Но люди разразились криками:
— Мы пойдем с тобой, Золотой!
Геликаон покачал головой.
— Я пойду один, — повторил он. — Я не знаю, сможет ли кто-нибудь сейчас войти в город. Но даже если бы мы смогли туда войти, восемьдесят верных и храбрых людей ничего бы не значили перед лицом вражеских орд. Направляйтесь к Семи Холмам. У многих из вас уже есть там семьи. Теперь это ваш дом.
Моряки продолжали кричать, но Геликаон не обращал на это внимания, пристегивая к спине ножны с двумя мечами и взваливая на плечо моток веревки.
Крики стихли, и один из моряков спросил:
— Ты собираешься умереть в Трое, господин?
Геликаон холодно посмотрел на вопрошавшего.
— Я собираюсь жить, — ответил он.
Потом ловко перепрыгнул через борт на берег реки.
Не оглядываясь на «Ксантос», он размеренным бегом двинулся к Золотому городу.
На бегу он думал об Андромахе и мальчиках. Если она все еще жива, значит, Декс и Астианакс тоже должны быть живы. Она бы сражалась за них до последней капли крови — в этом Геликаон не сомневался. Две ночи и два дня прошли с тех пор, как враг вошел в город. Мог ли кто-нибудь уцелеть в Трое? Как долго смогут удерживать дворец Приама? Во время предыдущей осады защитников была всего горстка, но они сдерживали вторгнувшихся врагов всю ночь. Но на этот раз врагов могло быть в сотни раз больше. Геликаон помотал головой, пытаясь прогнать беспокойные мысли. Сперва он должен найти способ проникнуть в город.
Уже темнело, когда он добрался до северных стен города. Геликаон стоял прямо под покоями царицы и глядел вверх, на свет в высоких окнах. Они казались такими близкими! Однако, чтобы добраться до них, ему придется подняться по сухой, осыпающейся вертикальной стене утеса. И это еще будет самой легкой частью подъема. Над утесом высится отвесная стена из песчаника — стена самой Трои.
Когда они с Гектором были юношами, они однажды соревновались в таком подъеме. Карабкаясь по утесу с бесчисленными удобными выступами для рук и ног, они поднимались быстро, плечо к плечу. Потом добрались до того места, где кончался утес и начиналась стена. Там проходил широкий уступ; они остановились и посмотрели вверх, на золотистые камни, из которых была сложена стена. Массивные камни, каждый больше роста человека, были сложены так искусно, что между ними не осталось даже самой узкой щели, куда можно было бы всунуть пальцы. Гектор и Геликаон повернулись друг к другу и засмеялись. Они согласились, что подняться тут невозможно, и начали спускаться вниз — их дружеское состязание закончилось.
А теперь, десять лет спустя, Геликаон собирался сделать то, чего не смог сделать юношей в расцвете сил. Только отчаяние толкнуло его на эту попытку, но он не видел другого выхода.
Он начал подниматься.
Насколько помнил Геликаон, опор для ног и зацепок для рук там было множество, хотя теперь они высохли и крошились после жаркого лета. Сперва подъем был нетрудным; прошло немного времени — и он очутился на уступе, отмечавшем вершину утеса и подножие стены. Геликаон помедлил, чтобы перевести дух, и снова взглянул вверх. Он уже забрался так высоко, что теперь не мог остановиться. Но в сгущающейся тьме он не увидел ни единой зацепки для рук.
Геликаон уронил моток веревки на уступ рядом с собой и в отчаянии снова вгляделся вверх. И — о чудо! — перегнувшись через край окна, возникла Андромаха; в свете, льющемся из окна, ее каштановые волосы сияли вокруг ее головы.
«Богиня, — сказал себе Геликаон. — Я и вправду благословлен».
— Андромаха! — окликнул он. — Лови веревку!
Она молча кивнула. Геликаон снова поднял моток, осторожно наступив на свободный конец веревки, встал поустойчивее и могучим усилием швырнул моток вверх. Но из-за его предусмотрительности веревка оказалась слишком короткой. Андромаха схватила лишь воздух, а веревка, пролетев обратно, мимо Геликаона, упала петлями далеко внизу, у подножия утеса. Геликаон терпеливо смотал ее снова. Теперь он рассчитал бросок и со второй попытки швырнул веревку сильней, так что она попала прямо в протянутые руки Андромахи.
Андромаха исчезла из виду, быстро появилась снова и крикнула:
— Я привязала!
Геликаон осторожно повис на веревке, и она выдержала его вес. Всего несколько мгновений — и он уже взобрался наверх и влез в окно.
Андромаха упала в его объятия. Только теперь он позволил себе полностью поверить в то, что она жива. Геликаон уткнулся лицом в ее волосы, они пахли дымом и цветами.
— Я люблю тебя, — сказал он просто.
— Не верится, что ты здесь, — ответила Андромаха, глядя в его глаза. — Я боялась, что никогда тебя больше не увижу.
В глазах ее стояли слезы, и Геликаон притянул ее ближе, чувствуя, как колотится ее сердце. На долгий миг время замедлило ход. Геликаон забыл о войне, пропав в объятиях Андромахи. Мучившие его страхи — что он найдет ее мертвой, а их сыновей убитыми — испарились, когда он крепче прижал ее к себе и сердца их забились как одно.
— Декс? — шепотом спросил он.
Андромаха отодвинулась и взяла его за руку. Она подвела Геликаона к маленькой кровати в соседней комнате, где лежали два мальчика. Геликаон нагнулся, чтобы посмотреть в лицо сына, и прикоснулся к его светлым волосам.
Когда он снова повернулся к Андромахе, лицо его было суровым.
Они вышли из комнаты, и Андромаха, обхватив Геликаона руками, сделала глубокий вдох.
— Моя любовь, я должна тебе кое-что сказать.
Но в этот миг дверь покоев открылась, и ворвались два воина.
Каллиадес и Банокл пораженно остановились. Геликаон не знал, что их удивило больше: то, что он очутился в этой комнате, или то, что его обнимала Андромаха.
Каллиадес опомнился первым.
— Геликаон! Вот уж кого не ожидал!
Он посмотрел на окно и увидел привязанную веревку.
— Не жди, что по стенам взберется целая армия. Я явился один, — быстро сказал Геликаон. — Но у тебя есть мой меч, если это хоть что-то изменит.
— Ты всегда что-то меняешь, господин, — ответил Каллиадес. — Хотя ситуация тяжелая.
— Расскажи мне все.
— Агамемнон бросил против нас тысячи. У нас меньше сотни человек. Они захватили дворцовую стену. У них уйдет некоторое время, чтобы прорваться через дверь мегарона, но это не продлится долго.
Геликаон вспомнил, как Приам говорил, что после прошлой осады двери сделали заново. Они были изготовлены из трех слоев дуба с сильно извилистыми волокнами и укреплены металлической решеткой, прутья которой были вставлены в отверстия в полу и потолке. Такие двери вряд ли можно было взломать, только медленно изрубить на куски.
— Царь? — спросил Геликаон.
— Приам и его сыновья мертвы. Теперь царь — Астианакс.
Андромаха бросила на Геликаона исполненный муки взгляд, потом посмотрела на окно. Геликаон кивнул.
— У меня есть обязанности здесь, — сказал он ей. — А потом мы спасем детей.
Воины отправились в мегарон, и там Геликаон с гордостью увидел порядок и спокойствие, хотя в воздухе висел густой запах смерти. В зале находилась сотня тяжеловооруженных воинов, большинство из которых были ранены, запачканы кровью и так измучены, что едва держались на ногах. Несколько человек стояли наготове лицом к дверям, где в эти самые мгновения дерево начало расщепляться под тяжелыми топорами. Большинство сидели или лежали, слишком усталые, чтобы разговаривать, — берегли силы. Но один из них, в доспехах Орла, поднялся на ноги, когда Геликаон и его спутники прошли мимо.
— Геликаон! — вскричал он.
Геликаон повернулся и улыбнулся.
— Полидорос, рад видеть тебя живым.
— Ты привел с собой армию, друг мой?
— Нет. Со мной только мой меч.
— Тогда ты принес нам надежду. Ее теперь осталось мало.
Геликаон кивнул. Взглянув под ноги, он увидел на полу конский навоз.
— Лошади? — спросил он.
Банокл ухмыльнулся.
— Еще несколько осталось. Я держал их взаперти в безопасном месте.
— А кто здесь главный? — спросил Геликаон. — Лукан?
Банокл потряс головой.
— Лукан пал у Скейских ворот. Крепкий старый ублюдок. Я думал, он будет жить вечно. Ты теперь единственный полководец по эту сторону дверей, господин.
Но Геликаон покачал головой.
— Ты сражался за этот город все лето, командующий. Ты знаешь здесь каждого человека, знаешь, кто на что способен. Значит, ты тут главный. А я — простой пеший воин, Банокл. Мой меч и моя жизнь теперь принадлежат тебе.
Банокл вздохнул и бросил взгляд на Каллиадеса, который, запрокинув голову, рассмеялся. Смех прозвенел по всему мегарону, и люди повернулись в сторону непривычного звука.
— Скажи нам тогда, каков твой план, полководец, — ухмыляясь, попросил Каллиадес друга.
— Там тысячи ублюдков, большинство из них — микенские ветераны, — ответил Банокл, — а среди этих ветеранов нет ни одного слабодушного мозгляка. Нас же только сотня. Когда гром грянет, они нас одолеют. Но, клянусь окровавленным копьем Ареса, мы заставим их заплатить за каждый сделанный шаг!
Сто защитников встали шеренгой в три ряда лицом к дверям. В первых двух рядах были последние Орлы. Впереди в центре стоял Геликаон в доспехах Царского Орла, вместе с Баноклом и Каллиадесом. Перед строем, с каждой стороны дверей, разместились два фракийских лучника.
Андромаха находилась на галерее, наблюдая за остальными, с луком в руке. Она помнила, как в прошлый раз в мегароне оставалось всего четыре человека, когда Банокл и Каллиадес сражались на стороне Микен, а Геликаон и Полидорос защищали лестницу. И она дивилась иронии судьбы и деспотическим прихотям богов, которые снова свели их всех вместе.
Андромаха видела профиль Геликаона, видела, как он на миг повернулся, чтобы мельком посмотреть на нее. Не в последний ли раз в жизни он видит ее? Андромаха знала, что Геликаон пришел сюда, собираясь ее спасти. Но едва очутившись тут, он уже не мог бросить друзей и товарищей, оставить их сражаться без него. В пылу битвы он забудет о ней и о ее мальчиках. На мгновение Андромаха почувствовала жалость к себе. Быть снова в его объятиях, чтобы потом его увели прочь чувство долга и верность, — это казалось жестоким.
Что ж, Геликаон должен следовать своему долгу и будет жить или умрет. А ее долг сегодня заключается в том, чтобы сражаться до тех пор, пока битва не будет проиграна, а после спастись вместе со своими сыновьями, каким-то образом спустившись с утеса.
Андромаха снова подумала о словах Кассандры: «Перед концом мы встретимся снова, сестра», — и это послание придало ей отваги.
Топоры, безжалостно крушившие тяжелую дубовую дверь, наконец проделали в ней дыру. Андромаха могла видеть движение людей по ту сторону. Потом увидела, как Банокл шагнул вперед, поднял копье и с удивительной точностью и силой бросил его в дыру. По другую сторону разразились проклятьями, а троянцы радостно закричали. Крик был подхвачен по всему мегарону:
— Банокл! Банокл! БАНОКЛ!
Потом дыра в дверях стала шире, и воины начали протискиваться в нее. Два лучника выпускали в них стрелу за стрелой. Шесть микенцев упали, прежде чем их товарищи ухитрились добраться до строя троянцев. Сперва они пробирались в дыру по одному, и люди в передней шеренге с легкостью расправлялись с ними. Потом враги начали врываться в зал и сумели выдернуть металлическую решетку. Разбитые двери со стоном отворились.
Андромаха с гордостью и страхом наблюдала, как маленький отряд троянских бойцов сдерживает войска Агамемнона. Несмотря на мощь микенской атаки, потери в рядах врага были ужасными. Геликаон, Каллиадес и Банокл, орудуя мечами и щитами, сражались с холодной решимостью. Нападавшие быстро падали под их клинками, и на какой-то миг Андромаха поддалась надежде. Потом посмотрела на двери, увидела там ряды врагов, вооруженных до зубов, готовых заменить своих павших товарищей, — и надежда оставила ее.
Андромаха огляделась по сторонам. Неширокая шеренга троянцев, стоявших поперек мегарона, защищала каменную лестницу и галерею. Если их оттеснят даже на несколько шагов, враг сможет добраться до галереи, забросить наверх лестницы и подойти к защитникам сзади. Микенцы не совершат ошибки, которую допустили в прошлый раз, когда, движимые высокомерием, напали на лестницу, не обратив внимания на галерею. Агамемнон, холодный мыслитель, позаботится об этом.
Лучницам было приказано защищать галерею. С ними находилось несколько горожан, торговцев и фермеров, и немного старых воинов, чьи лучшие годы давно миновали, — на них возложили обязанность отталкивать лестницы и охранять женщин. Грубая сила натиска микенцев вскоре начала брать верх над измученными защитниками, и шеренга по краям была вынуждена отступить.
Андромаха видела, как падают троянцы; их место немедленно занимали товарищи сзади. Однако два крыла медленно отступали. Только центр еще держался.
— Приготовьтесь! — крикнула Андромаха, и женщины подняли луки.
Лестницы передавались из рук в руки над головами микенцев, потом Андромаха услышала, как одна из лестниц ударилась о стену галереи. Полдюжины стрел вонзились в первого воина, который взобрался по этой лестнице.
Внизу одно крыло линии защитников оттесняли все дальше.
— Держать строй! — закричал кто-то.
Группа старых воинов поспешила вниз по каменным ступеням, выкрикивая воинственные кличи, чтобы поддержать гибнущее крыло.
Поднималось все больше и больше лестниц, и вскоре микенские воины взобрались на галерею. Андромаха видела, как на них набросились простолюдины с мечами и дубинками, сражаясь неумело, но отчаянно. Женщины все еще стояли на местах, выпуская стрелы во врага.
Защитники внизу были вынуждены отступить к каменной лестнице, и Андромаха увидела, как несколько троянских воинов побежали вверх по ступеням. Потом она поняла, что они бегут, чтобы защитить галерею.
Каллиадес оставил Геликаона и Банокла сражаться бок о бок на лестнице и ринулся вверх по ступеням к Андромахе. На бегу он прорычал:
— Отступайте, Андромаха, немедленно!
Вооруженный теперь двумя мечами, он врезался в нападающих микенцев.
Андромаха крикнула женщинам, веля отступать в покои царицы. Одна лучница уже погибла, но несколько раненых женщин прохромали мимо, в том числе маленькая Анио; кровь струилась из ее руки. Остальные продолжали сражаться, выпуская в микенцев стрелу за стрелой. Две лучницы упали, и Пенфиселея некоторое время стойко сражалась одна, потом упала с кинжалом в боку.
Андромаха схватила ее пучок стрел, повернулась, чтобы уйти — и увидела, что к ней идут два микенских воина, отрезав ей путь к бегству. Первый ринулся на нее с мечом. Она отбила удар связкой стрел, потом схватила одну стрелу в кулак, шагнула вперед и с криком ударила атакующего в глаз. Микенец упал, вцепившись в древко. Второй воин занес меч для смертельного удара, но упал на колени — сзади его саданули по голове дубиной. Ошеломленный микенец обернулся и вонзил меч в живот ударившего его человека. Андромаха подняла меч первого микенца и рубила им второго по шее, пока тот не затих.
Она перешагнула через трупы, чтобы добраться до своего спасителя, который тяжело привалился к стене; густая кровь пропитала спереди его одежду. Андромаха опустилась рядом с ним на колени.
— Помнишь меня, госпожа? — прошептал он. Кровь потекла у него изо рта.
Мгновение Андромаха не могла его узнать. Потом увидела, что на его правой руке не хватает трех пальцев, и вспомнила пьяного на улице, ветерана Троянской конницы, который назвал ее богиней.
— Ты Пардонес. Спасибо, что спас мне жизнь, Пардонес.
Умирающий что-то сказал, но его голос был слишком слаб, и Андромаха не расслышала. Она нагнулась над ним.
— Пусть это будет у тебя, — пробормотал он.
Потом его сиплое дыхание внезапно прервалось.
Андромаха выпрямилась со слезами на глазах и увидела на полу рядом с рукой погибшего золотую брошь, которую дала ему за храбрость и верность.
Вытерев лицо тыльной стороной руки, она встала, бросила последний взгляд на мегарон, где сражался Геликаон, а потом, послушная приказу Каллиадеса, побежала по каменному коридору обратно в покои царицы.
Первая комната представляла собой бойню. Дюжины тяжело раненных воинов лежали на полу; их притащили сюда их товарищи или простолюдины. Тут было и несколько раненых женщин. Андромаха увидела, что сюда принесли Пенфиселею, все еще живую, но с мертвенно-бледным лицом. Рядом с ней лежала Анио, ее голова покоилась на коленях сестры.
Юный Ксандер переходил от одного человека к другому, подавленный числом раненых, которых продолжали приносить. Он останавливал кровотечение, утешал раненых, держал за руку умирающих. Он поднял глаза на Андромаху, и та увидела, что лицо его посерело.
Каллиадес вошел вслед за ней, весь в крови: кровь текла из раны в верхней части его груди.
— Они взяли галерею, — торопливо сказал он Андромахе. — Мы можем некоторое время удерживать каменный коридор, но ты должна приготовиться покинуть вместе с мальчиками дворец.
— Геликаон? — спросила она, и сердце ее застряло в горле.
Но в этот миг Геликаон и Банокл вошли в комнату, неся тяжело раненного Полидороса. Они положили Орла на пол, и Геликаон повернулся к Андромахе.
— Ты должна немедленно бежать, — сказал он, и Андромаха услышала муку в его голосе.
«Ты должна бежать, — подумала она, ощутив острый укол страха. — Не мы должны».
Андромаха знала, что Геликаон останется и будет сражаться до конца. Она даже не собиралась его переубеждать.
Они поспешили в комнату, где спали мальчики. Андромаха разбудила их, и они стали тереть глаза, недоумевающе глядя на собравшихся вокруг их постели окровавленных воинов.
Геликаон поднес руку Андромахи к губам, и та вздрогнула.
— Ты ранена? — тревожно спросил он.