Домой он идет при ранних звездах, когда над аллейкой с разбитым асфальтом загорелись уцелевшие фонари. Впрочем, их, уцелевших, здесь мало, колдобин много, да еще разросшийся по краям неухоженный кустарник цепляет за одежду и пугает своей чернотой.
Не Мишку, конечно.
Когда в этой черноте запищала девчонка и послышались короткие мужские междометия, он тут же шагнул туда:
— Здесь проблемы?
Четверо парней напали на девчонку, зажали ей рот и рвали платье. Ответа на свой вопрос Гречихин ждать не стал. Первым делом он ударил того, кто держал девчонку. Одного хорошего удара оказалось достаточно. Девчонка, плача, побежала в сторону домов.
Парни в рукопашной ничего не понимали, зелеными дураками были они. Если б не металлический прут у одного и не финка у другого, Мишка завалил бы их в пять минут без проблем. Но с ножом и прутом пришлось считаться. Гречихин вырубил хуком безоружного, потом, перенеся тяжесть своего тела на одну ногу, другой переломил пополам идиота с железякой. Хороший был удар, самому понравился. Плохо оказалось другое: основная нагрузка выпала на протез, боль резанула тело так, что на какие-то секунды сковала все мышцы. И четвертый, с ножом, успел ударить его в предплечье.
— Да пошел ты!..
Может, Мишка бы придумал что похитрее, чтоб на дольше запомнилось этим идиотам, но по руке побежала кровь, глубоко резануло лезвие, и он по-простецки приложился кулаком в круглую морду, даже услышал, как хрустнуло там что-то, в этой морде. И поспешил домой, зажав рану. Господи, подумал он, только бы Ольга дверь открыла, а не Олежка, перепугается крови пацан...
Дверь открыла Ольга, глаза ее расширились, увидев, что в светлой рубахе стал красным рукав. Мишка влетел в ванную, уже оттуда попросил:
— Бинт тащи, и что там еще.
Олежка стал царапаться в закрытую дверь:
— Папа, тебе плохо?
— Все нормально, сынуля, все нормально!
— Па, у меня жвачка есть, тебе дать?
Ольга отгоняет сына от двери:
— Пойди картошку выключи, сгорит. И чай поставь. Мы с папой сейчас придем.
Ольга умница. Бинтует руку и даже не спрашивает, что и как случилось. В глазах только слезы. Он целует ее в макушку:
— Я заработал сегодня немножко и завтра еще принесу.
У нее вздрагивают плечики. Она устала с ним, как же она с ним устала, думает Мишка и гладит здоровой рукой ее волосы.
— Оля, наклевывается работа, честное слово, наклевывается...
И тут раздается звонок в дверь, тотчас второй, третий.
Оля поднимает глаза:
— Не по твою душу? Ничего не натворил?
— А черт его знает...
Жена идет открывать дверь, Мишка следует за ней, и Олежка тоже в коридор выбегает.
В проеме двери — милиционер.
— Этот? — спрашивает кого-то, кто за его спиной.
В комнату заходят юная девчушка, поцарапанная, в синяках, и женщина лет сорока пяти.
— Он, — говорит девчушка, а женщина, нечаянно толкнув Ольгу, бросается к Мишке. Ольга повисает сзади на ней:
— Да вы что! Что случилось! Миша не мог это сделать!
Женщина дородна, крепка, Ольгу вроде бы и не заметила. Обняла Мишку:
— Господи, ты ж нам дочку спас, да спасибо ж тебе!
— А вы говорите, не мог, — улыбается милиционер растерявшейся Ольге. — Еще как смог. Нам этих скотов только подобрать осталось, даже разбежаться не смогли. Мама девочки настояла, чтоб мы сразу спасителя навестили.
— Все, что вам нужно, все, что нужно... Она ведь одна у нас... Вы не стесняйтесь, я сумею отблагодарить, — плакала женщина.
— Ничего нам не надо, пойдемте чай пить, — сказала Ольга.
А Олежка, подбежав, обнял Мишку за ногу:
— Это мой папа.
— Так я это сразу и понял, — серьезно ответил ему милиционер.
2Электричка рабочего дня была полупустой. В вагоне, где ехал Андрей, сидело всего человек десять. Можно было усесться удобней в угол и вздремнуть, но каждые пять минут заходили с объемными сумками торгаши и предлагали товары. Поспи тут попробуй.
Вот из тамбура появляется тетка. Видит же, что одни мужики сидят, а все равно: «Колготки французские, любых размеров, с орнаментом»...
Идет по проходу, даже не глядя на пассажиров, выкрикивает, словно у нее на диктофоне речь записана...
Ее сменяет продавец газет:
— Программа на неделю, юмор, кроссворды, громкое убийство, крокодил в Неве... Покупаем, коротаем время с хорошей газетой!
Это уже веселее. Время действительно нужно скоротать.
— Мне про крокодила, пожалуйста...
Андрей мельком пролистывает «толстушку» в поисках материала об африканском чудище на северной реке, и вдруг взгляд его цепляется за что-то знакомое. Крохотный снимок, не больше паспортного, в разделе «Услуги, знакомства». Девочка с обнаженными грудями манит читателя пальчиком. Она похожа на Настю. Та же прическа, тот же цвет волос. Под снимком текст:
«Для состоявшихся джентльменов. Скучно? Звоните. Не пожалеете ни о чем!!! Настя».
3Валерий Иванович Щербина, наверное, в любой компании и сразу оказывался в доску своим. Вот и сейчас, едва переступив порог кабинета Панина, он уже давал распоряжения секретарше:
— Юлечка, нам два кофе! И галеты. В этой конторе есть галеты?
Потом, переставив стул так, чтоб сидеть с Вадимом плечом к плечу, подполковник чуть ли не на ухо стал ему рассказывать:
— Мы интересные факты накопали. Тот, которого фээсбэшники в лодке пристрелили, на заре туманной юности имел дела и с твоим шефом, и с Аланом.
— На заре комсомольской юности? — спросил Вадим.
— Позже. Когда комсомол приказал долго жить, они что-то там покупали, продавали, на барахолке в Лужниках палатки рядом держали.
— Это почти ни о чем не говорит, Валерий Иванович. В Лужниках тогда чуть ли не вся нынешняя элита карьеру начинала.
— Это в целом, да. Но я же о частностях говорю...
Заглянула Юля:
— Вадим, Павел Романович приехали.
— Это кто такие? — спросил Щербина.
Панин ответить не успел.
В кабинет не вошел, а ворвался, как врывается сквозняк в распахнувшиеся двери при открытой форточке, Паша Бычков, гренадер по сложению, двадцати пяти лет, старлей, тот самый, который на моторке преследовал лодочника по Москве-реке.
— Вадик, наше вам! — за руку поздоровался с Паниным. — От отца низкий поклон, ждет на чай, обижается, что не заглядываешь. — Смотрит на Щербину, протягивает руку и ему. — Свои, надеюсь?
— Подполковник Щербина Валерий Иванович.
— Старлей Бычков Павел Романович.
Милиционер вскинул брови:
— Вы не сын генерала Бычкова? Который в академии?..
Павел тут же огорчился:
— Вот так всегда! Сразу — сын. А я сам по себе, Валерий Иванович! Те, которые сыны, — они на дипломатов учатся и банками руководят. Хотя я мог бы тоже куда угодно поступить — школу почти с золотой медалью окончил, между прочим.
— Физкультура небось подвела? — улыбнулся Панин.
— Шуточки у вас. А я, между прочим... Никто не войдет? — Посмотрел на дверь, потом махнул рукой. — Да ладно, пусть страна знает своих героев. Я вот что освоил, Вадим!
Бычков вытащил из кармана коробок спичек, поставил его на край стола, разулся, зажал одну спичку пальцами ноги, повернулся спиной к столу, потом с разворота взмах ногой — спичка чиркает по коробку, загорается, а коробок летит со стола.
— Круто, — сказал Щербина. — Такого я еще не видел.
Паша оказался падок на похвалу, ему тут же захотелось еще что-то продемонстрировать.
— А хотите, в металлический пятак с пяти метров всажу? — Он вытащил нож, показывает его Вадиму и Щербине. — Дамасская сталь, между прочим. Режет жесть, как масло.
— Ты пришел нож показать? — спросил Вадим.
— Нет, Вадик. Дело действительно серьезное. Охранника Алана мы вели, знали, что он встречается с человеком, чтоб деньги получить, хотели обоих повязать с поличным, но малость облажались. И лодочника, и охранника убил снайпер. Вот о его присутствии там мы и думать не могли!
— Уж это точно, — откинулся на спинку стула Щербина.
— Да и это ерунда, мы столько уже накопали, на такие факты вышли... О них пока рано говорить, но они скоро на всю страну зазвучат... А к тебе, Вадик, я вот чего забежал. Снайпер ствол оставил, любопытный такой ствол. «В-94», калибр 12,7. Мы его просчитали — он у вас был, на ваших складах. Времен Абрамова, которому ты бил морду.
Панину последняя фраза не больно понравилась:
— Это уже, вижу, стало достоянием новейшей истории.
— А то! История знает, что на скрижали заносить. Бога ради, Вадим, скажи, чего за ним водилось, за Абрамовым, а? Он тогда оружием не приторговывал? Не за это ты ему врезал?
— Без доказательств, Паша, женские сплетни получатся, а не серьезный разговор. Так что закроем эту тему.
— А сейчас где этот Абрамов? — спросил Щербина.
Панин опять с неохотой ответил:
— Меня он совершенно не интересует. А что касается оружия — тогда пожары на складах были, то молния, то замыкание, так что Абрамов мог быть и ни при чем.
— Меня он совершенно не интересует. А что касается оружия — тогда пожары на складах были, то молния, то замыкание, так что Абрамов мог быть и ни при чем.
— А меня интересует, — сказал Паша. — И вот тут, — постучал себя по лбу, — интересные данные по нему собраны. Пока я один их знаю, но...
Тут у него запел сотовый, и Павел Романович крикнул в трубку:
— Собирай людей, я бегу! — Уже накоротке попрощался с Вадимом и Валерием Ивановичем. — Еще увидимся и поговорим.
Щербина протянул ему свою визитку:
— Всегда к услугам коллег. — И заулыбался после того, как Бычков исчез за дверью. — Ему бы еще в Чапая играть.
— Только не заиграться, — мрачно добавил Панин. — Там река Урал была, между прочим...
Только Щербина ушел, как позвонил Станислав Викторович, попросил зайти.
На его столе стоял поднос с коньяком, шоколадом и ягодами.
— Угощайся, — сказал шеф, показывая на землянику. — Знаю, любишь.
— Люблю, особенно свежую да из хороших рук... Проблемы есть?
Стас неопределенно пожал плечами:
— Может, будут. У меня, Панин, сам знаешь: жены нет, сексуальная ориентация правильная, да еще комсомольское воспитание... В общем, красивых куколок не чураюсь, но есть одна женщина, мы с ней уже лет восемь знакомы, нередко в одной постели просыпаемся... И вот Женя, это имя ее, Женя вчера говорит: пошли какие-то странные звонки, поздно вечером, ночью. Я, говорит, думала, ты звонишь, Стас, Стас, — а в ответ молчание. Конечно, может, идиот какой-то, но в связи с тем, что сейчас происходит... Я не отвечаю на звонки Рассадина и Юле велел делать то же самое...
— Константин Евгеньевич знает вашу знакомую?
— Знает.
— И знает, что вы с ней сейчас встречаетесь? Она с ним какие-то контакты поддерживает?
— Никаких! Женя его и тогда не переваривала.
— По телефону она назвала ваше имя...
— Да... Вадим, я тебе уже говорил и еще раз повторю: ты лучше знаешь, кто тебе нужен, набирай в службу охраны людей, я положу им нормальные оклады. Чего тянешь?
— Ошибиться боюсь, Станислав Викторович. Тонкое это дело.
— У тебя что, друзей надежных нет?
— Есть, даже сверхнадежные. Но они свое уже под завязку получили, я их под пули больше не поведу. Где проживает ваша Женя?
Шеф протянул ему листок с написанным от руки адресом.
4Гречихин ехал на сто второе собеседование. Ехал и смеялся над собой: в таком виде перед глазами экзаменаторов он еще не представал. Фингал под глазом, рука на перевязи, лицо поцарапано. Он, правда, честно предупредил, что не в форме, что желательно перенести встречу на другое время, через неделю хотя бы. Однако заместитель директора ресторана — кто ему, интересно, Мишкин телефон дал? — мягко, но настойчиво попросил прибыть сейчас же. «Пока открылась хорошая вакансия».
Это был тот самый заместитель, который стрелял на стрелковом стенде вместе со Стасом и Паниным. Тогда же он и пообещал Вадиму найти что-нибудь для его друга. А ныне, перед приездом Гречихина, докладывает своему начальнику:
— Товарищ чеченскую войну прошел, награжден.
— С виду как?
— Не знаю, но в спецназе, думаю, дохляков не держат.
— Это правильно, но ты же понимаешь, нам еще типаж нужен. Чтоб глазу приятно было. У нас клиентура особая, с улицы мало кто сюда попадет. Человек будет в костюме, бабочке...
Как раз на этих словах с кабинет вошла секретарша и, испуганно оглядываясь через плечо, доложила:
— Гречихин... Некто... Ждет.
— Проси, — сказал начальник.
Мишка вошел.
Заместитель, воспитанный, культурный человек, впал в прострацию:
— Мать же твою...
Мишка его понял и весело откликнулся:
— Я же предупреждал, что не в форме.
— Но не до такой же степени! До свиданья, товарищ Гречихин, до свиданья!
Главный же начал тихо смеяться уже тогда, когда Гречихин только появился на пороге. И видя, что тот собирается уходить, выскочил из-за стола:
— Нет, погоди-погоди-погоди...
5— Дядя Вадим, а ты можешь не уходить? Вот прийти к нам и остаться?
Вадим, Лариса и Игорек сидят за столом, пьют чай. У Ларисы чашка при этих словах дрогнула, Панин сдержался, спокойно спросил:
— А зачем лично тебе это надо?
— Лично мне надо, чтоб ты меня в садик привел и забрал. И чтоб все тебя увидели.
Голос Ларисы тоже дрожит:
— Так, сын, или о чем-то другом, или... Или... Тебе спать уже пора!
Панин кладет ему ладонь на плечо:
— Вот когда у меня будет поспокойнее работа, а она обязательно будет...
Раздается зуммер сотового телефона, пришла эсэмэска. «В двадцать два тридцать жду на улице Булатной, 3, второй подъезд. Очень нужно! Павел Романович».
— А пока такие вот дела, Игорек, — говорит Панин и смотрит на часы.
От метро к Булатной надо еще ехать автобусом. Район этот Вадиму совершенно не знаком: вокруг вырыты котлованы новостроек, а рядышком с ними стоят заколоченные, с выбитыми уже стеклами, «хрущевки». По разбитому тротуару к нужному дому надо идти то ли заброшенным крошечным парком, то ли садом, который рос тут в некогда частных застройках. Вадим пожалел, что не взял фонарика: можно и ноги переломать.
На трассе, оставшейся за спиной, остановилась машина, знакомый голос окликнул его:
— Вадим, привет! И тебя Чапай взбаламутил? — Это подъехал Щербина: ему пришлось ловить частника. — Видно, захотел на троих сообразить, но место для этого выбрал, экстремал...
Панин поддержал шутку Валерия Ивановича:
— У них тут, видно, явочная квартира, где учатся ногами спички зажигать.
— А что, классно у него это получается. Вот из таких настоящие спецы вырастают. Я иногда жалею, что пятаки ножом протыкать не могу.
Нужный дом стоял в кромешной мгле, предназначался под снос, электричество от него уже отрубили, окна были заколочены, дверь тоже.
— По всей видимости, это первый подъезд, — сказал Щербина. — Но если и другая дверь в таком же состоянии, то наш юный друг достоин подзатыльника.
Вторая дверь была приоткрыта. Подполковник вынул фонарик, они вошли и стали подниматься по ступеням. Видно, что здесь кто-то недавно прошел: толстая строительная пыль была испещрена свежими следами. Кроме того, наверх волочили то ли ковер, то ли мешок — справа от следов тянулась сплошная чистая полоса.
— Эй! — негромко крикнул Щербина. — Есть тут кто живой?
Ответа не последовало.
Поднялись на второй этаж.
Здесь, на площадке, лежал Павел Романович, нож дамасской стали торчал в его груди.
ГЛАВА 6
1
Поминали Павла Бычкова на квартире, где он жил с родителями. За столом сидели человек десять, самые близкие люди семьи. Панин не знал лишь одного: высокого, лет сорока, мужчину со шрамом на подбородке. Роман Захарович, отец Паши, представил его коротко:
— Это командир сына, Славин Юра... Юрий Кириллович. Тоже мой ученик.
Выходили они от Бычковых вместе. Славина у подъезда ждала машина. Он предложил подвезти Вадима до метро, но тот отказался:
— Прогуляюсь. Тут же недалеко.
— Панин, — сказал Славин. — Без «дайте подумать»: к нам пойдешь?
— Нет.
— Вопрос исчерпан. Счастья тебе в общественной и личной жизни. Но прощаюсь ненадолго. Пригласим тебя на днях, разговор по существу есть.
2В принципе, непыльная работа выпала Мишке: старший смены охраны.
В этом то ли ресторане, то ли ночном клубе у него есть своя комнатка — с кожаным диваном, столиком, экраном наружного видеонаблюдения. Сейчас видно, к примеру, что на стоянке припаркованы дорогие машины, а у двери, как часовые, застыли два охранника. Обязанность у них одна: пропускать своих и отсеивать чужих. Посторонние, с улицы, сюда не попадают. Завсегдатаи тут — то угадываемые лица, то дети угадываемых лиц.
С первыми — проще. Они не нажираются, ведут за столиками деловые переговоры, спокойно реагируют на появление «звезд» на сцене. Происходит это в будничные вечера.
Ближе к ночи и в выходные их сменяют отпрыски. Одним — пятнадцать, другие постарше Мишки. Все крикливые и взбалмошные, соревнуются, кто круче.
Вот сидит сопляк, глиста глистой, его с виду и от пива развезти может, а заявляет так, чтоб и за соседними столиками слышно было:
— Там пойло ни в дугу, полторы тыщи баксов отдал — пить не смог...
Девица справа похваляется подружке:
— Я ему — пошел на фиг, раз жениться не хочешь, и он мне — ключики от машины.
Этой стерве Мишка верит. Он тут уже видел ее два дня назад с мужичком, мелькающим по телевизору. На экране он его уважал: вроде умные вещи говорит, вроде порядочный. А вживую если всмотреться, за столиком с водкой — дерьмо дерьмом. Двух слов без мата связать не умеет.
Может, это ресторан на людей так влияет? И разве сам старший лейтенант, спецназовец Гречихин, мог себе представить, что наденет шутовской наряд среди нормальных людей? А здесь — на нем тельник, черные штаны-клеш, рука на черной повязке... Революционный матрос Балтфлота, блин! Стыдно в зеркало смотреть. Но платить хорошо обещают, и надо терпеть. Главное, чтоб сюда Ольга или кто из старых знакомых не заглянул, не увидел его в паскудной роли...