Немало времени потратил Отец Дружин, спускаясь всё ниже, к корням Мирового Древа, пока наконец не достиг тёмной цитадели Ракота.
(Комментарий Хедина: тёмная цитадель Ракота, от которой «по всему сущему расползается страх, ужас и леденящая ненависть ко всему светлому и доброму». Как же, такое не забывается. Правда, Отец Дружин не стал подробно описывать дорогу, так что это могла оказаться и одна из пограничных крепостей.)
Чёрные башни вонзались в тёмно-фиолетовое небо. Оранжевое пламя бесчисленных светилен отгоняло мрак, но ровно настолько, чтобы слуги Истинного мага, самых причудливых обличий, но все как на подбор — предпочитающие ночь дню, могли справляться с возложенным на них.
Здесь Отца Дружин встретила многочисленная стража. Вычурные доспехи, все усаженные бесполезными в бою, но устрашающе выглядящими шипами, шлемы, больше предназначенные пугать других, чем защищать своих носителей. Оружие под стать — скопище лезвий, клювов, крюков, копейных наконечников, чуть ли не пил и серпов.
Старый Хрофт ухмыльнулся, погладив свой собственный меч, такой простой — цвета доброго старого золота.
Ему загородили путь — он шёл пешком, предусмотрительно оставив Слейпнира позади. В грудь нацелился острый сонм чёрного железа; Отец Дружин поднял руку, заговорив на старом наречии, бывшем в ходу у обитавших в Митгарде не-людей.
Как ни странно, его поняли. Сопя и отдуваясь, некое создание — двуногое, но куда ниже и плечистей обычного человека, сгорбленное так, что длинные руки почти волочились по земле, — повело его в глубь крепости. Никто не подумал его обыскивать или требовать отдать оружие.
Острая, словно кость, главная башня крепости поднималась на сотни и сотни локтей, но Старому Хрофту не пришлось пересчитывать ногами бесчисленные ступени. Каменная площадка воспарила над внутренним двором, стремительно поднимаясь ввысь, к самой крыше и опоясывавшей балюстраде.
Маг Ракот ничуть не изменился. Буйная грива чёрных волос, гордая посадка головы, расправленные плечи и алый плащ за ними, развевающийся сам по себе, безо всякого ветра. Скрестив руки на груди, Истинный Маг стоял у перил, взирая на царящую внизу суету.
— Приветствую тебя, почтенный хозяин, — Хрофт заговорил на языке Хьёрварда, которым владел Хедин. — Благодарю за пропуск в твои владения.
— Не стоит, почтенный гость, — отрывисто кивнул Ракот, взглянув на Хрофта и вновь вернувшись к созерцанию творящегося внизу. — Я не делаю секрета из моих деяний.
Он так и сказал — деяний.
— Садись и ешь, коль голоден, и пей, коль тебя мучает жажда.
Старый Хрофт помнил эту обрядовую фразу. Он сам сказал так Гулльвейг, тысячи лет назад.
Имени его Ракот так и спросил.
— Благодарю за ласку и почту за честь, — поклонился Отец Дружин.
За столом Ракот поднял простой серебряный кубок.
— За тебя, гость.
— За тебя, хозяин. Имя моё…
— Я знаю, — перебил Ракот. — Тебя прозывают Хрофтом.
— Верно.
— Меня звать Ракотом. Что привело тебя ко мне, достойный Хрофт? Я слышал, ты силён. Чего ищешь ты здесь, в глубинах сущего, и не могу ли я помочь тебе в твоих поисках?
Как ответить прямодушному хозяину? Хитрить, изворачиваться, лгать? За годы Отец Дружин научился и этому. Но с этим Истинным Магом более, чем с кем-либо, не хотелось натягивать личину.
(Комментарий Хедина: а со мной, получается, натягивать личину было можно?! Хотя… тот факт, что Хрофт вручил мне этот манускрипт, как раз и говорит об обратном. Или о том, что он раскаивается в содеянном.)
— Слухи о твоих трудах разошлись широко по Митгарду. У меня не так много занятий, любопытство — моя последняя отрада.
— Ты хочешь знать, чем я тут занят? — расхохотался Ракот. Залпом допил вино и вновь наполнил бокал, но на сей раз чистой водой.
Его даже не занимает, не подослан ли я Молодыми Богами, подумал Старый Хрофт.
— Я заставляю Тьму склониться перед моей волей, — жёстко сказал Ракот, выпрямляясь и сжимая кулак. — Она оставлена была бесхозной, ничейной, пустой. Мы знали лишь свет, хотя и прозываемся Великим Пределом. Это… неправильно. Такая сила не должна пропадать под спудом, не должна оставаться без водителя, без хозяина.
— Это достойная цель, почтенный Ракот. Но что дальше?
— Дальше? — вновь расхохотался Истинный Маг. — Никто не знает, что будет дальше. Пока что мне надо вести войну — слишком много всяких тварей и тварюшек кормились от Тьмы — подобно тому, как клещи или оводы кормятся кровью зверей куда крупнее и благороднее. Их пришлось призвать к порядку, — он хищно усмехнулся. — Я люблю сражаться, почтенный Хрофт, ради славы в том числе. Иные из этих существ оказались достойными соперниками. Разумеется, сейчас я бы не стал марать о них руки, выходя на поединок в своей полной мощи.
— Так, значит, твоя крепость…
— Эта и другие — против тех, что оспаривают мою власть надо Тьмою.
— Но кто они? Просто неразумные твари, чудовища или…
— Или, — с прежней жёсткостью сказал Ракот. — Те, кто встаёт у меня на пути, отнюдь не неразумны. По большей части. Однако они просто жрали Тьму, сосали её силу, ничего не давая взамен.
— Твои слова туманны, почтенный Ракот. В моём мире обитает множество существ, что сосут кровь других, однако и они являются частью великой цепи, в свою очередь служа пищей для других. Быть может, и эти «пожиратели Тьмы» не совсем бесполезны?
Ракот помолчал, поставил кубок на низкий стол, сжал могучие кулаки.
— Тьма — это не кровь обычных зверей или даже смертных, почтенный Хрофт. Тьма — это Тьма, первородная субстанция, дающая силы колдунам и магам, в том числе и тем, кому она совершенно не пользительна. От неё жиреют те, кто любит человечье мясо, кто пожирает слабейших, мучает их единственно для собственного уродливого удовольствия. Встать у них на пути — долг того, кто почитает себя Великим Пределом. Но, как я понял, ты желаешь убедиться? Узреть всё собственными глазами? Отлично! Отправимся вместе, и я покажу тебе своих врагов.
(Комментарий Хедина: прелюбопытно. Ракот мало рассказывал мне о первой поре своего восстания, когда оно ещё даже так не называлось. Он отдалился тогда, много времени проводя вдали от Замка Всех Древних. Во время редких встреч мне он тогда казался мрачным и озабоченным, и сперва я, на правах друга, пытался расспрашивать, но Ракот или отделывался шутками, или просто отмахивался. Поколение становилось ему всё менее и менее интересно, он забыл даже о книгохранилищах Замка; а ведь копаться там некогда было его излюбленным занятием.)
Описывать битвы и многочисленных чудовищ, встретившихся им на пути, Старый Хрофт не стал. Битвы как битвы, чудовища как чудовища. Они не брезговали человечиной, но Тьма была для них всем остальным. Истинный Маг подчинял себе мрак с твёрдостью завоевателя, и привыкшим к дармовой кормёжке тварям это не нравилось.
Ракот, однако, вступал и в миры, оказавшиеся поблизости. Мрачные, малосолнечные, изобилующие огненными вулканами и холодными льдистыми морями. Тьма властвовала здесь, разлитая повсюду, омрачая небеса, поглощая тепло.
Обитавшие там племена казались жалкими, слабосильными и малочисленными. Низкорослые, сгорбленные, в шкурах, они больше походили на двуногих зверей. Нашлись там и люди, и гоблины, и даже одна крошечная колония гномов, невесть каким ветром занесённая в эти гиблые края.
И оставался ещё один вопрос, который Отец Дружин не мог не задать обретающему могущество хозяину Тьмы.
— Смотри, почтенный Хрофт, — они стояли на вершине высоченной горы, закованной в ледяной панцирь. Ракот словно бы не замечал холода, крепился и Отец Дружин, хотя его пробирало до костей, несмотря на всю неутраченную божественность.
— Я вижу — они несчастны, — обронил он в ответ. — Здесь мало что растёт, здесь едва прокормишься…
— Да, — мрачно сказал Ракот. — Пришлось даже научить их есть… гм… впрочем, не будем об этом. Ты видишь, на что способна неприрученная, бесхозная Тьма? Кипящий Котёл — слыхал о таком? — должен знать своего господина!
Он ничего не боялся, этот Ракот. Ни собратьев по Поколению, ни Истинного Мага Мерлина, слухи о могуществе которого и что именно он стал главным в Замке Всех Древних, дошли даже до Старого Хрофта.
Не боялся Ракот и Молодых Богов. Отец Дружин не мог поверить, но, похоже, этот маг и впрямь не видел в своих делах и сражениях ничего, что могло бы вызвать гнев новых хозяев сущего. Он же «великий предел»! Кому, как не ему, идти всё глубже и глубже во мрак?!
Наивный. И потому донельзя опасный. Ты был прав насчёт него, дружище, подумал Старый Хрофт. Таким нельзя управлять, такой восстанет против любого, что поставит предел его воле, слепо кинувшись на преграду. Потом, правда, он может проявить и хитрость, и ловкость, чтобы совладать с нею, но даже не задастся вопросом, нужно ли ему вообще преодолевать её.
А Ракоту требовалось именно это. Великая цель, ради которой можно ломать все и всяческие преграды. Без неё и познание — не познание, и предел — не предел.
— Они несчастны, владыка Ракот, да.
— Почему ты зовёшь меня так, гость?
— Разве ты не владеешь силой мрака? Разве не повинуются тебе многие из его порождений?
— Нет, — мрачно сказал Ракот. — Не владею. Пока не владею. Поэтому не надо пустых титулований, почтенный Хрофт.
— К тебе приходят, кланяются, просят принять под свою руку, — возразил Отец Дружин. — Следовательно, для них ты — владыка. Не стоит лишать их веры в тебя, они не столь сильны, им нужна помощь…
— Помощь в чём? — с оттенком раздражения взглянул Ракот. — Я мог бы предложить им встать в моё войско. Но они бесполезны! Слабы, драться не умеют и не любят и, главное, учиться не хотят!
Да, здешние скорее помогали друг другу, чем вцеплялись в горло, пытаясь отобрать скудный кусок. Может, отыскать Фенрира, дать ему знать, что поднимается этакая силища? Сыну Локи это бы понравилось. Да и те же ведьмы… Гулльвейг собирала их и учила, но появлялись и другие, сами по себе, род же их пошёл от тех смелых, что ухитрились добыть секреты кое-каких заклинаний у великанов.
Не один только Локи умел на ложе вызнавать секреты.
Вновь вспомнилась Лаувейя, встала на миг перед взором, посмотрела укоризненно из глубин памяти, погрозила пальцем — и скрылась.
— Ты сам не знаешь, насколько могуч, досточтимый Ракот. Тьма повинуется тебе, существа, у кого она в жилах вместо крови, легко признают твоё главенство. И тогда ты и в самом деле сможешь помочь, сможешь избавить миры от удушающего мрака, сможешь…
— Тьма не есть зло, — напыщенно перебил Старого Хрофта хозяин. — Это заблуждение, каковое проистекает…
— Оставь, — поднял руку Отец Дружин. — Славный Ракот, меня убеждать не надо. Я живу под этими солнцами куда дольше тебя и зла с добром, равно как и света с тьмою, повидал с преизлихом. Тем более что тьма всё-таки взращивает больше такие создания, что от них лучше б держаться подальше.
— Всё это — от искажения, что претерпел мир, — Ракот гордо вскинул голову. — Боргильдова битва — слыхал ли ты о такой, почтенный гость?
Старый Хрофт прикрыл глаза, помолчал мгновение. А когда заговорил, голос его звучал совершенно спокойно, любезно и дружелюбно, как и мгновение назад.
— Доводилось, почтенный хозяин, доводилось. Но отчего…
— В той битве с цепей оказались спущены такие силы, что даже Молодые Боги не сразу смогли с ними справиться, — бросил Ракот. — Смело, слишком смело. И безрассудно.
(Комментарий Хедина: Ракот ошибается. Эхо Боргильдовой битвы и впрямь разнеслось далеко, но, во-первых, она была не одна — не только бог Один дерзнул выйти на открытый бой с Ямертом; во-вторых, когда мы с тем же Ракотом сразу после победы плели заклинания, что должны были удержать Неназываемого, нам пришлось балансировать и уравновешивать множество потоков силы, подчинив себе все три великих Источника, и можно твёрдо сказать — Боргильдова битва при всей её грандиозности оставила по себе даже меньший след магических и иных возмущений, чем, скажем, Восстание Безумных Богов, при всей, казалось бы, несопоставимости.
Ну и конечно, словечко «безрассудно» в устах моего названого брата звучит особенно замечательно.)
— Да, безрассудно! — слегка возвысил голос Ракот, видя недоверчивое выражение Отца Дружин. — Быть может, война Ямерта на тот миг и была справедливой… но смотри, чем всё это обернулось! — и он широким жестом указал вниз.
— То есть бедствия этих миров — прямая вина Ямерта? Но разве пресветлый бог мог бы…
— Нет, сам он ничего подобного, конечно, не сделал бы, — Ракот потёр подбородок, словно не будучи до конца уверен в собственных словах. — Но оставил без присмотра, оставил на произвол судьбы. А бесхозной тьме только того и надо. После Боргильдовой битвы она стала расползаться и расползаться по нижним мирам, заполняя всё собой. Ей нужен наездник, как норовистому скакуну.
(Комментарий Хедина: кому-то, быть может, это и покажется странным, но я никогда, никогда не задавал Ракоту вопрос «а чего это ради ты вообще восставал?». Ни когда вытаскивал его со Дна Миров, ни потом, когда мы сражались на подступах к Обетованному и в нём самом, ни даже в те кажущиеся бессчётными годы после победы. Эта тема оставалась запретной. Мы оба старательно делали вид, что её не существует.
Впрочем, Ракот платил мне ответной любезностью — никогда не поминал Ночную Империю и всё, с нею связанное. А связано с ней было много такого, чего Богу Равновесия стоило стыдиться.
Правда, оправдания Ракота в изложении Отца Дружин казались именно что оправданиями, больше перед самим собой. Тьма действительно пребывала бесхозной, но, чтобы помочь обитателям этих миров, Ракоту достаточно было поднять наше Поколение — тогда, в пору его молодости, все откликнулись бы охотно, не исключая и Мерлина. Мы вывели бы людей и не-людей из затканных мраком земель, позволили б начать новую жизнь. Великий Предел бы ничуть не пострадал.)
— Что же для этого нужно сделать, почтенный Ракот?
— Что сделать? Сражаться, гость. Сражаться за Тьму и во имя Тьмы. Каждая победа укрепляет мою связь с нею, мои заклятия проникают глубже в неё, она повинуется мне всё больше и больше. Правда, чем дальше, тем противники должны быть могущественнее, — закончил он с кривой усмешкой.
До какого же предела должно возрастать могущество этих «противников»? — хотел было спросить бог Один, но вовремя остановился. Да, Ракот мог это сделать. Он не боялся никого и ничего, он доверял явившемуся к нему гостю, словно самому себе, — так можно поступать, только если уверен в праведности творимого тобой полностью и абсолютно и точно так же уверен, что никто не обрушится на тебя за это войной. Ну, или, может, и обрушится, но тот, за кого точно не встанут горой твои собственные сородичи.
— Скажи, почтенный хозяин, не являются ли к тебе ведьмы? И обычные, и… не совсем?
Отцу Дружин очень хотелось спросить о Гулльвейг, однако Ракот лишь пожал могучими плечами.
— Ко мне приходят множества. Есть среди них и колдуны, есть и колдуньи. Иные, — он усмехнулся, — отличаются красотой. Больше же я ничего особенного не замечал. Но отчего ты спрашиваешь? Ты кого-то разыскиваешь, почтенный Хрофт? Быть может, я могу помочь тебе в этом?
Решившись, Отец Дружин, как мог, описал Гулльвейг.
— Нет, — покачал головой Ракот. — Её я бы запомнил. Не появлялась, нет. Но если появится — я извещу тебя, почтенный Хрофт.
После этого Отец Дружин пробыл с Владыкой Тьмы ещё некоторое время. Сражался, отгоняя тоску, истреблял чудовищ, питавшихся Тьмою, и с улыбкой глядел на солнечные лучи, что пробились сквозь расступившиеся сумрачные облака.
Это было славно. Славно драться плечом к плечу с молодым Истинным Магом, что любил добрую драку ничуть не меньше Тора; славно и поднимать с ним кубок, точно с самим Браги; или переброситься солёным словцом, как с Локи.
Но чем дольше оставался с Ракотом Старый Хрофт, тем отчётливее становилось, что судьба его собственного Плана связана совсем не с этим магом, как он и предполагал ранее.
(Комментарий Хедина: не совсем понятно, зачем всё-таки старине Одину потребовалось это путешествие. Ракота он уже, как говорится, «счёл и измерил, и нашёл, что он не пригоден». Неужели всё это — лишь для того, чтобы спросить, не видал ли он Гулльвейг?
Что-то слишком много внимания этой «ведьме и матери ведьм». Сам же Хрофт раньше говорил, что, например, Ночные Всадницы пошли от великанов, от тех людей, что смогли позаимствовать у них кое-какие заклятия; мне она на дороге не попадалась, никак не мешала. Сигрлинн о ней не упоминала такоже, хотя занималась моя подруга как раз Ночными Всадницами, вроде бы не имевшими к Гулльвейг никакого отношения. Хотя, пожалуй, следует всё-таки спросить…)
XII
Хьёрвард встретил Старого Хрофта привычной, знакомой, любимой зимой. Снег укрыл все тропки-дорожки подле Живых Скал, нетронутая целина, где лишь звери оставили цепочки своих следов-росчерков. На душе же бога Одина, несмотря на любимую пору, было черным-черно.
Казалось бы, с чего? Всё идёт хорошо. Есть молодой Истинный Маг из тех, что пойдёт до конца, но и на рожон зря не полезет в отличие от его собрата по Поколению. Школярство и вколоченность догм из него уже уходят, он уже задает вопросы; очень скоро он додумается и до тех, что терзают Ракота. В конце концов, надо помнить и предсмертное пророчество Хель — о маге, что прервёт мучения Ямерта.
Хотя после того, как не сбылось Рагнаради, верить пророчествам — дурное дело.