Они звучали, когда в его кабинет заглянул секретарь и сказал обыденным голосом:
— Тут двое рясоносцев пришли, вас спрашивают.
— А что им надо?
— Говорят, важное сообщение касательно чудотворной иконы.
— Зови, — вздохнул Прогнаевский и отложил рапорт.
Через минуту в его кабинетик вошли два священника в овчинных тулупах, из-под которых выглядывали довольно потрепанные рясы. Пожилой явно робел, второй, много моложе, держался уверенно.
— Слушаю вас, — сказал Прогнаевский и предложил духовным присаживаться. — Итак, чем могу служить?
— Так что, господин офицер, — сказал тот, что помоложе, — знаем мы одного человека, коему доподлинно известно, где схоронена пропавшая икона.
Прогнаевский поскучнел и приготовился слушать. Серебряные колокольчики смолкли.
* * *Два года уже, как собирался Михаил Васильевич вырваться сначала в Ярославль, потом в Шлиссельбург, чтобы допросить Варфоломея Стояна, да все никак не удавалось: заявления доброхотов, так или иначе касающиеся местонахождения похищенной иконы и брильянтового креста с короны императрицы, шли и шли, и их приходилось проверять, что поглощало все время. Дни казались длинными, вечера — так просто нескончаемыми.
В один из таких вот нескончаемых и нудных вечеров его вызвал к себе Калинин.
— Присаживайся, Михаил Васильевич, — указал на стул подле себя Константин Иванович. — Тут в Управление письмо одно пришло от самого помощника министра. По твою, кстати, душу.
— Опять в каком-нибудь заброшенном склепе или под могильным крестом икону похищенную искать? — невесело усмехнулся Михаил Васильевич. — Если б ты знал, как мне все это осточертело…
— Да нет, на сей раз дело иное, — покачал головой Калинин. — И состоит оно в том, что тебя причисляют к министерству и предоставляют самые широкие полномочия по розыску пропавших иконы и креста. Теперь все, невзирая на чины и должности, обязаны помогать тебе, беспрекословно выполнять твои указания и требования, а ежели кто мешать будет да палки в колеса ставить — иметь ему дело с самим их высокопревосходительством Петром Аркадьевичем. Из нашего штата ты отчисляешься и считаешься временно прикомандированным к Министерству внутренних дел. Так что я теперь тебе не начальник. Все инструкции получишь в Питере, — полковник легонько хлопнул ладонью по столу, — куда тебе надлежит выехать немедля.
В Петербурге Прогнаевского принял сам Петр Аркадьевич Столыпин, премьер-министр Российской империи и министр внутренних дел. С момента покушения на него на даче в 1906-м, когда его малолетней дочери перебило бомбой обе ноги, лицо его посерело и под глазами легли темные круги, но он продолжал истово работать, как бы мстя всем этим террористам и их кукловодам.
Говорил он кратко и точно: к нему поступили сведения, что похищенная чудотворная икона не уничтожена, а продана старообрядцам и содержится в одной из их молелен на частной квартире в Казани. Что возвращение сей иконы имеет для империи огромное и даже знаковое значение.
— Поэтому попрошу вас приложить все усилия в розысках священной иконы, — в заключение сказал Петр Аркадьевич, — и ежели сия реликвия цела, непременно найти ее. Об этом вас просит и министр юстиции.
— Я хотел бы допросить главного преступника Варфоломея Стояна, — воспользовавшись тем, что премьер-министр замолчал, сказал Прогнаевский. — Он сейчас находится в Шлиссельбургской крепости.
— А вам не надо об этом просить, — ответил Столыпин. — У вас будут самые широкие полномочия. Все, включая министров, членов Госсовета и депутатов Государственной думы, будут обязаны помогать вам, в том числе и я. Сей документ за моею подписью и инструкции вы получите в канцелярии. И еще, — премьер слегка улыбнулся, — поздравляю вас с подполковником.
Он протянул руку. Ладонь премьера была холодной и вялой.
Глава 9 ИСТЫЙ ИУДЕЙ ГЕНДЛЕР
Исправляющий обязанности московского полицмейстера надворный советник Херувимов спешил. Только что ему доложили, что Берк Гендлер, с которым встречался в беседке на Тверском бульваре известный медвежатник Савелий Родионов, есть бывший минский мещанин, дважды находившийся под следствием за скупку краденых ювелирных изделий и как-то открутившийся от тюрьмы. Оба раза дела его были в шаге от судебного следствия и всякий раз застывали на этой точке. Словом, удивительная вещь, но подозреваемый в недоносительстве и скупке краденого Берк Аронович Гендлер с уликами и доказанной полицейским дознанием виной до суда почему-то не доходил и обвиняемым никак не становился. Впрочем, минские полицейские докопались все же до этого чуда. Объяснялось это довольно просто. Гендлер был истым иудеем, еженедельно посещал синагогу и был когда-то, как и минский раввин, резником. Когда Берк Аронович попал под следствие первый раз, раввин созвал свою многочисленную минскую паству на экстренную молитву, после коей наложил на всех однодневный пост. Сие означало, что каждый верный иудей должен был воздержаться в течение всего дня от пищи, а сэкономленные тем самым средства передать в качестве чрезвычайного налога раввину. Случалось такое, когда появлялась скорая надобность в хороших деньгах, обычно для подкупа влиятельных лиц. Деньги, собранные раввином в пользу Гендлера, получились немалые, попали в нужные руки, и суда над Берком Ароновичем не состоялось.
Когда Берк Аронович попал под следствие вторично, старый раввин вновь созвал минских иудеев на экстренную молитву и наложил на них уже трехдневный пост. Так Гендлер был отведен от суда и, несомненно, от тюрьмы второй раз.
Когда же над Берком Ароновичем вновь стали сгущаться тучи, раввин уже лежал на смертном одре. Все же, перед тем как отдать душу Иегове, он успел дать Гендлеру совет:
— Уезжай за границу, в Северо-Американские Штаты. Наших там много, пропасть не дадут. Поживи годика два-три, пока тут все не уляжется. Потом, если захочешь, приедешь. А лучше не приезжай, тут скоро будет очень неспокойно.
Этот разговор состоялся в декабре 1904-го. Гендлер последовал совету мудрого раввина и не пожалел: в России вскоре началась очередная великая смута, В Штатах же, где он занимался своим прежним ремеслом, дела шли как нельзя лучше, так что жалеть было не о чем. Берк Аронович получил американское гражданство, купил небольшую виллу в Лос-Анджелесе на побережье Тихого океана и занялся вскоре исключительно драгоценными камушками и антиквариатом. Он принимал заказы на ту или иную вещь, разыскивал ее, выкупал у хозяев и продавал заказчику с комиссионными, доходящими иногда до двухсот процентов.
Ранней весной 1909 года Берк Аронович получил заказ разыскать и привезти в Штаты повседневную корону российской императрицы Екатерины Великой, которая якобы хранилась в одном из губернских отделений Государственного банка России. Узнав, какую сумму готов выложить за корону заказчик, Гендлер не раздумывая согласился. Посидев месяца полтора в центральных библиотеках и собрав необходимый ему материал, Берк Аронович выехал в Россию.
Всего этого, конечно, Херувимов не знал. Но, спешно приехав на доклад к обер-полицмейстеру, надворный советник весьма дельно и обстоятельно поведал генералу о своих изысканиях и выдвинул две версии.
Первая звучала так: бывший скупщик краденого и бывший минский мещанин Берк Аронович Гендлер, ныне американский гражданин, не бросивший своих прежних занятий, а скорее, наоборот, преуспевший в них, приехал в Москву специально встретиться с пребывающим под подозрением известным вором-медвежатником Савелием Родионовым, дабы выкупить у него драгоценные ювелирные изделия, приобретенные означенным Родионовым неправедным путем.
— Мои агенты следуют за этим Гендлером по пятам, — завершая изложение своей версии, добавил Херувимов. — Есть возможность арестовать их обоих в момент передачи драгоценностей и денег друг другу.
— И что это даст? — скептически спросил обер-полицмейстер. — Один покупает личные драгоценности, другой продает. Ни один суд не признает их в чем-либо виновными.
— Суд, может, и не признает, — согласился Херувимов, — но следствие по наличию большого количества драгоценностей и их происхождению можно начать. Откуда, скажем, у господина Родионова бриллиантовое колье, как раз соответствующее описанию похищенного из Русско-Азиатского банка в 1903 году? Ах, он его купил? У кого, когда? Я думаю, его можно будет прижать и доказать, что драгоценности краденые. Стало быть, в поле нашего интереса попадет и господин Гендлер, как опять-таки скупщик краденого, — закончил Херувимов.
— Что же, резонно, — согласился генерал.
— Еще, ваше превосходительство, есть вторая версия, — воодушевленный благосклонностью начальника, решил продолжить Херувимов. — Возможно, Гендлер приехал в Москву встретиться с Родионовым для поручения ему какого-то особо важного дела, которое выполнить может только он. И что примечательно, Родионов с женой третьего дня сели на пароход общества «Надежда» и в настоящее время держат путь в Казань. По крайней мере, как удалось выяснить моим людям, билеты они взяли именно до Казани. Надо полагать, интерес Гендлера, а теперь и Савелия Родионова находится в Казани.
— Что же, резонно, — согласился генерал.
— Еще, ваше превосходительство, есть вторая версия, — воодушевленный благосклонностью начальника, решил продолжить Херувимов. — Возможно, Гендлер приехал в Москву встретиться с Родионовым для поручения ему какого-то особо важного дела, которое выполнить может только он. И что примечательно, Родионов с женой третьего дня сели на пароход общества «Надежда» и в настоящее время держат путь в Казань. По крайней мере, как удалось выяснить моим людям, билеты они взяли именно до Казани. Надо полагать, интерес Гендлера, а теперь и Савелия Родионова находится в Казани.
— Он что, будет в Казани брать банк? — вскинул брови генерал.
— Вероятнее всего, ваше превосходительство, — ответил Херувимов, — Гендлер поручил Родионову выкрасть нечто крайне ему нужное. И нарочно нашел Родионова для этого дела. Почему? Потому что сей субъект — лучший медвежатник России. Следовательно, это нечто, так нужное Гендлеру, хранится в сейфе.
— Вероятно, вы правы, — задумчиво покивал обер-полицмейстер. — А как по-вашему, что нужно этому Гендлеру?
— Пока не знаю, господин генерал, — честно ответил надворный советник. — Ведь Гендлеру нужны не деньги. Тогда что его может интересовать? Старинные украшения, камушки, золото, дорогой антиквариат, ценные бумаги. Значит, интерес для него будут представлять в Казани только три банка: Волжско-Камский, Купеческий и… Государственный.
— Даже так? — снова вскинул брови генерал. — Немедля пошлите телеграмму казанскому полицмейстеру о прибытии к нему этого самого Родионова. Пусть будет начеку.
— Я уже телеграфировал господину Васильеву об этом. Надеюсь, ни один шаг этого субчика не останется незамеченным.
— Превосходно, господин надворный советник, — почти улыбнулся генерал, что означало крайнюю степень его расположения к подчиненному. — Вы славно поработали. Как ваша инфлуэнца?
— Я слишком занят, господин генерал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, — бодро ответил Херувимов, вскинув вверх подбородок.
— Напрасно, голубчик, вы так себя не бережете, — заметил обер-полицмейстер. — Вот будете в моем возрасте, тогда и пойме…
Он замолчал на полуслове, решив, верно, что слишком разоткровенничался с человеком моложе его и младше по чину. И, сдвинув к переносице брови, спросил:
— А почему они поплыли в Казань пароходом, а не поехали поездом? Как вы думаете? Ведь поездом было бы много скорее?
— Я думаю, из романтических соображений, — ответил Херувимов. — Молодые-с….
— Хм… — усмехнулся обер-полицмейстер и добавил: — Я вас больше не задерживаю, господин надворный советник.
Глава 10 КАКОВ БУДЕТ КУШ?
В конце 1908 года Варфоломей Стоян сошелся с одним арестантом, коему в самом близком времени должно было выйти освобождение. Обличьем, манерой говорить и даже походкой заключенный этот крепко походил на Стояна. Неизвестно, чем взял его Стоян, может, упросил, а может, открыл ему одну из своих хованок-тайников с золотишком да каменьями драгоценными (схронов таковых у Варфоломея было с десяток в разных городах), а только, когда настал долгожданный час, вместо того арестанта потопал с котомкой по тюремным коридорам в его одежде и под его именем Варфоломей Стоян. Он уже прошел и досмотр, и наставительную беседу с новым начальником тюрьмы, и вот-вот должны были распахнуться тюремные ворота, как попался на его пути невесть откуда помощник тюремного начальника, хорошо его знавший. Поначалу он не обратил на арестанта никакого внимания и даже посторонился, пропуская Стояна и конвойного, шедшего сзади. Затем вдруг встал как вкопанный и гаркнул не своим голосом:
— Арестант, на месте!
Стоян, догадавшийся, что его узнали, продолжал идти.
— Эй, погодь, — миролюбиво сказал конвойный и придержал Стояна за рукав. — Столь ждал, чай, еще погодишь малость.
— Куда этого ведешь? — грозно спросил помощник, глядя в глаза Варфоломею.
— На волю, ваше благородие, — ответил конвойный. — У них, это, срок вышел.
— У них , — усмехнулся прямо в лицо Стояну помощник, — срок выйдет году в тридцатом. Ежели, конечно, они доживут. А ну, веди его назад.
— …Все едино сбегу, — заявил Стоян начальнику тюрьмы, к коему его привел помощник.
— Хорошо, — спокойно кивнул начальник и ласково посмотрел на неугомонного арестанта. — Но есть одно местечко, откуда ты не сбежишь. И мы туда тебя скоро определим.
— Я откуда хошь сбегу, — буркнул Стоян.
— Ну, оттуда вряд ли, — усмехнулся начальник и душевно улыбнулся…
Савелий вложил в папку книжицу и газетные вырезки в прежнем порядке и завязал тесемки. Собственно, разговор Стояна с помощником и начальником тюрьмы додумал он сам. Последняя газетная вырезка гласила, что Варфоломей Стоян, находясь в Ярославской тюрьме, едва не совершил побег под личиной освобождающегося арестанта, но был узнан и задержан помощником начальника тюрьмы. И все. Однако, сопоставив газетную информацию и разговор с жандармским подполковником, у Савелия и родилось такое образное окончание истории похождений церковного вора Варфоломея Стояна. Из Шлиссельбургской центральной тюрьмы — Савелий это слышал от многих королей и мазов с Хитровки — сбежать было решительно невозможно.
* * *Этот вечер, четвертый на «Ниагаре», был посвящен картам. Колобок, снова пытавшийся организовать для пассажиров первого класса, обновившихся к этому времени более чем на треть, выступление магика и иллюзиониста Гарольдо Гарольдини с его очаровательной ассистенткой, вернулся с нижней палубы ни с чем. Великий и непревзойденный Гарольдини наотрез отказался от выступления, несмотря на обещанные вначале триста пятьдесят, а затем и четыреста рублей, а рыжая красотка Карменцита даже не пожелала говорить с бывшим депутатом Государственной думы и демонстративно уперлась взглядом в раскрытый иллюминатор.
Играли в банк.
Метать, по жребию, выпало здоровенному купчине, плывшему до Нижнего Новгорода на Макарьевскую ярмарку. Договорились играть по красненькой, и дело пошло. Понтеров было шестеро; ни подполковник Прогнаевский, ни Савелий не играли. Михаил Васильевич не сел за карточный стол потому, что принципиально никогда не играл на деньги, а Савелий просто не любил эту слишком простую игру, где не было места ни расчету, ни стратегии и где всецело распоряжался его величество случай. Они даже не хотели быть зрителями и вышли на палубу, чтобы не слышать этих нервически-возбужденных голосов:
— Ваша тройка убита…
— Валет выиграл!
— Я удваиваю ставку…
— Этого не может быть, но плие, господа!
Солнце уже село, однако было еще довольно светло. Мерно работала в трюме бельгийская машина; вода за бортом как бы сама собой расступалась перед пароходом, образуя за кормой шипящую пенистую дорожку.
— А мы хорошо идем, — сказал, чтобы нарушить повисшее неловкое молчание, Прогнаевский.
— Плыть по течению всегда получается быстрее, — в свою очередь, откликнулся Савелий.
— Вы едете до Казани? — спросил подполковник, не отрывая взгляда от воды.
— Да, — коротко ответил Родионов.
— А вы бывали в ней?
— Приходилось, — осторожно ответил Савелий.
— И где вы намерены остановиться? — продолжал любопытствовать подполковник.
— Мы еще не решили. А вы?
— Как всегда, в нумерах «Волга», на Малой Лядской.
— Будете искать икону у той купчихи, про которую говорили?
— Был сигнал, надо проверить. Вы не представляете, сколько было писем и заявлений о якобы местонахождении похищенной иконы, когда за помощь по ее розыску была обещана награда! Сначала одна монашка принесла мне анонимное письмо на адрес Казанского Богородицкого монастыря, в котором говорилось, что украденная чудотворная икона находится в Петербурге. Назывался даже точный адрес: Петербургская сторона, улица такая-то, дом такой-то. Я поехал в Питер, у меня в кармане лежала фотографическая карточка настоящей иконы. Приехал, нашел улицу, дом. Но иконы там не оказалось. «Где икона?» — спрашиваю. «В Мариновке, в новой церкви», — отвечают. Поехал в Мариновку. Действительно, церковь там поставлена новая. Небольшая, но ладная. Выстроена по всем правилам нынешней церковной архитектуры: аспиды, филенки, лепной декор. Зашел. Внутри уютно, тепло. В центре иконостаса в золотой ризе действительно — образ Божией Матери. Да не тот. И доска у этого больше, чем была у похищенной, и письмо светлее, да и не греческое вовсе. Мне ведь, — совсем невесело усмехнулся Прогнаевский, — пришлось по иконному письму даже специалистом стать. Ну, развернулся и поехал обратно в Казань. А в Управлении — кипа писем и заявлений типа: «На Арском кладбище возле нового склепа профессора-сифилисолога Ге схрон под заброшенной могилой, а в нем — чудотворная…» А то и почище… И все это, хочешь не хочешь, надо проверить, отреагировать, скажем так, на сигнал.