Верь, люби, живи! - Доктор Нонна 14 стр.


Петр поднялся с колен и приник губами к губам женщины – пара слилась в долгом поцелуе. В нем было все: тоска от разлуки, радость от встречи, надежда на долгую счастливую совместную жизнь.

– Эти русские – такие развратные! – услышали они слова толстого марокканца в шортах.

– Нет, так выглядит настоящая любовь, – ответил ему какой-то мужской голос, но Лина и Петр даже не обернулись – они были счастливы, а все остальное их не волновало.

Наконец Петр оторвался от любимой и прошептал: «Пойдем в машину, а то здесь очень жарко». Лина, как и в далеком прошлом, послушно кивнула головой и последовала за мужчиной. Блаженная прохлада разлилась по разгоряченным телам, и мужчина и женщина снова кинулись друг к другу, стараясь наверстать упущенное время.

Через час Петр тронулся с места и повез любимую домой.

– Сейчас я тебе покажу, где мы будем с тобой жить, – говорил мужчина, не отрывая взгляда от дороги. Здесь были строгие законы, поэтому все водители ездили очень внимательно. – Я недавно купил эту квартиру, она тебе должна понравиться. Я думал о тебе, когда выбирал ее. Но если честно, я хотел бы купить нам с тобой дом. Но тебя не было, и я не знал, когда ты будешь, поэтому решил остановиться на квартире – в доме мне было бы слишком одиноко без тебя.

Лина вошла в квартиру, и ее поразило огромное количество белого цвета вокруг. «Да, белый цвет всегда будет преследовать меня», – с нервным смешком подумала женщина и пошла осматривать холостяцкое жилище любимого. Квартира располагалась на третьем этаже и имела выход на крышу, где стоял гамак и огромные пальмы в горшках. Все было чисто, красиво, но слишком стерильно, словно здесь никто не жил.

– Как в ней одиноко, – вдруг промолвила Лина и прижалась к Петру.

– Это потому, что здесь каждый сантиметр ждал тебя. – Мужчина начал целовать свою принцессу, одновременно расстегивая многочисленные пуговки на платье. Страсть охватила его, и он больше не мог себя контролировать – он взял женщину на руки и осторожно положил на кровать. Губы начали исследовать каждый кусок ее загорелой влажной кожи, он словно знакомился с ней заново, переживая невиданную ранее гамму чувств. Вдруг он резко замер – на совершенном теле его принцессы красовался огромный уродливый шрам.

– Любовь моя, что это? – ему показалось, что он чувствует ее боль как свою, тем более что примерно на этом же месте у него тоже красуется огромный шрам от ранения.

– Я тебе потом все расскажу, – хрипло ответила Лина и приникла губами к любимому. Им столько всего надо было еще рассказать друг другу, но тела изголодались по ласке и любви, поэтому время для разговоров еще не наступило.

Наступил вечер. Лина и Петр устало лежали в кровати.

– Ты останешься? – задал самый важный для себя вопрос мужчина.

– Сегодня – нет. – Лина твердо знала, что она должна объясниться с мужем и забрать дочь, только после этого можно начинать новую жизнь.

– А когда? Но ты вернешься?

– Милый, я обязательно вернусь, потому что только с тобой я живу. – Женщина ласково погладила смуглое любимое лицо. – Просто я должна закончить тот этап своей жизни.

– Я буду ждать тебя, как обычно, – улыбнулся Петр.

– В кафе «Улыбка»? – пошутила Лина и приникла к его губам. Рука Петра скользнула по животу, и он снова нащупал шрам.

– Милая, скажи мне, что это?

– Я чуть не умерла от кровотечения. – Было видно, что его принцессе очень тяжело даются эти слова. – Мне вырезали матку. Теперь я не могу иметь детей. Что ты на это скажешь?

– Я скажу, – сразу понял Петр боль своей избранницы, – что безумно люблю тебя, ты – единственное, что для меня имеет значение в этой жизни. У меня есть сын, у тебя есть дочь – на наш век хватит. Главное, чтобы мы были вместе.

– Спасибо, – прошептала Лина и уткнулась в шею Пети.

– Может, мы вместе съездим за Радой? – Петр не хотел даже на секунду оставлять ту, которую только что обрел.

– Нет, милый, прости, но я должна сделать это сама. – Женщина была непреклонна. – Я закончу все дела и позвоню тебе.

– Но подвезти тебя до дома можно?

– За это – спасибо, – принцесса улыбнулась. – Мне хочется хотя бы лишний час побыть с тобой.

– Тогда собираемся и едем.

– Есть, мой генерал, – засмеялась Лина и вспомнила Николая Александровича, благодаря которому они все-таки оказались здесь, в стране, где можно найти свое счастье.

Через час Петр подъехал туда, куда указывала ему Лина.

– Я выйду здесь, а ты уезжай, – прошептала она, отстегивая ремень безопасности.

– Ты не передумаешь? – Пете было очень тревожно.

– Нет, я приехала сюда только ради тебя. – Женщина смотрела огромными черными глазами на мужчину и понимала, что она и на свет, наверное, родилась только ради него.

– Нет, ты приехала ради нас.

– Все, уезжай, Петя, – Лина быстро вышла из машины и пошла к ульпану.

Петр медленно отъезжал от того места, где высадил свою любовь. От волнения руки стали влажными, и руль выскальзывал. Через несколько метров он остановил все-таки машину и обхватил голову руками. «Девочка моя, только бы у тебя хватило мужества сделать этот последний шаг! – молил он свою любимую. – Я, наверное, не должен был отпускать тебя, но это твое решение, и я не могу пойти тебе наперекор».

Лина зашла в их комнату и посмотрела на Влада – тот укладывал дочь спать. Сердце сжалось от боли и сожаления – все-таки этот человек был ей дорог, но сердцу не прикажешь – она любит другого.

– Влад, нам надо поговорить, – тихо произнесла она.

– Только не говори, что теперь ты решила вернуться обратно, – мужчина усмехнулся. – Мне здесь нравится, да и там нас точно не ждут.

– Нет, я хочу поговорить о другом. – Женщина чувствовала, что сейчас расплачется. – Но не при ребенке.

– Хорошо, пойдем на кухню, заодно поужинаем.

Мадам Лотта прошла к маленькой Раде, оставив супругов наедине – по лицу Лины было видно, что сейчас у них очень тяжелый момент. Влад положил овощи и мясо на тарелки и стал наливать холодную воду в стаканы, чтобы запивать пищу.

– Я от тебя ухожу, – выдавила женщина. – Я люблю другого.

Стакан выскользнул из руки мужчины и разбился вдребезги – осколки смешались с водой и напоминали мужчине его жизнь, разбитую на мелкие кусочки и смешанную с горячими солеными слезами. Он опустил руки и молчал, потому что слов не было – была только невыносимая тоска и нежелание жить дальше. Вдруг раздался грохот, и пока еще муж с женой бросились в комнату – на полу лежала мадам Лотта с открытыми глазами и ртом. Влад опустился на колени и стал расстегивать воротничок блузки, а Лина стала искать пульс.

– Влад, она мертва, бесполезно, – остановила она мужчину, и слезы покатились по щекам.

– Что делать?

– Я сейчас спрошу у соседей, посмотри пока за Радой. – Лина понимала, что сегодня для ее мужа слишком много потрясений, поэтому постаралась хоть чем-нибудь помочь ему.

Пока женщина расспрашивала у знакомых, как быть в такой ситуации, звонила в больницу и старалась решить максимальное количество вопросов, связанных с внезапной смертью старушки, Влад сидел возле постели дочери, держал маленькую теплую ладошку и смотрел на распластанное тело мадам Лотты: «Как бы я хотел оказаться на ее месте! Просто взять и умереть! И больше не испытывать ни боли, ни разочарования, ни тоски! Просто не быть! Мне кажется, что я умираю...»

Влад не умер. Через несколько дней они стояли на кладбище и смотрели на свежую могилу. Они все еще были вместе, но уже жили параллельными жизнями – Влад не мог ни простить, ни отпустить свою жену, в нем будто что-то надломилось и замерло, а Лина думала о том, что она с того дня даже не дала о себе знать Пете, но дальше тянуть было невозможно.

По дороге к дому она зашла в отделение связи и сообщила Пете, что сейчас соберет вещи и в десять вечера будет ждать его возле ульпана, а потом направилась к Владу. Тот молча пил арак и рассматривал протез. Лина подошла поближе, положила руку на плечо и прошептала: «Прости меня». Влад обернулся и с удивлением посмотрел на женщину:

– Нет, не прощу. И ребенка тебе не отдам.

У Лины перехватило дыхание, она не ожидала, что муж упрется и не отдаст ей дочь.

– Влад, ты что? Рада должна жить со мной!

– Это по какому закону она должна жить с тобой? – Гнев поднимался откуда-то изнутри, и мужчина уже не контролировал себя. – Может, хочешь через суд решить этот вопрос? Не знаю только, на чью сторону встанут. То ли на сторону отца, который имеет образование, стабильную работу и любит свою семью, то ли на сторону матери, которая нигде не работает, так и не закончила институт и собирается уйти к любовнику. Как ты думаешь?

– Владик, но у тебя же могут быть другие дети, а у меня уже нет. – Лина плакала, понимая, что через суд она на самом деле никогда ничего не добьется.

– Ты все сделала сама – ты убила моего ребенка и лишила себя радости материнства. Если бы ты тогда сделала по-другому, то сейчас у нас было бы двое детей, которых мы могли бы поделить, и ты бы еще смогла рожать, сколько тебе вздумается. Так что сейчас не пытайся меня разжалобить!

– Но Рада... – женщина не успела закончить предложение.

– Я любил тебя, я все делал для того, чтобы ты была счастлива: носил на руках, кормил, одевал, простил тебе измену, довел отца до самоубийства, только бы ты улыбнулась! А ты на это все мне сказала: «Я люблю другого!» Убирайся, видеть тебя не хочу. Дочь останется со мной!

Лина покорно кивнула головой – она знала, что каждое слово пока еще мужа – правда. Она на самом деле виновата перед ним и не имеет права просить, угрожать или давить. Покидав кое-какие вещи, она поволокла тяжелый чемодан к выходу – Влад даже не шелохнулся, чтобы ей помочь. Он молча смотрел в пустой стакан. Вдруг раздался голос Лины:

– Влад! Бони!

Мужчина кинулся в коридор и увидел тельце своей любимицы – собачка была мертва. Сев на колени, он прижал к себе трупик Бони, сказал тихо: «Уходи» – и разрыдался... Лина поняла, что дальше разрывать сердце когда-то родному ей человеку она не может. Она тихо прикрыла за собой дверь и вышла на улицу. Петр уже ждал ее.

Он подбежал и взял чемодан из рук любимой. Тысячи вопросов готовы были сорваться с его уст, однако потерянный вид Лины остановил его. «Потом, я все узнаю потом, – думал он. – Сейчас главное – увезти ее отсюда».

Глава 24

Сегодня у Рады бат-мицва. Согласно законам иудаизма, когда еврейская девочка достигает двенадцати лет, она считается совершеннолетней в религиозном отношении и ответственной за свои поступки, то есть становится бат-мицва, что в переводе означает «дочь заповедей».

Все эти годы Рада жила с отцом, который ей ни в чем не отказывал, но в глубине души очень страдала из-за отсутствия матери. Обиженный на жену Влад не смог простить Лину и дать возможность матери нормально общаться с ребенком – в те редкие дни, которые определили Лине судом как дни посещений, он старался сделать так, чтобы Рада была занята чем-то еще, и нечастые встречи двух близких людей становились очень короткими. Боль не отпускала мужчину, и он часто присаживался к детской кроватке и жаловался на судьбу, ругал бывшую жену и иногда просто рыдал, уткнувшись в нежно-розовое одеялко дочери. Молодой отец думал, что девочка крепко спит, поэтому позволял себе такие исповеди, но Рада, отвернувшись к стенке, грустно смотрела на белую поверхность и думала о бедном папе. Она жалела его, страдала вместе с ним и ругала себя за то, что никак не может помочь этому взрослому горю. В тот год, когда ушла мама, а у папы разбилось сердце, в душе Рады что-то сломалось, что-то навсегда изменилось в маленькой девочке, которая в один момент потеряла любимую бабушку, собачку, которая была в ее жизни с самого рождения, ласковую маму и веселого любящего папу.

– Рада, хватит есть сладости, – в редкие встречи с дочерью выговаривала Лина. Она была в ужасе, что ее маленькая дочь так располнела. – Ты же девочка, ты должна следить за собой. Так нельзя, Радочка...

А Рада смотрела на красивую маму и злилась на нее: «Если бы ты не была так красива, то на тебя не обратил бы внимание твой новый муж, и тогда мы остались бы семьей. Красота причиняет зло окружающим людям! Я не хочу делать другим так больно, как сделала ты, мамочка!» В ответ на слова Лины девочка брала горсть печенья и запихивала себе в рот, желая наказать женщину за свою боль и боль отца.

Владу действительно было больно, так больно, что он перестал отдавать себе отчет в том, что происходит. Он разрешал дочери все, для нее не существовало слова «нет», он ее не воспитывал, не учил, не направлял... Он просто пустил жизнь маленькой потерянной девочки на самотек, считая, что именно вседозволенность сможет заменить ребенку счастливую семью. Влад словно не видел, что к двенадцати годам его малышка превратилась в толстого подростка, лицо которого покрыто прыщами; он не замечал, что у девочки нет подруг и друзей, что она все время проводит с ним, не выпуская его из поля зрения даже на минуту; он не понимал, что ребенку нужна помощь психолога. Нет, Влад настолько сосредоточился на своей боли, что не замечал, как страдает его дочь.

А девочка иногда вскакивала ночью с кровати и шла к спальне отца, чтобы послушать, спит он или нет, все ли с ним в порядке... Она так боялась потерять его, как потеряла бабушку Лотту, Бони и маму, что страх за Влада был ее естественным состоянием на протяжении двадцати четырех часов. Она всегда зорко следила за слабым духом папой, готовая прибежать к нему, как только он начнет погружаться в свою тоску. Так было почти всегда... Но периодически что-то взрывалось в ней: постоянное напряжение, нескончаемый страх и чувство ответственности за близкого человека были непомерной ношей для ребенка, и тогда она рыдала на берегу Средиземного моря, желая жить в семье мамы, которая счастлива, спокойна и может окружить ее лаской и заботой. Ей хотелось строгости, запретов, советов, ей просто хотелось быть ребенком, обычным ребенком в обычной семье. Она бежала звонить Лине, плакала в трубку, но, когда мать приезжала к ней, видела в этой женщине только ту, что сломала ее отца. «Нет, я не могу бросить папочку, он без меня пропадет», – решала она и возвращалась домой.

Наступил день ее рождения. Влад с утра куда-то ушел и вернулся через некоторое время, неся в руках щеночка коккер-спаниеля, копию умершей в день ухода жены Бони. Рада осторожно подошла к маленькому комочку и потрогала теплое ушко – девочка прислушивалась к своим ощущениям. «Буду ли я любить эту кроху так, как Бони? – думала она. – Зачем папа мне подарил ее? Заменит ли мне этот пес все то, чего я лишилась?» Рада была нахмурена – пока она не знала, как реагировать, но тут собачка лизнула ее руку теплым шершавым языком, и сердце девочки растаяло. Она протянула руки и взяла щенка. Поцеловав его в холодный мокрый нос, она произнесла:

– Будешь Беллой, раз уж ты такая красивая.

– Рада, может, не стоит называть щенка человеческим именем? – Влад с сомнением посмотрел на дочь.

– Нет, я так хочу. Я буду считать ее своей сестричкой.

Мужчина поморщился и выглянул в окно – белая машина подъехала к их дому.

– Рада, мама с Петром приехали, – он не мог видеть свою бывшую жену такой счастливой и красивой, поэтому старался не встречаться с ней даже случайно.

– Иду! – крикнула именинница и сжала кулачки. Боль за отца снова наполнила ее сердце.

Лина обнимала свою девочку, целовала ее щечки, а Рада стояла как изваяние, не желая проявлять никаких эмоций по отношению к ней.

– Милая, это тебе подарок, – сказала Лина, доставая из бархатного мешочка золотую звезду Давида на цепочке.

– Спасибо, – хмуро рассматривала подарок девочка. Она понимала, что ее мама – еврейка и всем сердцем любит Израиль, а значит, и религию этой страны, и историю ее, но ей, Раде, не нужна звезда Давида, потому что в ней, наверное, все же больше русских корней...

– Доченька, я так по тебе соскучилась. – Мать еле сдерживала слезы, глядя на угрюмого прыщавого подростка, в которого превратилась ее улыбчивая милая малышка. – Я так хочу, чтобы ты жила со мной...

– Я живу с папой, и изменить это невозможно, – сжала губы Рада, а потом топнула ногой. – Мы идем в кафе или нет? Я мороженого хочу!

– Милая, может, лучше сходим на пляж, покупаемся? – Лина хотела предложить какой-нибудь иной вариант, не связанный с поеданием сладостей. – Или съездим в Иерусалим, погуляем по старому городу.

– Нет, я хочу в кафе. – Рада стояла на своем, хотя на самом деле очень хотела, чтобы мама сейчас проявила настойчивость. Однако Лина согласно кивнула, и Петр повез жену с ребенком в кафе...

– Мне так тяжело смотреть на нее, – говорила вечером Лина любимому. – У меня сердце разрывается, когда я вижу, как тяжело моей дочери. И я никак не могу ей помочь! Я не понимаю, куда смотрит Влад! Зачем он так распустил ее?

– Любовь моя, я так хотел бы тебе помочь. – Петр искренне переживал за жену и ее ребенка. – Но ни один адвокат не добьется победы в суде.

– Но почему? – слезы катились из глаз женщины. – Я закончила институт, преподаю язык. Меня любят мои ученики. Это доказывает, что я могу быть хорошей матерью и заботиться о своей дочери!

– Принцесса, – Петя до сих пор так называл свою единственную любовь, – мне очень жаль это говорить, но ты ушла из семьи и бросила дочь и мужа. Сейчас ты уже не докажешь ничего, а Влад будет говорить, что ты сама сделала выбор в пользу любовника, бросив ребенка.

– Неужели ничего нельзя сделать? – прижималась она к мужу. – Я не могу видеть, во что превращается моя девочка.

– Мы что-нибудь придумаем, родная, что-нибудь придумаем...

Назад Дальше