Он вроде бы заинтересовался.
— Где деньги?
— У подруги. Я ей позвоню, и она привезет.
— Не пойдет, — покачал головой Пашка. — Эти штучки мне известны, и я на них не куплюсь… Конечно, не огрей ты меня бутылкой, я, может быть, согласился алмазы с тобой искать, но теперь тебе веры никакой…
— Почему? — испугалась я. — Бутылкой я тебя огрела, потому что ты начал приставать. Я противница всякого насилия. И вдруг меня привозят в какую-то баню… и вел ты себя очень скверно.
— Ты мне глазки строила и была совершенно не против, это раз, вел я себя гостеприимно и просто предлагал скрепить союз, это два. Союз в партнерстве — первое дело. А ты обманула мое доверие.
— Я больше не буду, — торопливо заверила я. — Давай скрепим союз, только оставь в покое мою голову.
— Да? — спросил он с интересом и пошарил глазами вокруг в поисках тяжелых предметов.
В моей дурацкой квартире ничего такого, чем можно огреть его по голове, в настоящий момент не наблюдалось. Меня это огорчило, а Пашку воодушевило на дальнейшие действия.
— Ладно, — сказал он. — Уговорила. Будем крепить союз.
— Думаю, для начала нам нужно съездить на Алькину дачу, — затараторила я. — Еще раз там все как следует осмотреть и соседей поспрашивать: вдруг кто-нибудь ее видел.
— Сначала союз, — отрезал он сурово, ткнув пальцем в сторону постели.
— Что, вот так сразу? — выпучила я глаза. — Я так не могу, это не по-человечески, даже…
— На тебя не угодишь, — разозлился он. — Короче, либо мы крепим союз, либо…
— Ладно, ладно, — забеспокоилась я и стала стягивать платье, одумалась и попросила: — Отвернись.
— Еще чего? Нет уж, привыкай быть на глазах.
— Черт знает что такое, — злилась я, раздеваясь и с томлением на него поглядывая.
Он подошел, обнял меня, потом отстранился, погрозил пальцем и заявил:
— Не вздумай опять огреть меня чем-нибудь, тогда уж я тебя точно убью…
После этого мы стали крепить союз. Судя по потраченному времени и усилиям, он обещал быть нерушимым и вечным, как китайская стена.
В комнате стемнело, Пашка лежал, свесив с постели голову и вроде бы спал. Поверить в такое счастье я сразу не могла и позвала осторожно:
— Пашка…
— У-у, — промычал он.
— Нас алмазы ждут.
— Подождут, — ответил он.
— Мы на дачу хотели.
— С утра поедем.
— А разве нам не опасно находиться в моей квартире? — закинула я удочку.
— Не бери в голову, я с тобой, — пробубнил он.
— Тогда спокойной ночи. — Я повернулась к нему спиной и задышала ровнее.
Он должен был решить, что я засыпаю. Вместо того чтобы крепко уснуть, Пашка вдруг приподнялся и заглянул мне в лицо.
— Ты чего? — удивилась я.
— Думаю, надо принять меры безопасности.
— Замок проверить?
— Не-а. — Он встал, выдернул из своих брюк ремень и подошел ко мне.
Я села, глядя на него с недоумением. Он извлек из-под одеяла мои ноги, сделал из ремня петлю и стянул ее на моих лодыжках.
— Ты что? — испугалась я.
— Принимаю меры, — пояснил он, пристегивая ремень к ножке кровати, причем таким подлым образом, что дотянуться до него я никак не могла. От злости я заревела, глядя на свои беззащитные ноги.
— Я не могу спать в таком положении, — прошептала я. — Я сплю, свернувшись калачиком, а так меня будут мучить кошмары. Лучше свяжи мне руки.
— Со связанными руками спать еще кошмарнее. Я один раз попробовал, так наутро, не поверишь, думал, рук лишился вовсе.
— Как ты можешь так поступать со мной? — начала я канючить. — И это после того, как мы плодотворно скрепили наш союз. Где у тебя совесть?
— Я ее дома прячу, вдруг свистнут, времена такие…
Он сел в моих ногах, посматривая на меня с большим удовольствием, я горько плакала, глядя на свои лодыжки.
— Ты боишься, что я сбегу? — спросила я, убедившись, что слезы на него не действуют.
— Конечно, — согласился он.
— Но мы же все решили… и скрепили. Как же можно идти на опасное дело с человеком, которому не веришь? Твое недоверие для меня оскорбительно и рождает сомнения в твоей собственной искренности. Ты понимаешь, о чем я говорю? — сообразила спросить я.
— Понимаю: ты хочешь, чтобы я тебя развязал.
— Ну так развяжи, — начала я злиться.
— Тут такое дело… В принципе я тебе верю, но кое-какие сомнения у меня все-таки остались.
— Тебе надо научиться доверять мне…
— Да я и сам так думаю… Вот если сейчас еще немного скрепить наш союз, а потом крепить и крепить постоянно, то сомнения начнут потихоньку исчезать. Ты как считаешь?
Я уставилась в его физиономию, силясь отгадать: издевается он надо мной или вправду такой придурок?
— Если ты будешь меня привязывать, я сбегу просто из принципа, — вздохнув, сказала я.
— Дай слово, что не удерешь, — ухмыльнулся он.
Я подумала и кивнула.
— Не удеру. Хоть ты и придурок, но мне нравишься.
— Я так и знал, — тоже кивнул он. — Только без всяких глупостей: я уже был три раза женат и в четвертый мне совершенно не хочется.
— На что ты мне нужен? — возмутилась я.
— Все так говорят… сначала, а потом спасу от вас нет.
Утром зазвонил будильник, последний раз он проделывал такое полтора года назад, когда я еще ходила на работу, — подло будил по утрам в самый неподходящий момент. Я вскочила, хлопнула по крышке и только после этого сообразила, что уже давно нигде не работаю. Пашка на будильник не реагировал, спал как убитый, сунув голову под подушку и вроде бы постанывал. Я с ехидством подумала, что, крепя союз, он малость переусердствовал и теперь, кроме стонов, ни на что не годен.
Повертев в руках будильник и силясь отгадать, с чего это он решил зазвонить, я сунула его под подушку и осторожно прошла в ванную. После минутного размышления, решила включить душ: если Пашку не поднял будильник, можно не беспокоиться. Одевшись и приведя себя в порядок, я на цыпочках вернулась в комнату, извлекла из-за ковра свои ценные вещи и сложила их в сумку. И тут же затылком почувствовала настойчивый взгляд. Осторожно повернулась и увидела, что Пашка одним глазом с любопытством наблюдает за мной из-под подушки. Вот ведь гад… Сделав вид, что этого не замечаю, я отыскала сумку побольше и из «темнушки», где у меня, за неимением шифоньера, лежит одежда, собрала кое-что из самого необходимого. Потом прошла в кухню, заварила две чашки кофе, поставила их на поднос и отправилась будить любимого.
— Паша, — пропела я ласково, садясь рядом и даже поцеловала его в плечо для большей убедительности.
Он высунул голову из-под подушки и хитро прищурился.
— Кофе в постель? — спросил, продирая глаза. — Это как раз то, что мне нравится в семейной жизни. Заметь: единственное.
«Чтоб ты им подавился!» — мысленно пожелала я. Кофе мы выпили, я включила приемник, желая получить заряд бодрости с самого утра, и заявила с ласковой улыбкой:
— Завтрака не будет, холодильник пустой.
Пашка сел поудобнее, подтянул меня к себе и спросил с ехидством:
— Сбежать хотела?
— Когда? — удивилась я.
— Сейчас. Я же видел, хотела.
— Если ты не можешь не думать обо мне гадости, давай разойдемся по-хорошему. В конце концов, это обидно.
— Ладно, завари еще кофе.
Я убрела в кухню, слыша, как Пашка включил приемник на полную громкость. Как раз играли старый рок-н-ролл. Вернувшись с кофе, я замерла с открытым ртом: Пашка, в одних трусах, лихо вытанцовывал на моей кровати. Надо признать, танцевал он классно. Я наблюдала за его выкрутасами с некоторой завистью, поэтому, когда он махнул рукой, приглашая присоединиться, мысленно чертыхнувшись, я запрыгнула на кровать. В общем, мы нашли ей еще одно применение, раньше я и не знала, что на кроватях танцуют. Музыка кончилась, мы рухнули на подушки, обнялись и попробовали отдышаться. Странно, но жизнь почему-то радовала.
— Хорошо танцуешь, — заметила я. — Зачем тебе карты? Ты мог бы зарабатывать танцами.
— До чего подлый мент, — покачал головой Пашка. — Выдумать про меня такое. В карты мне везет, а за шулерство, между прочим, морду бьют.
— Когда мы в первый раз встретились, она у тебя как раз была разбита.
Он нахмурился и спросил:
— Не знаешь, почему мне так хочется врезать тебе?
— Знаю: потому что ты совершенно невоспитанный и несдержанный тип.
— Скажи честно, свинтить хотела?
— Хотела.
— Чтобы поиски были плодотворными, мне надо думать о деле, а не тебя пасти.
— Я не сбегу.
— Почему это вдруг? — заинтересовался он.
— Мне нравится, как ты танцуешь, — ответила я и добавила серьезно: — А еще я хочу узнать, что случилось с Алькой.
Мы одевались, когда Пашке позвонили, он извлек из пиджака свой сотовый, сказал: «Ну», — и стал слушать, глядя на меня с некоторой суровостью, потом бросил: «Пока», — и продолжил меня разглядывать, играя трубкой.
— Кто звонил? — проявила я любопытство.
— Дружок.
— Плохие новости?
— Попробуем жить с плохими новостями.
Мне это не очень понравилось.
— Наверное, мне надо идти в милицию, — минут через пять сказала я.
— Накапать им, что их мент — убийца?
— Конечно.
— Не советую. Сама говоришь, что он какой-то там герой. Кому поверят больше? Шальной бабе, которая даже лица убийцы не видела, или честному менту? А вот свидетелем сразу же станешь опасным, соображаешь?
Я поежилась.
— Что же тогда делать?
— Поедем на дачу к твоей подруге. Посмотрим, авось и разберемся, что к чему.
И мы поехали на дачу.
Пашкина машина стояла в соседнем дворе, он велел прихватить сумку, заявив, что в ближайшее время я вряд ли смогу вернуться в свою квартиру.
— Странно, что Миша, то есть мент, не приехал ко мне, — размышляла я вслух по дороге на дачу. — По-моему, не обнаружив меня в своей квартире, он должен был отправиться на поиски.
— Вряд ли ему пришло в голову, что ты преспокойненько сидишь у себя. Если он ничего не заподозрил, значит, считает, что тебя в очередной раз умыкнули, а если заподозрил — думать, что ты прямиком отправилась к себе, и вовсе глупо. Нормальный человек в такой ситуации должен прятаться…
— А мы, выходит, ненормальные?
— Про тебя и разговора нет… Ладно, не злись, а то морщины на лбу появятся. Где сворачивать?
Я объяснила, и через десять минут мы тормозили на развилке.
— Значит, так, — сказал Пашка. — Я иду на разведку, собираю сведения, а ты наблюдаешь за дачей подруги. Отсюда ее хорошо видно?
— Не очень.
— Найдем удобную позицию. Дерево видишь? Заберешься на него и будешь наблюдать.
— За домом?
— Конечно. Только повнимательней.
— Может, лучше подъедем к дому и все осмотрим? — предложила я.
— Нет, не лучше. Делай, что говорят. И ворон не лови.
— Я не умею лазить по деревьям, — запаниковала я.
— Я тебя подсажу.
Через несколько минут, ободрав колени, я устроилась на толстом суку и стала смотреть на Алькин дом.
— Теперь хорошо видно? — спросил Пашка.
— Хорошо, — огрызнулась я.
— Вот и наблюдай.
Он сел в «БМВ» и рванул по проселочной дороге, подняв облако пыли.
Два с половиной часа я исправно пялилась на дачу. Совершенно ничего не происходило. Дом выглядел каким-то заброшенным, ни одного живого существа в радиусе пятисот метров. Сидение на дереве стало казаться мне глупым. Наконец появился Пашка, вышел из «БМВ», постоял, задрав голову, и спросил:
— Сидишь?
— Сижу, — нахмурилась я.
— А зачем ты туда забралась, не скажешь?
Я едва не заревела от злости.
— Мерзавец. Ты нарочно, да? Кретин несчастный, как я тебя ненавижу!
— Уже хорошо.
— Что хорошо, придурок? — заорала я, пытаясь слезть с дерева — впрочем, безрезультатно: я боюсь высоты и в настоящий момент шевелиться не хотелось.
Пашка устроился на травке и охотно пояснил:
— Хорошо, что ненавидишь, кое-какой прогресс. Слышала, что люди говорят: от ненависти до любви один шаг.
— Идиот, я тебя убью…
— Кончай хамить, не то с дерева я тебя снимать не стану. А сама ты не слезешь.
— Сними меня отсюда, немедленно! — то ли жалобно, то ли зло заорала я.
— Ладно, только ногами не дрыгай.
Он помог мне спуститься, я хотела съездить ему по физиономии, но вместо этого презрительно отвернулась и пошла по дороге в сторону дачи.
— Ты куда? — поинтересовался он, догоняя меня.
— Отвяжись. Обойдусь без тебя и твоих дурацких розыгрышей.
— Самохин был здесь в среду, — заявил он.
Я вытаращила глаза и остановилась.
— Откуда ты знаешь?
— С мальчишками болтал, местными. Они на речку шли, вон через те кусты возле дачи. И видели машину. «Форд» черного цвета. Даже номера запомнили. Я позвонил и выяснил: принадлежит Самохину Александру Георгиевичу. Машина стояла возле ворот, а когда мальчишки вошли в лес, видели, как «Форд» промчался в сторону шоссе. На бешеной скорости.
Я забегала вокруг Пашки кругами, силясь что-то понять.
— Выходит, Самохин приезжал сюда. Во сколько мальчишки видели машину?
— Точное время указать не могут, где-то около одиннадцати — говорят, мультики посмотрели и на рыбалку пошли. Заглянем в программу телепередач и приблизительно будем знать время. Здесь только два канала…
— Надо идти в милицию. Теперь мне совершенно ясно: Самохин не зря врал, что не был на даче. Он наверняка знает, что случилось с Алькой.
— В милицию пока рано, а вот с Самохиным надо побеседовать.
— Но я уже пробовала. Он заявил, что весь день был на работе и у него есть свидетели. Надо в милицию, припрут его к стенке как следует, расколется.
— У нас расколется скорее. Что милиция?.. Мужик он непростой, а за свои деньги найдет десяток уважаемых людей, которые клятвенно подтвердят, что были рядом с ним сутки напролет. А с другой стороны — показания пацанов, уборщицы и какого-то водилы… В милиции они начнут путаться, а потом и вовсе откажутся от показаний.
— А с нами он будет откровенничать? — съязвила я.
— Вся хитрость в том, чтобы правильно задать вопрос.
Тут я насторожилась:
— У тебя есть план?
— У меня всегда полно планов. Поехали в город. Я не знала, как отнестись к его словам, особого доверия он по-прежнему не внушал, и все же…
— Тогда в парке тебя ждали ребята Вовки Кочана, это мне доподлинно известно, потому как теперь мне от них покоя нет. А Кочан хозяин как раз в том районе, где держит банк Самохин и свою лавочку твоя пропавшая подруга. Про «крышу» слышала?
— Слышала, — кивнула я. — Мне Алька рассказывала…
— Ну, вот… У Самохина возникла проблема, он обратился к братве с просьбой разрешить ее. В результате тебя несколько раз пытались укокошить. И жива ты по сию пору потому, что не дошла до милиции… Хотя, если бы заявила сразу, убивать тебя не было бы никакого смысла… А теперь ты очень раздражаешь господина Самохина, и он мечтает от тебя избавиться. Еще кто-нибудь знает, что подружка собиралась с ним на дачу?
— Вряд ли. У Альки, кроме меня, близких подруг не было.
— На это он и рассчитывает.
— Вот гад… а с виду приличный человек.
— Все они такие…
— Кто «они»? — удивилась я.
— Приличные эти. А вы, бабы-дуры, вечно на всякую показуху ловитесь.
— Это не про меня. Я ловлюсь только на прекрасную душу. Одна такая как раз сидит рядом.
Пашка хмыкнул, покосился на меня, после чего уставился на дорогу молча, чем очень меня порадовал.
Мне требовалось подумать. В Пашкиных умозаключениях, безусловно, что-то было. По крайней мере, многое стало ясным. Я-то считала, что за мной охотятся убийцы Сережи, и терялась в догадках, потому что это глупо, раз алмазы они не нашли. Теперь все встало на свои места. Миша и не думал меня убивать, во всяком случае, сейчас. Убедившись в том, что алмазов в машине брата нет, он логично заключил, что они могли быть в моей машине. Однако меня спутали с Алькой, а ее «Ауди» с Витькиным «Фольксвагеном». Ничего там не нашли, и тогда Миша появился у меня в роли несчастного родственника, с намерением узнать, какое я ко всему этому имею отношение. То, что меня упорно кто-то пытался прикончить, видимо, сильно его удивило: повод для этого был лишь у убийц Сережи, то есть у него самого, а он-то точно знал, что на меня не покушался. Не мог он предугадать, что Алька исчезнет и все так перепутается. Выходит, не повезло ему.
— Мне кажется, что ты прав, — вслух сказала я. — Очень похоже, что Самохин… в общем, Алька исчезла, а теперь он заметает следы.
— Тут такое дело. Мальчишки, когда вошли в лес, заметили еще одну машину, вроде бы ее в кустах прятали. Когда «Форд» Самохина пролетел мимо, машина как будто поехала к деревне. Они не видели, но слышали: шум удалялся в ту сторону. Тачка импортная, но какая точно, не разглядели, то ли «Опель», то ли «Фольксваген».
— У Сережи был «Опель», — сказала я. — Но он не мог прятаться здесь в это время, а потом оказаться на дороге из Нижнего.
— Теоретически мог. «Опель» — тачка скоростная, а встретились вы с ним не так далеко от города. Здесь сорок километров, да там пятьдесят, получается сущая ерунда. Хотя машина эта вполне может не иметь никакого отношения к нашему делу. Кто-то ехал с бабой, свернул в кусты, потом дальше отправился. Нормальная ситуация…
— Для тебя, конечно, — съязвила я.
— Я-то здесь при чем? — вытаращил он глаза.
— Ты у нас большой любитель приставать на дорогах к женщинам.
— Я пока только к одной пристал и столько уже натерпелся…
— Но ведь были и положительные стороны? — забеспокоилась я.
— Были, — подумав, согласился он. — Иногда… Хотя ты могла бы и побольше расстараться, чтоб, значит, создать настроение мужчине и все такое, а я особого трудолюбия в тебе не вижу, сплошной эгоизм.
— Если ты не заткнешься, я расстараюсь и откушу тебе ухо, — прошипела я.
— Надо спокойнее воспринимать критику, — скроил мерзкую рожу Пашка.