– Лиза, дайте мне что-нибудь почитать из философов попроще, а то я сижу как истукан, – обратилась я к ней после одной из посиделок.
– А вы разве никого не читали?
– Даже не пыталась, считала, это мне не по уму. Хотя высказывания некоторых знаю наизусть, из сборника афоризмов.
– Странно, ведь вы – философ по своей сути.
– Я??
– Конечно. Я еще не встречала человека вашего возраста, мыслящего так независимо. У вас на все есть свой взгляд, и это вызывает уважение. Как бы мне хотелось развить это качество в своих студентах. Но под гнетом авторитета хрестоматийных имен в них задавлена всякая самостоятельная мысль. Порой мне кажется, что вы бываете несколько… непочтительны. Но, прокрутив в голове наши диалоги, склоняюсь к тому, что согласна с вами.
Лиза дала мне книжку Сенеки. Мои опасения оказались напрасны – я все понимала, иногда перечитывая отдельные фрагменты несколько раз. Потом были Сократ, Платон… Я была рада каждому новому знакомству – устраивала дискуссии с великими, в чем-то соглашалась, что-то категорически отвергала, но последнее слово всегда оставалось за мной, что было несложно в отсутствие оппонента. Мы с Лизой всегда обсуждали прочитанное. И однажды она познакомила меня с тем, кто навсегда пленил мой разум и сердце, – Эрих Фромм. Наконец-то я обрела абсолютного единомышленника. Он ответил на многие мои вопросы – истины не открыл, но некоторые противоречия человеческой натуры разъяснил. И писал так, как написала бы я, если б могла. Его книга «Искусство любить» стала моей настольной, хотя в этом не было необходимости – я знала ее практически наизусть. Постепенно я начала понимать, что все эти диспуты на Лизиных вечерах – переливание из пустого в порожнее, и основная цель этих философов – поумничать и поесть даром.
– Лиза, зачем вам нужны эти дармоеды? После их визитов в холодильнике пусто, как после набега саранчи.
Лиза попыталась придать взгляду укоризненность, но не смогла и улыбнулась:
– Эти вечера давно стали традицией. Они начались еще при моем последнем муже, и у меня рука не поднимется разрушить ее. Хотя, если честно, наши с вами приватные беседы мне интереснее.
Обычно я не встревала в разговор, молча слушая их разглагольствования. Но однажды, не выдержав долгого мусоливания темы жертвенности, я вставила реплику: «В основе всех поступков человека лежит стремление к комфорту». Повисла пауза. Философы высокомерно воззрились на меня. «Эта кукла еще и разговаривает?» – читалось на их лицах.
– А как же люди, пренебрегающие материальными благами, обрекающие себя на лишения и нужду? – прервала тишину Лиза.
– И они стремятся к комфорту. Но комфорт бывает не только материальным – эмоциональным, духовным, душевным. Для таких людей духовный комфорт превыше всех прочих.
Гости многозначительно переглянулись. Лиза улыбнулась краешками губ – я видела, что она устала, с некоторых пор ее утомляли эти званые обеды.
– И вообще, – произнесла я, вставая из-за стола, обведя присутствующих выразительным взглядом, – гость радует дважды: когда приходит и когда уходит. Посему, позвольте откланяться.
Философы медленно, с растерянными лицами начали подниматься с мест. А я не спешила.
– Виолетта, – не скрывая улыбки, сказала Лиза, когда все ушли, – вы их откровенно выставили.
Был в окружении Лизы еще один яркий персонаж, ее студент. Большой, мясистый молодой человек лет двадцати пяти, с лицом «милого друга» и манерами «коварного искусителя». Он почти все время ошивался в ее квартире, и я никак не могла определить характер их взаимоотношений. Все стало понятно, когда однажды он обратился к ней – «Лизочек». Я едва не рассмеялась, настолько это уменьшительно-детское имя не соответствовало монументальному облику Лизы, но вовремя осеклась, заметив, как просияло ее лицо. И сразу поняла.
– Он ваш любовник? – без обиняков спросила я ее.
Лиза смутилась.
– Виолетта, вы ставите меня в неловкое положение.
– Извините, это не мое дело.
– Понимаете… – замявшись, продолжила она, – нет, вы пока не сможете этого понять. В жизни каждой женщины наступает очень неприятный период, климакс. Мой молодой друг помогает мне его пережить.
– Но он вам совсем не подходит. Вы такая умница. Царица! Даже среди ваших демагогов-философов есть более достойные вас.
– Единственное достоинство, необходимое мне сейчас, у них уже отсутствует.
Я поняла. Потом поинтересовалась у Бети:
– Что происходит, когда у женщины начинается климакс?
– Ничего хорошего не происходит, – коротко ответила она.
– Сексуальное желание увеличивается?
– У кого как. Но врачи рекомендуют обязательно заниматься этим, для здоровья.
По тому, как Бетя это сказала, было ясно, что сама она следует рекомендациям врачей. С первой встречи Лизин студент стал заигрывать со мной – глядел, приспустив веки, шумно вздыхал, ненароком задевал выпуклости – я игнорировала его знаки внимания и его самого. Однажды в коридоре он неожиданно положил ладони мне на ягодицы и попытался приложиться к шее. Резко отбросив его руки, я, дернув рубашку так, что посыпались пуговицы, взяла ее край, вытерла слюну с шеи:
– Не пыжься понапрасну, альфонс, тебе никогда не стать Дон Жуаном.
С того дня отношение его стало скрыто-враждебным, мое же, как и прежде, индифферентным.
Не знаю, облегчил ли он Лизе климакс, но кошелек ее облегчил основательно. Она делала ему дорогие подарки, а на двадцать пятый день рождения и вовсе сдурела – подарила машину. А потом он занял у нее крупную сумму и исчез, на звонки не отвечал. Лиза враз состарилась, но продолжала наде-яться, что он вернется и все объяснит.
– Попрощайтесь с этими деньгами, Лиза, вы их больше не увидите, даже если он вернется. Давайте подадим на него в суд за мошенничество!
– Ну что вы – такой позор! И потом, у меня нет доказательств.
– Дайте его адрес.
Адреса она не дала, но я разузнала его и отправилась на разборку, преисполненная решимости разнести все в пух и прах.
Дверь открыла грузная тетка, как две капли воды похожая на альфонса.
– Мне нужно поговорить с вашим сыном.
– Он уехал.
– Надолго?
– Навсегда.
– Вы в курсе, что он ограбил прекрасную, добрую женщину, своего педагога?
– Никого он не грабил! – нагло ухмыльнулась тетка. – Она что думала – он будет спать со старухой бесплатно?
Я поперхнулась ее цинизмом.
– Ваш сын – ублюдок, и теперь понятно, в кого. От помидора огурец не родится! – гневно произнесла я, испепеляя ее взглядом.
«А ведь она права, – размышляла я, отправляясь восвояси. – Неужели Лиза не понимала, для чего нужна этому сытому хряку? Или в этот период зов плоти настолько силен, что заглушает все остальные голоса? И чему научила ее философия? Такому важному умению – разбираться в людях – точно не научила».
Да и сам альфонс оказался, видимо, не таким эффективным средством: вскоре Лизу постигла участь многих женщин преклонного возраста – перелом шейки бедра. Операция, лечение, инвалидное кресло… Все это обрушилось на нее два года назад. Она очень сокрушалась, что не сможет пойти на презентацию моего салона. Бомонды постепенно прекратились, вдвоем с Таей доживали они свой век. Тая у меня уже не работала – все ее время занимала Лиза. Я по-прежнему заходила к ним каждый день и вскоре стала замечать изменения: присмотревшись, поняла – не было уже той чистоты и порядка. Однажды Лиза, виновато улыбаясь, сказала:
– Виолетточка, мне нечем вас угостить. Печенье, которое купила Тая, стыдно ставить на стол.
Я отправилась на кухню, открыла холодильник – сердце кольнула горечь: на полупустых полках сиротливой кучкой лежали сморщенные яблоки с битыми боками, маленький кусочек сыра, куцый обрубок дешевой колбасы.
– Лиза, с сегодняшнего дня продукты вам буду покупать я, – заявила я, вернувшись в гостиную.
– Нет, я не могу так обременять вас, – мягко возразила она.
– Вы меня не обремените. Я на машине – куплю себе и вам заодно.
Когда на следующий день я принесла ей продукты – отборные, свежие, она ахнула:
– Я уже забыла о такой еде, – растроганно произнесла Лиза, как на икону взглянув на меня.
– Не смотрите так, Лиза. Я ведь не почку свою вам отдала.
Денег, которые она могла тратить на питание, хватало лишь на половину того, к чему она привыкла. Оставшуюся половину тайно стала доплачивать я.
– Как вам удается покупать такие качественные и недорогие продукты? – часто удивлялась Лиза.
«Недорогие?! Если бы ты знала…»
– Я делаю покупки в одном и том же магазине уже много лет – у меня там большие скидки, – всякий раз заверяла я ее.
Но порой, под настроение, злилась: «Профессор философии, такая умная, а дура. Где халявщики-философы, где обокравший ее любовник? Профукала все деньги, а мне отдуваться. – Но тут же укоряла себя: – Виолетта, а она тебя просила? Ты же сама навязалась».
«Недорогие?! Если бы ты знала…»
– Я делаю покупки в одном и том же магазине уже много лет – у меня там большие скидки, – всякий раз заверяла я ее.
Но порой, под настроение, злилась: «Профессор философии, такая умная, а дура. Где халявщики-философы, где обокравший ее любовник? Профукала все деньги, а мне отдуваться. – Но тут же укоряла себя: – Виолетта, а она тебя просила? Ты же сама навязалась».
Была у Лизы племянница, но я ни разу ее не видела. А недавно она объявилась. В дверь позвонили. Открыв, я увидела незнакомую женщину – в ее взгляде и позе чувствовался вызов. Позади стоял щуплый, сутулый мужчина с выражением тупой покорности на лице. В облике обоих сквозили неустроенность и безденежье.
– Вы Виолетта? – Голос ее дрожал от вол-нения.
– Да.
– Я племянница Лизы.
– ?..
– Я знаю, вы обхаживаете мою тетю, положили глаз на ее квартиру.
– Где вы были столько лет? – с интересом разглядывая женщину, спросила я.
– Я часто уезжаю в длительные командировки.
– На Луну? Я предупрежу консьержа, чтобы вас ко мне не пускали.
– Я не к вам приду, к тете! – взвизгнула она в захлопнувшуюся дверь.
Утром, как всегда, зашла к Лизе.
– Виолетта, я хочу извиниться перед вами за племянницу, знаю, она была у вас. Представляю, что она наговорила.
– Она не успела.
– Что она с собой сделала… А ведь была таким прелестным ребенком… Но сразу после школы вышла замуж, учиться дальше не стала – подряд родила троих детей. Муж оказался пьющим – всю семью тянет она одна, и, конечно, они очень нуждаются.
«Ну и помогала бы лучше им, чем тратиться на альфонса», – подумала я.
– Не обижайтесь на нее, – извиняющимся тоном промолвила Лиза.
– Я не обижаюсь. Из окна дорогого автомобиля гораздо легче сохранять прекраснодушный взгляд на существующую действительность, чем из окон переполненного автобуса. Мне всегда неловко перед теми, кто там теснится, особенно когда мы стоим рядом на светофоре.
– Но вы ни в чем перед ними не виноваты.
– Знаю, но неловкость чувствую и не хочу это чувство подавлять. Оно – как индикатор, напоминает, загораясь: «Что наша жизнь – игра… Сегодня ты, а завтра я».
– Да-а, – задумчиво протянула Лиза. – Человек таков, каким его делают обстоятельства.
– Вам не кажется, что в этом есть какая-то ненастоящесть? А быть порядочным, добродетельным просто так, независимо от обстоятельств?..
– Эта сверхзадача мало кому по силам. Бытие определяет сознание, – философски заключила Лиза.
На следующий день, едва выйдя из дома, я снова увидела эту парочку – племянницу с мужем. Они явно поджидали меня и, едва увидев, рьяно ринулись навстречу в той же последовательности: она, нервно-порывистая, – впереди, он, безвольно-понурый, – за ней. Я прошла мимо, не останавливаясь.
– Я знаю о ваших планах, но у вас ничего не выйдет, квартира тети наша по закону, – бросала она мне в спину дурацкие обвинения, не переставая семенить следом. Я не прислушивалась к ней, думала: «Повернуться и нагавкать на нее? Представляю эту сцену – мы, как две дворняжки, лаем друг на друга». Я остановилась и, резко развернувшись, едва не столкнулась с ней нос к носу.
– Вам не в чем меня обвинять, так же как мне не в чем перед вами оправдываться. Успокойтесь. Все, что есть у Лизы, – ваше. И перестаньте таскать за собой этого несчастного мужчину.
Племянница растерялась, и от этого выражение ее лица стало таким же глупым, как у мужа. Они выглядели очень жалкими…
Вечером Лиза мне сообщила:
– Завтра у меня юбилей. Жду вас к себе обязательно.
– ?! Вы прежде не отмечали дни рождения.
– В сорок лет я закрыла счет годам, а в восемьдесят его вновь можно открыть.
– Вам восемьдесят? Почему вы мне заранее не сказали?
– Потому и не сказала, чтобы вы не тратились. В моем возрасте лучший подарок – хорошее самочувствие, и его мне уже никто не преподнесет.
Перед сном я долго размышляла о событиях прошедшего дня: о том, что Лизе никогда не дашь восемьдесят лет, что моя бабулечка, ее ровесница, по сравнению с ней совсем старушка и о многом другом. Но разве могла я подумать, что это был последний день той жизни, в которую я уже не вернусь…
На следующее утро я проснулась рано, как обыч-но.
«Почему я проснулась? – начала я с вопроса свои утренние размышления. – Никто меня не будил. Может, изнутри кто-то это сделал? Интересно, кто? Может, во мне живут миллионы маленьких существ – они проснулись, закопошились, и их деятельность прервала мой сон? Посмотреть бы… какие они… эти существа… может, даже похожи на нас, людей…» И тут услышала:
– Эврика! Вот так буйная фантазия приводит туда, куда никогда не доберутся научные исследо-вания.
«Что это? Я слышу чей-то голос. Слуховая галлюцинация? Наверное, я начала засыпать, и…»
Но тут вновь прозвучало:
– Сколько шансов прикоснуться к тайне упускают люди, воспринимая окружающий мир в привычных образах и ощущениях, а внезапно столкнувшись с необычным, отгораживаются от него: «Показалось», «Померещилось», «Не может быть». Но ты ведь не такая. Ты смелая и пытливая и всегда бесстрашно шагаешь в неизвестное.
Никакая это не галлюцинация. Я уже не сомневалась, что слышу голос. Это было внутреннее, ясное слышание. Во мне звучал незнакомый мужской голос! Чей? И как он туда попал?
Я ущипнула себя – где-то видела, что так проверяют свою адекватность.
– Зачем ты себя так? – снова раздался голос.
«Заметил!»
– А как же твоя устойчивая психическая конструкция? Или ты уже сомневаешься в ее проч-ности?
«Опять. И про конструкцию знает».
– С кем имею честь? – от растерянности зацеремонничала я. – По правилам хорошего тона нам полагается представиться друг другу. Но поскольку вы появились без приглашения и, видимо, неплохо меня знаете, позвольте поинтересоваться: кто вы?
– Меня незачем приглашать. Я нахожусь там, где всегда, – в тебе и везде.
«Везде и во мне… Что же это может быть – везде и во мне… Неужели!.. Сам?..»
– Нет. Я – Рационально-Аналитическая Зона Универсального Механизма.
– Сразу не запомнишь. Такое громоздкое имя у вас.
– В привычной аббревиатуре оно звучит гораздо компактнее и хорошо тебе знакомо.
– Аббревиатуре? Повторите, пожалуйста.
– Рационально-Аналитическая Зона Универсального Механизма.
– РАЗУМ, – обрадованно сложила я первые буквы. – Так вы – мой разум?
– И твой, и всех живущих ныне, и всех живших прежде.
– Вот это масшта-аб! Так вы – коллективный разум?
– Точнее, вселенский.
– Какая честь! А я-то полагала, что давно общаюсь со своим разумом, даже имя ему, вернее, ей дала – Лераз. Но при этом всегда ясно осознавала, что этот вымышленный персонаж – я сама, одна из моих половинок, так же, как сейчас, ясно осознаю, что вы дифференцированы от меня.
– Теперь ты знаешь, что у вымышленного тобой персонажа есть реальный прототип.
– Очень, очень приятно познакомиться. Может, продолжим на «ты»?
– Я с этого начал.
– Тембр твоего голоса, интонации импонируют мне. Увидеть бы его обладателя… – вежливо намекнула я.
Тотчас перед внутренним взором высветился овал, и в нем, как в рамке, лицо мужчины. Интеллигентное, умное – тонкие черты, высокий, открытый лоб, проницательный взгляд. Именно так и должен выглядеть разум – никак иначе.
– Я могу выглядеть как угодно – предстать в образе животного или насекомого, не имеет значения – суть моя от этого не изменится.
– Нет-нет! – поспешила ответить я. – Предпочитаю человека. Не представляю общение с говорящей собакой или комаром. А почему ты себя обнаружил?
– Ты очень желала узнать.
– Многие желают.
– Желание, оставаясь всего лишь желанием, пассивно. Ты же тормошила меня беспрестанно.
– И за это мне такое предпочтение?
– Большинство людей довольствуются общими знаниями о мире. Живут просто и незатейливо в привычном, обжитом пространстве, не испытывая потребности узнать более того, что им известно. Это и не плохо, и не хорошо – просто они так живут. А если в этом замкнутом пространстве вдруг приоткроется дверь – не попытаются заглянуть за нее. Плотно прикроют и продолжают жить дальше. Другие, будто на цыпочках, все время пытаются увидеть: что там, за горизонтом? Но им не хватает духа отпустить воображение в полет. А есть такие – и ты из их числа, кто в привычном всегда видит удивительное и чье безудержное желание все познать, всюду проникнуть сносит все логические преграды. Так, в заоблачном прыжке своей фантазии, ты прикоснулась к одной из величайших тайн мироздания.
– К величайшей тайне? Прикоснулась? Я уже забыла, о чем думала несколько минут назад, да я и не успела ни о чем подумать.
– Ты предположила, что внутри тебя обитают существа, возможно, похожие на людей, и попала в самую точку. Они не просто похожи, они и есть люди, такие же, как вы. Но очень маленькие.