, как наш женский коллектив тебя за это ценить будет?!
Ссыпав последний мешок в контейнер, Мишка моет в подсобке руки, направляется к столу, возле которого уже крутится заведующая.
— Я пойду, пожалуй. Пить чего-то не хочу.
— У нас так не принято. Как же ты свой конверт возьмешь?
Конверт с деньгами стоит под наполненной уже рюмкой. Гречихин вздыхает:
— Ну, разве что одну...
Где одна, там и три.