– А как иначе духи поймут, что люди готовы с ними встретиться? – сказала старуха Мамбо.
Сейчас, наблюдая за собравшимися, Эну начинает казаться, что он снова попал на ночную сантерии. Только вместо танцев – забеги между урнами близких, а вместо сексуальных выходок – воспоминания. Даже Адио, который всегда смеялся над вуду, бегает от урны к урне и ищет своих друзей, словно одного Бэйна ему мало. Он перечисляет имена, вспоминает причины смерти. Дюваль ходит вместе с ним и дополняет то, о чем забывает Адио. И сестра. И все, все, все… Эну слышит, как кто-то говорит о бывшей однокласснице, о соседе по дому, где он жил когда-то с матерью, о старых и молодых, дедах и внуках. Кто-то рассказывает о мертвом колдуне и его жене, которая устраивает ночные службы, заканчивающиеся групповыми оргиями.
– Можно сходить посмотреть, – говорит Дюваль.
– Я вам схожу! – злится Мейкна и торопит всех к выходу.
– А зачем уходить? – смеется Адио. – Все равно ведь рано или поздно вернемся. Может, проще сразу остаться?
– Останемся, – говорит Дюваль. – Когда-нибудь все здесь останемся, – он улыбается, но улыбка сухая, безжизненная.
– Ну у тебя и друзья! – говорит Эну сестра и смотрит на Инесс, которая вертится возле Калео. Там же рядом и бывшая жена Калео. Эну говорит, что видел Инесс во внутреннем городе.
– Так ее перевели вместе с моргом, – говорит сестра.
– А я уж думал, обознался. – Эну вспоминает похожего на Бэйна мужчину, но думает, что лучше будет промолчать.
– Вот стерва! – шипит его сестра, видя, как улыбается Калео его бывшая жена. – Нет, ну ты посмотри! – злится она, когда Калео улыбается в ответ.
– Зачем они вообще здесь? – спрашивает Эну. – Они ведь не знали бабку Мамбо.
– Зато они знают Калео.
– А он что?
– А что он? Он – мужик. Мечется, как слепая лесбиянка на рыбном базаре, и не может выбрать.
Эну молчит.
– Видел, как украсили урну с прахом Бэйна? – спрашивает сестра. – Это Калео сделал. Говорит, когда дочь подрастет, скажет ему спасибо.
– Чья дочь? – спрашивает Эну.
– Наша, – говорит сестра.
Эну смотрит на бывшую жену Калео, вспоминает, что у них с Калео тоже есть общий ребенок.
– Да все они общие, – улыбается сестра. – Себя-то не помнишь что ли?! Скажи лучше, как там мать?
– Да я давно у нее не был, – говорит Эну.
– Смотри, потеряешь, будешь потом убиваться, как по Бэйну.
– Да я давно ее потерял.
– Ну, хоть разок-то всплакнешь для приличия?! – сестра злится и говорит, что он мешает ей следить за мужем.
Глава тридцать девятая
Дюваль говорит, что его родители купили домик на побережье, и предлагает отвезти туда на выходные Эну и Адио с их девушками. У Дюваля к тому моменту уже есть собственная пневмоповозка, и Адио всю дорогу говорит, что скоро купит себе такую же. Лишь ближе к морю его словесное недержание стихает. Бирс видит это глазами Эну, хотя сам Эну может слушать Адио хоть до скончания времен. Город остался далеко позади, и он чувствует грусть и тоску. Он смотрит на Мейкну, смотрит на Эбел, на Адио. Подобное состояние, кажется, сковало их всех, кроме Дюваля.
Он сворачивает на разбитую дорогу, петляет между гор. Пневмоповозка выруливает на побережье. Эну видит дом Дюваля. Старый дом, как сказал Дюваль, но когда они проходят внутрь, все говорит о том, что дом этот построили совсем недавно. Или отремонтировали.
– Это вам, чтобы не грустно было, – говорит Дюваль, доставая две бутылки настоящего коньяка. – И еще немного для беременных, – он улыбается и достает клетку с маленьким козленком.
– Это что? – оживляется Мейкна. – Это настоящее?
– Почти, – смеется Дюваль и рассказывает об успехах генноинженеров в замке лорда Бондье. – Но когда пожарите, мясо будет самым настоящим.
– А можно я оставлю козленка себе? – спрашивает Мейкна.
– Они не живут долго, – Дюваль мрачнеет. Он говорит, что ему пора. Извиняется, что не может остаться, отзывает Эну в сторону и дает ему пакет с белыми пилюлями. – Это вам с Адио, – говорит он и перечисляет прелести нового синтетического наркотика. – И никакого привыкания! – подытоживает Дюваль, смотрит на беременных Мейкну и Эбел. – Можно, думаю, даже им дать.
Он уезжает, а Мейкна выпускает козленка и начинает играть с ним. Адио ходит по дому Дюваля, изучает его. Немногословная Эбел стоит возле кромки моря, смотрит вдаль. Эну не двигается. Все кажется каким-то нереальным, словно сон. И…
– Словно я здесь уже когда-то была, – говорит Мейкна.
– Может, тебя сюда Адио в детстве привозил? – спрашивает Эну.
– Дурак ты! – обижается она.
– Здесь нужно прибраться! – орет из дома Адио. Эбел слышит его голос, вздрагивает, словно пробуждаясь ото сна, идет в дом.
– Я помогу, – говорит Мейкна, поворачивается к Эну и просит его убить козленка подальше от дома.
Он пожимает плечами, смотрит, как козленок бегает по поляне, и зовет Адио.
– Ты видел, как старуха Мамбо режет петухов, так что и козла убивать тебе, – говорит тот. И уже позже, когда они стоят забрызганные кровью и сдирают с козленка шкуру: – Последнее время Дюваль какой-то странный.
– Ты бы не помогал своим друзьям, если бы была возможность?
– Я не об этом. – Он рассказывает о том, как лежал в больнице, рассказывает, что не помнит, как попал туда, как вышел оттуда. – А эти чертовы сны. Почему нам всем снятся одинаковые сны?
– Причем тут Дюваль?
– Не знаю, просто он ведь всегда где-то рядом. Не ты, не соседи, а Дюваль…
Они закапывают шкуру и кости козленка и идут назад. Мейкна видит их залитые кровью руки и орет, чтобы они шли мыться. Адио злится, но не спорит.
– И дом этот новый, хотя Дюваль уверяет, что старый, – говорит он, когда они идут к морю.
Синяя даль завораживает. Ветра почти нет. Пахнет солью и водорослями. Адио снова вспоминает, как попал в больницу.
– Иногда мне кажется, что я не помню не только о больнице, но и о многом другом. Приходят воспоминания, словно вспышки. Не знаю. Как это называется?
– Дежавю?
– Да. Словно я уже был там или здесь. Словно я уже делал то или другое. Даже женщины иногда кажутся знакомыми. – Адио мрачнеет, стоит рядом с Эну и смотрит в синюю даль горизонта, где светлое небо сливается с темным морем в одну линию. – Но здесь я не был, – говорит он. – Никогда прежде не был. Я уверен…
Воспоминания вздрагивают, изменяются. Бирс чувствует, как запах моря уступает место запаху дыма от углей в мангале, запаху жарящегося мяса. Во рту послевкусие настоящего коньяка. Дымятся синтетические сигареты. Разговоры о детях, интиме и море. Захмелевшая Мейкна просит показать, где похоронили останки козленка. Слезы.
– Я недавно Бэйна видел, – говорит Эну Адио, пока Мейкна и Эбел стоят возле могилы козленка.
– Как видел? Где?
– Во внутреннем городе, когда ходил на опознание старухи Мамбо. Только он меня не узнал.
– Может, показалось?
– Да я на него смотрел, как на тебя сейчас. Как тут не узнаешь?
– А Дювалю говорил?
– Он рассмеялся.
– Может, поэтому он и привез нас сюда?
– В смысле?
– Пока не знаю. Но мне кажется, что он нам не друг. Не такой друг, как мы с тобой.
– Может, это просто из-за того, что он живет во внутреннем городе и мы многое о нем не знаем?
– Или не помним.
– Что?
– Мне вообще кажется, что мы помним о нем намного меньше, чем должны. – Адио видит Эбел и Мейкну, смолкает.
Слезы на щеках Мейкны уже высохли. Она улыбается и говорит, что нужно было дождаться ночи, устроить сантерию и принести козленка в жертву, затем становится серьезной, хмурится, вспоминает старуху Мамбо и говорит Эну, что им теперь придется искать нового бокора.
– Глупо в это верить! – говорит Адио.
– А я тебя и не зову с собой, – Мейкна заставляет себя не злиться, оглядывается и говорит, что здесь недалеко есть бухта и можно будет искупаться в лунном свете.
– Мне казалось, она не была здесь прежде? – говорит Адио Эну, когда они пробираются через заросли к бухте.
– Может быть, Дюваль когда-то рассказывал? – Эну видит изогнутую полумесяцем береговую линию. Белая луна висит высоко в небе. Черные волны наползают на желтый песок. Адио спрашивает Мейкну, откуда она знала, как найти это место.
– Наверное, днем видела, – пожимает она плечами. – Или, как сказал Эну, ты привозил, когда мы еще детьми были, помнишь?
– Не привозил я тебя сюда. И днем ты не могла увидеть это место.
– Значит, просто вспомнила… – Мейкна пожимает плечами, хмурится, словно действительно что-то вспомнила, затем встряхивает головой и смеясь спрашивает Адио, помнит ли он, как вывозил ее в детстве за город. – Ты тогда еще сказал, что у меня грудь совсем маленькая. – Она раздевается по пояс. – А сейчас?
– Сейчас у тебя живот большой, – улыбается Адио.
Мейкна снимает оставшуюся одежду и бежит купаться.
Глава сороковая
Воспоминания Эну вздрагивают, и Бирс вздрагивает вместе с ними. Яркая вспышка причиняет боль глазам, но зажмуриться невозможно. В какой-то момент Бирс думает, что кто-то отключил машину, прервал перенос, но затем собственные мысли снова уходят. И ощущения собственного тела. И собственная жизнь. Перенос продолжается. Перенос воспоминаний Эну. Бирс слышит голоса, бой барабанов…
Эну видит бокора, но не узнает его. Не узнает хижины, где проходит ночная сантерия. Хунфор наполнен людьми. Мужчины в костюмах, женщины в белых платьях. Где-то среди них Мейкна и Эбел. Их большие округлые животы выдаются под свободными одеждами. Бокор посыпает пол синтетической мукой, чертит символы лоа. Петух кудахчет, пока ему не отрубают голову. Кровь брызжет из обезглавленной шеи. К запаху пота добавляется металлический запах свежей крови. Он опьяняет собравшихся людей, возбуждает. Разрозненный бой пяти барабанщиков усиливается. И пляски. Пляски становятся непристойными. Их сексуальный подтекст готов зайти слишком далеко. Белые платья сползают с женских плеч. Мужчины избавляются от костюмов, ласкают женщин. Тяжелый, пропахший потом и кровью воздух наэлектризован возбуждением. Эну выходит из хижины. Ночной воздух пьянит.
– Тоже думаешь, что я ни на что не годен? – спрашивает Адио.
Он стоит, облокотившись о непрочную изгородь, и курит синтетическую сигарету. Эну молчит, оглядывается по сторонам. Дюваль стоит возле хижины, прижавшись спиной к стене.
– Что происходит? – спрашивает Эну.
– Они сказали, что Адио не годится для вуду, – говорит Дюваль.
– Что?
– Они сказали, что тому, кто не верит в живых мертвецов, нет места в хунфоре.
– Они? – Эну оглядывается, пытаясь понять, как оказался здесь. Ему кажется, что мгновение назад он был за городом, у моря, где обнаженная Мейкна бежала купаться.
– Они сказали, что Адио годится только для того, чтобы продавать синтетические наркотики, приготовляемые на машине, которую подарил ему я. – Дюваль смотрит другу в глаза. – А ты? На что годишься ты?
– Я? – Эну судорожно сглатывает. – Если честно, я вообще не помню, как оказался здесь.
– Совсем не помнишь?
– Совсем.
– Плохо! – Дюваль сплевывает себе под ноги и бормочет проклятия.
Яркая вспышка ослепляет глаза. Реальность отступает, сдает позиции под натиском пустоты.
– Ну и беспорядок! – слышит Эну голос Мейкны, открывает глаза, видит квартиру Адио. – Надо было Далилу позвать, – говорит Мейкна Дювалю.
– Она бы не пошла, – говорит он.
– А то, что я беременная убираюсь в этом доме, это нормально?! – злится Мейкна.
– Ну ты же ради подруги, – говорит Дюваль.
– Вообще Адио должен сам убираться.
– Адио в больнице.
– Уже второй раз! – Мейкна вспоминает прошлое…
Эну не двигается. Не дышит. Он знает, что происходит, но он не знает, как оказался здесь. Все похоже на сон, где ты идешь куда-то, знаешь, куда идешь, и знаешь зачем, но не помнишь, почему должен туда идти, не пытаешься вспомнить, потому что, как только ты начнешь вспоминать, стройность сна перестает для тебя существовать. Так и с Эну. Так и с его воспоминаниями, которые видит Бирс. Вот Эну стоит на берегу моря и смотрит, как Мейкна бежит купаться, вот он в хижине незнакомого ему бокора, а вот он уже в квартире друга Адио, снова попавшего в больницу в тот самый момент, когда Эбел увезли в родильный дом. Эну слышит, как Мейкна благодарит Дюваля за то, что смог договориться, чтобы Эбел рожала во внутреннем городе, смеется на какую-то его шутку, шутит о его собственных детях.
– Далила предохраняется, – говорит он.
– А сам не хочешь?
– Да мне и ее ребенка хватает.
– Ну не твой ведь.
– Да они все не наши! – смеется Дюваль, уходит в магазин за моющим средством. Мейкна закрывает за ним дверь.
– Думаешь, мой тоже не от тебя? – спрашивает она.
– Не знаю, – растерянно говорит Эну, не особенно понимая, что происходит.
– Козлы вы все! – обижается Мейкна. Эну вздрагивает, пытается машинально обнять ее за плечи, извиниться. – Мне уже нельзя. Хочешь, чтобы я, как Эбел, раньше срока родила?!
– Да я просто обнял.
– Да я понимаю, – Мейкна улыбается, спрашивает о Далиле и Дювале. – У них серьезно или как?
– Я не знаю.
– Ну да. Вот родит ему, тогда видно будет.
– А Эбел что говорит? – растерянно спрашивает Эну.
– О ком?
– Об Адио.
– А что говорить, когда рожать пора?
Эну отрешенно кивает. «Сон, все это сон», – говорит он себе.
Еще одна вспышка. Все та же кровать, все та же квартира, но Мейкны нет. Адио сидит на кровати рядом с Эну и смотрит на него стеклянными глазами. Машина Дюваля для синтеза наркотиков стоит на столе.
– Я думал, ты в основном только продаешь, – говорит Эну другу.
– Ну да. В основном, – Адио улыбается, рассказывает, как ушла Эбел. – Сказала, что я псих, и ушла. Чертов кибер. Она и ее ребенок. – Он говорит, что наблюдал за ними. Объясняет, что настоящие люди себя так не ведут. – И все эти больницы… – Адио бьет себя указательным пальцем по голове. – Никто не сможет стереть мои воспоминания и запихнуть сюда новые. Тебе смогут, а мне – нет. И Дюваль знает об этом. Чертов Дюваль! – Адио вытирает вспотевшее лицо. – Ты знаешь, я видел твою бабку Мамбо во внутреннем городе. Она не узнала меня так же, как не узнал тебя когда-то Бэйн. И… Черт! Я не знаю, что все это значит. Уже не знаю. Все эти кланы вуду, ночные сантерии, живые мертвецы… Давно, когда я сбил мертвеца кибера, я видел, что у него нет крови. Настоящей крови, как у нас, понимаешь? И сейчас, живя с двумя киберами – с Эбел и ее ребенком, – я хотел пустить им кровь, чтобы выяснить все наверняка… Но Дюваль не позволил мне, остановил меня. Понимаешь? Он заодно с ними. Всегда был заодно. Я же говорил… Но ты не волнуйся. Твоя Мейкна не кибер. У нее есть кровь. Настоящая кровь. Я сам видел. В детстве, когда возил ее на своем пневмоколесе за город… – Адио улыбается и спрашивает, кого родила Мейкна.
Вспышка… Свадьба с Мейкной, когда ребенку исполняется год, и еще одна ночная вудуистическая сантерия. Бокор знает Эну, но Эну не помнит бокора. Знает, что они знакомы, но не помнит, как познакомились. Эну видит Эбел, видит Дюваля, видит Адио. Он слышит, как Мейкна спрашивает Дюваля, когда у них с Далилой будет свадьба.
– Нас пока и так все устраивает! – смеется Дюваль. Эну снова пытается отыскать взглядом Адио.
– Я думал, ты не посещаешь подобные сантерии, – говорит он, подходя к Адио.
– Да я ради Эбел.
– Разве она не кибер?
– Кибер? – Адио смеется, затем вздрагивает, оглядывается, словно только что проснулся.
Бой барабанов начинает нарастать. Бокор приносит петуха в жертву. Адио бледнеет, смотрит не моргая, как жертвенному петуху отрубают голову.
– Это кибер, – шепчет он, видя, как из обезглавленной шеи киберпетуха толчками выплескивается черная жижа. – Чертов кибер, – его лицо становится белым как снег, ноги подгибаются, глаза закатываются. Адио падает и бьется в припадке.
Вспышка… Ночь на излете. Сантерия закончена. Мейкна зовет Эну и Адио, говорит, что Дюваль подвезет их домой.
– Я никуда не поеду с Дювалем, – говорит Адио.
– Я останусь с Адио, – говорит Эну.
Мейкна пытается спорить, затем махает раздраженно рукой, уезжает с Дювалем.
– Пообещай, что не дашь им снова забрать меня в больницу, – просит Адио. – Пообещай, что…
Вспышка… Квартира сестры. Мужская компания, легкие синтетические наркотики, синтетическая водка и синтетические сигареты. Калео спрашивает, что случилось с Адио. Эну молчит. В голове есть ответ, но как доверять своим знаниям в мире, где реальность относительна?
– Слышал, он снова в больницу с головой попал? – смеется Калео.
– А я слышал, что у него передоз был, – говорит кто-то из его друзей.
– Но ведь не умер.
– Нет.
– Дюваль говорит, Адио сам хотел.
– Зачем?
– Не знаю. Он всегда странным был со своими мертвецами, – говорит сестра Эну. – Он и мой брат-параноик.
– Да ладно, – заступается за Эну Калео. – Они молодые тогда еще были, глупые. – Он рассказывает о Мейкне, регулярно посещающей ночные сантерии. – И брата твоего я там видал. Вот Адио не ходит.
– У него просто припадки от барабанов! – смеется друг Калео. Друг, имя которого знает Эну. Знает, где он живет и где работает. Знает, хотя прежде ни разу не видел этого друга.
Сестра встречается с ним взглядом и спрашивает о Мейкне, о ее второй беременности, о Дювале, который помог с абортом, о ребенке, которому уже три года…
Вспышка… Дюваль, Мейкна, друг Дюваля, обиды, кажущиеся Эну чужими, потому что он никогда не проживал их. И слова, произносимые им… Они тоже не принадлежат ему. Словно сон внутри сна. Словно память внутри памяти. Он видит себя поднимающимся из-за стола, зовущим Дюваля на балкон.