– Подожди… Ты хочешь сказать, что во мне, внутри меня, живут люди??
– Именно.
– С ума сойти!!
– Ты ведь сама это предположила.
– Я много чего предполагаю… но это не значит, что допускаю это…
– «Человек – это космос», – часто повторяют люди в переносном смысле, даже не подозревая, насколько получается в прямом.
– Если я правильно поняла… внутри моего тела располагается космическое пространство… в котором есть такая же Земля, населенная такими же людьми?
– Правильно поняла.
– И для этих людей я…
– Ты – их вселенная.
– Уму непостижимо!!! А та вселенная, в которой мы, она тоже…
– Такой же человек, но о-очень большой.
– Это невероятно… А этот человек – последняя инстанция или он тоже в ком-то?
– И он, и все последующие. Вселенные увеличиваются в геометрической прогрессии до бесконечности, чтобы затем вновь сойтись в одной точке. Все вселенные включены в единый космический цикл.
– Получается принцип матрешки? Одна в другой?
– Довольно точное определение.
– Может, я и определила, но понять это… разве возможно? Значит, моя внутренняя вселенная – точная копия в миниатюре внешней, а та, в свою очередь, той, в которой находится. И так далее? И внутри меня существует такая же, но крохотная Виолетта?
– В основе мироздания лежит единый принцип, и все создано по единому образцу. Но внутренняя история у каждой вселенной своя, и такой Виолетты нигде больше нет.
– Как у людей – устроены все одинаково, а история у каждого своя…
– Люди – это и есть вселенные.
– Да-да, я еще не привыкла… А животные? Тоже друг в друге?
– Нет, только в человеке заложена такая потенция – быть и частичкой вселенной и целой Вселенной одновременно.
– Значит, выражение «Человек – венец творения» соответствует действительности?
– Как я уже говорил ранее, часто люди, выражаясь иносказательно, попадают в самую суть.
Оглушительный масштаб информации парализовал мои мыслительные процессы. В голове толкались обрывочные знания о космосе, анатомии, но я не могла составить из них вопросы.
– Если бы я знала заранее о нашей встрече, подготовилась бы. Но один вопрос уже готов – ты упомянул бесконечность. Прежде я даже подступиться не могла к этому вопросу, что это – бесконечность? Ум за разум заходит при одной мысли об этом. Когда одно кончается – другое начинается, потом – следующее, а когда кончается последнее, что дальше? За последней вселенной что там?
– Бескрайность вселенных.
– А за этой бескрайностью?
– Бесконечность бескрайностей.
– Ум за разум уже зашел, а я так и не могу себе представить это.
– На этот вопрос ты не получишь ответа – он за пределами человеческого сознания, и на Земле не существует понятий, на которые можно сослаться, чтобы объяснить. Но ты узнаешь и об этом, и обо всем, что тебя интересует. Потом.
– Я поняла… И все-таки в моей голове сумбур – сплошные нестыковки.
– Попробую их расстыковать, – улыбнулся он.
– Ну, например, космос – это скопление звезд, планет, но атлас неба совершенно не похож на атлас человеческого тела из учебника анатомии.
– Они действительно не похожи, потому что представляются тебе с разных точек зрения.
– ??
– Это же один из твоих принципов – чтобы верно оценить ситуацию, отойти в сторону, а лучше посмотреть на нее сверху.
– …снова не поняла.
– Возьмем твой любимый фрукт – яблоко. – «Все-все про меня знает», – мимоходом отметила я. – Ты держишь его в руках и видишь круглый предмет с гладкой кожурой. А теперь представь (с твоим воображением это будет несложно), что находишься внутри семечки этого яблока – и перед тобой предстанет совсем иная картина. Хотя это будет все то же яблоко. Ту вселенную, в которой находишься, ты видишь изнутри, а если бы вышла за ее пределы, соответственно увеличившись в размере, увидела бы перед собой такого же, как ты, человека.
– На примере яблока все стало понятно… Бедные ученые… Пытаются освоить космос, а он у них перед носом. Похоже на игру в прятки с открытыми глазами. Неужели они не видят этого?
– И никогда не увидят.
– Но ведь уже докопались до атомов, молекул ДНК, наночастиц, будут копать дальше и докопа-ются.
– Ученые разгадали много загадок, но прежде кто-то их загадал. Невозможно постичь Замысел, не будучи равным его Создателю. Если Тайну Бытия сравнить с горой Эверест, то все совершенные открытия не приблизились даже к его подножию.
– И все-таки, – с настойчивостью прилежной ученицы продолжала допытываться я. – Органы в человеке плотно прилегают друг к другу, а в космосе – все просторно.
– Каждое небесное тело – всего лишь крохотное ядро, а все вокруг – море жидкой, упругой материи, состоящей из защитных слоев различной плотности, тысячекратно превышающих массу и размер ядра. Это называют атмосферой. Земля, на которой ты обитаешь, лишь крохотная точка, и с этой точки разреженное пространство вокруг видится прозрачным.
– А мышцы, сосуды, кожа – тоже защитные слои?
– Такие же как атмосфера. Это – та самая «темная материя», которую никто не видит, но наличие ее ставит ученых в тупик.
– И меня тоже. А оказывается, я ее вижу, все мы видим, и сами ею являемся. Мне кажется, я только сейчас поняла, что такое гравитация. И как такая глыба – Земля ни на чем не висит, ни на что ни опирается – и не падает. Теперь ясно: и она, и все остальные планеты в цепких объятиях своих оболочек, мышц крепятся к скелету. А все вместе держит кожа, как скафандр, потому и не разлетается. – Мой внутренний собеседник внимательно слушал меня, не перебивая и не оспаривая.
С темной материей кое-что понятно, а загадочные «черные дыры», в которых все исчезает, – что это?
– Все отверстия в теле человека.
– Это и есть порталы в иные миры? Надо же… как просто… А «большой взрыв»? Он действительно был?
– Был.
– И с него все началось?
– Каждая жизнь начинается с «большого взрыва». «Поэмы экстаза», исполненного дуэтом.
Я поняла, о чем он… и почему-то смутилась.
– Предположу, что Земля находится в печени, – быстро поменяла я тему.
– Верно.
– А Солнце – в сердце.
– И это верно.
Чтобы не обнаружить скудость своих познаний в астрономии, решила не продолжать, хотя и это он наверняка знает.
– А теперь разъясни мне: жизнь человека длится семьдесят-восемьдесят лет, а жизнь Вселенной, как утверждают ученые, исчисляется миллиардами.
– Это – гипотеза. Ученые могут быть уверены в том, что было в недавнем прошлом. Саму историю цивилизации можно считать достоверной только с появления письменных источников, а все, что до этого, – лишь предположения.
– И все-таки как соотносятся возраст вселенной и возраст человека? На самом деле возраст двух людей разного размера?
– Все мироздание встроено в единую временную шкалу. Тот отрезок времени на ней, который соответствует жизни человека, – всего лишь мимолетный эпизод в истории гораздо большего масштаба. Люди мыслят сотнями, максимум тысячами лет. Но в масштабе вашей вселенной часы и километры теряют свое значение и исчисляются световыми годами. За семьдесят лет жизни внутри человека появляются и исчезают несколько цивилизаций. Время не синхронно, и небо, которое ты сейчас видишь, – уже далекое прошлое.
– Значит, так же как размеры вселенных сжимаются или расширяются, также сжимается и расширяется время в них?
– Именно. Время – пространство многомерно.
– Невероятно!.. Во мне живут такие же люди!.. Любят, ненавидят, рождаются, умирают… Я не сомневаюсь, что в основании мира лежит великая тайна и высокая цель. Ни того, ни другого мы не знаем, являясь частью какого-то плана. Но зачем в этот план была включена смерть?
– Смерть – не кара, а столь же великий акт, что и рождение. Умирание – то, что позволяет жизни продолжаться. Каждое разрушение – начало созидания.
– Поня-атно… во всем диалектика… плюс-минус, день-ночь, вдох-выдох…
– Верно. Перемены – движущая сила миро-устройства, это люди делят их на хорошие и плохие.
– Но разве прекращение жизни не лишает ее всякого смысла?
– Смерть – это не прекращение, это перевоплощение. С момента создания мира ничего не исчезло и не появилось – одно переходит в другое.
– Меня не вдохновляет перспектива перевоплощения из моего нынешнего состояния в последующий корм для червей.
– Это будет твоя плоть, ты будешь в другом месте.
– Я так и думала… никогда не сомневалась, что жизнь на Земле – всего лишь затакт[10]. А как другим об этом узнать?
– Для этого человеку, единственному из всех живых существ, дано осознание себя.
– Да, но за это осознание с человека взыскана высокая плата – знание о смерти. Вот животные живут себе и не знают, чем все закончится.
– Это знание не мешает человеку стремиться, добиваться, достигать. Эти интенции – доказательство того, что он знает о своем бессмертии, но не осознает этого. И самое главное доказательство – рождение детей.
– Это знание не мешает человеку стремиться, добиваться, достигать. Эти интенции – доказательство того, что он знает о своем бессмертии, но не осознает этого. И самое главное доказательство – рождение детей.
– Но до этого нужно еще додуматься. А как происходит смерть человека для тех, кто в нем?
– Вариантов множество. Вселенные могут быть молодыми и старыми, больными и здоровыми и умирать по разным причинам: инфаркт, трагические обстоятельства, старость…
– Ну, например, как выглядит инфаркт изнутри?
– Взрыв солнца.
– Я так и подумала. А смерть от старости?
– Старость наступает, когда система исчерпала свой ресурс развития. Научно-технический прогресс воспринимается как благо, но одновременно ведет к гибели. Скоро общество будет не в состоянии контролировать его последствия. Человечество уже сегодня прикасается к страшной перспективе создания искусственного интеллекта. Люди постепенно исчезнут, их заменят киборги, а вскоре и они окажутся на службе роботов. Живая плоть заменяется искусственной, и наступает старость – ткани теряют эластичность, суставы – подвижность, кости – прочность.
– Поня-атно… – «Человек при рождении – нежен и слаб, а когда умирает, тверд и крепок».
– Скажи, а ко многим ты являешься?
– К некоторым.
– Я никогда прежде не слышала о таких слу-чаях.
– Те, кто рассказывают об этом, попадают в клинику для душевнобольных, и там к их рассказам уже не прислушиваются. А ты не расскажешь – тебе некому.
«Он прав. Действительно, некому».
– Раз в этом Универсальном Механизме есть твоя зона, должны быть и другие зоны?
– Ты умница. В этом Механизме много зон – творчества, эмоций, духа… Именно оттуда на избранных нисходит озарение.
– На Моцарта точно нисходило из зоны творчества – сразу, без черновиков, писать ТАКУЮ музыку!
Почему-то мне вдруг представилось – если высохнут все моря и океаны, Земля станет похожа на огрызок яблока.
– Виолетта! – как некстати прозвеневший будильник, раздался голос Марули. Я открыла глаза: возле кровати статуей Командора возвышался муж. – С тобой все в порядке?
– Да. Решила понежиться немного. Сейчас встану, – выталкивая его взглядом из комнаты, ответила я.
– Я тороплюсь, – бросил он, выходя.
– Ты еще здесь? – сомкнула я веки.
– Удалиться, не попрощавшись, – разве это «комильфо»? – улыбнулся мой внутренний визави.
– Это не «комильфо» – это по-английски. Смею ли я рассчитывать на следующую встречу?
– Я еще не ответил на все твои вопросы.
– Когда?
– Завтра, в это же время.
– Тогда до завтра. Буду ждать с нетерпением. И спасибо тебе.
Менее всего хотелось мне сейчас говорить с Марулей или с кем-нибудь еще. Полежать… обдумать… послышался голос дочери… Какой у нее вредный тембр! Я подошла к зеркалу, вгляделась в себя – мне представилось множество микроскопических Виолетт, собранных в контур моего тела вперемежку со звездами, планетами.
– Доброе утро, дорогие мои. Не знаю, как вам живется во мне, а я вами довольна. С сегодняшнего дня постараюсь причинять вам минимум неудобств, заботиться и оберегать лучше прежнего.
Мне захотелось приготовить что-нибудь вкусненькое на завтрак. И обязательно полезное. Омлет из домашних яиц со шпинатом, брокколи, свежий апельсиновый сок. Красиво сервировав стол, я пригласила:
– Маруля, Розик, завтрак готов.
Муж, как всегда в полном порядке, деловито уселся за стол. Роза, в пижаме, с небрежно собранными на затылке волосами в петухах, понуро села рядом.
– Судя по твоему настроению, тебе показано просыпаться позже, – ехидно высказалась дочь. – Может, стоит перейти в стан сов?
– Прожив с вами столько лет, уже и не знаю, что я за птица. Приятного аппетита.
Они уткнулись друг в друга недоумевающими взглядами.
«Ах, мои милые, если бы вы только знали, что теперь знаю я…»
– Удивляет мое настроение? Просто я люблю вас и все, что в вас. – Недоумение их усилилось.
«Она – ку-ку», – часто говорила дочь про кого-нибудь, сегодня, судя по ее взгляду, это относилось ко мне. Провожая мужа и дочь, крепко расцеловала обоих, чем окончательно повергла в изумление.
Целый день с моего лица не сходила улыбка авгура. Я смотрела на людей, и они распадались на тысячи крошечных пазлов человеческих тел. И в каждом видела космическое пространство, и сочиняла истории их цивилизаций. Вечером, купив шампанское, клубнику, икру, отправилась поздравлять Лизу. Она, как на троне, восседала в своем инвалидном кресле, за накрытым столом. Приодетая, подкрашенная.
– Да у нас будет пир горой! Вот это тоже поставьте, – передала я Тае пакеты.
– Зачем вы так потратились? – укорила Лиза, улыбнувшись.
«Разве это потратилась?»
– Это мой подарок. Гулять так гулять.
Я помогла все разложить, и мы расселись за столом. Тая отказалась говорить, потому первый и все последующие тосты были моими.
– Дорогая Лиза, вы необыкновенная женщина. Говорят, выбирая дом, выбирай соседей. Я не выбирала – мне просто повезло оказаться вашей соседкой. Потому что вы не просто замечательная женщина, вы – настоящий друг, советчик. Я очень вас люблю и благодарна за тот бесценный подарок, который вы мне сделали, – познакомили с Эрихом Фроммом. Желаю вам здоровья дожить до ста лет.
– Спасибо за теплые слова. Но жить до ста лет… Зачем? Я и так, как тот гость, что, прощаясь, долго топчется на пороге и никак не уходит. Все очень мудро устроено. Представьте, каким бы жестоким испытанием для человека был его уход из жизни, если бы он подходил к последней черте полным сил и желаний. А так… амплитуда между радостью и горем сокращается, чувства, как и тело, дряхлеют, эмоции выцветают. Я прежде очень переживала, что у меня нет детей и не будет внуков, теперь же отсутствие тех и других меня совсем не удручает. И не ужасает эта цифра – восемьдесят.
– А не выпить ли нам? – бодро предложила я.
После нескольких бокалов мы развеселились, а Тая вдруг заплакала.
– Тая, что с вами? – обеспокоенно спросила Лиза. Та покачала головой. – Вам нехорошо? Напрасно мы уговорили вас выпить.
– Это от избытка чувств, – пришла я на помощь Тае.
Она кивнула.
Странная она, эта Тая. Вдруг заплакала, и ведь не поймешь – почему. Восемнадцать лет проработала у меня, а вспомнить нечего. Только кроткую полуулыбку и просветленный, иконописный лик. К концу ужина обе старушенции раскраснелись, от выпитого и съеденного их развезло. И тут послышались звуки, напоминающие тихое поскуливание. Исходили они от Таи. Я поняла: она поет, мечтательно устремив взгляд куда-то в неведомое. Мы с Лизой переглянулись: Тая говорит-то редко, а тут – запела. Что она пела, разобрать было сложно, ни слов, ни мелодии, какое-то шаманское заклинание.
– Тая, скажи, что ты поешь, мы подтянем, – ласково обратилась к ней Лиза. Та резко замолчала, опустила глаза и вся будто съежилась.
– Продолжайте, Тая, мы сами разберемся и присоединимся, – ободряюще предложила я. Она отчаянно покачала головой. – Жаль, концерт окончен, едва начавшись. Давайте мы с вами, Лиза, споем.
И мы запели: арии из оперетт нон-стоп перетекали в популярные шлягеры, потом в частушки. Начинали в одной тональности, переходили в другую, заканчивали в третьей. Расходились на терцию, на кварту, сливались в унисон. Тая слушала наше попурри затаив дыхание.
– Нет! – внезапно прервав исполнение, серьезно заявила Лиза. – Я, пожалуй, задержусь здесь. Разденусь, разуюсь и побуду с вами еще.
Все-таки алкоголь растворяет блоки – одна запела, другая бредит. А-а-а, я поняла, это она о том, что помирать ей рановато. Я смотрела на них и думала: их цивилизации на закате – суставы у Лизы болят, тазобедренный вообще сломан, ее уже населяют сплошь роботы. У Таи, наверное, дела получше – она моложе, наверное, в ней еще эпоха киборгов. Я до сих пор так и не знаю ее возраста.
В дверь позвонили, на пороге стояла Роза.
– Мама, ты не забыла, что у тебя есть дом, муж? – строго спросила она.
– Тише… тсс. У Лизы сегодня день рождения, поздравь ее.
Мы прошли в гостиную.
– Тетя Лиза, поздравляю вас с днем рождения.
– Спасибо, детка. Впервые обращение «тетя» меня не покоробило.
– Вы что, все здесь напились? – недовольным взглядом обвела присутствующих Роза.
– Розик, не груби.
Я подошла к Лизе, обняла ее и крепко расцеловала в обе щеки. «Как хорошо! Почему я раньше этого не делала? Она ведь мне родная – где-то там, на глубине десятка поколений, у нас точно общие корни». Обняла сухонькую Таю.
– Идем, Бутончик. Какое милое обращение придумала тебе Бетя. Она хорошая, наша Бетя. Бери с нее пример – не красавица, а муж ее обожает.
– Спасибо за сравнение! – фыркнула Роза.
– Можно я тоже буду тебя так называть?
– Тебе не идет быть пьяной, ты глупо выглядишь!
– Нет, ты не бутон, ты все-таки колючка. Папа что делает?