Немного придя в себя, отправился в повторный обход: мне требовался либо транспорт, либо ночлег, поскольку пешим порядком добраться до соседнего поселения я не успевал, а топать по темноте было рискованно. И вот на этом втором круге я вдруг разглядел то, что загадочным образом прошло мимо, когда мы объезжали деревню на санях – еще одну избу. Стояла она на отшибе, но даже издалека было видно, что в ней живет кто-то, способный не только стоять на ногах, но и соображать. Снег у ворот был вычищен, из трубы поднимался уверенный дымок, а в окошке играл отсвет керосиновой лампы.
Без лишних колебаний я направился к избе. Калитка была не заперта, собаки во дворе не оказалось, входная дверь подалась сразу. Это порадовало. К вечеру мороз окреп, и я успел изрядно промерзнуть.
В сенях обмел веником валенки и вошел в избу.
И там мне сразу же стало тепло и уютно. Приятные запахи, богатая, по деревенским меркам, обстановка, чистота и порядок приятно удивили. А когда навстречу вышла хозяйка, рыжеволосая синеглазая красавица лет двадцати пяти, у меня возникло чувство, что я дома. Такой удивительно приятной и, словно магнит, притягивающей взгляд женщины я еще не встречал. Мне сразу же захотелось остаться с ней навсегда и выполнять любые ее прихоти. Вот так. На любовь с первого взгляда это не походило, но мне было не до размышлений о чувствах. Я разулся, скинул тулуп, бросил на сундук справа от двери шапку и уселся прямо на нее.
– Что ж ты сел у порога, как неродной? – улыбнувшись, спросила женщина.
Голос у нее был глубоким и приятным настолько, что защемило сердце.
– Не знаю, – только и сумел я промямлить в ответ.
– Садись к столу, – она указала на стул у покрытого кружевной скатертью стола. – Чай будем пить.
– Как тебя зовут?
– Агафья…
Я плохо помню первые дни нашего знакомства. Сначала был чай, потом какие-то задушевные разговоры, банька, в которой Агафья сначала отменно пропарила меня веником, а потом скинула длинную рубашку, распустила волосы и…
Не буду об этом. Что запомнилось, то запомнилось и уже не забудется, а бумаге это знать ни к чему. Напишу одно: я был самым счастливым человеком на свете. Влюбленным, как малолеток, и довольным, как сытый кот. Ничего мне не было нужно, кроме как держаться за подол Агафьи, ловить каждое ее слово, каждый вздох и тонуть в ее глазах. И если до встречи с ней я в обязательном порядке смотрел перед сном на Чинтамани, то теперь напрочь позабыл о нем, а вспомнил примерно через неделю, когда Агафья ненадолго ушла из дома.
Теперь-то я понимаю, что камень специально не давал о себе знать, ощущая опасность, а тогда лишь с удивлением осознал, что впервые за семь лет не прикасался к Сокровищу целую неделю.
А когда открыл потайное отделение планшета, удивился еще раз, поскольку мой талисман изменился. Прежде кристалл был прозрачным, с легким, едва заметным красноватым отливом, а теперь сделался серым, словно вода в весенней реке, и мрачным, как будто недовольным.
Я взял его в руку, привычно ощутив прилив сил, и неожиданно увидел все вокруг в новом свете. А точнее – в настоящем свете. Увидел, что изба Агафьи не такая уж чистая и уютная, что в ней холодно, мало света и пахнет не так приятно, как мне казалось до сих пор. Но главное, я увидел свое отражение в кристалле.
Увидел и не узнал себя.
Я попытался отыскать зеркало, но не нашел – в избе не было ничего подобного, даже какой-нибудь блестящей вещицы. На столе стоял медный самовар, однако бока его покрывала густая зелень. Я порылся в сумке, извлек бритвенный набор, но зеркальце из него пропало. Посмотреться в лезвие бритвы тоже не удалось, оно почернело, словно вороненая сталь. Осталось заглянуть в кадушку с водой, но она оказалась пуста.
Тогда я вспомнил о часах. Мой любимый золотой «Брегет» не поддался загадочной порче, как прочее имущество, по-прежнему блестел, но отражение в нем было неясным. Мне удалось разглядеть лишь двухнедельную щетину и общие контуры лица, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я сильно исхудал.
Я посмотрел на Камень, и перед внутренним взором промелькнул мой приезд в деревню, встреча с чумными мужиками и хворыми бабами, знакомство с Агафьей… Я увидел, как растаял перед ее чарами, сделавшись ручным зверьком, безвольным и послушным, из которого она день за днем высасывала жизненные силы. И еще увидел настоящую Агафью – некрасивую бабу в грязной одежде, постоянно шепчущую что-то себе под крючковатый нос и парализующую все живое одним лишь своим появлением. Короче говоря – ведьму.
«Меня захватила ведьма!»
Я быстро оделся, обулся и сунул часы с кристаллом в карман. Подпоясавшись ремнем, прицепил портупею, расстегнул кобуру, положил «маузер» на стол и уселся сам. Страх перед ведьмой, сумевшей навести порчу на целую деревню, гнал меня прочь, но самоуверенность сотрудника ГПУ, смешанная с верой, что меня защищает Чинтамани, заставляли довести дело до конца. Дело не для протокола, в отчеты его не впишешь, однако я знал, что обязан очистить деревню от заразы – это мой революционный долг.
Агафья вернулась через час, пошумела в сенях, распахнула дверь, да так и замерла на пороге, вперившись в меня маленькими глазенками.
Я молчал, держа руку на пистолете, и потому ей пришлось начинать разговор самой:
– Знала, что ты один из нас, – заявила женщина скрипучим голосом, напоминающим воронье карканье. – С первой же минуты поняла, что мы дальняя родня.
– Я сирота, – мой голос был твердым, как сталь, я даже сам удивился.
– С нами так часто. – Агафья медленно двинулась к столу. – Подкидывают, чтобы никто не догадался, какой мы крови.
– И какой же?
– Древней. – Ведьма сделала шаг к столу, но остановилась, увидев, что я приподнял «маузер». – Древней крови… колдовской.
– А если без мистики?
– Не получится без мистики, я ведь правду говорю. И ты знаешь, что не вру я, нутром чуешь, кровь тебе подсказывает.
– Никаким колдуном я никогда не был. Я чекист…
– Так ведь не призвание это, – перебила меня Агафья, – просто служба. Родовой дар по крови передается от родителей детям, от колдунов к ведьмам. Вот потому и сказала тебе, что родня мы дальняя. Не веришь, загляни в себя, вспомни жизнь свою. Много странного было? Чего хотел, добивался? А всегда ли через работу беспросветную? Может, от великого желания что-то с неба падало? Или враги самые окаянные вдруг отступали, а то и помирали внезапно, без внятных причин. Бывало такое?
– Бывало, но я думал, что это… не моя заслуга.
Да, я сболтнул лишнего. Но тогда я еще не понимал, что можно говорить, а что нельзя. К тому же я был поражен. Агафья говорила о том, о чем я и сам частенько задумывался и чему не мог найти разумных объяснений.
– Знаю, оберег у тебя могучий есть… – Ведьма недобро прищурилась и снова начала медленно приближаться к столу. – Чужой оберег, не из наших краев. Хотела взять его, да не дался он, укрылся, тебе только служит и помогает…
«Она говорит о Камне!»
– Да только не стал бы он помогать, коли был ты простым челом, а не колдуном.
– Челом?
– Многое узнаешь еще, если верный выбор сделаешь. Целый мир для себя откроешь. Тайный мир, колдовской, могучий.
– Я и в этом мире нормально устроился.
– Надолго ли собаке блин? – Агафья рассмеялась. – Прижмут тебя, милый, к ногтю годика через три, коли оставишь все, как есть. Вижу будущее твое незавидное, и одно тебе спасение: колдовству врожденному сердце открыть.
– Ты меня на что агитируешь?
– Останься, – Агафья подошла к столу вплотную. – Хоть на недельку еще останься.
– Зачем?
– Так все за тем же: не налюбилась я еще с тобой, не чувствую отрады под сердцем.
Агафья кокетливо поиграла бровью, однако теперь ее ужимки смотрелись мерзко, и меня едва не стошнило.
– Уволь. – Я поднялся и многозначительно покачал «маузером». – Служба у меня, милая, возвращаться пора. По-хорошему и тебя надо бы с собой забрать, в каталажку, за дела твои темные, но… дам тебе шанс, Агафья.
– Это какой же?
– Снимешь порчу с деревни – оставляю в покое. Нет – отправлю по этапу. Выбирай.
– Поверил, значит, в родословную свою, – усмехнулась ведьма. – Правильно сделал.
– Сделал так, как считаю нужным. – Разумеется, я был смущен разговором, однако показывать этого Агафье не стал. – Что выбираешь?
– Насчет деревни?
– Да.
– Камень свой подари, тогда и поговорим.
– Вот это видала? – Я показал ведьме кукиш.
– И не только это видала. – Агафья вдруг рассмеялась, будто бы ворона закаркала, и взмахнула рукой, тоже как вороньим крылом.
Я не успел ничего сделать, даже шевельнуться. У меня были способности, но не знания, я не мог противостоять ведьме в бою и должен был умереть.
Но я был Хранителем.
И Чинтамани хранил меня.
Мой заветный кристалл выскользнул из кармана и взмыл под потолок, да там и завис, причем удивился этому не только я, но и Агафья. Она сделала два шага, протянула к камню обе руки, однако завладеть им не смогла – отшатнулась, словно наткнувшись на невидимую стену. Разочарованно взвыла, лихорадочно затряслась, принялась торопливо что-то нашептывать, наверное, заклинания, но Чинтамани стойко держал оборону.
И Чинтамани хранил меня.
Мой заветный кристалл выскользнул из кармана и взмыл под потолок, да там и завис, причем удивился этому не только я, но и Агафья. Она сделала два шага, протянула к камню обе руки, однако завладеть им не смогла – отшатнулась, словно наткнувшись на невидимую стену. Разочарованно взвыла, лихорадочно затряслась, принялась торопливо что-то нашептывать, наверное, заклинания, но Чинтамани стойко держал оборону.
А я стоял, как дурак, немного разочарованный тем, что никому нет до меня дела.
Тем временем кристалл вновь стал прозрачным, почти невидимым, но при этом – сверкающим странными, ослепительно-невидимыми вспышками.
Агафья тоже изменилась: черты лица заострились, нос вытянулся наподобие вороньего клюва, а ногти превратились в птичьи когти. И эти когтистые руки-лапы сумели-таки продырявить невидимую защиту Чинтамани.
Ведьме оставалось до камня два вершка, не более…
И в этот момент я понял, что должен делать. Отложил пистолет и вытащил из кармана золотой «Брегет» – фамильные часы, которые в нашей семье передавались от отца к сыну. Ведьме я не соврал – был сиротой и воспитывался в приюте, а часы получил на совершеннолетие, как будто кто-то следил за мной и приготовил подарок…
Впрочем, сейчас не об этом.
Я достал часы, с удивлением обнаружил, что вместо золота их покрывает серая муть, словно перекочевавшая на «луковицу» из вылечившегося кристалла, и с громким щелчком откинул крышку…
В избе снова произошли перемены. В ней сделалось светло, вернулся уют и порядок, а невидимая стенка вокруг Чинтамани стала видимой, засверкавшей, как солнце.
Агафья отдернула руки, обжегшись, сделала пару шагов назад и с ненавистью взглянула на меня:
– Ты… наврал мне! Ты знаешь о своем даре! Ты сделал так, что твой оберег впитал мои чары, но не стал после этого моим. Он передал все накопленное твоему второму талисману!
– Намекаешь, что часы теперь твои? – Я захлопнул крышку. – И думать забудь.
Я обогнул стол, подошел к Чинтамани и спокойно его забрал, словно Камень не висел непонятным образом в воздухе, да еще в окружении огненной сферы, а лежал на полке. С издевательской медлительностью положил его в правый карман, часы – в левый, а «маузер» вернул в кобуру.
Я видел, что Агафья признала поражение, и вел себя как победитель.
– Насчет порчи – все в силе, – уже в дверях бросил я Агафье. – Не снимешь – накажу.
И вразвалочку вышел.
И вразвалочку дошел до ворот.
А когда очутился на улице, припустил с такой прытью, что не заметил, как впереди проступили очертания Мошково…
* * *Новосибирск, наши дни.
– Не могу поверить, что ты это сделаешь, – рассмеялась Роксана. – Что ты наконец расскажешь, для чего притащил меня в Сибирь.
– А я не могу поверить, что ты вытерпела так долго, – не остался в долгу Дамир. – Насколько я знаю, ты никогда не соглашалась на контракты вслепую.
– Видишь, как я тебе доверяю?
– Мне или моему деловому чутью?
– Дамир… – Ведьма подошла к сидящему в кресле шасу, наклонилась и нежно провела рукой по его щеке. – Неужели ты до сих пор подозреваешь, что я и Пифуций…
– Нет, – подумав, ответил шас. – Больше не подозреваю.
– И правильно делаешь. – Она поцеловала друга в щеку, вернулась на диван, расположилась так, чтобы ее ножки предстали перед собеседником в выгодном ракурсе, и улыбнулась: – Я вся внимание.
– Не сомневаюсь… – Дамир заставил себя не обращать внимания на ножки подруги, сделал маленький глоток коньяка и неспешно начал: – Некоторое время назад я был по делам в Нью-Йорке, и меня попросил о встрече Рэнди Паркер, известный американский антиквар, специализирующийся на старинных документах, дневниках…
– И прочих книгах, – закончила за него ведьма, желая дать понять, что уловила профессию американца.
Как выяснилось, она поторопилась.
– Нет, – качнул головой шас. – Рэнди интересуют исключительно документы. Пару лет назад я нанимал его для поиска кое-каких английских карт XVI века, неплохо заплатил, и он запомнил.
– Челы падки на золото, – хмыкнула Роксана.
– Ага, – со знанием дела подтвердил Хамзи. – К тому же я его не кинул, даже добавил небольшую премию за скорость…
– Представляю, как ты мучился.
– Ну… немного. – Расставаться с деньгами шасы категорически не любили, но понимали, что не только деньги способны делать деньги, но и хорошая репутация. – Рэнди меня запомнил, и когда у него появился интересный документ, обратился…
– Что за документ?
– Неопубликованный отчет за 1926 год некоего Луиса Хорша, бизнесмена.
– Отчет в налоговую? – хихикнула фата.
– Отчет об экспедиции Рериха.
– Того самого? Который путешественник и художник?
– Того самого, который мечтал отыскать путь в Шамбалу. – Дамир увидел, что упоминание известного чела заставило Роксану отбросить шутливый тон, и удовлетворенно усмехнулся: – Когда мы расставались, я намекнул Рэнди, что может меня заинтересовать, упомянул фамилию Рерих, и моя ставка сыграла.
– Кому Луис писал отчет?
– Не знаю, адресат на документе не указан…
– Почему он его не отправил?
– Потому что… Потому что понял – в этой экспедиции он столкнулся с чем-то по-настоящему необыкновенным и не рискнул делать историю достоянием гласности. Или спецслужбы запретили… Без этого отчета Рерих выглядел милым, чуточку наивным идеалистом, ищущим то, чего нет. А с ним…
– Что же это за отчет?
– Подробности путешествия на Алтай в августе 1926 года, – веско ответил шас, отставляя бокал с коньяком. – О так называемой «странной» экспедиции Рериха, которая прервалась, едва начавшись. О ней никто не распространялся… До этого отчета.
– Никто?
– Некому было, – не совсем понятно ответил Хамзи. – Поначалу все было в норме, они шли по Чуйскому тракту, и вдруг… оказываются в Ново-Сибирске. Грузятся на поезд.
– И что? – Роксана пока не видела в истории ничего интересного.
– Официально считается, что Рерих сотоварищи вернулись аэропланом, но кто за ними летал, а главное: зачем летал, почему вернул обратно? На эти вопросы ответов нет.
– А теперь появились?
– Теперь – да. Луис Хорш написал, что он, Рерих, один из проводников и некий лама были вынуждены бежать с Алтая, чтобы не стать жертвами ужасных четырехруких гигантов…
– Хванов, что ли? – хмыкнула ведьма.
– Похоже.
– Разве они гиганты?
– У страха глаза велики.
– Да, и у Хорша, видимо, тоже… И что дальше? Они бежали на аэроплане?
– Нет, ушли секретной тропой, которая в считаные секунды вывела Хорша, Рериха и Якова в Ново-Сибирск.
– Яков – колдун?
– Нет, колдуном, судя по всему, был лама Церинг, который прибился к экспедиции незадолго до их бегства. И из-за него же на Рериха ополчились четырехрукие гиганты.
– Хватит называть хванов гигантами.
– Хорошо, больше не буду, – кивнул шас. – Начитался человского отчета и увлекся.
Но Роксана не особенно слушала его ответ.
– Давай рассуждать логически…
– Давай, – с готовностью согласился Дамир.
И снова взялся за коньяк.
– Хваны частенько нападали на караваны, в этом нет ничего необычного.
– Согласен.
– Хваны ведут себя достаточно осторожно и не позволяют челам прознать о себе.
– Режим секретности, – напомнил Хамзи. – На них его правила тоже распространяются.
– Именно, – подтвердила фата. – Соответственно, для нападения, причем неудачного, причем нарушившего режим секретности, должен был появиться веский повод.
– Луис написал, что у ламы был с собой Чинтамани, – просто ответил шас.
И улыбнулся, услышав ожидаемое:
– Не может быть!
Он специально подвел разговор к этому моменту и теперь наслаждался изумлением Роксаны:
– У ламы был Чинтамани?! Откуда?
– Не важно откуда. Главное, Рерих поверил Церингу, а хваны напали. Похоже, речь действительно идет о Сокровище.
– С помощью которого можно пройти в Шамбалу…
– Именно.
Ведьма сделала большой глоток вина, помолчала, привыкая к услышанному, после чего кивнула:
– Рэнди подарил тебе грандиозное открытие.
– Не подарил, я ему заплатил, – сварливо уточнил шас.
– По сравнению с тем, сколько можно выудить за Чинтамани на аукционе Великих Домов, ты получил отчет даром. – Фата допила вино и деловито осведомилась: – Где камень?
– Не так быстро.
– Я достаточно ждала.
– Верно, – согласился Дамир, с удовольствием наблюдая за проглотившей наживку подругой. – Перед самым нападением хванов лама Церинг провел компанию секретной тропой…
– Порталом?
– Полагаю, да.
– Так и называй.
– Хорошо. Лама отправил компанию в Ново-Сибирск, а сам ушел дальше…
– Повел хванов за собой?
– Да.
– А челы запрыгнули в поезд и сбежали?
– Именно.
Роксана кивком указала шасу на ее опустевший бокал, дождалась, когда он его наполнит, вторым кивком поблагодарила, и после этого продолжила: