Тогда друзья его со слезами пали в ноги святому, прося исцелить его. Он же, осенив крестом, сказал ему: "Да исцелит тебя святая богородица", и тот быстро выздоровел. Святой сказал: "Почему повел ты этих людей причинить мне зло?" угостил их и отпустил с миром.
Много таких знамений сотворил святой. Он достиг старости. От сильных трудов его постигла болезнь, и он не мог сам служить себе. Тогда блаженный Матой сказал: "Это – происки супостата, что-бы мне прислуживали женщины. Хотя сестры наши – исполнительницы божьей воли, но правила нарушаются, когда монаху прислуживают женщины. Однако у меня есть средство, чтобы выйти из затруднения". В Берте был кой-кто из слуг матери отца Григория, родственники Матоя, прекрасные монахи, друзья его. Он сообщил им, и те с радостью пришли, чтобы понести его на носилках, так как он был чрезвычайно слаб от великих трудов.
Сестры все были полны скорбных слез, так как они сиротели, лишаясь духовного отца и учителя. Он, полный слез, благословил всех, осенил крестом и, оставляя их с миром, сказал: "Христос да хранит вас благодатью девы, своей родительницы, и всех святых! Молитесь за меня всегда!" Затем он сделал знак братьям, и те приняли его на носилки. После того, как они прошли немного, Матой, велев остановиться, сказал: "Господи, твое слово оживляло плоть немощных, так дай силу и мне, немощному рабу твоему!" Вдруг вернулась ему полнота сил, и сам дошел он до Берты. Пробыл там здоровым в продолжение одного года, а затем, преставившись из этого страдного мира, предстал с радостью перед богом в мире живых, как доблестный борец, подвижник Христа, исключительно победоносный, и ходатайствует о нас во веки.
XXXIX.. В час, когда он преставился, вожделенные мать Феместия, деканисса, и отшельник Анатолий, прозванный Антонием, имели видение, и та, и другой в полночь.
Отшельник пошел в церковь до ударов [била] на службу; прибыла также деканисса в портик церкви. Они приветствовали друг друга, а деканисса спросила: "Почему ты пришел? Скажи мне, что ты видел?" Тот сказал: "Я видел то, что и ты видела.
Скончался дававший нам благословение Матой". Он рас сказал ей все: "Явился ко мне некий светозарный муж и сказал – "Проставляется великий Матой к богу.
Последуй за мною, чтобы удостоиться видеть, как он преставляется во славе из этого мира в небесное царство". Я последовал за ним. Он повел меня на холм близ Берты и сказал: "Посмотри на Берту и зри славное видение!" Я увидел столп света, с неба спускавшийся до монастыря; со столпом во множестве сходили святые ангелы, и с ними один в образе дьякона с орарем: они пели богу великолепными голосами.
Затем увидел, как сонм святых ангелов, светозарных и бесплотных, в том же виде поднимался на небо и, поддерживая за руки, вел святого Матоя по середине в несказанной славе и с пением славы в вышних. Вот мое видение о святом". Она сказала: "Это явление воистину верно. Но послушай про мое видение! Я увидела вожделенного Матоя; он был статен и прекрасен, еще более украшен славою, чем раньше, в молодости; облаченный для службы в невообразимо блестящие одежды, держал в руках золотую кадильницу. Я удивилась зрелищу и сказала: "Какой ты стал сильный после твоей немощи, учитель!" Он ответил мне: "От этого престола я преставляюсь к престолу, которому я служил с юности, чтобы служить перед ним нескончаемо; я удостоился предстать перед небесным престолом и постоянно служить".
Когда Анатолий и Феместия рассказали друг другу о видениях, пришли люди сообщить о преставлении Матоя в тот именно час, и они воздали благодарение Христу, творящему чудеса.
XL. Многие из других учеников, блаженного Григория достигли еще более высокой степени монашества: иногда можно было видеть, что тела их облачены более Матоя в блеск святых ангелов. Они творили великие знамения еще во плоти, а также после смерти. Но расскажу я о верном сыне, христоносце, которого звали Димитрием. Его воспитала мать Феврония. Он поступил, в учение к отцу Григорию и был в числе первых его учеников.
ХLI. Много раз видел божий человек над ним столп света в продолжение всей ночи, когда его преподобие молилось, так как на нем постоянно покоился святой дух. Он отправился в Иерусалим, но достигнув Емесы, занемог легкой болезнью, духом узнал, что будет призван богом, и написал собственноручно следующее послание: "Избранники Христа, жилища святости, отец Григорий и мать Феврония, духовные родители, вскормившие меня взамен молока духовною пищею учительства и отправившие в добрый путь сюда с божественным знамением в качестве провизии, отныне замолкнет моя речь к вам до явления господа во славе, так как, прибыв в Емесу, засыпаю здесь до второго пришествия Христа. Когда будете справляться в том мире о своих учениках, наведайтесь обо мне, вашем сыне, и поминайте постоянно меня в святых ваших молитвах, святые бога! " В тот же час он скончался и был похоронен в самой Емесе.
ХLII. Но вспомним об упоминавшихся раньше приснопамятных достойных Арсении и Ефреме, учениках – питомцах Григория: богу угодно было сделать их архипастырями, каждого особой словесной паствы, это была его воля. Великий Ефрем сделался епископом на ацкурской кафедре в Самцхе за много лет раньше Арсения; впоследствии же великий Арсений сделался каталикосом Грузии в соборной церкви во Мцхете, местопребывании Христова хитона. Воспитанные вместе, они любили друг друга.
Между тем епископы Грузии были исполнены глубокого недовольства на Миреана, отца Арсения, так как без их ведома он насильственно поставил его при содействии самцхийского народа [букв. воинства] католикосом, в присутствии немногих, епископов, которые совершили посвящение. Господь допустил возмущение епископов для некоторого обличения; к ним примкнул и блаженный Ефрем, так как возражение их было справедливо. Властитель того времени великий Гуарам, мампал, был зол на Миреана. Он поспешно велел собраться епископам и отцам пустынникам, и собрались все в Джавахети, но отца Григория не было там, как не было вовсе и отцов игуменов пустынь Кларджети. Блаженный Григорий был архимандрит, и все страстно ожидали его. Вожди закона наедине совещались касательно Арсения, но не могли дать твердое решение. Тогда епископ Эрушнели того времени произнес во всеуслышание: "Когда прибудет звезда пустынь, тогда дело и намерение всех правильно направится". Они спросили его: "Про кого ты утверждаешь это?" Он ответил: "Про архимандрита Григория, строителя Хандзты и Шатберди". Тогда какой-то епископ дерзко сказал среди собрания: "Разве он один – светило?" Но все прочие сказали: "Правду говорит, так как Григорий просвещает светом учительства и украшен святым духом". Вдруг они увидели святого. Он ехал верхом на осле в собрание отцов при чудном видении: простая одежда на старце казалась облачением из ослепительно блестящего света, клобук на его голове красовался, точно царский венец, украшенный бесценными благородными камнями и жемчугом. Видя прославление его богом, все радостно пошли к нему навстречу и радостно стали следить за его словами.
В то время прибыл епископ Ефрем. Он приветствовал сначала своего учителя отца Григория, а затем братьев епископов. Блаженный Григорий тайно позвал блаженного Ефрема и сказал ему: "Сын мой, заклинаю тебя честью твоего святого архиерейства, не мешай твоему духовному брату Арсению!" Тот ответил: "Святой отец отстаивая справедливость, нельзя препираться с моими братьями – епископами, да и прости меня, что отныне я не овца Арсения, и он не мой пастырь". Тогда святой сурово произнес: "Если ты поступишь так, отрекись от меня, я не учитель тебе!" Блаженный Ефрем заплакал при этих словах духовного отца и учителя и сказал: "Твое приказание – жестоко, оно режет острее меча; так да будет не моя, а твоя воля, божий святой!" Он сказал: "Вожделенный Ефрем, да услышит Христос, о чем бы ни просил его ты, невинный сердцем и праведный умом, уподобившийся учителю своему Христу по слову Давида: "Праведен господь бог наш, и нет в нем неправды". Ты с твоей боговидящею душою знаешь, что богом велено быть Арсению католикосом, так как он совершенен, но отец Миреан опорочил его несвоевременной поспешностью подобно тому, как Адам съел плод, который еще не был зрел. Хорошо ты сделал, послушав меня, ибо человек в гневе не творит божьего правосудия, вина же Арсения да падет на меня".
После этого властитель Гуарам, услышав о прибытии блаженных, радостно вышел к ним навстречу и смиренно приветствовал их. Гуарам велел собраться всем лицам монашеского чина, и вот, когда они пришли и уселись, он сказал: "Святые отцы, епископы и пустынники, вы все знаете, что правило закона не разрешает насилием сажать епископа и католикоса". В речи на эту тему он умножил порочащие слова и ждал их ответа, глаза же всех устремились на отца Григория и епископа Ефрема, но они некоторое время хранили молчание.
Епископы обратились к Ефрему со словами: "Изволь ответить должное!" Он сказал: "Где отец Григорий, там я не дерзаю говорить".
Епископы обратились к Ефрему со словами: "Изволь ответить должное!" Он сказал: "Где отец Григорий, там я не дерзаю говорить".
Тогда властитель сказал блаженному Григорию: "Отец, все ждут чтобы ты сказал истину, так как ты и деньми и угождением божьей воле старше всех, тебе подобает начать слово". Он ответил: "Надлежало сначала архиереям высказаться, но по твоему слову я скажу так – истинная Христова паства, слушайте меня, убогого старца! Католикос Арсений есть волею божьею католикос, и злословящие его, если они не покаются, будут пристыжены и совершенно посрамлены в сем мире и в вечном".
Властитель, хотя был мудр и богочестив, однако правдивое обличение праведника сильно расстроило его, так что воля преодолела мудрость и мстительность не была внимательна к чести, поскольку жало его сердца открылось через уста, когда бесчинно он дал себе волю сказать следующее: "С давних пор я не видел отца Григория, но я слыхал, что мудрость его, необъятная для мудрецов, изменилась от старости, и теперь вижу собственными глазами, что я слышал раньше". И, будучи весьма искусным в речи, много говорил он и по части законов так, как не подобает мирянам [букв.человеку из воинства].
Блаженный отец Григорий сказал ему: "О, властитель, почему гневаешься, когда говорят истину. Знай, что на соборе первых святых отцов с монахами, епископами и вождями закона были и верующие цари, но они не дерзали вместе с ними поучать закону, а спрашивали, как те наследуют закон, и просили открыть им это, так что от них учились заповедям бога и были свидетелями их речений. В канонах, определенных святыми апостолами и преподобными иерархами и нет вовсе разрешения, чтобы мирянин дерзал поучать закону, который подлежит распоряжению отцов, епископов и законоучителей, или вводить новшества; это – пренебрежение к закону и иерархам, хотя бы предложения казались правильными. Что же касается меня, я по твоему мнению, Гуарам, изменился в природе, но, когда правосудие рассудит тебя, увидишь, что ты лишился разума, и тогда не будешь осуждать моих слов".
Властитель смутился в душе и сказал епископам: "Вам самим надлежит устраивать ваше дело, так – высказывайтесь!" Они сказали: "Богочестивый Гуарам, Христово знамение лишило наш язык способности говорить, так как мы сегодня увидели на Григории непостижимую славу". И они рассказали ему видение целиком, как они видели, когда тот въезжал. Ужас объял властителя, так как он был смиренный и богобоязненный: смирение взяло в нем верх, и он, пав в ноги блаженному Григорию, сказал: "Божий святой, прости меня, что я ввел тебя в соблазн". Он же сказал: "Христос да простит тебе все прегрешения!" Тогда-то великий властитель Гуарам отлично угостил всех. За трапезою, когда Гуарам развеселился от вина, епископы единодушно говорили: "Это обличение нужно было для Арсения, но отныне Арсений да будет католикосом всей Грузии и духовным отцом всех, да рассеется совершенно во всех прежнее сомнение, чтобы мы в мире и спокойствии оказывали честь христианству и встретили добрый привет у Христова трона". Властитель Гуарам и весь народ сказали.: "Да будет аминь!" Между тем властитель спросил епископов: "Божьи святые, хорошо это или нет, если какой-либо мирянин, знаток божественных книг и владеющий также языками, сам от себя возьмется поучать непросвещенный народ, после того как он, поехав в Иерусалим или в другие святые места, увидит какой-либо хороший порядок, подобающий христианству и отсутствующий среди нас, или независимо дойдет до этого своим умом на основании святых книг?" Говоря так, он намекал на некоторых любителей многоречья.
Они ответили: "Определенного груза достаточно для лодки; если прибавить тяжести, она пойдет ко дну, если облегчить, ее унесут волны и ветры". Точно так же прекрасен груз закона и правило христианства, которого теперь держится наша страна, и бог доволен: мы ручаемся за это. Если кто твердо будет держаться и не изменит, будет на деле исполнять, а не торговать словом, "получит во сто крат здесь же, и наследует жизнь вечную" по слову господа.
Мы выслушали мнение, высказанное отцом Григорием раньше. Скажем следующее: если мирянин откроет какой-либо новый хороший порядок, согласно твоему велению лучше молчать ему, как сказал апостол Яков: "Братия, не многие делайтесь учителями!" Если он не может молчать, пусть не проповедует сам от себя, а сообщит своему епископу, который и преподаст пастве, если это надлежит. Если опять мирянин дерзко и нагло вновь постановляет для народа особые правила, таковой взамен приращения да будет осужден вместе со спорщиками и противниками, когда господь прибудет во славе".
Властитель сказал: "Воистину праведен ваш духовный суд о божественном порядке.
Если надлежит спрашивать чтеца, еще более нужно опрашивать учителя правил и закона и всячески сдерживать себя,:сак сказано: "Врач, сначала исцели самого себя!".
Миряне были пристыжены, обличенные в том, что они сочиняли правила для невежд, и искали прощения у вождей закона. По окончании трапезы собравшиеся простились с великим начальником, и он радостно отпустил их всех. Тогда понесли радостную весть Арсению, так как его не было на соборе: "После бога твой учитель отец Григорий утвердил тебя католикосом". Он радостно благодарил Христа и его святого.
Епископ Ефрем возобновил прежнюю любовь к католикосу Арсению, следуя завету отца Григория; он усмирил быстро смуту, которая надолго могла затянуться, так как она была между католикосом и епископами, особенно же властителем Гуарамом.
Вожделенные католикос Арсений и епископ Ефрем посещали своего учителя отца Григория. Католикос Арсений освятил старую церковь Хандзты и навеял радость на все церкви Грузии, ибо он вполне украсил патриарший престол и сам украсился благодатью. Когда отец Григорий преставился, Арсений присутствовал на его похоронах. Он был католикосом двадцать семь лет и затем, преставившись из этого мира, радостно явился ко Христу. У него благодать, чтобы помогать нам.
ХLIII. Что касается великого Ефрема, он много благ привлекал в нашу страну.
Прежде католикосы Востока миро привозили из Иерусалима, но Ефрем велением во Христе установил мироосвящение [мироварение] в Грузии по радостному распоряжению иерусалимского патриарха и его свидетельству. Грузией считается обширная страна
[именно вся та], в которой церковную службу совершают и все молитвы творят на грузинском языке, только "кирие-[е]лейсон", что по-грузински значит "Господи, сотвори милость" или " Господи, помилуй нас", произносят по-гречески.
Блаженный Ефрем епископствовал сорок лет, украшенный святым духом: сокровенные людские дела он обличал, как явные, быстро исцелял больных, обреченных на смерть, простым словом умерщвлял непокорных и много иных знамений творил. Преставился он в благой старости, полный благодати и, представ радостно ко Христу, предстательствует за нас, верующих, во веки.
ХLIV. Вот какие богоносные ученики были у отца Григория. Великий же Епифаний смирением сравнялся с своим учителем: плачем и слезами он изгонял злых духов, быстро исцелял больных и творил много других знамений, поучая непокорных страданиями, и молитвами избавлял верных от смерти. Так – однажды в летнюю пору он спускался с Хорасунских гор; с ним были братья. Увидели они удобное место и расположились покушать. Тем же путем шла какая-то женщина; с нею шел сын семи лет. Мальчик был прекрасен по наружности, остер умом. Когда они ступили в поле зрения блаженного отца Епифания, мальчика постигла смертельная болезнь, и от боли, колотья, душа стремилась расстаться с телом. Мать подхватила сына с горьким плачем и, подбегая к святому, жалко вопила:
"О, божий святой, помоги мне, беспомощной! Умирает мое дитя, и после бога я прибегаю к тебе". С этими словами она бросила сына к ногам Епифания. Он же встал, прослезившись, так как был по природе жалостлив и пал перед Христом со словами:
"Господь бог наш Иисус Христос, зри мои слезы и слезы этой несчастной женщины, пожалей мальчика и вели его душе многие еще годы пребыть во плоти на утешение ее, убогой, и на славу тебе, единородному сыну, вместе с отцом и святым духом во веки. Аминь". Осенил он крестом и, взяв его за руку, произнес: "Господь Иисус Христос исцеляет тебя, встань, мальчик, и живи!" Мгновенно покинули плоть мальчика болезнь и немощь, душу его – всякие заботы. Епифаний передал его матери и велел накормить. Женщина радостно воздала благодарение богу и святому, с миром пустилась в путь с сыном, и мальчик жил во благе до старости и прославлял бога.
ХLV. Еще случай. У каких-то верующих людей было дитя, мальчик, от рождения искалеченный врагом: он был глух, нем и слабоумен, но по наружности казался здоровым и рос, как другие мальчики. Когда ему исполнилось десять лет, в деревню, где находился мальчик-калека, прибыл отец Епифаний; он уже слыл тогда за чудотворца. Мать повела мальчика к дороге, по которой проходил Епифаний, и как только увидела его, стала просить о сыне с горькими слезами и с твердою верою.