– Он же сделал тебе предложение!
– Я сказала, что не люблю его. Я ему отказала, Сережа.
– Дура! – в сердцах сказал Соболинский. – Постой… За кого же ты выходишь замуж?
– У нас в округе что, больше нет женихов?
– Но если ты любишь меня… Какая тебе разница, кто станет твоим мужем? Надо выходить за богатого старика.
– Спасибо за совет. Урок был хорош, я его усвоила. В любом случае, что со мной будет дальше, тебя больше не касается. Расстанемся сейчас.
– Александрин… – Серж нежно взял ее за руку и понизил голос: – Я не могу вернуться в Петербург, не заплатив долг чести. Я не боюсь умирать. Но только не так. Забудь все, что я говорил. Я хочу отдать свой долг Отечеству. Вся жизнь моя была бесполезна, и теперь я хочу это исправить. Я уеду. Уеду на Кавказ. Буду искать смерти от пули черкеса. Я пойду простым юнкером в полк. Надену серую солдатскую шинель. Только не дай мне умереть так бесславно!
«Скольким женщинам он уже это говорил», – с грустью подумала она, вспомнив вчерашний разговор с графом. Хорошо, что ее предупредили. В эту минуту Серж был удивительно хорош собой, видимо, и слова эти, и жесты, и тон, которым он это говорил, давно уже были отрепетированы и не единожды проверены. Должно быть, не одна знатная дама бледнела, услышав это, и падала в обморок. А потом делала все, что он просил. Вот значит, как он устраивает свои дела! Она не выдержала и расхохоталась.
Серж вздрогнул, отпустил ее руку и с обидой сказал:
– В чем дело, Александрин? Тебе меня не жаль?
– Вот именно: жаль!
Он обрадовался:
– Значит, ты мне поможешь? Вот увидишь, мы обязательно будем счастливы!
Он еще что-то говорил, целуя ее торопливо, но она не слушала.
– Люблю тебя. Люблю, – беспрестанно повторял Серж. – Единственную из всех женщин. Я никогда еще так не любил. Никого и никогда. Ты уедешь со мной. Тайно, чтобы никто не узнал, где мы, как мы. Мы с тобой будем счастливы…
И тут они услышали жалобный стон. В густом кустарнике у пруда кто-то был! Кто-то их подслушивал! Шурочка вздрогнула, Серж тут же отпустил ее и обернулся:
– Кто здесь?
Ветки раздвинулись, на берег озера вышла Долли. Она была бледна и слегка пошатывалась.
– Я… Я искала вас. – Сестра смотрела в лазоревые глаза Сержа, словно бы что-то там потеряла. – Я думала… Чай пить…
– Долли, пойдем, – подошла к ней Шурочка и попыталась обнять сестру. – Как ты угадала! Я и в самом деле хочу чаю! Нам пора пить чай! А господин Соболинский уезжает.
– Почему? – потерянно спросила Долли, тут же от нее отстранившись.
– Он не хочет чаю.
– Почему? – Сестра не отрывала взгляда от Сержа, и тот занервничал.
– Тебе нехорошо? – участливо спросила Шурочка.
– Мне… Да… – Сестра хихикнула. – Наверное, я глупа? Все так говорят. Да, да! Я удивительно глупа! Мне надобно несколько раз повторить что-то, чтобы я поняла. И еще столько же, чтобы я запомнила. Это не самое плохое, быть дурочкой. Ведь так? – Долли посмотрела на младшую сестру, потом на Сержа. – Ведь так? Вы ведь тоже так думаете?
– Дарья Васильевна, я отведу вас в дом. У вас нездоровый вид. Мне кажется, что вы перегрелись на солнце. – Соболинский решительно взял Долли под руку.
– Какое солнце, Серж! – раздраженно сказала Шурочка. – На небе тучи!
– Нет, солнце! Солнце! – по-детски закапризничала Долли. – Он прав! Сегодня солнечно! – И вцепилась в руку Соболинского.
– Серж, оставь ее! – резко сказала Шурочка.
– Нет, нет, он прав, – тут же возразила Долли. – У меня голова кружится. Солнце… Жара… Я никак не могу понять, который час? И какое нынче число?
– Серж, оставь ее! Я сама отведу Долли в дом! – требовательно повторила она.
– Сашенька! Долли! Где вы? – раздался вдруг голос Жюли.
Шурочка обернулась: к ним спешила другая сестра. Воспользовавшись заминкой, Соболинский и Долли исчезли.
– Сашенька, а где Долли? Мне показалось, что я ее здесь видела.
– Да, она здесь была. Послушай… Ты не находишь ее странной? Долли сильно изменилась. Ты заметила?
Жюли нахмурилась:
– Заметила?! Заметила, конечно, что она, так же как и ты, бегает по ночам в сад! Видимо, не только тебя прельстили синие глаза господина Соболинского.
– Ты уверена, что это он?
– Уверена ли я? Да ты посмотри на нее! Она же глаз с него не сводит! Бедная, глупая Долли! Она тебе не соперница, неужели же она этого не понимает?
– Я вовсе не собираюсь с ней соперничать. Мы с господином Соболинским только что объяснились. Мы расстались, Жюли. Отныне никаких свиданий.
– Слава богу! А что касается Долли… Жаль, что маменька так больна. Я сама с ней поговорю. Долли, бедняжка, так наивна. Простим ей, – вздохнула Жюли. – Но меня сейчас занимает другой предмет. Ты писала сегодня к господину Лежечеву? Это правда?
– Так он придет? Я просила свидания. Ах, что я говорю! И кому! Женщине, которая его любит!
– Это вовсе не то, что ты думаешь, Сашенька, – улыбнулась Жюли. – Я люблю его, как… Как сестра. Он словно старший брат, которого у меня никогда не было.
– Да полно! Тебе надо поменьше молиться и побольше читать романов, чтобы не смотреть на молодого привлекательного мужчину, как на брата.
Жюли вспыхнула.
– Офелия, иди в монастырь, – насмешливо сказала Шурочка. – Или же признайся самой себе, что хочешь за господина Лежечева замуж, потому так и суетишься. Ты хитрая. Ох, какая же ты хитрая! Быть может, хитрее нас всех!
– Саша! Как ты можешь?!
– Где алмаз?! – вцепилась в нее Шурочка. – Ты знаешь правду! Ты знаешь, кто его украл! Кого ты покрываешь? Что это за тайна?
– Да, я знаю! – не выдержала ее напора Жюли.
– Говори!
– Я… я не могу.
– Я все равно все узнаю!
– Но не от меня.
– Пойми, мне надо вернуть его графу! Я слово дала! Ведь он меня подозревал в воровстве! Будто бы я украла алмаз, чтобы отдать его Сержу! Чтобы он мог заплатить свои долги!
– Ах нет! – вскрикнула Жюли. Потом подхватила подол белого платья и побежала к дому.
«Сколько раз я говорила сестре, что белое ей не к лицу…» – машинально подумала Шурочка. Она посмотрела на воду. Почему нынче утром ей в голову пришел Шекспир? Потому что в усадьбе Иванцовых разгорелись поистине шекспировские страсти. В дом идти не хотелось. Ее тоже никто больше не беспокоил. Она смотрела на воду и отчего-то грустила.
«Вот и прогулялись», – невольно вздохнула Шурочка. В этой усадьбе не хватает детского смеха, отсюда и надрыв. Хоть бы одна сестра была замужем! Остальные нянчились бы с племянниками, Мари учила бы их французскому, Жюли вязала бы им шарфы и теплые носки. Да откуда же возьмутся дети, коли никто из сестер не замужем? Шурочка вспомнила страстные свидания с Сержем. В этом он осторожен. От жены денщика, своей кормилицы, и Шурочка кое-что знала. Она не беременна и слава богу! Только этого не хватало! А со свиданиями теперь покончено…
Когда Шурочка вернулась в дом, она увидела следующую картину: на веранде Жюли и Серж Соболинский стояли друг против друга. Ей стало интересно, о чем же они говорят? Неужели Жюли решила прочитать ему проповедь? Она тоже решила послушать. Интересно, справится ли кроткая и набожная сестра с «исчадием ада»? Может быть, Жюли сумеет обратить посланника самого Сатаны в свою веру? Шурочка спряталась в кустах и услышала, как Соболинский вкрадчиво сказал:
– Вы, Юлия Васильевна, не слишком ко мне приветливы. Кажется, я вам не нравлюсь. Я прав?
– Я вас ненавижу! – страстно сказала Жюли.
Шурочка восхитилась ее мужеством. Сказать такое самому Соболинскому! Ай да сестрица Юленька! Серж весело рассмеялся:
– Право, я не впервые слышу такие слова от женщины. И это всегда означало, что меня безумно любят. Когда так страстно гонят прочь, не значит ли это, что боятся? Боятся потерять рассудок, а вместе с этим и всякую осторожность. Ненависть, Юлия Васильевна, обратная сторона любви. И чем она больше, тем и любовь сильнее. За этими словами ранее всегда следовал страстный поцелуй. Вы, так полагаю, целовать меня не хотите?
– Я бы охотнее поцеловала жабу! – вспыхнула Жюли.
– Уж так и жабу? – еще громче рассмеялся Серж. – Она же противная, зеленая, скользкая, мокрая. А я, напротив, приятен на ощупь. Хотите потрогать? – Он протянул Жюли свою руку. Та в ужасе отпрянула. Соболинский настойчиво приблизился к ней. – Ну же, Юлия Васильевна? Чтобы убедиться, что я уж точно хуже жабы?
Жюли отчаянно закричала:
– Оставьте меня! Отойдите!
– Вы боитесь, – вкрадчиво сказал Серж. – Не того ли, что я не жаба? Весьма и весьма привлекательный молодой мужчина, к которому вас так тянет, потому что вы – молодая женщина. Хотите, я вас поцелую? Чтобы вы уж окончательно убедились, что с жабой целоваться лучше?
Жюли заткнула уши. Потом забормотала:
– Не хочу вас слушать, не хочу, не хочу… Отойдите!
Соболинский вздохнул и отошел со словами:
– Я не целую женщин против их воли. Ну не хотите так не хотите. А знаете, Юлия Васильевна, я рад был услышать от вас, что вы меня так ненавидите.
Жюли опустила руки и посмотрела на него удивленно:
– Почему?
– Вы сказали это так искренне, с такой страстью. Я в этом разбираюсь неплохо. В силе чувств, – улыбнулся Серж. – Поверьте, легкие победы над женщинами так же легко могут и наскучить. Слова любви давно уже мне приелись. Вот вы, с вашей ненавистью, с такой чистой, незамутненной пороками душой… Взялись бы вы меня воскресить?
– Я не совсем понимаю… – растерялась Жюли.
– Ну разве я так уж ужасен? Разве нет у меня шансов попасть в рай?
– Вы дьявол, – прошептала Жюли. – Дьяволу нет места в раю.
– Я ведь могу раскаяться, – томно вздохнул он. – Разве Господь наш не милостив? Ну, посмотрите же на меня внимательно. Подойдите, не бойтесь. Вглядитесь в меня. Ах, Юлия Васильевна! Вот вы посмотрели на меня с такой ненавистью, и я понял, что и в самом деле ужасен. Но ведь я готов слушать вас. Ваши проповеди, если вам, Юлия Васильевна, это будет угодно. Да бог с ними, с поцелуями, хотя, думаю, что в конечном итоге вы именно их и хотите…
Он подошел, но на этот раз Жюли не закричала «отойдите» и даже позволила взять свою руку.
– Довольно. – Шурочка решительно вышла из кустов и направилась к веранде.
– Александрин! – Жюли побагровела, а Серж ничуть не смутился, наоборот, победно посмотрел на Шурочку, словно бы спрашивая: «Ну, и каков я был? Хорош?»
Пока она поднималась на веранду, Соболинский почтительно нагнулся над ручкой Жюли, и чуткое ухо Шурочки уловило его страстный шепот:
– Жаль… Жаль, что у меня было так мало времени…
– Довольно, Серж, – повторила Шурочка, увидев, как рука Жюли задрожала. – Что с Долли? Где ты ее оставил?
– Она сказалась больной, заперла дверь изнутри и не пускает к себе, – сказала все еще румяная от смущения Жюли. Шурочка вспомнила, с каким лицом сестра сейчас слушала Сержа и невольно улыбнулась. Ах ты, праведница!
– Надо сказать отцу. Позвать кого-нибудь, – заволновалась она. – Нельзя же оставлять ее так?
– Пройдет, – равнодушно сказал Серж. – Завтра утром она будет такой же, как и всегда. Я только что говорил с Долли, поверьте, она была в полном порядке. Я попытался, как мог ее успокоить, – улыбнулся он. – Позвольте откланяться. Юлия Васильевна, Александрин. – Он отвесил сестрам изящный поклон и направился к выходу.
– Завтра, – еле слышно сказал Серж, проходя мимо нее. – Утром, как обычно. На прежнем месте.
Не дожидаясь ответа, уверенный в том, что Шурочка придет на свидание, Соболинский вспрыгнул в свои щегольские дрожки и победно крикнул кучеру:
– Пошел!
Свистнул кнут, лошадь понеслась к распахнутым воротам. Шурочка насмешливо посмотрела на румяную Жюли:
– Ну? Я все слышала.
– Сама не знаю, что на меня нашло.
– Вот видишь, как трудно иной раз сказать «нет». А что было бы, если бы я вовремя не пришла? Через пять минут ты бы с ним уже целовалась!
– Ах нет!
– Ах да!
Жюли расплакалась:
– Я некрасивая, никчемная, старая дева… И я, должно быть, так же глупа, как Долли… Я не нашлась, что сказать этому подлому человеку. Он ведь смеялся надо мной! Но невозможно поверить в то, что он лжет, глядя в его необыкновенные глаза, слушая этот голос…
– Он лжет, – твердо сказала Шурочка. – Причем лжет всегда.
– Зачем Господь дает красоту таким людям? А мне… мне он не дал ничего! Ничего!
– Успокойся, – обняла ее Шурочка. – Он дал тебе доброе сердце. А потому кто угодно мог бы быть с тобой счастлив. Тот же Лежечев…
Словно в ответ на ее слова, дворовый мужик, закрывающий ворота, внимательно вгляделся в даль и крикнул сестрам:
– Господин Лежечев едут! Жених!
Его услышал и Василий Игнатьевич Иванцов. Пошатываясь, вышел на веранду и мутными глазами глянул на сестер.
– Сашка, слышь?
– В чем дело? – презрительно спросила она.
– Чтоб свадьбу вскоре сыграли! Порадуй маменьку. Я, пожалуй, мешать вам не буду. Скажи, что отставной майор Иванцов согласен. Объясняйтесь себе сами. Но чтоб скоро свадьбу, слышишь?
Шурочка посмотрела на Жюли:
– Так ты мне ничего не скажешь?
– Все, что надо, он тебе скажет сам, – вздохнула Жюли.
– Что ж, хорошо. Не будем откладывать.
Шурочка решительно направилась к воротам. Владимир Лежечев лошадью правил сам. Одет он был просто, без претензий, как человек, который занимается хозяйством и у которого каждая минута на счету. Всего за пару месяцев такой жизни Лежечев огрубел, потерял столичный лоск, и Шурочка подумала, что со временем Владимир станет похож на Василия Игнатьевича Иванцова. Разве что не будет столько пить. И ей вдруг стала неприятной мысль о замужестве с ним.
– Александрин! – соскочил он с дрожек и подошел к ее руке. – Я получил ваше письмо. Но я больше не желаю приходить сюда тайно, по ночам, как какой-нибудь вор. Я человек порядочный и стыдиться мне нечего. Позвольте мне вновь поговорить с вашим отцом.
– Я хочу, чтобы сначала вы выслушали меня. Пройдемте в сад, – решительно сказала она.
– Как вам будет угодно, – почтительно сказал Владимир.
Умышленно она вела Лежечева в ту самую беседку. Жюли осталась на веранде. Едва они вошли, Шурочка опустилась на деревянную скамью и спросила:
– Почему вы не хотите жениться на Жюли, Вольдемар? Вы переписываетесь с ней… Не спорьте, я знаю! Вы спрашиваете у нее совета, на балах охотно танцуете с ней, она ваш лучший и преданнейший друг. Так почему бы вам на ней не жениться?
– Жениться? – удивленно переспросил он. – Я никогда об этом не думал.
– И напрасно! Вы с ней так похожи… Трудно найти людей, которые бы так друг другу подходили.
– Я вас люблю, Александрин, – сказал он, выделив слово «вас».
– И что же мне сделать, чтобы это прошло?
– Я не понимаю… – растерялся Владимир. – Я решил, что вы передумали, и тотчас приехал.
– Да, я хотела с вами поговорить. – Она вздохнула. Посмотрела на него и подумала: «Господи! Какой же он скучный!» – Я хотела, но…
– Ах да! Теперь я понимаю! Отсюда только что выехал господин Соболинский! Мы с ним встретились на дороге. Он посмотрел на меня так… Вы что, играете мною? Я требую ответа, Александра Васильевна!
– Ах, ответа… – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Тогда скажите для начала, что вы делали в кабинете у графа Ланина во время фейерверка?
– Как?! Вы и это знаете?!
– Жюли откровенничает не только с вами, – насмешливо сказала она.
– Значит, она вам все рассказала, и вы думаете, что я… – Он побледнел. – Но это не то, что вы подумали, Александрин!
– А что? Что я должна была подумать?! Я догадалась, что это вы были в кабинете у графа в тот вечер, когда был украден алмаз. Во время фейерверка я сама была в саду, откуда увидела свет в окне, и тут же поднялась на второй этаж, где встретила Жюли. Она меня туда не пустила. В кабинет. Сначала я подумала, что это маменька позарилась на алмаз. Я все пытала Жюли, но она была так тверда, что я подумала вдруг… Только одного человека сестра может защищать с таким отчаянием и с таким упорством. Человека, которого она любит. Да, да! Она вас любит! Это вовсе не дружеское участие, как вы, должно быть, подумали! Она не выдала вашу тайну, я сама обо всем догадалась. Итак, вы были там? Отвечайте!
– Но, Александрин…
– Нет! Теперь уже я требую: отвечайте! Вы были там?
– Это совсем не то, что вы могли подумать, – пробормотал Лежечев.
– Отвечайте!
Он побледнел еще больше и наконец сказал:
– Да, я там был.
– Зачем вы это сделали?
– Ради вас.
– Ради меня? – Она удивилась. – Какое отношение имеет кража вами алмаза к моей персоне?
– Александрин, мы с Жюли решили вас спасти, – заговорил он с горячностью – Все придумала она, но я не мог допустить, чтобы женщина… Она сказала, что алмаз надо взять и утопить. Что это само зло. Камень никому больше не должен причинить вреда. И я с ней согласился.
– Какая чушь! – рассмеялась Шурочка. – То есть я охотно верю, что Жюли так сказала. Но чтобы вы… Какая чушь! Вы взяли камень не поэтому. Вы надеялись, что его украдет Серж, вы, как и все, знали о его огромном проигрыше в карты, но он остался в саду во время фейерверка. Он и не собирался красть алмаз. Вы что, хотели подбросить ему камень? О! Как это подло! Вот они, порядочные господа! Я знаю, что деньги вам не нужны. Вы что, решили таким способом устранить соперника?
– Александрин…
– Но это же подло! Подло! Вы знаете, что граф подозревает меня?
– Вас?!
– Да! Он думает, что я украла алмаз для Сержа! Немедленно отдайте его мне, слышите? Ведь вы не успели подложить ему камень. Или уже успели? Как вы собирались это сделать? Где алмаз? Отвечайте! Нет, лучше отдайте его мне! Немедленно! Он с вами?
– Александрин, у меня его нет, – тихо сказал Лежечев. – И никогда не было.
– Как так: не было?
– Когда я вошел в кабинет, книжный шкаф был отодвинут, сейф открыт, но камня там не было. Я прекрасно помню, куда положил его граф. Я понял также, что это ловушка. Он всем это показал: где будет лежать футляр с алмазом. Я обшарил все. Но его там не было!