– Зачем вы это сделали?!
– Не знаю, – помедлив, ответил Ратибор, поглаживая плечо и локоть. Боль уходила толчками, повинуясь привычным командам аутотренинга, но на душе было скверно.
– Не думала, что вы так… безрассудны. Он же мог вас убить! Знаете, сколько он весит? Более двухсот килограммов!
– И все же интересно, откуда вы знаете такие подробности? – хмуро поинтересовался Ратибор, глядя, как Грехов ведет к дому ставшего послушным «серого человека».
– Это неинтересно. Мой отец работал с «серым» около пяти лет, изучая его кожу. Он хотел, чтобы и у человека была такая же.
У Ратибора что-то словно щелкнуло в мозгу. Он знал, что Андрей Демидов, отец Анастасии, занимался проблемой упрочнения человеческой кожи, но не знал, что ученый при этом пользовался материалами обследования «серых людей».
– Вы хотите сказать, что этот серый урод… непробиваем?
Анастасия отвернулась, не ответив.
Ратибор потерял интерес к происходящему, подумал вяло: как Габриэль узнал, что мы направляемся сюда? И каким образом он усмирил «серого»? У него что, гипнотизатор в кармане?..
Над лесом просвистел пинасс, на бреющем сделал круг над местом действия и сел возле застывших людей. Двое молодых людей в оранжево-черных комби работников ксенопарка выскочили из кабины.
– Что здесь происходит? – спросил один из них, на ходу вытаскивая из пуговки на плече усик антенны, а из кармана на предплечье плоский микрофон. Второй уже успел выключить поле ограждения и вошел в загон, приговаривая:
– А вот этого делать не стоит, написано же: посторонним вход воспрещен. Читать не умеете? Или захотелось… – Он не договорил, останавливаясь. – Черт возьми, это вы, учитель?
– Я, – обернулся Грехов. – Все нормально, Эдуард, можете возвращаться, ложная тревога. – Он сошел с лужайки на дорожку, миновал кустарник, пожал руки парням и бросил: – Пойдем, Настя.
Анастасия посмотрела на Ратибора и, ни слова не говоря, догнала Грехова. Двое работников парка молча смотрели, как они удаляются и садятся в монор. Ратибор спохватился, сказал: «Извините», – и направился следом.
Грехов вдруг остановился, поджидая его, глянул исподлобья:
– В советах вы не нуждаетесь, насколько я вижу, но тем не менее рискну дать совет: рискуя собой, не рискуйте делом. Пояснить?
– Боже сохрани! – пробормотал Ратибор. – Вы так добры…
– Опоек [21], – с неожиданной добродушной грустью сказал Грехов, обращаясь к Анастасии. – Он еще не научился отделять зерен от плевел. Может быть, ты поможешь?
Ратибор нахмурился, задетый за живое:
– Я неплохой ученик, если мне растолковать все с самого начала, а не объяснять икс через игрек.
– Что ж, прекрасно. – В голосе Грехова прозвучала ирония. – Тогда еще не все потеряно, опер. Попробуй воспользоваться еще одним советом наподобие тех, что давал комиссар Железовский: слетай-ка ты на омегу Гиппарха, ту самую, по которой прошелся канал БВ, и посмотри, что осталось от звезды. Это будет для тебя по-настоящему полезная и поучительная вылазка. Только учти, времени у тебя… да и у всех нас мало. Очень.
– Почему? – угрюмо удивился Ратибор. – До встречи БВ с Солнцем еще целый год.
– Целый, – усмехнулся Грехов. – Оперу «полундры» не пристало мыслить категориями стажера. Год – не сто лет, к тому же этот срок подсчитан неверно. Вероятнее всего, скорость БВ в близком будущем резко возрастет. До связи, мастер.
Проконсул нырнул в кабину монора. Анастасия еще несколько мгновений смотрела на Ратибора с какой-то непонятной тоскливой мольбой и села рядом с Греховым.
– До связи, – пробормотал Ратибор, провожая глазами кабину монора, потом задрал рукав рубашки: предплечье полиловело, длинная царапина простиралась через все плечо. Хорош «поцелуй», усмехнулся Ратибор. Ну и силища у этого серого монстра! Зацепил бы – и пой «воззвах» [22].
Он внезапно успокоился и даже почувствовал к Грехову уважение. В этом человеке, которому исполнилось сто пятьдесят лет и который выглядел на сорок, ощущалась загадочная таинственная сила и уверенность, граничащая с жестокостью. Не потому ли он так легко справился с «серым человеком», что оба они – единственные оставшиеся в живых свидетели появления Конструктора? И нет ли между ними какой-либо иной связи?..
Ратибор столкнулся с кем-то из группы шедших навстречу экскурсантов, машинально извинился.
Почему бы Грехову действительно не обладать способностью к прямой пси-связи? Ведь обладает же он способностью предсказывать будущее… А если он окажется прав и на этот раз?..
Ратибор ускорил шаг, потом побежал.
«Господи, а если он прав?! Сколько у нас осталось времени, чтобы успеть выяснить – Конструктор это «роет вакуум» или нет? Прежний Прожорливый Младенец или повзрослевший сверх-Гаргантюа, способный созидать и уничтожать звезды? Как его остановить? Или хотя бы предупредить? Как?!»
ДЕСАНТ НА БЫВШУЮ ЗВЕЗДУ
Лицо Железовского мерцало неживым голубым светом, и от этого казалось, что его мучает зубная боль. Находился комиссар-два сейчас за сотни миллионов километров от Земли – на Тритоне, спутнике Нептуна, и повинна в его неестественном подергивании была плохо работающая связь.
– В предсказания индивидуалов я верю мало, – пробасил он, – хотя Грехов безусловно неординарная личность. Поработай с ним. Он многое знает о повадках и поведении Конструктора, да и сам интересен как экзосенс. Слышал о таких?
Ратибор слышал. Экзосенсами называли людей, в основном космонавтов, приобретших в результате каких-то воздействий пространств парачувствительные и иные способности. С теми, кто давал согласие на исследования, работали специалисты-хомологи, психологи и медики, но такие случаи были редки, а остальные жили по своим законам, не в ущерб, конечно, законам общечеловеческой этики и морали, и почти никто и никогда не догадывался об экзотических способностях этих людей, если они по каким-то причинам решили их скрыть.
– Ведь его предсказание не сбылось? – продолжал Железовский скептически, то голубея, то зеленея. – БВ мчится с прежней скоростью?
Ратибор кивнул.
– Ну и не паникуй. Свяжись с Вакулой, он теперь научник твоей обоймы, дай ему материалы по физике Конструктора. Ты можешь не увидеть того, что увидит он. Полет к омеге Гиппарха не одобряю, но в своих действиях ты свободен. Считаешь нужным – лети. В ксенопарке был? Видел «серого»? Ну и как?
– Анализирую. – Ратибор не стал делиться впечатлениями от своего «контакта» с «серым человеком», надеясь, что свидетели сами к Железовскому не пойдут. – В отчетах говорится, что «серые люди» выполняли миссию чистильщиков для Конструктора, то есть делали какую-то осмысленную работу, а этот… похож на старинного робота со стертой программой.
– Весьма образно, – шевельнул губами Железовский, уходя в ультрафиолет, – и близко к истине. Конструктор, вернее – сверхоборотень, включил их в своеобразную компьютерную сеть с простейшими «физиологическими» реакциями. Сначала ученые считали, что «серые люди» выращены Конструктором специально, однако доказано, что эти существа имеют планетарную прописку. Каждый из них когда-то представлял нечто вроде ходячей «ячейки» коллективного интеллекта, наподобие муравьиного, который начинает работать только при наличии определенного количества «ячеек» – примерно около пятисот.
– Но ведь они все умерли? – спросил Ратибор, помолчав; у него вертелся на языке еще один вопрос: «Что вы делаете на Тритоне?» – но задавать такие вопросы считалось дурным тоном.
– Мог бы раскопать данные сам, – буркнул Железовский неодобрительно. – Жизнедеятельность каждого в данный момент на нуле, однако назвать их мертвыми нельзя. Все сто с лишним «серых» находятся сейчас в спецкамере ИВК, где могут находиться в таком состоянии неограниченно долгое время. Есть еще вопросы?
Ратибор покачал головой, и Железовский угас на зеленой полосе спектра. Виом выключился автоматически, втянув световую нить развертки в глазок видео на столе. Однако тут же вспыхнул снова. На Берестова, улыбаясь с не свойственными ему замешательством и робостью, смотрел Пол Макграт.
– Привет, опер. Говорят, ты имел поединок чести с «серым недочеловеком» где-то в Такла-Макан. Это соответствует истине?
Ратибор невольно покрутил головой:
– Еще один экзосенс… ты-то откуда знаешь такие подробности? Свидетелей же не было.
Макграт заулыбался шире:
– Мои свидетели – ветер и птицы. Так ты не разговаривал с «роденовским мыслителем» насчет моей кандидатуры? Я пока не у дел, а скучать не люблю.
– Кто тебя заставляет скучать? Бери свою девушку, а то и двух, и путешествуй по Системе, благо открыты все заповедники. – Берестов поморщился. – И не дави на психику, не заставляй выкручиваться – говорил, не говорил. Ты же знаешь Аристарха: все равно он сделает так, как считает нужным.
Улыбка на губах Пола погасла, он виноватым жестом потрогал верхнюю губу.
– Да я, в общем, понимаю… извини… Ей-богу, хоть в пень головой – не люблю сидеть без дела, тем более когда есть интересная работа. Но ты имей меня в виду, если понадобится помощь.
– Обещаю.
Макграт, смущенный, исчез.
Ратибор посидел несколько минут, размышляя, откуда Пол знает подробности его инцидента с «серым человеком», потом надел эмкан связи с Умником. План, составленный им еще глубокой ночью, состоял всего из двух пунктов: первый – совместно с учеными проанализировать информацию о Конструкторе, сопоставив ее с данными о Большом Выстреле; второй – найти способ связи с Конструктором, если это его след, или способ остановки «пули» БВ. Оба пункта полностью укладывались в формулу работы безопасника: «найти и обезвредить». И еще предстояло выяснить два важных обстоятельства: каким образом чужане догадались о сущности БВ, связав явление с «пресапиенсом»-Конструктором, и почему они ни с того ни с сего решили сообщить о своих выводах людям, ни разу до этого не удостоив их вниманием.
В течение двух часов Ратибор прокачивал через мозг уйму дополнительной информации научного характера, с помощью Умника отсеяв нужные сведения из общих данных, выведенных на компьютер отдела из крупнейших проблемно-ориентированных комплексов Земли. Устав от обилия терминов и головоломного физико-математического аппарата теории «эволюции реликтовых форм разума», Ратибор выключил связь с машиной и некоторое время отдыхал, сопротивляясь утихавшим в мозгу вспышкам фантазии и постижения смысла разделов теории, пока перед глазами не прекратили мелькать призрачные цепи формул и геометрических фигур, затем дал задание Умнику записать основные выводы, к каким он пришел, и ввел наконец свой личный код в бланк-сообщение по треку: отныне все службы управления должны были выполнять его распоряжения вне всякой очереди, без вызова докладывать обо всех происшествиях, так или иначе связанных с БВ, а также сообщать о научных открытиях, идеях и гипотезах, укладывающихся в рамки задания.
Первым откликнулся Вакула, оказавшийся в данный момент не только на Земле, но и в своем секторе управления. Главный научник не удивился тому, что оператором РП выбран Ратибор, давно привыкнув к стремительной «смене власти» в отделе безопасности, – в зависимости от ситуации силы отдела могли концентрироваться для решения одной, наиболее важной на данный момент задачи, – поэтому риторических вопросов задавать не стал. Он жил, как всегда, внутри созданного им самим кокона бытия, почти ничего не замечая в бытовом плане – что делается вокруг него, во что он одет и чем питается, и наблюдать за ним со стороны было забавно. Перекатив глаза-сливы со лба Ратибора на его уши, Вакула сказал, причмокнув:
– Ну и задачку нам задал стрелок, сделав Большой Выстрел, а, кобра Берестов? Что тебя интересует в первую очередь?
Главный научник никогда не здоровался и не прощался, считая, видимо, это элементами этикета, не заслуживающими внимания. Как и остальные элементы, впрочем.
– Есть подозрение, что БВ каким-то образом связан с возвращением Конструктора, сто с лишним лет назад съевшего треть Марса и удравшего из Галактики.
– Слово «подозрение» не входит в лексикон ученого. – Вакула шибко потер лысину мясистой ладонью, пригладил длинные висячие усы, заулыбался. – Да, Прожорливый Младенец когда-то наделал шуму, жаль, что я не родился в то время. Загадки этого «черного суперящика», по-моему, до сих пор не разгаданы. Кстати, каким образом чужане проведали о пресапиенсе?
– Не знаю.
– М-да. Мне почему-то всегда казалось, что подобные вопросы находятся в юрисдикции вашего отдела. Впрочем, к делу. Чем могу помочь? Требуется доказать связь БВ с Конструктором? Или наоборот? Нет ничего проще, дай только интенсионал по Конструктору, остальное у меня есть.
Ратибор невольно улыбнулся.
– Если бы так просто решались все возникающие перед человечеством задачи, наш отдел не понадобился бы, как и СЭКОН.
– Не усложняй, – махнул рукой Вакула. – Все социально-философские проблемы, стоявшие когда-либо перед человечеством, уже давно разрешены классиками, просто люди всегда все усложняют, а особенно вы, безопасники и пограничники. – Главный научник утробно хрюкнул – так он смеялся. – Ладно, не падай в обморок от моих концепций, я недаром слыву оригиналом, хотя мне на это наплевать. Что касается БВ, то нового я ничего не сообщу. Обычно в низкоэнергетическом пределе четырехмерное пространство-время остается эффективным, но в канале БВ, который постепенно сужается, оно двенадцатимерное! К тому же в канале активно нарушается пуанкареинвариантность [23] вакуума. Это порождает такие эффекты, что наших парней за уши не оттащишь от БВ. Образно говоря, пространство в кильватере «пули» БВ «завязывается в узел».
– Конструктор тоже демонстрировал подобные эффекты, – сказал Ратибор. – С тех пор существует термин: «К-физика». Ваша задача – уяснить, не живет ли и Большой Выстрел по законам К-физики.
Вакула крякнул, с неопределенным интересом оглядел Берестова, буркнул: «Аппетиты у вас… Хорошо, попробую», – и связь прекратилась. Ратибор улыбнулся в душе, представляя, как главный научник будет объяснять задания своим экспертам, и дал отбой инку кабинета. Переоделся в личный кокос, снабженный пси-рацией и персональным компьютером по имени Кузя, сел в лифт и спустя несколько минут вышел на метро Нью-Ареса на Марсе.
Конечно, до этого он не однажды посещал «обкусанную планету», как стали называть Марс после катаклизма, вызванного рождением Конструктора, но на этот раз Ратибор выходил из-под купола города с иным ощущением, вдруг осознав, что Конструктору подвластны воистину космические преобразования, если он еще в младенчестве едва не уничтожил планету!
После ухода Конструктора из Солнечной системы Марс, похудевший на треть, удалился от Солнца еще на сто миллионов километров и приблизился к знаменитому кольцу астероидов, поставщику метеоритных потоков и пылевых глобул. По форме он напоминал теперь грубый сосуд из плохо обработанного камня с рисунком трещин на внешних боках и гладкой конусообразной выемкой диаметром в четыре тысячи километров и глубиной в шестьсот. Говорили, что глубина воронки, точно повторяющей форму тела Конструктора, достигала когда-то тысячи километров, но потом она оплыла и заполнилась магмой, выделенной раскаленным гидратным ядром планеты.
Человек, вернувшийся на Марс после катастрофы, за сто лет успел снова восстановить его атмосферу и посадить леса, и все же из космоса он все еще выглядел угрюмой буро-коричневой глыбой с желто-оранжевыми пятнами искусственных водохранилищ и сине-фиолетовыми – лесов, а гигантская воронка продолжала оставаться черной и гладкой, высшие растения внутри ее не росли, а трава завоевывала мрачные пространства неохотно.
На рейсовом грузо-пассажирском нефе местных аэролиний, везущем группу молодых планетологов из Нью-Ареса куда-то на север, Ратибор добрался до горной цепи, представлявшей собой вздыбленный край «конструкторского» кратера и называвшейся Границей Насыщения, и попросил водителя высадить его в начале спуска в Великую Марсианскую Котловину. Водитель, смуглолицый индиец, засомневался было в полном психическом здравии пассажира, пришлось показать ему свой сертификат кобры УАСС, после чего Берестов был высажен на вершине лаково-черного купола с напутствием «не забывать о кислородном голодании»: хотя атмосфера Марса и приближалась по плотности к земной благодаря постоянной работе озоновых преобразователей, все же парциальное давление кислорода с высотой падало здесь быстрее, чем на Земле.
Ратибор проводил взглядом ртутно-блестящую сигару нефа, падающую в черную пропасть котловины, поежился, включая обогрев: температура на Марсе, как и в прежние времена, до катаклизма, не поднималась выше минус тридцати пяти градусов по Цельсию даже на экваторе. Топнул ногой по монолиту, цветом похожему на диабаз: здесь был Конструктор и не заметил, что изменил состояние материи в масштабе целой планеты. Все, чего он успел коснуться, переродилось, изменилось, трансформировалось. Что же это за сила такая, способная ломать ядерные основы вещества? И не потому ли Забава Боянова, в прошлом физико-химик, сравнив воздействие на природу Конструктора и БВ, сделала вывод об их родстве?
Почувствовав, что дышать становится труднее, Ратибор надвинул маску, нашел глазами более высокую горку и поднялся на округлую вершину. Великая Марсианская Котловина легла под ним колоссальным провалом, уходящим за горизонт. Конечно, весь четырехтысячекилометровый провал охватить взглядом было невозможно, точно так же, как нельзя было определить форму провала – конусообразной воронки: сказывалась кривизна поверхности планеты плюс рефракция света в атмосфере, поэтому казалось, что стоишь на гребне гигантского уступа, образованного с одной стороны горбом «основного» тела планеты, а с другой – фиолетово-черной равниной с едва заметно поднимающимися вверх справа и слева краями, размытыми у горизонта до зыбкой серой стены. А там, где впереди равнина обрывалась, из-за «обрыва» поднималась еще одна серо-сизая стена – противоположный край воронки.