Рита внутренне сжалась. А вдруг и правда сейчас начнет ее душить, что делать-то?! Но Серега и не думал душить Риту, он вдруг, отвернулся от нее и направился к выходу.
Она слышала, как в прихожей он без конца ругается вполголоса. Слышала, как гремит замками входная дверь. Но боялась встать и пойти за ним следом. Потом вдруг все прекратилось. И ругательства его прекратились, и грохот дверной, зато по ногам ощутимо потянуло сквозняком.
Не выдержав, она встала с кресла. Прокралась на цыпочках к двери в гостиную и, стараясь не засветиться, высунула нос из-за притолоки.
Обдуваемый подъездным сквозняком, Пирогов-сын стоял, подбоченясь, у открытой двери в собственную квартиру и смотрел на нее в упор. Смысла дальше прятаться не было, и Рита медленно выдвинулась из-за притолоки.
— Уходи, — обронил он бесцветным голосом и сделал шикарный жест рукой, направленный на лестничную клетку. — И не приходи ко мне больше никогда!
— Но послушай меня… Но Сережа… — залепетала Рита, осторожно приближаясь к нему, отыскивая попутно взглядом свои шлепанцы с просмоленными каблуками. — Ты даже не дал мне объяснить все как следует.
— — Уходи! — Пирогов-сын оставался непреклонным, мало того, что указывал ей на дверь, так теперь еще и пододвинул ей носом своего резинового шлепанца ее обувь. — Обувайся и уматывай, Ритка!
Не буди лихо, пока оно тихо…
Угроза подействовала.
Рита быстро вдела ноги в шлепанцы, с болезненной гримасой ощутив поджившие было мозоли.
Поправила волосы перед зеркалом, снова удивительно себе понравившись. Скосила взгляд на трюмо, где сиротливой охапкой валялись ее гвоздики, и обронила напоследок:
— Не забудь цветы поставить в воду. Это я не тебе принесла, а твоей маме.
— Не забуду, — буркнул Серега ей в спину и с грохотом обрушил о притолоку дверь.
Все! Это был полнейший провал… Как в фильме про Штирлица: «Вы ошиблись адресом, дружище…»
Адресом она, кажется, не ошиблась. И цветочного горшка — сигнала провала — в окне не маячило.
И даже сорок утюгов на подоконник никто не выставил. Но Рита провалила задание, выданное собственноручно самой себе же. Провалила…
Что сейчас?! Куда ей теперь ломиться? Ну, знает она, что Кораблев раньше носил часы на правой руке и никто прежде не звал его Ромой, что с того-то?! Где гарантия, что Ванда и охранник сказали ей правду?! Может, ребята покуражились над ней со скуки. Может такое быть? Да запросто!
Нет, найти город, в котором Кораблев родился и вырос, ей было просто необходимо. Пускай не осталось родственников и родителей, могли оставаться друзья и знакомые, а также знакомые знакомых и так далее. Могла быть и обманутая подружка. А это же просто кладезь информации. Она сумела бы наговорить о нем такого, о чем родная мама не знала.
Только где все это?! В какой географической точке нашей необъятной Родины появился на свет Эдик, в какую школу ходил, у кого списывал и, вообще, где приобретал навыки будущего беспринципного адвоката, любимого женщинами настолько сильно, что они одна за другой падали замертво к его ногам.
Ну.., пускай и не к его ногам, но вне Эдикова присутствия явно чувствовали себя глубоко несчастными. Соня, например…
С Зиной не все было понятно, но тоже дело добром не кончилось…
Да и она сама не способна твердо и гарантированно ответить, что совсем не думает о нем. И можно было сколько угодно потчевать себя выдуманной версией, что будто бы все ее поиски сводятся к тому, чтобы отвести от себя подозрения.
— Вздор!!! Все не так!!! Стала бы она белочкой носиться, если не был бы замешан во всем этом Кораблев!.. Ведь сердце же просто сжимается от страха, стоит подумать, будто с ним случилось что-то ужасное. Где-то же он пропадает!..
Рита остановилась у обочины и, издали приметив мотор, взмахнула рукой. Тащиться на каблуках до автобусной остановки, что была в двух кварталах, оказалось выше ее сил. Не обеднеет, если доедет на такси.
На такси ей ехать не пришлось. Едва не налетев на бордюрный камень, возле нее остановилась «десятка» цвета «Валентина». Она точно знала, что этот цвет носит именно такое название, очень уж оно ей нравилось. Дверца распахнулась, и, перегнувшись через пассажирское сиденье, Милевин безапелляционно заявил:
— Садись.
Она села в машину, даже не успев подумать. Валентин Михайлович снова полез через пассажирское сиденье, проверяя надежность запертой дверцы.
Подергал ее для верности, не преминув коснуться своим плечом Ритиной груди. Удовлетворенно кивнул сам себе и лишь тогда поехал.
— Куда? — коротко поинтересовался он.
— Домой, — Рита решила быть такой же краткой, тут же трусливо увильнула от взгляда его хмурых внимательных глаз и уставилась в окно.
Лето набросилось на город так же внезапно, как набрасываются первые заморозки и весенняя оттепель. Почти целый месяц тепло медленно раскачивалось, плавая от десятиградусной отметки до двадцати двух по Цельсию и обратно. Солнце постоянно ныряло в пухлые, совсем не по-летнему мрачные облака. Дождик, которого с утра люди не ждали, беспечно забывая зонты дома, начинался ближе к обеду. Накрывая город полуденным ливнем, он постепенно сбавлял свой прессинг и принимался сеять мелкой липкой влагой.
— Осень! — восклицали горожане, брезгливо морщась. — Ну просто настоящая осень…
Недели две прогнозы погоды были размытыми и туманными, как само небо над головой. А потом вдруг забрезжила надежда. Агрессивный оранжевый цвет на картах синоптиков покрыл сначала Европу, потом пополз дальше, раскрасив почти все до Владивостока.
Теперь почти каждый с надеждой ждал дождя.
Но солнце и не думало сдавать своих позиций и нещадно жарило уже с семи утра. К полудню асфальт начинал плавиться, мороженое в холодильниках плакать вместе с морозом, а горожане спешили укрыться в прохладных офисах, обдуваемых надрывающимися кондиционерами…
— Где была? — вдруг нарушил тишину Милевин и сердито на нее покосился.
— У меня пока нет подписки о невыезде, — вспыхнула Рита, возвращая ему его взгляд.
— Это не проблема. Хочешь, могу устроить. — Он противно ухмыльнулся, переключил скорости и, минуя поворот к ее дому, проехал дальше по проспекту.
— Это… Это мы куда?!
Рита заволновалась. Противный Милевин мог снова начать к ней приставать. А что?.. Ему ничего не стоит завезти ее за город. Остановить машину в каких-нибудь зарослях и…
— Не стоит так волноваться. — Он снова ухмыльнулся, противно и даже сально как-то.
Почему, интересно, все в этом человеке казалось ей противным: от простого человеческого участия до нормальной, в принципе, улыбки. Противным, приставучим, липким…
— Я не стану тебя насиловать белым днем, — проговорил вдруг Милевин после паузы.
— А когда, темной ночью? — Рита посмотрела на него, как на таракана. — Вы мне неприятны, понимаете?!
— Догадываюсь… — Ни тени смущения или обиды, все ровно, без эмоций совершенно. — Это пройдет.
— Вряд ли.
— Поживем, увидим. — Он вдруг резко взял лево руля, и «десятка» въехала в ворота отделения милиции.
Если Милевин рассчитывал на сногсшибательный эффект, то, расчет его оказался верным. Рита просто остолбенела. Широко раскрыв глаза, она смотрела в окно на арестантов, метущих милицейский двор. На охранников с закатанными по локоть рукавами, которые, покуривая, пасли своих подчиненных. На решетки на пыльных окнах торцевой части здания, и ей до острой боли в туго сжатых зубах захотелось поскулить.
Куда он ее привез? Зачем? Что ему от нее нужно? Она же… Она же ни в чем не виновата! А он… Он специально все подстроил! Он следил за ней! Караулил… Боже, что будет с Анькой и ее семьей?! А Серега!!! Он с ума сойдет от бешенства и стыда. Девушка, которую он любил и продолжает, наверное, любить, преступница!!! Мало того, убийца!!!
— Идем, — сурово потребовал Милевин и зашагал к ступенькам черного входа.
Повторять ей было не особо нужно, но на то, чтобы выбраться из машины, у нее ушло чуть больше времени, чем обычно. И ручка куда-то запропастилась, и открываться затем с чего-то не хотела. И шлепанцы… Эти дурацкие неудобные шлепанцы — ее недавнее приобретение — снова начали ерзать у нее на ногах, садня и без того ноющие мозоли.
— Чего ты там путаешься, Рита?! — вспылил вдруг Валентин Михайлович, по примеру своих коллег заворачивая рукава на клетчатой рубашке; вырядился тоже в такую-то жару… — Иди уже! Мне некогда!
Она выбралась наконец, громко хлопнула дверью, от чего Милевин снова поморщился, и засеменила к ступенькам.
Некогда ему!.. Скажите, пожалуйста, какой занятой человек! А чем, спрашивается, занят?! Тем, что ее пасет денно и нощно? Или к мирным людям в дом врывается и головы им морочит?..
Рита сердито сопела, беззвучно чертыхаясь в спину Милевина, и почти бегом следовала за ним по пятам.
Ну, чего он к ней привязался?! Что ему от нее нужно?! Если он такой профессионал заслуженный, должен был понимать, интуитивно хотя бы, что она не имеет никакого отношения к смерти Зинаиды.
Рита сердито сопела, беззвучно чертыхаясь в спину Милевина, и почти бегом следовала за ним по пятам.
Ну, чего он к ней привязался?! Что ему от нее нужно?! Если он такой профессионал заслуженный, должен был понимать, интуитивно хотя бы, что она не имеет никакого отношения к смерти Зинаиды.
Никакого!..
— Входи, — приказал ей Милевин, отпирая узкую, выкрашенную половой краской дверь. — Входи и присаживайся, я сейчас.
Рита вошла в его рабочий кабинет и огляделась.
Стены, так же как и дверь, безрадостно покрывала та же половая краска. А вот на полу лежал вполне приличный линолеум. Вдоль окна обычный письменный стол. Даже новый, кажется. На столе компьютер. Подставка под ручки. На окнах приличные занавески и решетка. На подоконнике электрический чайник, сахарница, два тонких стакана, в каждом по чайной ложке. Три стула у стены справа.
Рита выбрала средний и села. Одернула юбку на коленях, положила сверху сумку и снова одернула юбку. Потом поправила блузку, потянув ее сзади, и в немом вопросе уставилась на вошедшего только что Милевина.
Тот явно важничал, вваливаясь в кабинет с небольшой папкой под мышкой. На Риту почти не смотрел. Деловито хмурил брови и морщил то и дело лоб. Она решила для себя, что больше с вопросами не полезет. Пускай сам объясняется, коли привез ее сюда.
Милевин занял свое место за столом. Развязал не успевшие засалиться тесемки на папке и бесконечно долго перелистывал несколько вложенных туда листов бумаги. Потом вдруг отложил папку в сторону и, вытащив откуда-то из стола фотографию, хитро глянул на Риту:
— Хочешь взглянуть?
Она сразу поняла, что это за фотография. И взглянуть захотелось тут же, но она решила немного выдержать паузу.
— Зачем вы меня сюда привезли, Валентин Михайлович? — осторожно поинтересовалась она, стараясь глядеть не жалобно, а хоть немного с достоинством. — Взглянуть на фотографию?
— Может быть… Может быть… — Он вальяжно откинулся на жесткую спинку казенного стула. — Слушай, Рита, давай уже на «ты»! Я почти в тебя влюбился, а ты мне все выкаешь! Непорядок же, Рита.
— Почти?! — зло фыркнула она, отворачиваясь; красная от загара шея в вырезе рубахи Милевина ей совсем не понравилась.
— Ладно, не кипятись, — протянул он примирительно, поднялся с места и, шагнув к ней, протянул ей фотографию. — Взгляни. Узнаешь?
Рита взяла в руки снимок.
Цветная фотография девять на двенадцать.
В нижнем правом углу время и дата. Да, все правильно, фотография сделана почти год назад. И запечатлены на ней были счастливая улыбающаяся Зиночка Соколова и Кораблев Эдуард собственной персоной.
Эдик был в белых шортах и такой же белоснежной майке без рукавов. Ощущение создавалось такое, будто Кораблев только что спрыгнул с теннисного корта, хотя снят он на фоне дощатого забора, выкрашенного яркой голубой краской. Зиночка также была вся в белом. На голове у нее сидела кокетливая бейсболка, сдвинутая на затылок. Одной рукой она придерживала козырек. Вторая покоилась на талии Кораблева. Пара выглядела совершенно беспечной, и, уж конечно, факт их знакомства сомнения не вызывал.
— Узнаешь? — снова повторил Милевин, подходя к ней еще ближе и седлая соседний с Ритой стул. — Трудно не узнать, да?
— Часы! — невольно воскликнула Рита.
— Что — часы? — Милевин склонил голову к ее плечу, снова пристально вглядываясь в фотографию.
— Часы у него на левой руке!
— — И что с того? У меня они тоже на левой, — и для пущей убедительности он потряс перед ее носом окольцованным браслетом запястьем. — А, вот они часики! И что?
— И у меня на левой! — Рита тоже потрясла своими часами у него перед глазами. — Потому что мы оба не относимся к левшам! А Кораблев Эдик был левшой и часы всегда носил на правой руке! А у этого мужчины, который похож на него, как две капли воды, часы на левой! Значит…
— Да ничего это не значит! — вскипел мгновенно Милевин, выхватил у нее из рук фотографию и вернулся за свой стол. — Он мог просто менять эти дурацкие часы местами, и все! Ты же не станешь отрицать, что тот мужчина, что на снимке, и тот, что поселился рядом с тобой, и спал, кстати, в твоей постели, один и тот же человек.
— Вот этого я отрицать не стану. Потому что тот Кораблев, что спал со мной, не был левшой. Он нормально орудовал ножом, вилкой и штопором и проделывал все это правой рукой…
— Вот! Вот!!! Человек со снимка и тот, что жил рядом с тобой и… — Милевин опять было хотел напомнить ей о той единственной их ночи с Кораблевым, но потом передумал и закончил совсем по-другому:
— Это один и тот же человек. И он был знаком с погибшей. Кстати, наш эксперт сверил марку часов. Он обратил внимание на дороговизну тех, что носил твой сосед. Так вот, часы одни и те же… На чем я остановился?.. Ах, да! Этот Кораблев был знаком с Зиной задолго до своего здесь появления.
— Знаком-то, может, и был, только… Только это совсем не тот Кораблев. — Рита настырно уставилась на Милевина.
Ну, не нравилось ему то, что она все ломает и путает, а что было делать!
— А какой же, черт возьми??? — заорал вдруг Милевин, и краснота с шеи медленно поползла ему на лицо, делая его еще более непривлекательным.
— Не знаю! И не кричите на меня!.. — возмутилась она, стукнув сумочкой себя по коленкам. — Я не знаю, что за Кораблев был знаком с Зиной и поселился потом со мной рядом, но это совсем не тот Кораблев, которого знал Николаша!
— А это еще кто?! Ах, да, кажется, припоминаю… Это тот самый друг, которого Кораблев неоднократно вытаскивал со скамьи подсудимых?
— Тот самый, тот самый, — закивала Рита, очень жалея о том, что приходится все рассказывать этому неприятному человеку. — Так вот он утверждает, будто Кораблев всегда был левшой, часы свои носил на правой руке, и привычкам своим никогда не изменял, вот!
— Ладно… — Милевин с насупленным видом убрал фотографию в папку, аккуратно перевязал чистенькие бечевочки, для чего-то пододвинул папку к себе поближе и забарабанил по ней пальцами. — Пускай эти чертовы часы поменяли свое место, и что?
— А то, что это не тот Кораблев, и все! — воскликнула Рита, поражаясь его недогадливости; почему же ей-то все сразу стало понятно, ну не все, допустим, а многое.
— А если тот? Может, раздражение у него на правом запястье появилось от браслета, или еще какая причина была. Это же не улика, как ты не понимаешь! — Уверенность в его тоне заметно пошла на убыль, даже смотреть на Риту он стал немного по-другому, без былой озлобленности и надменности. — Он мог и брюки задом наперед надеть, рубашку застегнуть на все пуговицы на спине, и то это не причина подозревать его…
— Ага! А почему же тогда Зина называла его Ромочкой, а?!
Это был ее последний козырь в споре с Милевиным. Она долго не хотела извлекать его на свет божий, да пришлось. Иначе он еще ей кучу разных примеров приведет, лишь бы не копаться в этом деле и не додумывать его до конца и как следует.
— Кем?! — Милевин был сражен. — Кем называла?! Ромочкой?!
— Именно!
— Откуда ты… Ах, да! Ты же ездила на дачу к его другу… И кто слышал?.. — Милевин просто впился в нее взглядом и разозлился, когда Рита вместо ответа неопределенно пожала плечами. — Нет, ну это черт знает что такое! Хочешь, чтобы я закрыл тебя на трое суток?!
Выдать охранника она не могла. Да он и не стал бы повторять свои слова даже для прокурора. Он не говорил ей об этом, но Рита чувствовала, что Стас рта не раскроет. Николаша с Вандой тем более. Как ему, так и ей не очень улыбалось лишний раз общаться с правоохранительными органами. Приходилось Милевину верить ей на слово.
— Как это на слово?! Что ты мелешь?! Мне же нужно занести твои показания в протокол!
— Ничего не нужно. Просто… Просто примите к сведению, что человек, который на фото, и тот, что жил рядом со мной, — не Кораблев.
— А кто??? — взревел Милевин, впившись в край стола пальцами. — Кто же он тогда???
— Хотелось бы мне знать! Слушайте, Валентин Михайлович, тут такое дело… Вы не могли бы раздобыть для меня предыдущий адрес, по которому был прописан Кораблев? — Рита скорчила умоляющую гримасу. — А если их несколько, то…
— Откуда же мне его знать? Я посмотрел его регистрацию теперешнюю, сверил с местом проживания и все. — Он выглядел обескураженным.
— И все?! Но как же так?! Произошло убийство, а вы проявили такую халатность.
— Да ничего я не проявлял, а действовал по закону. Если я буду запоминать все анкетные данные людей, что проходили или проходят по моим делам, то голова у меня будет с бензобак моей машины.
А зачем тебе его адрес? Неужели поедешь? — Он недоверчиво хмыкнул, оставил край стола в покое, вновь перебросившись на папку, без конца теребя ее завязки.
— Может, и поеду. А может, и позвоню, — соврала Рита без зазрения совести. — Только ведь у вас нет ничего, чего тогда…
Милевин молчал минут десять. Потом вдруг суетливо вскочил и почти выбежал из кабинета. Вернулся достаточно быстро, уже с пустыми руками и, без нужды торопя ее, повел обратным путем к своей машине.