— Ясно, господин полицмейстер, — бодро ответил пристав.
— Ну-ну, — буркнул Васильев себе под нос. И еще тише добавил: — Не так я все это планировал.
— Прошу прощения, что вы сказали? — не расслышал последней фразы полицмейстера Збановский.
— Я же сказал — начинайте, — уже раздраженно махнул рукой Васильев.
Затаиться в одном из кабинетов, спрятаться — значило отрезать себя от выхода и дать захлопнуться дверце мышеловки. Выбраться из здания через окна тоже не представлялось возможным: окна были забраны решеткой из арматурных прутьев, вырвать такую решетку не смог бы и сам знаменитый цирковой атлет Журто. Да даже если бы удалось ее вырвать — что, прыгать прямо в лапы легавых? Ведь здание банка было оцеплено по всему периметру так, что полицейские могли взяться за руки и водить вокруг банка хоровод. И Савелий вспомнил — подвалы! Может, в них можно найти какой-нибудь выход наружу? Находились они в дальней части корпуса, там, где были квартиры сотрудников банка.
Послышался шум подъезжающего экипажа. Верно, подъехало начальство. Все, медлить больше нельзя.
Савелий шумно выдохнул и бросился в дальний конец коридора. Через несколько секунд он спустился на первый этаж, пролетев лестницу в одно мгновение, и уперся в запертую металлическую дверь. По плану, именно она вела в подвалы. Родионов раскрыл саквояж, нащупал нужные отмычки и стал орудовать ими, сунув в узкую скважину английского замка. Ну же, ну!.. В это время в противоположном конце корпуса послышался топот множества ног. Полицейские растекались по зданию, как ручейки огромной реки, прорвавшей плотину. Дверной замок выщелкнул раз, два и открылся. Савелий уперся плечом в дверь, и она подалась назад, натужно скрипя петлями.
— Стой, — послышалось совсем близко.
Не оглядываясь, Савелий протиснулся в проем и закрыл тяжелую дверь. Нескольких секунд ему хватило, чтобы провернуть замок на два оборота.
— Он здесь, здесь, — глухо послышалось за дверью.
Родионов быстро вставил в скважину замка одну из отмычек, просунул до упора и резким движением сломал ее.
— Теперь вам придется повозиться с замочком, — тихо сказал он, смахнув капельки пота, проступившие на лбу.
Изучая план, Родионов менее всего обратил внимания на подвалы. И вот теперь, доставая план из кармана сюртука, он мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Он ведь знал план этажей наизусть и вполне мог бы и не брать с собой этих бумаг, добытых Занозой. Но, однако, взял. И вот теперь, расстелив кальку на бетонном полу, он при свете лампы рассматривал все эти квадратики, прямоугольники, длинные и короткие полоски, обозначающие комнаты, проходы и двери меж ними.
— Черт, — тихо выругался Савелий, торопливо рассматривая чертежи на кальке. — Черт, черт!
Выхода наружу не было. Немного успокаивало одно: судя по всему, план подвала был неполным. И там, в самом дальнем его конце, обозначенном на кальке пунктирными линиями, возможно, существовала еще вероятность какого-то выхода.
Через минуту, может, чуть меньше из-за толстой железной двери послышался голос полицмейстера Васильева:
— Выходите, господин Родионов. Вам некуда деваться, вы в ловушке. Если вы сдадитесь добровольно, вам это наверняка зачтется на суде. Выходите…
Но Савелий этого не слышал. Его уже просто не было за этой толстой железной дверью.
* * *Когда Савинский подъехал на извозчике к банку, Алексей Иванович стоял у запасного выхода и нервно курил папиросу.
— Обставил он нас, господин Савинский, — вместо приветствия хмуро сообщил полицмейстер. — Обвел вокруг пальца, как несмышленышей. Ничего, — он бросил недокуренную папиросу и носком сапога с силой вдавил ее в землю, — мы его возьмем.
— Он в здании? — спросил Савинский.
— Заперся в подвале, — ответил Васильев. — Испортил замок и сейчас сидит и гадает, когда мы его возьмем, через четверть часа или минут через двадцать.
Васильев криво усмехнулся и глянул в глаза Савинского.
— Каков пройдоха, а? Расставил нам ловушки: Купеческий банк, Волжско-Камский, который, дескать, будет брать в воскресенье, то есть завтра. И мы с тобой в эти ловушки, как малые дети… Тьфу, стыдоба-то какая перед людьми.
Он опасливо осмотрелся, не слушает ли кто их разговора, и мстительно добавил:
— Ничего, теперь он сам в западне.
— А зачем он сюда пришел? — поинтересовался Савинский. — Именно в этот банк? Что именно ему здесь надо?
— Это мы сейчас у господина управляющего спросим, — буркнул Васильев, глядя на подъезжающий экипаж.
Действительно, из коляски вышел управляющий Казанским отделением Государственного банка господин Скобелицын, человек лет пятидесяти, бритый, с большими мешками под глазами, говорящими о неблагополучии его почек.
— Доброй ночи, — с какими-то непонятными нотками в голосе поздоровался Васильев.
— Да уж какая тут добрая ночь , — вяло пожал протянутую руку Васильева Скобелицын и кивнул Савинскому. — Скорее злая.
— У меня к вам сразу будет просьба, — без всяких предисловий сказал Васильев. — Пригласите кого-нибудь из ваших сведущих сотрудников и скажите нам, что у вас похищено. Нам крайне важно знать, за чем именно к вам пришел Родионов.
— Вы знаете похитителя? — удивился управляющий, на что Васильев лишь неопределенно мотнул головой. — Хорошо, я постараюсь исполнить вашу просьбу.
— И постарайтесь сделать это до того, как приедут саперы, — заметил ему Васильев.
— Саперы? — удивился Скобелицын. — Зачем?
— Вор проник в подвал и заперся там. На мое предложение — выйти и сдаться — он не ответил. Вскрыть дверь тоже не удалось. Поэтому я послал в гарнизон за саперами. Будем взрывать дверь. К этому времени в здании банка не должно быть ни души.
— А это обязательно?
— Что, взрывать дверь или не быть в здании при взрыве? — с какими-то ехидными нотками в голосе спросил Васильев.
— Взрывать дверь, конечно, — ответил Скобелицын. — Это принесет немалый ущерб банку.
— Я думаю, больший ущерб банку нанес вор, который прячется сейчас за той дверью, — заметил Васильев.
— Хорошо, я вас понял, — сухо ответил управляющий. — Уверен, выяснение, что похищено, не займет долгого времени.
— Превосходно, господин управляющий, — деревянно улыбнулся полицмейстер. — Четверти часа вам хватит?
— Думаю, да.
Саперы прибыли в половине первого пополуночи. Командовал ими бравый майор с огромными усами и орденом Станислава на кителе. Когда из здания вышли все, а последним покинул банк Скобелицын со своим помощником, саперы уже заложили под дверь заряд и тянули от него сдвоенный провод, который разматывался с катушки в руках одного из унтеров.
— Давай, тяни за угол дома, — скомандовал майор и достал из небольшого чемоданчика, с каким обыватель обычно ходит в баню, взрыватель — хитрую машинку с рукоятью на небольшом штоке. — Скажите вашим людям, чтобы тоже отошли за дом, — обратился майор к полицмейстеру.
Подошел растерянный, с трясущимися губами Скобелицын.
— Ну, что там у вас? — не очень вежливо спросил Васильев, разглядывая управляющего в упор.
— Похищена корона императрицы Екатерины Великой, — убито сообщил Скобелицын, и в его глазах заблестели слезы. — Она хранилась в моем личном секретном сейфе.
Управляющий высморкался в платочек и умоляюще посмотрел на Васильева.
— Господин полицмейстер, вы обязаны поймать преступника и вернуть реликвию России.
— Еще что? — коротко спросил Алексей Иванович.
— Что — еще? — не понял управляющий.
— Что похищено еще? — уже раздраженно буркнул Васильев.
— Ничего. А вам что, этого мало?
Васильев ничего не ответил. Тем временем саперы передали майору катушку с проводом, он отрезал его, зачистил концы и закрепил их на машинке. Затем, оглядев фасад здания и убедившись, что людей поблизости нет, он перекрестился и повернул рукоятку. Через мгновение раздался глухой взрыв. Нижние окна фасада брызнули мелким стеклом, и из них повалил густой дым. Майор отцепил провод, положил хитрую машинку в чемоданчик и посмотрел на полицмейстера:
— Все, можно идти.
Когда они вошли в здание, весь коридор первого этажа был усеян осколками стекла. Майор и полицмейстер первыми подошли к двери подвала. Сорванная взрывом с петель, она упала внутрь, как бы указывая направление пути.
— Возьмите у сторожей фонари и свечи, — обратился полицмейстер к стоявшему у него за спиной приставу Збановскому. — И оставьте здесь двух полицейских. С остальными же — туда, в подвал. Немедленно. Преступника найти и доставить ко мне. Я буду в кабинете управляющего. Вам ясно?
— Так точно, — по-военному ответил Збановский. — Разрешите выполнять?
— Так точно, — по-военному ответил Збановский. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте, — коротко приказал Васильев.
— А мне разрешите отбыть, господин полицмейстер, — скорее утвердительно, чем как-то иначе, сказал майор. — Надеюсь, я вам более не надобен?
— Да, благодарю вас, господин майор, — ответил ему Васильев. — Вы нам очень помогли.
— Тогда честь имею.
— Прощайте.
Майор повернулся и пошел по коридору. Под его сапогами хрустели осколки стекла. Полицмейстер Васильев достал из кармана часы. Светящиеся белым фосфором стрелки показывали без шестнадцати минут час ночи.
* * *Лестница вниз начиналась слева от железной двери. Спустившись ступеней на десять, Савелий уперся в старую деревянную дверь с чугунными накладками. Она была заперта на большой висячий замок. Такие замки Савелий без труда вскрывал еще в восьмилетнем возрасте обыкновенным трехвершковым гвоздем с загнутым концом. Несколько выверенных движений специальной отмычкой, и замок упал к ногам Родионова. Дверь открывалась на себя, и как только Савелий распахнул ее, на него пахнуло такой промозглой сыростью, что он поежился. Подняв фонарь над головой, он ступил за дверь и огляделся. Из небольшого помещения, куда он попал, расходились три коридора: на восток, север и запад. Неисследованная часть подвала, помеченная на плане пунктиром, была в северной его части, поэтому Савелий, не раздумывая, вошел в средний коридор. Он был короткий и саженей через пять круто уходил вниз. Семьдесят ступеней насчитал Савелий, покуда не ступил в огромную залу с мощными стенами явно старинной кладки и арочными сводами. В неглубоких нишах, прорубленных в стене, стояли металлические плошки, напоминающие суповые миски. Вероятно, некогда они служили светильниками и заполнялись каким-то горючим маслом, а возможно, нефтью. В другое время Савелий бы с интересом походил по зале, обследуя галереи-рукава, что выходили из нее в разные стороны, но нужно было спешить. Родионов опять выбрал коридор, уходящий на север, и пошел по нему, освещая себе дорогу керосиновым фонарем. Изредка то справа, то слева ему попадались повороты-галереи, уводящие в густой мрак, и один раз, когда он проходил мимо одной такой галереи, до него донесся далекий и глухой звериный рык, лязг цепей и явственно пахнуло смрадом. Вспомнились слова приват-доцента Афинодора Далматовича о Кремлевском холме.
«Я не верю, что сокровища ханской казны были затоплены в озере Кабан, — говорил в одном из разговоров с Савелием Афинодор Дорофеев. — Казань была так плотно окружена войсками царя Ивана, когда он ее осаждал, что мышь не проскочит. Как могли вывезти сокровища из города? Да никак! Их просто спрятали в одном из подземных ходов Кремлевского холма, где они и покоятся до сих пор. А подступы к ним охраняют прикованные цепями к стенам крылатые драконы Зиланты…»
Может, это драконы Зиланты гремели цепями и дышали вековым смрадом? Впрочем, возможно, все это Савелию показалось, ибо в подобной ситуации бывать ему никогда не приходилось, да к тому же нервы были на пределе — время шло, а подвал никак не хотел кончаться. Родионов все время то опускался, то поднимался, проходил множество непонятного назначения помещений, иногда небольших, иногда огромных, с хорами и колоннами, залов, в которых запросто мог поместиться средних размеров двухэтажный особняк. Наконец галерея стала подниматься вверх, одновременно уменьшаясь в размерах, и когда Савелию пришлось уже сгибаться, дабы не задевать головой потолок, окончилась… кирпичной кладкой, сложенной явно не очень давно. Все. Тупик. Никакого выхода не было.
Савелий остановился и поднес фонарь к своим наручным часам: без двенадцати час. Через двенадцать минут поезд с Лизаветой, Мамаем и Занозой, издав прощальный свисток, шумно выпустит пар, вагоны дернутся, и в их окнах поплывет и вокзал из красного кирпича, и тусклые фонари, и белеющие в их неясном свете кислые физиономии провожающих. А он будет куковать в этом странном подземелье и метаться по его рукавам-галереям, покуда его в конце концов не сожрут крылатые драконы или, скорее всего, не сцапают легавые, уже сейчас, верно, идущие по его следу.
Савелий чертыхнулся, в сердцах пнул каменную кладку и едва не свалился: нога, выбив несколько кирпичей, провалилась в пустоту. Через мгновение он уже лихорадочно разбирал кладку руками и искренне благодарил вороватых каменщиков, так удачно для него сэкономивших на цементном растворе. Скоро образовалось продолговатое отверстие, в которое вполне можно было пролезть, что Савелий и сделал. За кладкой галерея была полуразрушена и осыпалась, и в некоторых местах Родионову пришлось двигаться на четвереньках. Наконец показался осыпавшийся до размеров лаза выход. Вытянувшись во весь рост, Родионов пополз, держа саквояж с инструментами и короной впереди себя. Вот он просунул в лаз руку, голову, кое-как плечи и наконец полностью вылез наружу. Продравшись сквозь густые кусты, он поднялся на ноги, глубоко вздохнул, заполнив легкие свежим ночным воздухом, и опасливо огляделся.
Глубокий овраг, на дне которого он находился, оканчивался с противоположной стороны мощными крепостными стенами с бойницами. «Кремль, — догадался Савелий. — Я нахожусь в кремле. Но где?» Как-то раз они с Лизаветой были в Казанском кремле и даже поднимались на высоченную семиярусную башню, служившую некогда в качестве дозорной. С нее был виден весь город, а кремль был совершенно как на ладони. И он видел этот овраг, шедший вдоль крепостных стен и начинающийся едва ли не от торца длиннющего здания присутственных мест. Вот оно белеет по правую руку. А другой торец присутствия находился саженях в пятнадцати от Спасской башни, центральных ворот кремля. Вот теперь совершенно ясно, где он.
Скорым шагом Савелий пошел по дну оврага, поднялся по его пологому склону наверх, наскоро почистился и вышел на центральную улицу кремля. Часы на Спасской башне показывали без шести минут час. Выйдя из арочного проезда башни, он чуть замедлил шаг и мимо будки городового прошел спокойной походкой делового человека. Со стороны можно было подумать, что это возвращается от больного со своим докторским саквояжем врач, только что хорошо проделавший свою работу и, возможно, спасший человека от грудных колик или лютого запора.
Савелий прошел немного вдоль крепостной стены и, когда будка городового скрылась из виду, побежал.
Так быстро он никогда прежде не бегал. Благо что было под горку. Ветер свистел в ушах, дома со слепыми окнами мелькали все быстрее и быстрее, и ноги едва поспевали за мчащимся в ночи, почти летящим телом.
Мост через речку Булак он проскочил в одно мгновение. Затем пересек Левобулачную, Владимирскую, Варламовскую и еще две улицы, названий которых он не знал, и буквально вылетел на Привокзальную площадь. Перейдя на скорый шаг, он пересек площадь, вошел в стеклянные двери вокзала, прошел его насквозь и, переведя дыхание, вышел на перрон.
Московский поезд стоял под парами на первом пути. Савелий пошел к голове поезда и увидел у одного из вагонов Лизавету. Вопреки уговору она так и не села без него в купе и ждала его со своими двумя чемоданами у подножки вагона, отмахиваясь от проводника, настойчиво приглашающего ее подняться в вагон:
— До отправления поезда осталась минута. Сударыня, я настоятельно рекомендую вам занять ваше купе.
Проводник пытался схватиться за ручки ее чемоданов, чтобы внести их в тамбур, но она отбивалась от него, как от назойливой мухи. В который раз она окинула уже отчаявшимся взором перрон и увидела Савелия. Он шел, пошатываясь от усталости и покинувшего его почти трехчасового нервического напряжения, с уходом коего он лишился последних остатков сил. Подойдя к ней, он с усилием протянул ей саквояж, ставший пудовым, и выдохнул:
— Прими, дорогая.
Лизавета взяла саквояж и изо всей силы хряснула его по щеке:
— Нализался, мерзавец. Опять с этим своим Колывановым по кабакам шпацировал?
— Ну, посидели немного в «Славянском базаре», — заплетающимся языком ответил Савелий, принявший игру Лизаветы. — Надо же было проститься.
— Проститься, — зло передразнила его Лизавета. — А обо мне ты подумал? Я тут стою как дура последняя, жду его, волнуюсь, а он, видишь ли, — она еще больше придала язвы в голос, — посидел немного в «Славянском базаре» . Боже, — она ткнула его кулачком в запачканное плечо, — что у тебя за вид!
— Но, дорогая…
— Господа, господа, — уже буквально взмолился проводник, — ради бога, пройдите в вагон. Ведь отправляемся уже.
— Хорошо, берите чемоданы, — разрешила проводнику Лизавета и, снова обернувшись к Савелию, громко прошипела: — А с тобой мы еще поговорим дома.
— Мегера, — пьяно буркнул Родионов и получил ощутимый тычок в бок, на что проводник осуждающе покачал головой.