— В какое время ты увидел Винанта?
— В пятнадцать-двадцать минут четвертого, скорее всего. Когда я приехал к Германну, было без двадцати четыре, а прошло, по-моему, минут двадцать-двадцать пять. В общем, секретарша Германна, Луиза Джейкобс — я как раз с ней был, когда мы вчера вечером встретились — сказала мне, что он весь день сидит на совещании, но, наверное, через несколько минут освободится. Так оно и было, все наши вопросы мы решили минут за десять-пятнадцать, и я отправился к себе.
— Я так понимаю, что ты был не настолько близко к Винанту, чтобы разглядеть, взволнован ли он, есть ли на нем цепочка, пахнет ли от него порохом, и тому подобное?
— Естественно. Я увидел только пролетевший мимо профиль, но не подумай, что я не уверен. Это был точно Винант.
— Не сомневаюсь. Продолжай, — сказал я.
— Он больше не звонил. Я уже час как вернулся, когда позвонили из полиции — Джулия погибла. Ты должен понять, что я и не думал, будто ее убил Винант — ни на минутку. Сам-то ты до сих пор уверен, что это не он. Поэтому, когда я приехал в участок, и мне там стали задавать вопросы, и я понял, что они подозревают его, я сделал то, что сделали бы для своих клиентов девяносто девять адвокатов из ста: я не сказал им, что видел его поблизости от места убийства примерно в то время, когда оно, скорее всего, было совершено. Я сказал им то же самое, что и тебе, — о назначенной встрече с ним и о том, что она не состоялась. И еще, я дал им понять, что направился к Германну прямо из «Плазы».
— Это все вполне можно понять, — согласился я. — Не было смысла ничего говорить, пока ты не выслушал его объяснений по поводу случившегося.
— Именно, но загвоздка в том, что его объяснений я так и не услышал. Я ждал, что он появится, позвонит или еще как-то даст о себе знать, но он молчал, и только во вторник я получил это письмо из Филадельфии, а в нем ни слова о том, почему он не встретился со мной в пятницу, и ни слова о… Впрочем, ты же видел письмо. Как оно тебе?
— То есть, похоже ли, что его писал убийца?
— Да.
— Не особенно, — сказал я. — Это примерно то, что от него можно было ожидать, если он не убивал: никакого особого беспокойства о том, что полиция подозревает его, точнее, беспокойство есть как раз в той мере, в какой эта история может помешать его работе. Здесь же пожелание, чтобы все выяснили, не причиняя ему неудобств. В целом, не слишком толковое письмо, если представить, что его написал бы кто-то другой. Однако, тому типу бестолковости, который присущ именно Винанту, письмо вполне соответствует. Я очень даже представляю себе, как он отправляет это письмо, даже и не подумав о том, что ему надо бы как-то объяснить свои действия в день убийства. Насколько ты уверен в том, что когда ты с ним столкнулся, он выходил от Джулии?
— Теперь уверен вполне. Вначале я посчитал это вероятным. Потом подумал, что он мог ехать и из мастерской. Она на Первой Авеню, всего в нескольких кварталах от того места, где я его увидел. Хотя там и заперто с того времени, как он уехал, мы в прошлом месяце возобновили аренду, чтобы все было готово к его возвращению, и он вполне мог заехать туда в тот день. Полиция не нашла ничего подтверждающего, что он был там, или что не был.
— Я хотел спросить: поговаривают, будто он бороду отпустил. Так…?
— Нет. Все то же длинное костлявое лицо, те же клочковатые полуседые усы.
— И еще — вчера убили одного, Нунхайма, маленького роста…
— К этому и подхожу.
— Я подумал о том коротышке, который, по твоим словам, следил за тобой.
Маколей пристально посмотрел на меня.
— Хочешь сказать, что это мог быть Нунхайм?
— Не знаю, самому интересно.
— И я не знаю, — сказал он. — В жизни не видел Нунхайма, насколько…
— Он был очень маленького роста, не больше пяти футов трех дюймов, и весил, пожалуй, не больше 120 фунтов. Бледный, темные волосы, близко посаженные глаза, большой рот, длинный висячий нос, лопоухий, вид жуликоватый.
— Вполне мог быть и он, — сказал Маколей, — хотя я и не сумел его хорошенько разглядеть. Думаю, в полиции мне позволили бы взглянуть на него. — Он пожал плечами. — Правда, сейчас это уже не имеет значения. Так о чем я? Ах да, о том, что я так и не смог связаться с Винантом. Это ставит меня в неловкое положение, поскольку полиция явно считает, что я поддерживаю с ним связь. Ты ведь тоже так думал, а?
— Да, — признался я.
— И ты тоже, как и полиция, подозревал, что я-таки с ним встретился в день убийства — или в «Плазе» или позже.
— Это представлялось мне вполне возможным.
— Да. И, конечно, ты был отчасти прав. Я все же видел его, причем видел в таком месте и в такое время, что у полиции не оставалось бы и тени сомнения в его виновности. И вот, солгав неосознанно и косвенно, я продолжал лгать прямо и намеренно. В тот день Германн был на совещании и не мог знать, сколько времени я прождал его. Луиза Джейкобс — мой близкий друг. Не вдаваясь в детали, я сказал ей, что она может помочь мне и помочь моему клиенту, подтвердив, что я прибыл туда в одну-две минуты четвертого, и она весьма охотно согласилась. Чтобы у нее не было неприятностей, я сказал ей, что в случае, если что-нибудь пойдет не так, она всегда может заявить, что точно не заметила, когда я приехал, но что на следующий день я невзначай заметил при ней, что прибыл именно в это время, и у нее не было никаких оснований для сомнений. Иначе говоря, все свалить на меня. — Маколей сделал глубокий вдох. — Теперь все это не имеет значения. Важно то, что сегодня утром я получил известие от Винанта.
— Еще одно дурацкое письмо? — спросил я.
— Нет, он звонил. Я с ним договорился о встрече сегодня вечером — со мной и с тобой. Я сказал ему, что ты ничего не станешь делать для него, пока с ним не увидишься, и он пообещал встретиться с нами сегодня. Разумеется, я намерен привести полицию — у меня больше нет никаких оснований его все время выгораживать. Я могу добиться для него оправдания на почве невменяемости и отправить его в сумасшедший дом. Это все, что я могу сделать, и больше делать не хочу.
— Полицию ты уже известил?
— Нет. Он позвонил как раз после того, как они ушли. В любом случае, я хотел сначала встретиться с тобой. И сказать, что я не забыл, чем я тебе обязан и…
— Пустяки, — сказал я.
— Нет, — он обратился к Норе: — Вряд ли он когда-нибудь рассказывал вам, что спас мне жизнь в воронке от снаряда под…
— Он ненормальный, — сказал я ей. — Просто он выстрелил в одного типа и промазал, а я выстрелил и не промазал — вот и все дела. — Я снова обратился к нему: — А, может, полиция немного подождет? Допустим, мы с тобой встретимся с ним и послушаем, что он может сказать. Если мы убедимся, что он и есть убийца, мы можем скрутить его и начать свистеть — в завершение нашего свидания.
Маколей устало улыбнулся в ответ.
— Сомневаешься до сих пор, верно? Что же, я готов поступить и так, если тебе угодно, хотя, по-моему, это… Но, может быть, ты изменишь свое мнение, когда я расскажу, о чем мы говорили с Винантом?
Зевая вошла Дороти в Нориной ночной рубашке и ее же халате. И то, и другое было ей явно велико. Увидев Маколея, она сказала: «Ой!» — а потом, узнав его:
— Ой, здравствуйте, мистер Маколей. Не знала, что вы здесь. Об отце есть что-нибудь?
Он посмотрел на меня. Я покачал головой. Он сказал:
— Пока нет, но, может быть, сегодня будет.
Я сказал:
— А у Дороти есть — из вторых рук, правда. Расскажи Маколею о Гилберте.
— То есть… то есть об отце? — смущенно спросила она, глядя в пол.
— О ком же еще? — сказал я.
Она вспыхнула и с упреком посмотрела на меня, а затем выпалила Маколею:
— Гил виделся вчера с отцом, и он ему сказал, кто убил Джулию Вулф.
— Что?
Она энергично кивнула четыре или пять раз подряд.
Маколей озадаченно посмотрел на меня.
— Это не обязательно было так, — пояснил я. — Это со слов Гилберта.
— Понимаю. Значит, ты считаешь, он мог…?
— Ты ведь не так много общался с этой семейкой с тех пор, как вся эта история закрутилась?
— Нет.
— Сильное впечатление. Они все, по-моему, помешаны на сексе — он им в головы ударил. Они все начитались…
Дороти гневно сказала:
— Вы ужасный человек, по-моему. Я так стараюсь…
— Что ты брыкаешься? — требовательно спросил я. — В этот раз я даю тебе послабление: я готов поверить, что Гил действительно рассказал тебе все это. Не жди от меня слишком многого сразу.
Маколей спросил:
— И кто же ее убил?
— Не знаю. Гил так и не сказал мне.
— А ваш брат часто с ним виделся?
— Не знаю. Говорит, что виделся.
— А что-нибудь говорилось о… ну, об этом… Нунхайме?
— Нет. Ник меня уже спрашивал. Он больше ничего не говорил.
Я просигналил Норе глазами. Она поднялась и сказала:
— Пойдем в другую комнату, Дороти. Пусть мужчины займутся своими делами.
— Ой, здравствуйте, мистер Маколей. Не знала, что вы здесь. Об отце есть что-нибудь?
Он посмотрел на меня. Я покачал головой. Он сказал:
— Пока нет, но, может быть, сегодня будет.
Я сказал:
— А у Дороти есть — из вторых рук, правда. Расскажи Маколею о Гилберте.
— То есть… то есть об отце? — смущенно спросила она, глядя в пол.
— О ком же еще? — сказал я.
Она вспыхнула и с упреком посмотрела на меня, а затем выпалила Маколею:
— Гил виделся вчера с отцом, и он ему сказал, кто убил Джулию Вулф.
— Что?
Она энергично кивнула четыре или пять раз подряд.
Маколей озадаченно посмотрел на меня.
— Это не обязательно было так, — пояснил я. — Это со слов Гилберта.
— Понимаю. Значит, ты считаешь, он мог…?
— Ты ведь не так много общался с этой семейкой с тех пор, как вся эта история закрутилась?
— Нет.
— Сильное впечатление. Они все, по-моему, помешаны на сексе — он им в головы ударил. Они все начитались…
Дороти гневно сказала:
— Вы ужасный человек, по-моему. Я так стараюсь…
— Что ты брыкаешься? — требовательно спросил я. — В этот раз я даю тебе послабление: я готов поверить, что Гил действительно рассказал тебе все это. Не жди от меня слишком многого сразу.
Маколей спросил:
— И кто же ее убил?
— Не знаю. Гил так и не сказал мне.
— А ваш брат часто с ним виделся?
— Не знаю. Говорит, что виделся.
— А что-нибудь говорилось о… ну, об этом… Нунхайме?
— Нет. Ник меня уже спрашивал. Он больше ничего не говорил.
Я просигналил Норе глазами. Она поднялась и сказала:
— Пойдем в другую комнату, Дороти. Пусть мужчины займутся своими делами.
Дороти вышла вслед за Норой, неохотно, но все же вышла.
Маколей сказал:
— Она подросла — есть на что посмотреть. — Он кашлянул. — Надеюсь, твоя жена не…
— Забудь. Нора все понимает. Ты начал говорить о разговоре с Винантом.
— Он позвонил сразу после того, как ушла полиция, и сказал, что видел объявление в «Таймс» и хочет знать, чего мне надо. Я сказал, что ты не очень рвешься впутываться в его проблемы и даже близко к ним не подойдешь, пока с ним сначала все не обговоришь — ты же так сказал. Мы с ним договорились о встрече сегодня вечером. Потом он спросил о Мими, и я сказал, что виделся с ней раз или два после ее возвращения из Европы, и с дочерью тоже. А потом он сказал: «Если моя жена попросит денег, дайте ей любую сумму в пределах разумного».
— Ни черта себе! — сказал я.
Маколей кивнул.
— И я подумал то же самое. Я спросил его, зачем это, а он ответил, что читал утренние газеты и убедился, что она была не сообщницей Роузуотера, а жертвой его обмана, и у него будто бы есть основания считать, что к нему, Винанту, она «настроена благожелательно». Я начал понимать, что у него на уме, и сказал ему, что она уже передала и нож, и цепочку в полицию. И угадай, что он на это ответил?
— Сдаюсь.
— Он немного помолчал — заметь, немного — а затем спокойненько так спросил: «А, вы о — той цепочке с ножичком, которую я оставил Джулии, чтобы снесла в ремонт?»
Я расхохотался.
— А ты что сказал?
— Я растерялся. Прежде чем я успел придумать, что ответить, он сказал: «Однако, мы все это можем обсудить, если встретимся сегодня». Я спросил его, где и когда, он сказал, что позвонит мне, так как пока не знает, где будет сам. Он позвонит мне домой в десять. Все это он проговорил как-то сбивчиво, торопливо, хотя поначалу мне показалось, что у него уйма времени. Я хотел задать ему кой-какие вопросы, но он совсем заспешил, повесил трубку, а я позвонил тебе. Ну, по-прежнему убежден в его невиновности?
— Уже меньше, — подумав, ответил я. — Ты уверен, что он позвонит в десять?
Маколей пожал плечами.
— Откуда мне знать?
— Тогда на твоем месте я не стал бы беспокоить полицию, пока мы не отловим нашего бесноватого и не сможем передать его им. Эта твоя история вряд ли внушит им пламенную любовь к тебе, и даже если они тебя сразу же не кинут в каталажку, они наделают тебе кучу неприятностей, если Винант от нас сегодня ускользнет.
— Понимаю, но так хотелось бы свалить эту обузу с плеч долой.
— Еще несколько часов погоды не сделают, — сказал я. — В разговоре кто-нибудь из вас упомянул о том, как он не пришел на встречу к «Плазе»?
— Нет. У меня не было возможности спросить. Ладно, если говоришь подождать — подождем, но…
— Подождем хотя бы до вечера, пока он не позвонит — если, конечно позвонит. А потом уж будем решать, приглашать полицию или нет.
— По-твоему, он не позвонит?
— Не слишком верится, — сказал я. — На прошлую встречу с тобой он не явился, а как заюлил, как только узнал, что Мими сдала цепочку! Нет, особого оптимизма не испытываю. Хотя, посмотрим. Я, пожалуй, подъеду к тебе домой к девяти, так?
— Приезжай к обеду.
— Не смогу, но постараюсь быть как можно раньше, на тот случай, если он даст о себе знать раньше назначенного. Нам ведь придется действовать расторопно. Где ты живешь?
Маколей дал мне свой адрес в Скарсдейле и поднялся.
— Передай от меня миссис Чарльз наилучшие пожелания и благодарность… Да, кстати, я надеюсь, ты правильно понял мои вчерашние слова относительно Гаррисона Квинна. Я ведь только и хотел сказать, что имел несчастье следовать его советам на бирже. У меня и в мыслях не было намекать, что тут что-то такое… ну, ты понимаешь… или что он вообще не может кому-то сделать деньги.
— Понятно, — сказал я и позвал Нору.
Они с Маколеем пожали друг другу руки, обменялись любезностями, он немного повозился с Астой, сказал: «Постарайся быть как можно раньше» и откланялся.
— Вот тебе и весь хоккей, — сказал я, — если только не подыщешь кого-нибудь, с кем пойти.
— Я что-нибудь пропустила? — спросила Нора.
— Не очень многое. — Я рассказал ей то, что услышал от Маколея. — Только не спрашивай меня, что я об этом думаю. Не знаю. То есть, я знаю, что Винант ненормальный, но ведет он себя не как безумец — и не как убийца. Он ведет себя как человек, затеявший какую-то игру, и что эта за игра — одному Богу известно.
— Я думаю, — сказала она, — что он кого-то хочет выгородить.
— Почему ты не считаешь, что он сам и убил?
Она изумилась.
— Потому что ты так не считаешь.
Я сказал, что довод ее неотразим.
— И кто же этот «кто-то»?
— Пока не знаю. Только не смейся надо мной — я много об этом думала. Это не может быть Маколей, потому что Винант его самого использует, чтобы выгородить кого-то там еще и…
— Это не могу быть я, — высказал я предположение, — потому что меня он тоже порывается использовать.
— Правильно, — сказала она. — И еще, по-моему, если ты будешь издеваться надо мной, а потом окажется, что я вычислила убийцу раньше тебя, выглядеть ты будешь довольно глупо. Это не могут быть ни Мими, ни Йоргенсен, потому что на них он пытался бросить подозрение, и это не может быть Нунхайм, потому что он сам убит и, скорее всего, тем же человеком, да и кроме того, сейчас уже нет смысла его выгораживать. И это не может быть Морелли, потому что Винант ревновал его к Джулии, и у них была ссора. — Она недовольно посмотрела на меня. — Тебе надо было бы побольше разузнать об этом толстяке, которого называли Воробышком, и об этой рыжей бабище.
— А как насчет Дороти и Гилберта?
— Я хотела у тебя спросить. По-твоему, у него к ним сильное отцовское чувство?
— Нет.
— Не расхолаживай меня, — сказала она. — Вообще-то, зная их, трудно предположить, что преступник — кто-то из них. Но я попыталась отбросить все личные чувства и придерживаться логики. Вчера перед сном я составила список всех…
— Немного логики — это лучшее средство от бессонницы, все равно что…
— Не задавайся. У самого пока что все идет не сказать, чтобы очень уж блестяще.
— Я ничего дурного не хотел сказать, — сказал я и поцеловал ее. — Так вот это и есть новое платье?
— Меняешь тему, жалкий трус?
XXVI
Сразу после полудня я отправился к Гилду и, как только мы обменялись рукопожатиями, перешел в атаку:
— Я не привел с собой адвоката. Решил, что произведу лучшее впечатление, если приду один.
Он наморщил лоб и сокрушенно покачал головой, словно я его крепко обидел.
— Не было ничего такого, — сказал он смиренно.
— Слишком даже было.
Он вздохнул.
— Кто бы мог подумать, что и вы ошибетесь так, как ошибаются многие, считая, что мы… Вы-то знаете, мистер Чарльз, нам же нужно отработать все варианты.
— Знакомые слова. Итак, что вы хотите знать?
— Единственное, что я хочу знать, — кто убил ее. И его.
— Попробуйте спросить Гилберта.
Гилд надул губы.
— Почему именно его?
— Он заявил своей сестре, что знает, кто убийца. Будто бы узнал от Винанта.